Искупление

Пчёлкин не помнил, когда так сильно спешил домой последний раз. Обычно в свою квартиру он не торопился, его там никто не ждал, да и сам хозяин не горел желанием проводить очередной вечер в неуютном холостяцком жилище. Потому большинство особенно скучных и одиноких ночей Витя коротал у подружек, которых цеплял в клубах и ресторанах, а на утро они вновь становились незнакомцами. Мужчина без страха за жизнь с невообразимой скоростью пролетал все красные цвета светофора. Он не боялся создать аварийную ситуацию или разбиться о ближайший столб. Алкоголь нивелировал все здравые аргументы, которые могли бы остановить мужчину сейчас. Двадцать минут пролетели по щелчку пальцев. Точно также мимо его глаз пронеслись знакомая улица, подъезд, лестничная клетка, нужный этаж. Теперь Витя напротив своей квартиры. Глядит так, будто взглядом пытается расплавить металл входной двери. Сильная ладонь ложится на дверную ручку и после короткой, но четкой мысли, мужчина отворяет дверь. Будь, что будет. Он входит в квартиру и некрепко стоя на ногах, облокачивается о шкаф. Назад дороги нет, а потому он осторожно, боясь полететь носом в ламинат, наклоняется, развязывая шнурки туфель. Пальто отправляется на законное место в шкафу, а дальше старается поймать равновесие. Подобно канатоходцу блондин плетётся к комнате, из которой доносился шорох. — Не сильно торопишься, — с неприятным оскалом прохрипел Пчёлкин, останавливаясь в проходе спальни. Люся сидела на кровати, обхватив колени и смотря в известную одной ей точку. Но после появления мужчины ее взгляд с непониманием начал изучать его. — Ты пьян, — констатировала она, сводя к переносице брови. — А тебе не идёт хмуриться, — язвительно выплевывает Виктор, — так и будем продолжать делиться очевидными фактами? Неконтролируемая грубость сочилась из каждой клеточки его тела. Он говорил всё, что вертелось у него на языке, не фильтруя свои выражения. Понимал ли, что может задеть? Да! Остановился? Нет. Все его чувства по отношению к девушке, о которой он грезил многие годы, в один момент обернулись в одно колючее и омерзительное отчаяние. Пчёлкин хотел чтобы она испытала то, что ощущал он. — Для чего хамить? — ещё больше недоумевая, спросила Люся. — Ну не тебе ведь одной делать больно, — усмехнулся голубоглазый, отрываясь от косяка, на который опирался секундой ранее, — несправедливо, видишь ли, получается. Девушка поджала губы, пытаясь провести молниеносный анализ его слов, однако ни к чему не пришла. — С чего вы, Виктор Павлович, взяли, что делаете мне больно? Теперь с удивлением и неподдельным интересом смотрел на неё Витя. Он ожидал чего угодно: слёз, соплей, истерики в конце концов. Но обращение на «вы» было самым неожиданным поворотом событий. — Вау, — хлопнул грубыми ладонями, — даже на работе ко мне так серьёзно не обращаются и слава Богу. Уж очень возбуждает. Пунцовый румянец тут же залил девичьи щёки, вызвав победную ухмылку на лице мужчины. — Смущаешься, как девственница при первом поцелуе. — Перестань! — опустив глаза, пытается остановить его кареглазая, но своей реакцией лишь сильнее распаляет Пчёлкина. — Не хочу, люблю когда девочки краснеют от вещей, которые я им говорю. После них обычно они громко стонут. Он видел, как нервничает Меркина. Как сжимает и разжимает одеяло. Как старательно отводит глаза, лишь бы не видеть его. А блондина это не устраивает. Он подходит к кровати и садится у ее ног. Люся же отодвигает их, но реакция мужчины куда быстрее. Витя хватает ее за лодыжку притягивая к себе. Ладонь будто плавиться от контакта с желанной плотью, но это не пугает, наоборот пробуждает желание прильнуть к ней всем телом. — Что ты делаешь?! — со страхом в глазах, вскрикивает девушка. — «Ты»? А как же «Виктор Павлович»? — передразнивая Люсю, поясничнал Пчёлкин, не выпуская из своей хватки, — я ведь говорил, что меня это заводит. Внезапно страх в глазах девушки сменяется на странный огонёк. Она приподнимается на локтях и смотрит в упор на мужчину, тем самым сбивая с нужного «жестокого» настроя. — И зачем же вы мне это говорите, Виктор Павлович? Неужели потому что хотите трахнуть? Слишком игриво. Слишком возбуждающе. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она ведь не хочет и на этом всё заканчивается. — Хочу, — шепчет он, уже без яда, — но не могу. — Почему? Я здесь! Бери — не хочу! Со мной, ведь, можно так обращаться! Ты и так ведёшь себя, как подонок, так не отходи от амплуа, возьми то, что хочешь и не измывайся надо мной! Порыв эмоций был слишком резким, но топить это в себе было уже невозможно. Она достаточно натерпелась из-за своих чувств к нему. — Да потому что я люблю тебя, дура! — прорычал голубоглазый, с силой сжимая лодыжку брюнетки. Разряд. Глубокий вдох. Туман перед глазами. — Что? — не веря своим ушам, переспрашивает Меркина. — Тебе не показалось, — расслабляя хватку, хрипит он. Молчание воцарилось в квартире и лишь небольшой сквозняк, просочившийся через открытую форточку, развивал тюль с тихим свистом. Он смотрел в потолок, осознавая, что наконец сказал, то, что душило его столько лет. Она смотрела на него, понимая, что теперь всё будет по-другому. Витя опускает глаза с потолка и не одаривая Люсю даже мимолетным взглядом, поднимается с кровати, собираясь выйти из комнаты и, желательно, покурить. Но когда он выпрямляет ноги, его ладонь хватает меленькая женская ручка и тянет на себя. Пчелкин в нелепом молчании поворачивается к ней, однако не успевает даже посмотреть на Меркину, как ее губы накрывают его. Взрыв. Фейерверк. Табун бабочек, которые описываются во всех бульварных романчиках в мягкой обложке. Они чувствуют одно и тоже. Они растворяются друг в друге. Они одно целое. — Я…я, — стараясь поймать воздух после долгого поцелуйся, шепчет кареглазая, — я тоже. — Что? — Люблю тебя, Витя. Новый взрыв. Более яркий фейерверк. Увеличенный вдвое табун бабочек. Сердце трепещет, а руки медленно оглаживают любимое тело, грезы о котором не покидали его со школьной скамьи. Он садится снова садится на кровать притягивая Меркину к себе и усаживая на колени. Она льнет к его крепкой груди, не разрывая поцелуй, который словно вдохнул жизнь в обоих. Ее руки скользят по его плечами, а бёдра самовольно вращаются восьмеркой, показывая уровень возбуждения. Тихие короткие вздохи вырываются изо рта девушки, когда Пчёлкин опускает сильные руки на округлые ягодицы и с периодичностью сжимает мягкую плоть. Ему нравится слышать её вздохи, переходящие в скулёж. Нравится как отчаянно она трется об него. Нравится, что теперь она только его и это вряд ли что-то в силах изменить. Блондин рывком переворачивает Люсю, нависая над ней сверху. Золотая цепочка касается ее подбородка, обжигая кожу своей прохладой. Однако прикосновения, ставшие более напористыми, обжигают куда сильнее. Ноги инстинктивно обхватывают торс мужчины, а глаза закатываются, когда тот начинает нежно целовать бархатную шею, от которой исходит стойкий цветочный аромат, голова от которого кружится хлеще, чем от любого наркотика. Сухие мужские губы спускаются к ключицам и ниже. Блузка рвётся в бессовестном порыве страсти, а пуговицы закатываются под кровать и шкаф. Он может купить ещё миллион таких блуз, ведь рвать их стоит куда дороже. Перед голубыми глазами открывается вид на небольшую, но аккуратную грудь в красивом кружевном бюстгальтере, купленным, вероятно, самим Виктором с другими вещами в их первую поездку в столичный торговый центр. Он проводит языком по ложбинке между бюстом, заставляя брюнетку выгнутся полумесяцем и вздохнуть в сладкой истоме. Пальцы проворно пробираются за спину Меркиной, расстёгивая лиф. Ненужный предмет нижнего белья летит на пол, оставляя хозяйку перекрываться в смущении. Витя накрывает своими ладонями её, пытаясь развести их. — Ты не должна меня стесняться. Он говорит слишком убедительно. Руки девушки расслабляются и блондин с лёгкостью отводит их в разные стороны, прижимая к матрасу. Румянец станда не покидает миловидного лица Люси, что раззадоривает Пчёлкина ещё сильнее. Он припадает губами к розовым ореолам, мокро целуя. Девушка тяжело дышит, но резко вскрикивает, когда зубы мужчины прикусывают сосок, оттягивая его. Укусы должны быть неприятны, однако девушка запрокидывает голову назад от удовольствия. Ловко управившись с пуговицей на джинсах, они отправляются вслед за порванной блузой и бюстгальтером. Теперь, только лишь в трусиках, она лежит перед ним, раскрасневшаяся от возбуждения и расслабленная, в ожидании его следующих действий. — Неприятно, что голая только я, — наигранно-обиженно произносит девушка. — Ещё не голая, — с развратной ухмылкой заявляет голубоглазый, но повинуется брюнетке, начиная расстегивать рубашку. Крепкое тело без одежды перед глазами Люси, заставляет её протяжно застонать, не в силах контролировать себя. — Сейчас, маленькая, — шепчет он, опуская брюки и вновь оказывается сверху. Тёплая ладонь плавает по впалому животу всё ниже и останавливается у краешка белья. — Пожалуйста, — шепчет Меркина, пытаясь направить руку мужчины, — пожалуйста. И он снова поддаётся, опуская пальцы под трусики. — Боже! — с громким стоном, вырывается из девушки, когда пальцы начинают кружить на клиторе, вызывая невероятные ощущения во всем теле. Неожиданно указательный палец плавно входит внутрь, растягивая. Ритмичные движения вверх-вниз становятся еще более приятными, когда к указательно прибавляется средний. Люся метается из стороны в сторону, теряясь в собственных ощущениях. Внезапно мужчина отстраняется, стягивая трусики со стройных девичьих ног. Витя выпрямляется и найдя брюки достаёт из кармана блестящую маленькую упаковку. Следующие мгновения проходят в тумане. Блондин снимает боксеры. Ложится сверху. Пару движений на клиторе. Резкая боль. — Смотри на меня, — с нежностью шепчет он, — сейчас будет легче. И действительно спустя пару толчков, боль, доводящая до жгучих слез, сменяется неземным удовольствием. Теперь уже оба закатывают глаза и стонут в унисон, утопая в процессе. Погружаясь друг в друга без остатка. — Скажи, как ты тебе хорошо, — приказывает Пчёлкин. — Мне очень хо…рошо, — скулит в изнеможении Меркина. — Скажи, что ты только моя! — Я, — чувствуя приближающуюся разрядку, кричит девушка, — только…только твоя! Она кричит ещё что-то неясное, закрывая глаза и чувствуя полное расслабление и эйфорию. Так хорошо ей не было никогда. Мужчина делает ещё несколько фрикций и с протяжным стоном опускает мокрую голову на хрупкое плечо Люси. Они переводят дыхание, слабо улыбаются и чувствуют себя счастливей всех в этом мире.