Пламя гаснущей свечи

      Никак не мог дождаться двух часов дня, а теперь боюсь сделать шаг. Я пришёл на полчаса раньше положенного, остальные ещё не появлялись. Наверное, охранники меня уже ненавидят за то, что мозолю им глаза, но и уйти я не могу. У самого основания генератора, там, где, на моей памяти, был установлен эшафот в Каперхавене, стоит дом, отличающийся от остальных размером и наличием выхода к конструкциям парового чуда. Передняя стена первого этажа полностью застеклена, сами же окна закрыты изнутри плотными шторами. Судя по всему, там находится кабинет Капитана Реда, откуда он в более тёплые дни смотрит на свой город. Ну, я бы сделал именно так. Есть столько вопросов, которые я хотел бы задать этому странному человеку, но Морган точно не даст мне и рта раскрыть, а без него мне нет смысла идти внутрь.       Кстати, о Моргане. Он только что показался из-за угла, без Бьюмонда. Как же чертовски медленно он идёт, чтоб тебя! На пешую прогулку вышел что ли?! «Пойдём», — угрюмо кидает старший. И что могло так разозлить его?       Как я и предполагал, нас ведут вверх по лестнице. Минуя все проходы и повороты, страж правопорядка останавливается у двустворчатой двери.       — Капитан Ред, — стучится мужчина, — кочевники прибыли.       Я не слышу ответа, но через несколько секунд наш сопровождающий открывает дверь и остаётся снаружи. Кабинет ощущается гораздо меньше, чем есть на самом деле, из-за большого количества громоздких шкафов с документами и книгами, массивного стола посреди помещения, но даже так сидящий в кресле силуэт кажется ничтожным, особенно на фоне грязно-серых полотен на окнах. В руках этого маленького человека, однако же, сосредоточено несоизмеримо много власти. Какой руководитель станет так хаотично разбрасывать по всему кабинету коробки и ящики, доверху забитые книгами, бумагами и прочей канцелярией? Слишком много гротескных противоречий, голова взрывается.       — Капитан Ред, — негромко кашляет Морган. Человек за столом поднимает голову, и в свете горелок и одинокой свечи на столе матово блестят кружки линз в маске. — Я Морган Фидерстоун. Это Освальд Уорд. Со мной пришли ещё четверо, но они отдыхают после дороги. Если позволите, я пропущу остальные формальности и спрошу сразу, — ответа нет, и Морган продолжает: — Почему Вы так быстро согласились на аудиенцию?       — Кочевники не появлялись у нас ещё с последней бури, — Ред действительно говорит не очень громко, благо, что эхо здесь отсутствует. — А это, как Вы знаете, почти месяц. Четыре недели, если быть точным. Я рад, что Вы и ваши люди смогли найти сюда дорогу, и хочу знать, чем обусловлен Ваш визит не в Рейвенфорд, но ко мне лично.       Не могу понять по голосу, сколько ему лет. Маска слегка искажает, приглушает его, размывая границы восприятия. У нас был странный обряд посвящения в первокурсники, мы угадывали возраст говорящего, не видя его лица, а проигравшие выпивали столько бокалов, на сколько лет ошибались. Мне казалось, я научился определять возрастные рамки почти идеально, но сейчас я будто бессилен. И как мне нему к обращаться? Нет, понятное дело, что на «Вы», но стоит ли мне сохранять такой тон, которым я обычно говорю с Эзрой, или лучше вести себя настолько уважительно, насколько это возможно?       — Откуда вы? — раздаётся внезапный вопрос.       — Я из Исткрейна, а Морган…       — Выходец из Нью-Лондона, Капитан.       — Вот оно как. И что же гражданин новой столицы делает здесь?       — Я и раньше был любителем путешествий. После Великой Бури я понял, что оседлая жизнь всё равно не для меня.       — Интересно. Так что Вы хотите?       — У нас почти кончились припасы, мы нормально не отдыхали уже двенадцать дней. Я хочу попросить Вас позволить нам остаться в Рейвенфорде на некоторое время.       — Что взамен?       — Чего?       — Мы можем дать вам кров и пищу и снабдить в дорогу, но, думаю, Вы прекрасно понимаете, Морган, что не за большое спасибо.       — У нас не так много того, что мы можем дать, — я редко видел Моргана в замешательстве, но сейчас его мимика вышла на какой-то новый уровень.       Возмутительно! Я, конечно, не настолько наивен, чтобы думать, будто нам за красивые глазки и волшебное слово помогли, но у вас же, вроде бы, нет таких проблем с ресурсами, так почему же?!       — Я не прошу Вас что-то мне отдать, — Капитан, кажется, усмехается под маской. — Я хочу, чтобы Вы внесли правки в карту и передали кое-что ближайшему поселению, к которому дойдёте.       — Это всё?       — Больше нам ничего не нужно.       — Когда можно зайти с картой? Я не думал, что она Вам понадобится.       — Завтра, после утреннего собрания. Если больше нет вопросов, то…       — Вообще-то… — я не могу молчать! И пусть Фидерстоун не смотрит на меня такими злыми глазами. — Я хотел бы спросить кое-что… Лично.       — Освальд, прояви уважение!       — Всё нормально, я отвечу. Можете идти. С Вашим другом ничего не случится.       К счастью, старший не пререкается, а, откланявшись, выходит из кабинета. Теперь я могу спросить всё, о чём думал этой ночью. Но, почему-то, пальцы дрожат, а язык не поворачивается. Ворон указывает рукой на кресло с другой стороны стола и откладывает бумаги, которые до этого усердно заполнял.       — Чаю? — спрашивает он, стоит мне присесть.       И я снова не могу ничего сказать, лишь киваю. Может, от излишней храбрости в начале у меня пересохло в горле? Чай приятно обжигает губы забытым за долгое время теплом. Так, Сэмуэль, соберись! Ты сюда не на чаепитие пришёл.       — Вчера вечером… Это же Вас я тогда встретил в переулке, Капитан Ред? Что Вы делали?       — На моём месте ты бы тоже не хотел быть прикованным к рабочему месту круглосуточно, юноша, — и всё же, удивительно спокойный человек.       — Да я потому и ушёл…       — В Исткрейне были двадцатичетырёхчасовые смены?       — И их объявляли так часто, что люди падали замертво.       — Вместо этого можно было ввести посменный график. Потребовалось бы больше людей, но тогда никто не умирал бы от изнеможения.       — Вот! Вы понимаете! Религия стала культом, дети работают в шахтах, людям нечего есть, но они всё равно благодарят Капитана, потому что он стал чудесным Мессией, а все беды это испытание Божье, а не халатная растрата ресурсов.       — Отчаявшиеся люди примут любую ересь, которая даст им иллюзию надежды, — как-то по-философски звучит, но мне нравится.       — Я теперь понимаю, как Вы сделали Рейвенфорд таким, какой он есть, сэр.       — Я… — чего это он сомневается? — Ничего не сделал, — а я не ослышался сейчас? — Я лишь командовал, но не работал по-настоящему.       — Но именно под Вашим командованием…       — Остальное зависело лишь от моих людей. От их доверия, желания выжить, их стремления к лучшему. Я же… Кхрм.       Ред закашливается, тяжело, хрипло, сгибается пополам, рукой шарит где-то в районе ящиков стола, но из-за приступа не может ухватиться за ручку. Ищет ингалятор? Руки действуют быстрее, чем я успеваю подумать. Вот он, слева, в среднем ящике. Несмотря на то, что заветное лекарство уже в ладони, Капитан всё равно крутит одним пальцем, и в его надрывном кашле угадывается попытка попросить. Когда я отворачиваюсь, то слышу шуршание ткани, тихое позвякивание и затем судорожный вдох через ингалятор. Второй. С одной стороны, хочется взглянуть в глаза тому, кто все заслуги перед городом присваивает не себе, а инженерам и рабочим, обесценивает свою работу. С другой — как-то страшно. Не из-за того, что именно я могу увидеть, а из-за того, что потом мне придётся нести бремя предателя. Он же не выгнал меня из кабинета, а позволил помочь, хотя такому волевому и сильному человеку вряд ли нужна была моя помощь.       — Спасибо, — говорит он, судя по приглушению, уже через «череп», потому я вновь смотрю на него. — В такую погоду даже в тепле астма обостряется до ужаса.       — Раз Вы носите маску, почему бы не попросить инженеров встроить в неё ингалятор?       — Конструкция тяжёлая и заправка лекарства проблематична. Нужно, чтобы жидкость была не холоднее десяти градусов, иначе испарения меня убьют, а система обогрева слишком громоздкая.       — Вы уже пытались? — мужчина кивает. — Зачем тогда вообще её носить?       — Чтобы старые обиды и приоритеты не ставили под угрозу благополучие города, — кажется, этот вопрос его обидел.       — То есть, среди жителей Рейвенфорда есть и Ваши старые враги?       — Вроде того.       — А как же фамилия?       — Ред это не моя фамилия, — почему-то от его внезапного смеха всё напряжение улетучивается, хотя, казалось, ещё пару минут назад он хотел меня прибить от злости. — С того момента, как мы покинули Англию, я ни разу не упоминал её.       — Тогда…       — Это сокращение. Знаешь, от имени.       — И почему Вы используете сокращение?       — Никто не называл меня «Ред», хотя я и представлялся полным именем. Я решил, что это будет… Не знаю, удобно, наверное. Символично. Оставить в прошлом всё, что меня когда-либо касалось, — он вдруг усмехается, пожимая плечами. — Да и «Капитан Редмонд» как-то не звучит.       — Вполне звучит, сэр. Могу я Вас так называть?       Я буквально вижу, как мужчина успокаивается. Уверен, под слоями тёплой одежды мышцы ощутимо расслабляются. Капитан поднимает голову, будто размышляет о моём вопросе, и легко кивает.       — Будто я могу заставить тебя не делать этого, Сэмуэль, — что?..       — Как Вы меня сейчас назвали? — он не мог это сказать…       — Сэмуэль. Прости, ты просто напомнил мне кое-кого, я поддался воспоминаниям. Никогда такого не случалось? Чего ты такой удивлённый, Освальд?       — Сэмуэль это моё второе имя, сэр. Я просто подумал, что не слышал, как Морган его называл, поэтому решил, что Вы откуда-то меня знаете.       — Готов поспорить, кроме меня ты знаешь ещё хотя бы одного Редмонда, в этом нет ничего удивительного.       — Точно… Я, наверное, пойду тогда. Мы ведь сможем ещё поговорить?       — Конечно, я принимаю в любое время, кроме вечера перед большим собранием.       — Большое собрание… Как то, что Вы проводили утром?       — Оно самое. На большом собрании объявляется новая семидневка.       — Вот оно как… Что же, до встречи, Капитан Редмонд!       — До встречи, кочевник Освальд, — в его голосе снова слышен смех.