Нейтралитет.

***       Анна вдыхает полной грудью ледяной воздух, просачивающийся через приоткрытую створку окна. Мастерская погружена во мрак, на столе горит и пышет жаром старая железная лампа, освещающая разложенные клубки пряжи, крючки, иглы, бусины, заменяющие шарниры, кисти и разномастные обрезки ткани. На полках теснятся и жмутся друг к другу куклы, свешивающие вниз тонкие ножки. Анна давно привыкла к тому, что каждый шаг ее сопровождается взглядом ярких вышитых глаз.              Она закончила последнюю всего пару дней назад, и за все время после так и не сподобилась прибраться, ограничившись лишь смахиванием в урну куцых обрывков и бумажек с пометками и мерками.              Крепко пахнет лекарствами и кофе. На часах — семь тридцать. Пора ложиться спать. Анна устало трет переносицу, косится на неразобранный диван и начинает раскладывать инструменты и пряжу по местам, рассудив, что доставать одеяло и подушку ей еще более лень, чем затевать уборку ни свет, ни заря. На улице чудовищно тихо, как бывает только в такое время, когда часть соседей уже ушла на работу, а часть просто спит. Через час-два все оживет, и тогда покоя не будет.              Члены Лиги притихли, не наведываясь к ней… Неделю? Больше? Меньше? У нее даже часов нет в квартире, что уж говорить о календаре. Она же применяла Причуду на последнюю куклу. Может, они не заметили или не поняли, что она закончила работу? Может, Лига наконец осознала, что эта затея не приведет в итоге ни к чему? Гиран наконец осознал?              Судьба свела ее с брокером не так давно — пару лет назад он нашел Анну в интернете, где она примазалась к шайке мелких шарлатанов, торгующих «магией» — шаманскими амулетами, заряженной водой, талисманами, да даже кроличьими лапками «на удачу». Только, в отличие от всей этой дребедени, куклы, создаваемые девушкой, действительно имели силу, о чем и сообщали отзывы покупателей. То ли все эти недоколдуны зарвались и сорвали какую-то из сделок Гирана, то ли натворили что-то похуже (а куда уж хуже) — Анна не вникала. Факт остается фактом — она, по сути, никак не взаимодействовала со своими «коллегами» и держалась в стороне, так что Гиран обошелся вежливым обращением ей в личку, сообщив, что ей лучше прекратить свою деятельность.              Анна жутко перепугалась тогда. Она отчаянно нуждалась в деньгах, едва-едва начав жить одна, и куклы были неплохим источником дохода, однако вряд ли они стоили дороже ее жизни. В панике девушка (тогда — почти девочка) заверила брокера, что прекратит торговлю. И после этого неделю не подходила к старенькому тормозящему ноутбуку, боясь снова влипнуть в неприятности.              Тем не менее, после, открыв сайт, чтобы удалить свои данные, она никак не ожидала увидеть в личке короткое: «Сделаешь мне такую куклу?»              ***              В дверь стучат несколько раз — размеренно и четко. Анна хмурится. Семь гребаных утра. Легки на помине, выходит? Прихрамывая, идет в прихожую, смотрит в глазок.              — Легки на помине, — повторяет вслух, в три щелчка отпирая замок.              Пришелец высок (по крайней мере, выше нее, хотя, если честно, половина Японии по таким меркам — великаны), облачен в черное и явно шифруется.              — Доброе утро? — нерешительно подает она голос, пока он равнодушно осматривает тесный коридорчик. На ум приходит нетленная цитата из Хоббита, и Анне на мгновение кажется, будто гость ответит легендарным «Что вы хотите этим сказать?..».              Чуда не случается.              — Ты же Кукольник? — у него негромкий голос, звучащий ровно и настолько пофигистично, что медоеды (которым на все, как известно, плевать) обзавидуются черной завистью подобному спокойствию.              — Предпочитаю просто Анна, — коротко отвечает девушка, переходя сразу на деловитый тон: — Лига? По работе?              — Типа того. Даби.              — Я знаю.              — Оу?              — Вы в стране что-то вроде местных знаменитостей — каждая собака в лицо знает, а облаять боится — чревато. Проходи.              Он коротко хмыкает, снимая наконец чертову маску и очки, призванные прикрыть ожоги (трудно судить, насколько успешно, ведь Анна даже через дверной глазок сразу поняла, кто перед ней).              — Как-то низковато ты себя оцениваешь.              — Оценщик из меня так себе — в ломбард бы не взяли. Чай, кофе?              — Потанцуем?              — Что, так сразу?              — Я к тебе пришел не чаи гонять, — угрюмо напоминает, не двигаясь с места.              — Мне необходимо сделать заметки по поводу внешнего вида куклы, чтобы не упустить детали, и набросать чертеж. Ты все это время будешь сидеть в углу и притворяться тумбочкой? Вряд ли хорошо получится.               — И на кой мне при всем этом присутствовать?              — Потому что мне нужно видеть объект и писать с него, иначе я просто дофантазирую все то, что забыла.              Анна жестом приглашает его в небольшую гостиную, озаренную утренним солнцем, пропускает вперед и плетется следом. Даби ловит на себе ее пристальный взгляд.              — Ты пялишься, — сухо говорит он, хмурясь. В светлой комнате он кажется меньше и будто безобиднее.              — Прости. Считай это профессиональным, — Анна вздрагивает, отворачиваясь. Ей кажется, ее щеки горят — это действительно глупая привычка — рассматривать людей.              Она ставит чайник, достает кружки. Снова бросает взгляд на гостя, стараясь не делать это так явно, хотя, кого она обманывает — он же все равно замечает.              — Я хочу предупредить, что тебе, наверное, придется зайти сюда не один раз, — наконец, нарушает она повисшее молчание. Усевшийся на скрипучий диван Даби скептически приподнимает бровь.              — С чего бы?              — Не знаю, польстит ли тебе это, но куклу, изображающую тебя, сделать будет труднее, чем… Чем те, которые я делала раньше. Чем больше кукла повторяет черт оригинала, тем лучше работает на ней моя Причуда.              Даби, закинув ногу на ногу, не сводит с нее глаз, и Анне кажется, будто пирокинетик примеривается, прикидывая, чем она может навредить и как это предотвратить. Если бы девушка могла, горько бы посмеялась — максимум неприятностей, который она способна доставить, находится где-то на уровне соли вместо сахара в кофе или разбитой чашки.              — На что вообще годны твои куклы? — недоверчиво тянет он, едва заметно покачивая ступней — единственный жест, выдающий беспокойство.              — Я до конца не знаю, — признается Анна. — Пару месяцев назад выяснила, что могу через них незначительно ускорить регенерацию. До этого думала, что умею только воздействовать ментально. Ну, знаешь, придать сил или, наоборот, обессилить, заставить испытывать страх, усилить боль или обезболить. Кто знает, что еще добавится к этому списку после. Чем сложнее кукла, тем больше я могу через нее сделать.              — Можешь на чужие Причуды воздействовать?              Анна наливает кофе на две кружки — поспать ей уже вряд ли сегодня удастся. Даби ждет ответа, смотрит исподлобья. Он весь — как пружина, напряженный выжидающий.              — Смотря, на какие. Я же не перехватываю контроль над телом или разумом, я извне воздействую — можно сказать, я немного корректирую состояние объекта. А что ты конкретно хочешь?              — Предположим, использовать Причуду сверх лимита.              — Насколько сверх? — озадаченно переспрашивает Анна. — Насколько я знаю, мы все периодически выходим за свои пре… лимиты, — она быстро обрывает себя, мысленно ругнувшись — невысказанная фраза звучит слишком… в духе героев. — И так расширяем диапазон Причуд. Но ты же хочешь что-то другое?              Молчание между ними ощущается почти физически — Анна готова поклясться что, если она присмотрится, то сможет поймать его за хвост. Она не решается сделать шаг ни вперед, ни назад. Даби выглядит насупившимся и явно взвешивает, сколько можно ей выдать.              — Слушай… — осторожно говорит наконец девушка. — Ты можешь не рассказывать сейчас, если не считаешь нужным. Все равно ты зайдешь еще пару раз до полного завершения куклы — тогда и решим что-то конкретное. Я просто пытаюсь сейчас понять, насколько точная мне предстоит работа. В целом, я понимаю, что тебе нужно что-то достаточно сложное, поэтому мы можем обойтись пометкой «не упрощать».              — Обойдемся этим, — сухо бросает Даби, и Анна видит, что его напряженные плечи чуть опускаются в облегчении. Она коротко кивает, ставит на стол перед ним исходящую паром чашку и идет в мастерскую за блокнотом.              — А что, — в его голос возвращаются насмешливые нотки, когда девушка возвращается. — Кто-то просил упрощенную куклу? Халтуришь помаленьку?              — Не халтурю, а берегу время, — она слабо улыбается, расслабляясь вслед за ним. На свободную тему он явно говорит охотнее.              — А, вот как это теперь называется? Я запомню.              — Я серьезно. Есть простые вещи, по типу усиления или бесстрашия — это то, что просил у меня Твайс. Моя Причуда не будет распространяться на его клоны, но сам он продержится в бою дольше обычного. И для таких вещей достаточно упрощенной версии куклы. А вот для ускоренной регенерации и повышенной устойчивости лучше делать ту же куклу сложнее, и сил применение Причуды отнимет больше. Иногда, когда мне давали заказы, меня просили сделать «жучка» — на это вообще может сгодиться самая обычная маленькая и даже не особо детализированная кукла, больше похожая на детскую игрушку. Единственное — «жучок» должен содержать в себе что-то от того, за кем требуется слежка. Я не знаю, например, пуговицу от его одежды на костюм куклы пришить или еще что-то…              Анна резко обрывает себя, поймав внимательный взгляд синих глаз напротив. — Прости. Меня лучше не спрашивать о моей Причуде. Тебе это вряд ли интересно и нужно, — она утыкается в блокнот, чуть подрагивающей рукой набрасывая заметки по поводу того, на что ей стоит обратить внимание или что закупить для новой работы. Отчасти ей даже стыдно за то, что она на простой подкол выдала целую лекцию — зануда в укромном уголке ее разума довольно урчит, дорвавшись-таки и захватив власть.              — Не нужно, — Даби вдруг криво усмехается. — Но интересно.              Анна тихо фыркает.              — Обычно я разговариваю сама с собой. Вообще-то из последних собеседников ты единственный, кто не попытался меня перебить. Так… — она переводит на него взгляд. — Подождешь, пока я набросаю общий чертеж? Я буду в мастерской, если хочешь — переходи туда же.              — Чертеж не стандартный? — он наблюдает, как девушка захлопывает блокнот. — И зачем тебе вообще нужно, чтобы мы все к тебе приходили аж по нескольку раз? Ты все записала сейчас.              — Потому что куклы на то и портретные? — скептически хмыкнула Анна. — Мне нужно хоть раз увидеть объект. Желательно, чаще, если он сложный. Я могла бы обойтись и фотографией… Но, слушай, куда проще устроить личную встречу. Ты бы сам порадовался, если бы с тебя потребовали десятка два фотографий?              — Это уже похоже на сталкерство, не находишь?              — Да, мне говорили, — Анна прижимает блокнот к себе покрепче. — Всегда лучше поговорить с объектом, выяснить, что ему конкретно от тебя нужно, повертеть его из стороны в сторону… Фотография часто не дает ответов на вопросы о каких-то деталях.              Дверь мастерской отрывается, скрипнув ручкой — весной и осенью, когда на улице почти постоянно сыро, влажность в квартире повышается до такой степени, что доставляет проблемы. Скрип дверной ручки — одна из них и, право дело, самая незначительная. Анна уже много раз прокляла себя за то, что выбрала именно эту часть своего дома под творчество, но переносить все куда-то еще не хотелось — она слишком привыкла.              — А как же завеса тайны, запертая дверь и пудовый замок? — Даби осматривается, застыв посреди комнатки. Ничего примечательного — просторный рабочий стол, подоконник с чертежами и какими-то каркасами, еще один стол с горой материалов самого разного толка…              — Почему пудовый замок?              — Не знаю, психованная сказала, — пожимает плечами злодей и, вдруг ухмыльнувшись, стягивает с полки фигуру в знакомом черно-сером костюме. — Эй, а он что-нибудь чувствует, если куклу держу я?              — Нет, — Анна настороженно следит за его руками. — Осторожнее?              — Да что ему будет-то, — фыркает тот. — Не дергайся, не буду я ничего жечь.              — Спасибо.              Она раскладывает лист миллиметровки на столе и включает лампу. Та неприятно трещит, и звучит это весьма угрожающе.              — А вторая где? — Даби вертит головой, но куклы на полках изображают совершенно незнакомых и не факт, что существующих реально людей.              — Тога? Там, — Анна неопределенно махнула в сторону столика с материалами. — Если ее отсутствие оскорбляет твои товарищеские чувства, можешь посадить ее на полку.              — Обойдется, — с каким-то странно довольным видом выдает Даби. Он не торопится сажать миниатюрную версию Твайса на место, то с интересом дергая куклу за пальцы, то рассматривая ее лицо под маской.              — Кто-то не наигрался? — приглушенно хмыкнула Анна, вовремя проглотив чуть не вырвавшееся окончание фразы «… в детстве». Что-то подсказывало ей, что лучше избегать любой темы, которая может показаться хоть сколько-нибудь личной.              — Нечасто увидишь Твайса таким тихим, — в тон ей отвечает злодей.              — Понимаю.              Следующие минут пять проходят в тишине. Анна наносит уже заученные параметры на миллиметровку, проворно рисуя две фигуры: куклу с лица и со спины. Ее руки заметно дрожат, благо, это не мешает соединять точки по линейке ровно. Присутствие Даби заметно нервирует, хотя тоже самое можно сказать про присутствие любого другого человека.              — Странно здесь пахнет, — коротко комментирует он, небрежно возвращая мини-Твайса на место. — Спиртом, что ли?              — Ага, почти, — Анна вздрагивает, стоит ему нарушить тишину, но не останавливает работу. — Из-за моей ноги.              — Старая травма? Выглядит жалко.              — Я упала, — честно отвечает Анна. — И я не претендую на величие. Так, готово.              — И часто ты падаешь? — Даби заглядывает в чертежи.              Анна дергает плечом.              — Чаще остальных. Собственно, теперь мне нужна твоя помощь.              — Как, уже? — он разыгрывает возмущение, но за всем этим ничего нет. Меняется разве что интонация, при этом взгляд остается таким же — холодным и равнодушным.              — Ожоги, — Анна всеми силами старается говорить спокойно, хотя понимает, что эта фраза может стать последней. — Мне нужно знать, как они выглядят.              — Оу? — недобро щурится Даби. — И что ты мне предлагаешь? Раздеться? Здесь и сейчас?              — А что, тебя так просто на это уговорить? — с ее губ срывается нервный смешок. — А я-то хотела попросить тебя просто нанести их контур на мой чертеж.              На секунду повисает безмолвие, некомфортное и тяжелое. Анна молча протягивает парню карандаш, надеясь, что ее не кремируют вместе с ним. Наверное, стоило составить завещание до того, как она ответила согласием на предложение Гирана.              Не отрывая взгляда от ее глаз, Даби принимает карандаш и разворачивает к себе лист. ***