Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах Швейцарии. Фиджино.

Штольман раздумывал над словами дочери. Удивительное создание человек! Необыкновенно стойкое, но в то же время страшно уязвимое. Микробы, которых обычным взглядом и не увидишь, способны превратить твое тело в безвольную тряпку, которая не будет тебе подчиняться, что бы ты ни выдумал! Лёгкие горят! Несчастная девочка! Яков внезапно вознес краткую, но очень жаркую молитву, благодаря небо за то, что все его дети здоровы и благополучны. — Папа, — прошептала Лидочка, крепко сжимая отцовскую ладонь. — Я раньше никогда не думала, что маме так тяжело работать! Как она это выдерживает? Яков взглянул на дочь. Она храбро глядела на больных в коридоре. Одного везли на кресле с колёсиками, а второй шёл, держась за стену. Лида сжала ладонь, и Штольман понял, что ей страшно. Ей сейчас виделись не живые люди, а то, что пожирает их изнутри. С её тонкой душевной организацией это было мучением. Он прижал её покрепче, и Лидочке стало немного легче. Рядом с папой можно было не бояться. — Мама по-другому устроена, — погладил дочь по голове Штольман. — Она внутрь смотрит тоже, но не так как ты! Лида подумала секунд пять и кивнула. Да, мама всё-таки знает, что вредит человеку, но не видит этого своими глазами. Это не так страшно. Штольман же отвлекся вдруг, потому что перед ним разыгралась потрясающая в своей невозможности картина. Доктор Милц был атакован полнотелой, очень миловидной женщиной лет сорока пяти, которая за пару предложений поработила его волю, пресекла его возражения, и Штольманы вместе с Александром Францевичем отправились в кабинет доктора пить чай с пирогами вместо того, чтобы осматривать лабораторию. Дама удовлетворенно кивнула и пообещала принести пирожных. — Это Элен Юнсон, — немного виновато развел руками Милц. — Старшая сестра. Она тут за всеми присматривает. Почему-то решила, что я плохо о себе забочусь и вот… помогает! Штольман переглянулся с Аней и теперь старался не улыбаться. Александр Францевич, видимо, растерялся, потому что такого напора от деятельных женщин, направленного в свою сторону, он раньше не встречал. Вспомнив Домну и мадам Агнес, Яков покачал головой. Если такого типа женщины решают, что кто-то обделен заботой и лаской, то убедить их в обратном бывает практически невозможно. Аня же показала мужу «страшные» глаза, когда увидела, что сестра Юнсон принесла тарелку с эклерами, а Александру Францевичу персонально досталась пышная корзиночка с кремом, которые тот очень любил. Штольман согласно подмигнул. Доктора Милца взяли в оборот. Теперь он, возможно, и сам не поймёт, когда не сможет обойтись без чашки горячего чая или тёплого пирога, вовремя оказавшихся под рукой. Яков, пожалуй, был даже рад. Он знал, как бесприютная казенная жизнь въедается под кожу и становится привычкой. Ты уже не замечаешь, что отсутствие уюта и человеческого тепла рядом стали для тебя обычным делом, а это морозит душу. Минут двадцать все пили чай. Вспоминали старые деньки, смеялись и ели вкусную выпечку. Лидочка оттаяла окончательно и поразила Александра Францевича познаниями в медицине. Её волновали дети, которых она видела сегодня, поэтому девочка задала много вопросов по поводу их болезней и попросила навестить их завтра, чтобы поговорить с ними. — Им здесь одиноко, — пояснила она. — Только врачи вокруг. И сестры. Вот они и загрустили. А так я с ними поговорю. Могу почитать книгу. У меня много интересных историй с собой! Доктор Милц улыбнулся и согласился. Он и сам понимал, что иногда для выздоровления требуется не только лекарства, но и состояние духа и настоящее безыскусное участие. Штольман и Анна гордились дочерью. Сострадание было её неизменной составляющей. Провести рождественские каникулы в больнице, помогая своим ровесникам справиться с унынием, вместо того, чтобы веселиться и кататься на коньках — согласитесь, на такое способна не каждая девочка девяти лет!