Нейтралитет.

      — «Находясь на вершине горы, мы всматриваемся в пропасть. Упав в бездну, созерцаем небо…» — Анна поворачивает голову, отвлекаясь от чтения. — Странно.       — Что конкретно? — Даби с ленцой потягивается. Они лежат на узком диване, переплетаясь ногами, и Анна читает вслух — она обожает это, а пирокинетик не против послушать.       — Гюго описал любовь так возвышенно и абсолютно, что я не могу в нее поверить, — Анна вдумчиво проглаживает корешок старой книги с серыми газетными страницами. — Я понимаю, что он имел в виду. Но… Слишком идеалистично.       — И долго, — Даби глухо смеется ей в шею. — Обычно люди не заморачиваются.       — Можно сразу дубиной по голове и в койку, — поддразнивает Анна. — Чего мелочиться?       — …Помнишь, я говорил, что ты не похожа на уголовницу? Забудь.       Анна мстительной ткнула пальцем в теплый бок, за что была поймана и прижата к горячей груди.       — К тому же. Разве девчонки не текут от красочных описаний истинной и, разумеется, той самой любви с тем самым человеком?..       — Не знаю, от чего там текут девчонки, — Анна утыкается подбородком в чужое плечо. — Но я не то, чтобы близка к теме.       — Зачем тогда читаешь, да еще и вслух?       — Из-за компрачикосов?..       — Они сдохли четыреста страниц назад.       — Да?       — Кто из нас читает?       Анна улыбается.       — Ладно. Может, это просто я как-то неправильно влюбляюсь. Или слишком старая для таких ярких ощущений.       — Судя по прошлой ночи, с яркостью впечатлений у тебя все в порядке, — Даби щурится, довольный, как кот. — И можно ли вообще влюбиться неправильно?       — Мне кажется, накосячить можно вообще в любом деле… И я знаю, что ты опять не о том думаешь, — она хмыкает, чувствуя, как подрагивают его плечи от смеха.       — Я не настроен на возвышенное, — в ярких глазах напротив пляшут бесенята. — Если ты хочешь монолог на восемь страниц…       — Я не хочу монолог на восемь страниц, — Анна устраивается поудобнее. — Я тебя и без него люблю.       — Подлый прием, — ему все еще весело, вы только гляньте! — Но мне нравится, продолжай.       — Хоть ты у нас и Гуинплен, но вот я пока что не Дея. Я не хочу долго думать о природе чувств и о них самих. Мне достаточно, что они есть.       — Может быть. Но что-то от той девчонки в тебе есть.       — Например?       — Смотришь все куда-то не туда, — он ухмыляется.       — Иди ты.       — И пойду.       Сухие губы запечатлевают короткий поцелуй на ее щеке.

***

      Больничные стены слепят, и Анне кажется, будто она попала в чистилище. Возможно ли, что следующим шагом будет рай? Она ненавидит больницы. С раннего детства. Становясь старше, она все больше и больше избегала их, стараясь идти ко врачам только в случае крайней необходимости. Когда припрет к стенке — тогда, может, действительно стоит, а без этого — лишний стресс. Когда что-нибудь отвалится — она будет готова признать, что у нее, возможно, есть проблема.       Удивительно, но она здесь совершенно добровольно. Сидит в узком коридорчике, баюкая на коленях картонную коробку и ежась под взглядами проходящих мимо врачей. Терпко пахнет хлоркой. Из палаты доносятся голоса, но слов разобрать невозможно. Для Анны это — шанс. Шанс развернуться и уйти. Что она вообще тут делает? В глазах героев она — преступница. В глазах злодеев — предательница. И еще неизвестно, что из этого веселее.       В палате Ястреба так много народу, настоящий проходной двор. Не хватает разве что Старателя. Это и к лучшему. Не хочется видеть в чужих глазах немой вопрос «Ты знала?». Хотя, Анна подозревает, что Ястреб непременно задаст его вслух — он часто озвучивал невысказанное.       Знала или нет, это уже не изменит ничего. В разговорах с Даби она интуитивно избегала огромного количества тем, которые могли привести к ссоре или просто разрушить равновесие между ними и отдалить. Только сейчас она понимает, насколько мало знает. Насколько мало ей позволили знать.       Это честно. Так решила Анна про себя. Она никогда не говорила Даби о своей семье, он просто знал о том, что есть проблема, никогда не рассказывала о себе слишком много, просто чужая наблюдательность решала очень многое. Им обоим было так спокойнее. Надежнее. Все равно, что жить за сотней замков и знать, что их не сумеет вскрыть ни один вор.       Ожог на шее горит огнем — девушка подозревала, что бордовое пятно теперь останется с ней до последнего вздоха. Как, впрочем, и поврежденное запястье — кожа там потеряла чувствительность, и это дарило массу странных и неприятных ощущений, как будто вся рука внезапно стала чужой.       Грех жаловаться — другим досталось сильнее.       Твайс погиб.       Даби не успел.       Ястребу вряд ли жаль.       Злодей же.       Анна была в баре Лиги всего однажды, но тогда именно Твайс первым встретил ее радостно, как долгожданного гостя. Она не успела привязаться к нему, это правда. Но ей было очень жаль этого человека, громкого и считающего каждого в Лиге частью одной большой семьи.       Теперь, сидя у двери в палату его убийцы, она думала с тоской о том, что Ястреб был прав, говоря, будто она не сможет поддерживать нейтралитет. Не смогла и не захотела.       Дверь хлопает, и в коридор выкатывается инвалидное кресло. Мируко смерила Анну тяжелым взглядом, но ничего не сказала. Только фыркнула и отвернулась. И девушка была благодарна за это — вступать в перепалку с героиней-кроликом не хотелось ни разу.       Коробка кажется тяжелой, почти неподъемным грузом, когда Анна стучит и, выждав пару мгновений, заходит.       Ястреб встречает ее усталым взглядом и слабым намеком на улыбку. Совсем маленький без своих крыльев, весь опутанный черт знает какими проводами и трубками, он похож на жертву чудовищного эксперимента. Говорят, стажер вынес его из ревущего потока синего пламени. Говорят, Даби отыгрался на полную. Анна чувствует себя виноватой, но признавать этого не хочет. Точно не сейчас.       «Неплохо выглядишь,» — набирает Ястреб текст и разворачивает телефон так, чтобы Анна могла прочесть.       — Сказала бы я, что ты тоже… — бормочет она в ответ, и герой беззвучно посмеивается, пусть даже и смехом это трудно назвать.       «Ты знала?»       Анна отворачивается и ставит коробку на пустующий стул в углу.       — Не знала. Никогда не спрашивала.       «И что думаешь?»       — Думаю, что, если все, что рассказал Даби, правда, то Старателя и правда есть, за что ненавидеть.       Ястреб молчит, нечитаемым взглядом сверлит пустой белый экран, будто не знает, что ответить.       «А если он соврал?»       Над этим вопросом Анна не задумывается ни на миг.       — Если бы он соврал, не было бы этого молчаливого согласия со стороны остальных.       Герой вздыхает и прикрывает глаза.       Эта битва… Ощущение, что она, как и предсказывал Даби, вскрыла нарывы, и теперь боль от них не могли погасить никакие лекарства. Скрываемое вышло на свет, тайное стало явным… А вольные Снусмумрики не сдали своих позиций ни на шаг.       — Знаешь, я что пришла-то… Я принесла куклу. Твою куклу. И я оставлю ее тебе, — Анна замечает немой вопрос в чужом взгляде и тихо добавляет: — Я всегда отдаю куклу тому, для кого она делалась. Я не стану использовать ее ни в зло, ни в добро. И… Вряд ли она понадобится. Теперь уж точно.       «Ты говоришь так, будто я уже умер. Решила сдаться?»       — Нет, — она решительно качает головой. — Я виновата, и я не собираюсь бежать от возможного наказания. И я доведу до конца начатое. Даби нужно остановить. Шигараки нужно остановить. Я… попробую помочь? Не знаю, чем, но попробую. Я знаю, как сражается Даби и понимаю, как работает его Причуда и в какие моменты ему требуется поддержка или перерыв. Возможно, это что-то даст.       — Обязательно даст, — Анна вздрагивает, когда слышит новый голос. Резко разворачивается, почти сталкиваясь с Топ-Джинсом — мужчина, даром, что высоченный, как Эйфелева Башня, двигается абсолютно бесшумно. Ястреб кивает ему, а после снова поворачивает экран в сторону девушки.       «У меня есть чувство, будто ты хочешь мести.»       — Оно в корне неверное, — она реагирует резче, чем планировала. — Я люблю Даби…       Слова, неожиданно легко сорвавшиеся с языка, прозвучали в тишине громом, и Анна резко оборвала себя. Но слово — не воробей. Да и глупо было бы отрицать очевидно, поэтому она на выдохе тихо, почти шепотом, завершает свою мысль:       — …Меньше всего мне бы хотелось воевать с ним. Это больно, знаешь ли. Но он зациклился, и выйти сам из этого цикла не может. Все, что я хочу — это попробовать вытащить его. Как ты и сказал тогда.       — Желание, достойное героя, — подмечает Джинс. — Вообще-то, сейчас, при нынешнем чрезвычайном положении, любая помощь будет кстати.       Анна кивает.       — Спасибо, — она устремляется к выходу. — Хотя бы какая-то польза от меня будет. Я бы не смогла просто сидеть и ждать, пока все само наладится.       — Никто из нас бы не смог, — дверь захлопывается за ее спиной.       «А туда ли я смотрю в этот раз, Тойя?..»