Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах Швейцарии. Фиджино.

Штольман и Бессон вышли во внутренний двор. Сбоку от них находились прачечная и другие подсобные помещения. — Туда? — спросил Самюэль. — Пожалуй, — кивнул Штольман. Они двинулись вперед, но не успели пройти и половины пути, когда из-за угла склада вышел доктор Дальберг. Ему хватило пары секунд, чтобы оценить ситуацию. Он весь подобрался, руки в карманах халата сжались в кулаки, и стало понятно, что он сейчас сделает какую-нибудь глупость. Бессон не зря был начальником сюрэтэ и красивую должность носил не просто так. Дуло револьвера, появившегося будто из ниоткуда, было направлено Дальбергу в грудь, а сам Самюэль холодно произнес: — Без глупостей. Одно лишнее движение, и я выстрелю! Юхан замер, прищурившись, а потом вдруг расслабился. — Это вам следует глупостей не делать! — крикнул он и поднял вверх зажатый кулак. — Если со мной что-то случится, то всё здесь взлетит на воздух. Если я умру, то рука разожмется сама, а если вы меня только раните, то я кину бомбу сам! Вам придется меня отпустить! Штольман услышал, как Бессон сбоку от него скрипнул зубами. Это было именно то, чего они боялись: массовых жертв и бессмысленного риска. Как раз поэтому они постарались провернуть все очень быстро и не дать подрывникам времени подготовиться. Кто же знал, что у этого Дальберга окажется с собой… что это, кстати сказать? Нитроглицерин? — Мы не выпустим тебя, ты же знаешь! — сказал Самюэль, не опуская револьвера. — Тогда погибнут все! — усмехнулся Дальберг. Штольман видел его до этого, но сейчас человек перед ним мало напоминал доктора, увлеченно рассказывающего об улучшениях у Пера Нюрстрёма. Это всегда поражало Якова — как человек носит в себе столько граней и как он решает, какую из них полировать и показывать миру, а какую следует спрятать. Правы индейцы, которые говорят, что в каждом из нас живут два волка — чёрный и белый, и только тебе самому решать, какого из них кормить. Ведь был же, наверное, у Юхана выбор, как ему действовать дальше! Не идти по пути террора, крови и смерти, а попытаться решить всё по-другому. — Зачем вам это, Дальберг? — спросил Штольман, стараясь выиграть немного времени. — Ведь вы не вернете брата таким способом! — Брата? Брата! — Юхан разъярился в одно мгновение, его лицо озлобилось, искривилось, будто из-под человеческого облика полезла звериная морда. — Не смейте трогать моего брата! Это из-за вас, из-за вас, либералов и вольнодумцев, погиб он и моя мать! Если бы здесь, на юге, брали пример с северных кантонов, то все давно бы обрело смысл! Везде был бы порядок! Нужно брать пример с немцев! Посмотрите, что они говорят нам! Свой народ важнее любого другого. Порядок и закон важнее иллюзии свободы! А мы всё либеральничаем! Не говорим четко, как следует жить на нашей территории, миндальничаем! И что получаем? Вот это! Каждый тянет одеяло на себя! Каждый что хочет, то и воротит! Поэтому погибают люди! Поэтому нет понимания, к чему мы идем. Все слушают всех, а нужен порядок! Штольман поднял брови. Он-то думал, что проблема была в том, что большое количество национальностей на одной территории порождало вражду и непонимание, а вышло всё наоборот — отсутствие единого плана и либеральный курс власти не устраивали этого человека. И боролся он с этим либерализмом настолько радикально, насколько мог. — Мой брат был убит, потому что те, кто приехали из Ирландии, хотели получить определенные уступки от властей из-за тяжелого материального положения. В этот же момент итальянцы протестовали из-за повышения налогов. Французы бурчали из-за неправильного разделения территории. А здешние власти только и делали, что устраивали болтовню. Болтали и болтали, а реальной пользы никакой. Посмотрите на Германию! Вот где нужно искать ключ! Вот ответ на наши вопросы! И мне пришлось взять всё в свои руки! Пришлось! Иначе повсюду так и будет царствовать хаос! Сначала власти! О, как они забегали, засуетились, хоть это заставило их почесаться! Появились первые человеческие законы, жесткие, суровые, но они были необходимы! Я понял, что это работает! Мы все поняли, что можем всё изменить! Никто нас не остановит! А теперь пришло время всех остальных. Французы с их вечной трусостью! Итальянцы, которые мнят себя выше других, а сами ничего не стоят! Им нужно преподать урок, чтобы вышел толк! Нужно убрать эту язву бесхребетности, уничтожить тех, кто слаб, кто не умеет подчинять себя порядку! Тогда и только тогда у человечества есть шанс выжить! Только мы... На последних словах он поперхнулся, потому что земля вздрогнула. Раздался глухой хлопок, и позади прачечной от правого крыла больницы будто по мановению руки невидимого великана оторвалась часть стены и рассыпалась по двору щепками и обломками камня. Вслед за этим раздался хрустальный звон — это вылетели окна — а после из зияющей в стене раны взметнулось пламя. Спустя пару секунд Штольмана и Бессона откинуло на спину волной горячего воздуха. Юхану Дальбергу повезло меньше — его швырнуло вбок, а сверху — по приговору небесного суда, не иначе — кусок крыши с размаху гильотиной приземлился прямо на его шею. Его кулак разжался, и на землю рядом с ним выпал флакончик с коричневатой жидкостью, в которой после признают настойку валерианы. Глава подрывной группы солгал. Взрывчатки с собой у него не было.