Нейтралитет.

      — Мне всегда было интересно, — Анна заходит издалека, поглядывая на дремлющего на ее диване Даби.       Вообще-то, он явно не собирался здесь у нее спать, но не мог бороться с сонливостью, и девушка прекрасно его в этом понимала — общая атмосфера, полумрак, тепло — все это только убаюкивало. Сначала Анна думала, что только ее, но, видя, что Даби и остальные приходящие вырубаются с той же скоростью, убедилась, что это работает на всех.       — Тебе все интересно, — сонно ворчит злодей в ответ на ее реплику, но глаза открывает. — Чего тебе?       Вообще-то, Анна могла бы спросить, нафига он пришел, ведь следующая их встреча должна была быть только на следующей неделе и оказаться последней — она заканчивала куклу, и ей оставалось только собрать все в одно целое. Но вместо этого Анна берет в руку маленькую вязаную ладошку, прошитую скобами, и говорит:       — Ты вообще чувствуешь что-то, пока я делаю куклу? Просто любопытно, на каком этапе начинает работать моя Причуда — на промежуточном или уже при полностью готовом проводнике.       — Ничего. А что, квирк работает постоянно?       — Да нет, конечно, — Анна пожимает плечами. — Но в какие-то моменты я активирую его, вот и спросила. Думаю, если бы что-то было, ты бы сказал.       — И при мне активировала? — Даби вдруг подается вперед, щурится и выглядит разбуженным котом.       — …Нет. Необходимости не было.       — Как она выглядит?       — В каком смысле? — Анна хмурится.       — Как выглядит твоя активированная Причуда? — требовательно повторяет пирокинетик, и девушке чудится, будто он делает все, лишь бы выдать любопытство за приказ.       — Никак, — осторожно отвечает она. — Только радужку чуть подсвечивает. Я даже сама не понимаю наверняка, когда Причуда активирована, а когда нет. Всегда перед зеркалом сажусь, чтобы глаза видно было. Если ты сидишь передо мной, и я применяю Причуду через куклу на тебя, то по твоей реакции ясно, произошло что-то или нет. А если ты где-то в другой части города, то понять получается только через зеркало.       — Полный швах у тебя с квирком, короче, — усмехается Даби.       — Да, — просто отвечает Анна. Она поднимается из кресла и потягивается, разминая затекшие мышцы и чувствуя, что каждое ее действие сопровождается пристальным, даже оценивающим взглядом.       — Ты, кстати, хотел чего-то?       — Хотел? — Даби смотрит снизу вверх, но вставать с дивана не спешит.       — Ну, просто мы на сегодня не договаривались о встрече, но ты здесь.       Пирокинетик усмехается.       — Просто так пришел. Проследить, чтобы ты не убилась до того, как закончишь с куклой.       Ну конечно.       — В таком случае, тебе придется сопровождать меня все то время, пока я работаю на Лигу — без меня-то куклы ничего не стоят, — возвращает ему подкол Анна.       — Мне проще тебя на цепь посадить.       — Без садизма, пожалуйста, меня такое не заводит, — смешливо парирует и уходит из мастерской на кухню. И почему-то оставлять постороннего в святая святых уже не кажется плохой идеей.

***

      Даби провожает Кукольника долгим взглядом. На вид она не подает никаких признаков вымотанности — не больше обычного, замеченного за предыдущие две встречи. И это все несмотря на то, что ночью ее поднял Компресс своим звонком и передал приказ от Шигараки сопровождать Лигу во время вылазки. Фигурально выражаясь, конечно, — Кацураги с ними не было, но она оказывала поддержку Твайсу и Тоге через две уже готовые куклы. Считай, она постаралась на славу — ее мотивация Твайса сделала свое дело, и во время боя его практически не переклинивало, а Тога стала значительно проворнее — ее не смогли ни зацепить, ни, тем более, поймать.       Тогда, в бою, чувствующий, как его кроет уже привычным жаром, Даби машинально отметил, что, несмотря на всю абсурдность Причуды Кацураги в целом, она неплохо латает дыры в тактике, состыкуя все, что не могло сойтись ранее. У них, злодеев, не так часто была возможность выбрать себе команду таким образом, чтобы квирки сочетались и позволяли слаженно работать, дополняя друг друга. Будь у них большее разнообразие кадров, пирокинетик, возможно, не отказался бы от кого-то, кто мог бы выйти в ближний бой и при необходимости дать в морду (эту роль периодически брал на себя Спиннер или та же Тога. Иногда — Твайс), и, наверное… Кого-то с навыком поддержки, как у Кацураги. Если она своей куклой и правда сможет компенсировать низкую устойчивость и снизить травмоопасность, тогда и правда докажет свою ценность.       Кстати, о поддержке.       Даби бросает короткий взгляд на стол с полусобранной куклой, изображающей его самого. Кацураги может быть сколько угодно спотыкающейся, нервной и дерганой, но руки у нее точно из относительно нужного места. А еще в ней явно живет перфекционист — только при нем она пару раз распускала почти готовую деталь и переделывала ее на новый лад.       Парень берет со стола ладошку, которую пару минут назад крутила в пальцах Кацураги. Это так странно — узнавать себя в подобной поделке. Наверное, герои ощущают схожие эмоции, видя мерч с самими собой.       Где-то на кухне щелкает конфорка, и Даби поспешно делает то, что хотел — берет со стола телефон девчонки и набирает свой номер, делая краткий дозвон.       Наивная Кацураги даже не ставила пароля.

***

      — Даби? — Анна заглядывает в комнату и негромко зовет его.       Парень бросает на нее полувопросительный взгляд, все так же расслабленно откинувшись на подушки дивана.       — Будешь ужинать? — она неловко переминается с ноги на ногу. — Раз уж пришел.       — Вау, ты решила сыграть в примерную хозяйку? — он насмешливо изогнул бровь и легко встал, резко сокращая расстояние между ними. Анна едва сдерживает порыв отшатнуться. Даби так близко, что она различает запах сигарет, обычно едва для нее уловимый. От него всегда пахнет паленой плотью, гарью и дымом, и она ловит себя на мысли, что невольно привыкает.       — Нет, просто я — очень воспитанная девочка, которая не отпускает своих гостей голодными, — находится она и добавляет, помолчав. — И было бы странно, если бы я взяла и приготовила что-то только на себя, будучи не одна в квартире.       — Ну, валяй, воспитанная девочка, — он хрипло смеется. — Я надеюсь, готовишь ты так же, как вяжешь.       — Не с таким же фанатизмом, но съедобно, — фыркает она. — И иногда даже вкусно.       — Пока не попробую — не поверю, — синие глаза близко-близко, и Анна рассеянно думает о том, стоит ли ей отпрянуть сейчас. Или попытаться оттолкнуть его, чтобы дать понять, что для нее некомфортна такая дистанция?..       Хотя, если подумать, то не очень-то и некомфортно — просто смущающе и непривычно. Анна редко приближалась к людям сама, еще реже они приближались к ней.       — Тогда чур ты пробуешь первым, — она-таки отступает, сводя все к шутке.       — Шла бы ты… На кухню.       ***       Анна редко готовила. Правда редко. С едой отношения у нее были сложными, как и со всем остальным миром — нередко она ограничивалась одним только обедом за весь день. Еще реже этот самый обед состоял из нормальной, приличной пищи.       Примерно раз-два в неделю она вдохновлялась на что-то большее, и это можно было бы назвать праздником жизни. Хотелось заморочиться, хотелось почувствовать себя нормальным человеком и сделать вид, что тщательно приготовленное мясо или рис — это то, о чем она всегда мечтала. Хотелось думать, что она ест не только потому, что принимать на пустой желудок лекарства вредно.       После ночной свистопляски она испытывала невиданный эмоциональный подъем. В таком состоянии не было желания спать или заниматься монотонной рутиной. Анна чувствовала себя слишком активной, слишком деятельной и даже слишком заботливой. Вчера или позавчера ей бы и в голову не пришла мысль предложить Даби ужин. Она бы скорее нервно ждала, пока он уйдет, даже близко не подходя к холодильнику. И, если честно, девушка не ожидала, что он согласится.       Убавляя огонь под сковородкой, она прислушалась — тишина. Пирокинетик так и не вышел к ней, оставаясь в мастерской — Анна подозревала, что ему там просто нравится.       Она не понимала слишком много в Даби. Он казался то скованным и неподвижным, то развязным, то держащим дистанцию, то не соблюдающим никаких границ. Много язвил, не оставляя без ответа ни одну ее реплику, но редко инициировал диалоги. Он прятал любопытство под пофигистичностью, усталость под раздраженностью, а интерес и желание поговорить — под сарказмом.       Анна заметила сегодня, что здоровая кожа на его правой кисти была воспаленной, как будто он либо заменял скобу, либо просто травмировал руку, задев уже стоящую. А еще пирокинетик выглядел вымотанным и загнанным, явно не горя желанием вообще совершать лишние телодвижения.       Чайник загудел, сначала тихо, а потом пронзительно и резко, будто осмелев. Анна морщится, резко выключая конфорки и под ним, и под сковородкой. Достала тарелки и чашки, на автомате стараясь не издавать лишних звуков.       Она жила одна как минимум пару лет, но все еще ходила на цыпочках по своей собственной квартире, боясь быть замеченной лишний раз.       — Ужин готов, — она заглядывает в мастерскую и замирает.       Даби дремлет, все так же, сидя. Его голова опущена, и темные пряди занавешивают лицо. Анна на цыпочках подходит ближе. Ей почему-то казалось, что он мгновенно подскочит, стоит ей двинуться с места, но он, как видно, устал настолько, что просто отключился.       Девушка осторожно берет сложенный плед со спинки дивана и аккуратно накрывает пирокинетика. Потом тихонько выключает лампу и в пробивающемся сквозь приоткрытые жалюзи свете уличного фонаря, выходит из комнаты, прикрыв дверь.       Почему-то она чувствует ответственность. Почему-то хочется дать ему выспаться.       Только самой ей придется лечь в гостиной.       ***              Темнота поглощала его, и дышать становилось нечем. Нечеткие черные силуэты мельтешили на периферии сознания, и в непроглядном мраке не было места ни единому лучу света.       Это — не самое страшное, но нечто, навеивающее панику. Кошмар был впереди, он всегда начинался именно так, и Даби метался в поисках выхода, надеясь изничтожить окружающую его мглу. Собственная Причуда не грела, не спасала, она будто отключалась и тонула в омуте ненависти к тому, от кого он, Даби, ее унаследовал.       Горло сдавливает, все ближе нарастающий и пугающе знакомый гул голосов. Крики, плач, звуки падения и ударов. Даби пытается заткнуть уши, но шум звучит не снаружи, а изнутри его, он пытается кричать, чтобы заглушить его, но безрезультатно.       И сквозь эту адскую симфонию пробивается незнакомое, новое и отчаянное:       — Даби! Даби, проснись! Пожалуйста проснись!       Чьи-то руки хватают его за плечи, тянут и трясут, они тонкие и слабые, но неожиданно цепкие, и Даби стонет, пытаясь вырваться.       — Даби!       Он распахивает глаза.       В воздухе пахнет паленым, и едкий дымок ленточкой обвивает его запястья. Его по-прежнему держат, и, с трудом сфокусировав взгляд, пирокинетик видит перед собой растрепанную и белую, как алебастр, Кацураги.       — Что?.. — хрипло выдавливает он, и на это слово уходят все оставшиеся силы. Мысли беспокойным роем гудят в голове, но он не может сконцентрироваться ни на одной из них.       — Ты в порядке? — быстро спрашивает Кацураги. Она смотрит вроде бы и на него, но в то же время будто мимо, и она так близко, что даже в темноте Даби замечает несколько седых прядей в ее темных волосах. — Ты перепугал меня. Ты заснул. А потом начал метаться и кричать. И… Ну, ты мне чуть квартиру не спалил. Плед испортил точно, — она криво усмехается.       Даби опускает взгляд: он и правда прожег мягкий флис, судорожно вцепившись в него до побелевших костяшек. Занемевшие пальцы оказалось невероятно трудно разжать, и он скривился, разминая их.       — Чего не разбудила-то? Сколько я тут дрыхну? Час? Два?       Кацураги делает шаг и падает на диван рядом с ним.       — Я не знаю, на телефоне посмотри, — устало говорит она. — Я тоже уже спать ушла. Могу только сказать, что на дворе глубокая ночь. Зачем мне было будить тебя? Ну, проснулся бы сам, как отдохнул, и ушел по своим делам. Ты мне не мешаешь.       — Я занял твою кровать… Диван, — Даби с подозрением на нее глянул. — Ты…       — Что я? — девчонка снова смотрит своим странным взглядом. — У меня в гостиной тоже диван есть. На твою честь никто не покушался, если ты об этом.       Секунду пирокинетик смотрит на нее, а потом с коротким смешком комментирует:       — Дебильная ситуация.       — Просто грустная, — она пожала плечами. — Если ты больше не намерен ничего поджигать, я пойду досыпать, если ты не возражаешь.       Он машинально кивает и пытается встать. Задеревеневшие от неудобной позы ноги не слушаются, и спина болит.       — Пройдись или просто ляг — быстрее пройдет, — Кацураги моргает, как сова. — Уходишь, что ли?       — Я уже прожег плед, тебе мало? — хмыкнул Даби.       — Да все нормально, — отмахнулась она. — Я его тоже прожгла один раз, только не Причудой… Ты можешь до утра остаться, куда ты на ночь глядя пойдешь.       — Трогательная забота, — сухо отвечает он.       — Мне бы не хотелось оставаться одной после кошмара, — тихо и коротко говорит Кацураги. — Это — не слабость, это — человеческое. Спокойной ночи. Если все-таки решишь уйти — там в коридоре на крючке вторые ключи висят, запрешь на верхний замок дверь.       Она бредет к двери комнаты, вытягивает руку, проводя по косяку пальцами, и тихонько выходит, будто даже на цыпочках. Даби хмурится, а потом возвращается на диван, бросив свой плащ на его спинку.       Идти на ночь глядя и правда никуда не хочется.