Ты интереснее, чем я думал

—И давно ты нас в список педиков записал? — Ваня улыбается и поправляет спутанные от бега Сережины кудри. —Я еще не определился. Может после первого поцелуя. А может после второго. Хотя, вполне вероятно, что только после третьего. — он перехватывает руку Дипинса и смотрит уже серьезно, — Слушай, Вань, я не знаю как правильно сказать. Но, в общем, давай мы не будем никуда торопиться, да и я в принципе не люблю всяких условностей. Давай просто жить и делать то, что хочется, не ограничивать себя ни в чем. — Ваня в ответ кивает и снова перебирает светлые кудряшки. С того самого поцелуя за гаражом все стало проще. Сережа все еще угорал и иногда называл их педиками, но по-доброму, совсем без агрессии или стыда. Ложась спать, он каждый раз притягивал Ваню в свои объятия и утыкался носом ему в шею. От такого тёплого Жожо под боком Дипинс всегда быстро засыпал. Ночь перестала быть мучением со снотворным и кошмарами. Ночи стали тёплыми, и не только потому что за окном уже почти апрель. По наставлению Сережи Ваня все же вернулся в баскетбол. В университетскую сборную его взяли с огромным удовольствием. Но Дипинсу не хватало трёхчасовых тренировок четыре раза в неделю, поэтому вечерами он тащил Жожо на спортивную площадку и с энтузиазмом пытался научить Сережу бросать мяч в кольцо, а не за пределы поля. Если честно, выходило плохо. Но зато они громко смеялись, и чувствовали себя живыми. Ваня вечно перезаплетал хвостики Жожо, которые тот специально дёргал, чтобы Дипинс почаще перебирал его светлые кудри. Их доброй традицией стала готовка блинов по воскресеньям. Но теперь Ваня не только мешал и рассыпал повсюду муку, а реально принимал участие в процессе. Самостоятельно он бы, конечно, ни за что с этим не справился, но под чутким руководством Сережи получалось очень даже ничего. В такие моменты (на самом деле, во все моменты, когда рядом был Жожо) Ваня чувствовал себя ребёнком. Счастливым, беззаботным. Таким, каким он мечтал стать месяц назад. А еще как-то ночью Дипинс съездил к родителям и забрал Ронни. Он решил, что все, кто приносят ему счастье должны быть рядом. Теперь в их маленькой квартирке стало на одно лохматое существо больше. Но зато они частенько уютно устраивались вместе на матрасе. Пёс сидел между Ваней и Сережей и подставлял спину для поглаживания. Это было настолько уютно и по-домашнему, что они даже иногда не верили в реальность происходящего. Оба обрели дом, совсем не там, где ожидали. Кто бы знал, что их персональным раем станет старая однушка без ремонта на окраине. —Давай поговорим, а? — привычно говорит Дипинс. Он одной рукой гладит собаку, а другой перебирает спутанные кудряшки. —О чем ты хочешь поговорить? —О нас, наверное. Я не знаю как это правильно назвать, но об этом. Обо всем, что происходит. —Вань, я не хочу. — говорит Сережа и отстраняется, — Все эти разговоры нацелены на завтра. А мне плевать, что будет завтра, и будет ли оно вообще. Я хочу жить сейчас. — он накрывает Ванину руку своей и пытается улыбнуться. И Дипинс ловит себя на мысли, что Жожо прав. И он тоже перестаёт думать о будущем, наслаждаясь моментом. С недавнего времени у Вани даже друзья появились, его новые товарищи по команде оказались вполне хорошими ребятами. После тренировок он возвращался домой с горящими глазами. Рассказывал Сереже обо всех успехах, о классных бросках и предстоящих матчах. Он научился улыбаться просто так, без существенного повода. Потому что солнце за окном, потому что скоро тренировка, потому что Жожо рядом, потому что он может жить на этом свете. Сережа всегда внимательно его слушал и тоже улыбался в ответ, правда, немного грустно. Как-то раз Дипинс вернулся домой чуть раньше и не застал Жожо. Это было странно. Сережа всегда был дома и даже если куда-то уходил, то предупреждал заранее. Но спустя пару часов он все-таки явился. Немного пьяный, с бутылкой водки в одной руке и гитарой в другой. —Это что? —говорит Ваня, удивлённо оглядывая кудрявого. —Ты меня как-то просил тебе спеть. Наверное, будет нечестно, если ты так и не услышишь. —Как-то депрессивно звучит, Сереж. Помирать что ли собрался? —Пока вроде не планировал. Так что, слушать будешь? —Само собой. С нашей первой встречи мечтал об этом. Жожо скатывается по стенке вниз. Берет гитару поудобнее и разминает пальцы. Потом вдруг поднимает взгляд и серьезно смотрит на Ваню. —Две вещи, которым меня научила мать: готовить блины, которые ты так любишь, и играть на гитаре. Сколько бы я раз не пытался разучить что-то новое, не могу, сбиваюсь постоянно. А песня, которую мама вечно пела засела в голове и выходит всегда идеально, даже когда я пьяный или накуренный. Она на французском. А я перевода так до сих пор не знаю, но слова помню наизусть, наверное никогда не забуду. — он прикрывает глаза и тихонько касается кончиками пальцев струн. Сережа поёт так, что у Вани непроизвольно мурашки по коже пробегают. Он слов тоже совсем не понимает, но почему-то смысл и так ясен. Сердце лучше любого переводчика справляется. Эта песня наверняка о надежде, о грусти и, может быть, о любви. Дипинс слушает и обещает себе, что потом найдёт текст и даже выучит наизусть. Это самое красивое, что он когда-либо слышал. Может быть, дело в песне, а может в ее исполнителе. После этого Сережа убирает гитару далеко в шкаф и не достает ее ни под каким предлогом. Смеётся, говорит, что это была одноразовая акция, и больше он петь не будет. Но в глазах все та же грусть, ее уже даже Ваня начинает замечать, но пока не придаёт этому большого значения. —Сереж, я там за сгущёнкой сходил. Пошли готовить. — Дипинс заваливается в комнату и плюхается на матрас рядом с Жожо. — Что-то случилось? — спрашивает, замечая на лице вместо привычной улыбки какое-то странное беспокойство. —Мне отец звонил. —И что говорит? —Сказал, что погорячился. Спрашивал, как дела, где живу. Даже извинился первый раз в жизни. Он передал мне пакет акций, без возможности продажи. С них каждый месяц капает процент. Такой, что можно спокойно уехать заграницу. —Заграницу? —Да, Вань. Ты… Ты хочешь поехать со мной?