Nan Hai (A Childish Boy)

У них запланированы ночные съемки на четыре дня, предшествующие дню рождения Ибо. Все устали от того, что живут задом наперед, не спят всю ночь под ярким светом флуоресцентных ламп и падают в постели, как только начинает светать. Из-за этого актеры и съемочная группа становятся раздражительными и резкими друг с другом. Не самая лучшая атмосфера для вечеринки по случаю дня рождения, думает Ибо, присаживаясь на одну из низких каменных стен, которые обрамляют съемочную площадку Облачных Глубин. Рядом с ним материализуется один из его ассистентов, передавая его телефон, чтобы он мог занять себя чем-нибудь, пока съемки снова не начнутся. Сяо Чжань подходит и непринужденно падает рядом с ним, тоже со своим телефоном. Появляется один гримеров и начинает приводить в порядок его волосы, к чему Сяо Чжань, кажется, совершенно равнодушен, поскольку играет в какую-то телефонную игру, которую Ибо не знает. Но даже это, похоже, едва ли привлекает его внимание, учитывая, сколько раз Ибо слышал тихий печальный звук «у-у-у», когда его персонаж в игре погибал, и уровень перезапускался. Открыв WeChat, Ибо видит новое сообщение от своей матери. Позвони мне в перерыве между съемками — жду, когда смогу поздравить тебя с днем рождения! Это еще не совсем его день рождения — до полуночи осталось добрых полчаса, — но Ибо не хочет заставлять маму долго ждать и не ложиться спать, поэтому он вставляет в ухо наушник и звонит ей, поднеся телефон так, чтобы микрофон был прямо у его рта. Раздается два гудка, а затем голос его матери. — С днем рождения, тигренок! Двадцать один! Я с трудом могу в это поверить! — Мама, — Ибо улыбается, хотя и чувствует, что слегка краснеет из-за этого детского прозвища. Он замечает приближающегося к нему оператора, работающего за кадром, и пытается придать своему выражению лица менее обличающий вид. — Сегодня еще не совсем мой день рождения. — Я знаю, знаю, — говорит она. — Но мне нравится быть первой, кто скажет это, и в таком случае, мне нужно было поздравить тебя раньше, чтобы успеть до того, как все твои поклонники в Интернете начнут публиковать поздравления с твоим днем рождения. Ибо приходится поджать губы, чтобы сдержать широкую улыбку, которая вот-вот расползется по его лицу. Хотя было бы здорово хоть раз увидеть свою маму в свой день рождения, у него сохранилось много приятных воспоминаний о телефонных звонках, подобных этому, в общежитиях и гостиничных номерах на протяжении многих лет. — Что ж, ты и правда первая, — говорит он ей. — Спасибо. — Ты планируешь что-нибудь на свой день рождения? У тебя есть время в расписании, чтобы сделать что-то особенное? Сяо Чжань, сидящий рядом с ним, бормочет что-то, что Ибо не может разобрать. Его голос звучит рассеянно, и Ибо краем глаза видит, что внимание Сяо Чжаня по-прежнему приковано к экрану его телефона. — Я, э-э, думаю, они готовят торт для меня. Я знаю, что завтра мне также нужно встретиться с фанатами и провести прямую трансляцию, но это ненадолго. — Ай, столько работы в твой день рождения, — говорит его мать, но в ее тоне нет и намека на то, что она действительно не одобряет это. Она гордится тем, как хорошо у него идут дела. — Я все равно надеюсь, что позаботятся о тебе. Мы с твоим папой будем думать о тебе. Я тебя люблю. — Спасибо, мама, — отвечает Ибо. Он не говорит «я люблю тебя» в ответ — он никогда этого не делает. Он знает, что она знает. Когда его мать вешает трубку, Ибо внезапно осознает, что бормотание Сяо Чжаня становится громче и отчетливее. — С днем рождения, Лань Чжань, — бормочет Сяо Чжань. — Поздравляю Ван Ибо с днем рождения. Привет, Ван Ибо. С днем рождения, Ван Ибо! Ван Ибо исполняется двадцать один год. Ван Ибо. Негромкий монолог — или просто поток сознания — странным образом успокаивает, и Ибо улыбается, возвращаясь к просмотру непрочитанных сообщений в WeChat. По крайней мере, до тех пор, пока огромная саранча не оказывается между его лицом и телефоном. Ибо вскрикивает, бросаясь назад и в сторону, вскакивая на ноги и быстро увеличивая дистанцию, насколько это возможно, между собой и Сяо Чжанем, который все еще держит сопротивляющегося жука с коварной ухмылкой на лице. — Это подарок на день рождения! — говорит Сяо Чжань, вставая и делая два шага по направлению к Ибо, который отступает еще на несколько шагов. — Это для тебя! — Не надо, — стонет Ибо, бросая всякое притворство и поворачиваясь спиной к Сяо Чжаню, чтобы убежать быстрее. — Ван Ибо! — кричит Сяо Чжань, смеясь и бросаясь к Ибо. Команда расступается, чтобы пропустить его, большинство из них смеются, но, по крайней мере, одна женщина возмущена не меньше, чем Ибо, и тоже исчезает так быстро, как только может. Ибо борется со своим длинным ханьфу, когда переходит на легкий бег по белой дорожке из гравия, проходящей через съемочную площадку Облачных Глубин. — Отойди от меня! Сяо Чжань снова смеется — Ибо не может поверить, что именно его постоянно обвиняют в том, что он гремлин, — и кричит: — Это ужин в честь твоего дня рождения! Разве ты не хочешь его съесть? Ван Ибо, посмотри! Ван Ибо! С днем рождения, Ван Ибо! Ибо рискнул оглянуться через плечо и обнаружил, что Сяо Чжаню удалось догнать его. Он все еще держит в руках саранчу с ее извивающимися тонкими лапками и ужасным толстым телом. Ибо чувствует себя глупо, когда бежит быстрее, но ничего не может с собой поделать. Он ненавидит насекомых так, так сильно. — Ты хочешь его съесть? — Сяо Чжань снова кричит. — Не подходи ко мне, — кричит Ибо в ответ, сбегая по ступенькам одной из деревянных дорожек, пересекая внутренний двор и поднимаясь на другую платформу. Он срывается на быстрый бег, когда Сяо Чжань хихикает у него за спиной. — А, убирайся прочь! В конце концов, гримеры вмешиваются, чтобы заставить Сяо Чжаня выпустить саранчу и вернуться на место, чтобы закончить макияж для следующей сцены. В конце концов, Ибо выползает из своего укрытия между двумя деревьями и тоже возвращается. Сяо Чжань держит в руках зеркальце, проверяя, правильно ли уложены его волосы, когда замечает возвращающегося Ибо. Хотя Сяо Чжань сохраняет невозмутимое выражение лица, Ибо видит, что он все еще веселится, хотя в пределах досягаемости больше нет насекомых. Когда Ибо приближается, Сяо Чжань поворачивается к ближайшему ассистенту режиссера и притворно-небрежно спрашивает: — Сколько времени? — Э, думаю, полночь, — отвечает мужчина. — О, нет, — торжественно произносит Сяо Чжань. — Еще не полночь. Еще нет, еще нет. Он замолкает, затем кладет зеркальце на колени, где лежит его телефон, на экране которого отчетливо виден обратный отсчет до полуночи. Сделав глубокий вдох, Сяо Чжань начинает орать на предельной громкости: — Десять! Девять! Восемь! Ибо больше не может притворяться раздраженным по поводу преследования с жуком и начинает смеяться над выходками Сяо Чжаня. Он подходит к Сяо Чжаню и описывает рукой огромную дугу, чтобы ударить его свисающими рукавами мантии Лань Ванцзи. — Три! Два! Один! С днем рождения, Ван Ибо! — кричит Сяо Чжань, не останавливая обратный отсчет и поднимая руку, чтобы защититься от нападения. — С днем рождения, Ван Ибо! Ибо чувствует, что краснеет, хотя даже он сам не может сказать, от смущения это или от радости из-за поднявшейся суматохи, и бьет Сяо Чжаня еще дважды, когда все актеры и съемочная группа, стоящие вокруг, начинают петь «С днем рождения». Кто-то сует ему в руки огромный букет цветов, а двое из съемочной группы выносят большой торт со свечами в форме цифры 21. Пока все поют и хлопают, Ибо прячет лицо за букетом. Ему вручают пластиковый нож, которым он аккуратно разрезает торт на мелкие кусочки. — Жаль, что я не могу использовать для этого Бичень, — говорит он, и все смеются, отвлекаясь от того, что он делает с тортом. Он делает все, что в его силах, но торт огромный, а нож крошечный. Кто-то другой раскладывает ломтики торта на тонкие бумажные тарелки и начинает раздавать их. Все съемки останавливаются на полчаса, пока все ищут, где бы присесть и перекусить. Ибо возвращается к той же маленькой стене, на которой он сидел до того, как Сяо Чжань начал гоняться за ним с жуком, улыбается и между поеданием торта благодарит окружающих, когда они проходят мимо, чтобы поздравить его с днем рождения. Сяо Чжань подходит и втискивается в небольшое пространство рядом с Ибо. Его торт куда-то исчез по дороге, и вместо него в руках у него большая, ярко обернутая коробка. — С днем рождения, Ван Ибо, — говорит он. Это те же слова, которые он повторял весь вечер, но дразнящий тон пропал, и вместо этого он говорит искренне, протягивая коробку Ибо. — Я знаю, что завтра будет настоящая вечеринка с подарками и всем прочим, но я хотел вручить тебе свой подарок сейчас. Ибо наклоняется, чтобы отложить свой недоеденный торт, а затем тянется за коробкой. Его пальцы соприкасаются с пальцами Сяо Чжаня, когда он берет подарок, легкое прикосновение, достаточно невинное, что его едва ли стоило замечать, если не считать трепета, который Ибо испытывает от краткого прикосновения кожи к коже. Сяо Чжань тоже замолкает, и какое-то мгновение они сидят неподвижно, соприкасаясь руками и держась за коробку. Затем, слегка натянуто рассмеявшись, Сяо Чжань отпускает его. — Перестань пытаться разглядеть что-то сквозь бумагу, — настаивает он, наблюдая, как Ибо вертит коробку в руках, изучая ее. — Открой ее. Ибо приподнимает бровь, глядя на него. — Я просто пытаюсь убедиться, что это не коробка, полная насекомых. Сяо Чжань улыбается, ничуть не раскаиваясь, и отвечает: — Я уверен, что мог бы это устроить, если хочешь. — Уф, нет, определенно нет, — Ибо содрогается от этой мысли, затем просовывает палец под шов оберточной бумаги, разрывает ее и обнаруживает знакомую коробку для мотоциклетных шлемов с фирменной надписью Shoei на лицевой стороне. Сяо Чжань выглядит взволнованным, когда наклоняется, чтобы заглянуть в лицо Ибо, пытаясь оценить его реакцию. — Я уверен, что у тебя уже есть куча шлемов, — говорит он, готовясь преуменьшить ценность подарка еще до того, как Ибо откроет коробку, чтобы как следует рассмотреть его. — Шлемов всегда не хватает, — перебивает его Ибо с лучезарной, искренней улыбкой. Он приподнимает крышку коробки и достает шлем, украшенный хаотичными зелеными, желтыми и черными полосами. На обороте — цифра 21, нарисованная на большой звезде. Она броская и яркая, и Ибо это нравится. — Это прекрасно! Спасибо. Я собираюсь носить его все время. Сяо Чжань расплывается в улыбке, и озабоченное выражение исчезает с его лица, как будто его никогда и не было. — Я рад. Когда увидел его, сразу вспомнил о тебе. Я подумал, что он подойдет и к твоему мотоциклу. Ибо нравится, что Сяо Чжань знает, какого цвета его мотоцикл, хотя он никогда не видел его вживую. Ему нравится идея о Сяо Чжане, просматривающем фотографии шлемов в Интернете, пока он не найдет тот, который напоминает ему о Ибо. Ему нравится, что Сяо Чжань думает о нем, когда его нет рядом. Ему приходится опустить глаза на шлем, чтобы скрыть свое выражение лица. Он кажется слишком открытым и мягким. Пытаясь заполнить повисшую тишину, пока он пытается взять себя в руки, Ибо говорит: — Мне это нравится. Это идеально. Сяо Чжань склоняется к плечу Ибо, протягивая руку, чтобы слегка провести пальцами по поверхности шлема. Когда Ибо кажется, что выражение его лица стало более бесстрастным, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Сяо Чжаня, и с удивлением обнаруживает, что его лицо находится намного ближе, чем ожидал Ибо. Сяо Чжань с забавным выражением лица моргает, когда Ибо начинает говорить, но долгое время не двигается с места. Пауза затягивается, пока не начинает ощущаться тяжесть от предвкушения, хотя чего именно, Ибо не знает. Он наблюдает с расстояния всего в несколько дюймов, как Сяо Чжань снова моргает, и легкий румянец проступает на его скулах. Ибо испытывает безумное искушение просто наклониться и прижаться губами к розовой щеке Сяо Чжаня. Это сумасшедшее желание. Несмотря на то, что они чувствуют себя как в маленьком пузыре, предоставленными самим себе, они сидят посреди оживленной съемочной площадки, окруженные своими коллегами по сериалу, съемочной группой и десятками камер, которые, кажется, снимают все время. Но все же. Ибо может представить себе это в мельчайших подробностях. Щека Сяо Чжаня будет гладкой и теплой под его губами. Он удивленно моргнет, широко раскрыв глаза от удивления, когда Ибо отстранится. Может быть, он протянет руку, чтобы коснуться того места на щеке, которое поцеловал Ибо. Ибо начинает всерьез задумываться, не обратить ли это все в шутку и не сойдет ли ему это с рук, когда Сяо Чжань внезапно отстраняется и вскакивает на ноги. На его лице сияет широкая улыбка, но что-то в ней кажется не совсем естественным. — Да, с днем рождения, — говорит он, подходя к Ибо, который все еще сидит, держа шлем на коленях. — Всего двадцать один! Девяносто седьмой год рождения! Я даже не помню, как мне исполнился двадцать один год. Это было так давно! Кажется, тогда я еще учился в университете. Эти слова, как ушат холодной воды, убивают тепло, которое испытывал Ибо. Ибо чувствует, как улыбка на его лице пытается превратиться во что-то более горькое, и изо всех сил старается удержать ее на месте. Двадцать один год — возраст, который казался ему таким зрелым, когда он думал об этом в течение последнего месяца перед своим днем рождения, но сейчас он чувствует себя до смешного юным. Этот комментарий — еще одно напоминание о тщетности его глупой влюбленности. Сяо Чжань, похоже, видит в нем своего рода ребенка; кого-то, с кем он может шутить, чтобы убить время на съемочной площадке, но кто, в конечном счете, слишком молод, чтобы по-настоящему сравниться с ним. — Спасибо тебе за шлем, Чжан-гэ, — говорит он со всем достоинством, на какое только способен, но радуется, когда у него не остается времени сказать что-либо еще, прежде чем режиссер хлопает в ладоши и говорит всем доедать торт, чтобы они могли вернуться к съемкам.