тучи

      Ливень идет плотной стеной. Электрические всполохи молний время от времени прорезают черную вату кучевых облаков, освещая их лиловато-белым цветом. Гром оглушает, и я невольно восхищаюсь качеством звуковой изоляции в полицейском участке Детройта. Лужи, разбросанные по парковке, то и дело взмываются вверх под силой дождевых капель, и у меня складывается ощущение, что воздух промок насквозь. И что вместо него я вдыхаю внутрь грозу. И что гроза эта еще никогда не была такой сладкой. Такой живой. Несколько секунд я забываю обо всем и лишь подставляю лицо неожиданно теплым каплям.       Машина стоит на том же месте, где я ее оставила. Кидаюсь в ее сторону, так стремительно, что мои ноги не выдерживают, и я просто падаю вперед, стирая ладони об асфальт и прорывая себе штаны на коленках. Оба телефона выскакивают из карманов и приземляется прямо вниз основаниями. Телефон Майка раскалывается на две части, тотчас промокнув изнутри. У моего вылетает экран и разбивается в дребезги — в воде не вижу, куда делись остальные части. Надо было мне покупать «Нокию», а не выстаивать двухчасовую очередь за новым «Айфоном 3 Джи», который сейчас больше походит на металлолом.       Я гоню прочь мысли, подбираю все обломки, что могу подобрать и на нетвердых ногах несусь к машине, вытаскивая на бегу ключи. Открывшись, автомобиль издает приветливый сигнал, и я со стоном плюхаюсь на водительское сиденье. Запоздало вспоминаю, что все мои документы, в том числе водительские права, а также все деньги остались где-то в участке, но тотчас начинаю истерически смеяться над своей «ложной» порядочностью. Действительно, видимо, мне стоит вернуться, разбудить громилу и вежливо попросить его отдать мое барахло. Файл с моим именем также остался под столом в кабинете.       Давлю на газ. Дождь ухудшает видимость, но мне все равно. Я, полагаясь почти на одну лишь интуицию, выезжаю с парковки и сворачиваю на главную дорогу. Отъехав на приличное, как мне кажется, расстояние от участка, я сворачиваю на обочину, где глушу мотор. Проходит минута, вторая, третья, а я сижу и просто беззвучно рыдаю — и от облегчения, и потому что не могу до конца поверить в происходящее. Даю себе еще пару минут на то, чтобы прийти в себя, а затем вытаскиваю спортивную сумку из-под сиденья и ныряю в ее глубь рукой.       Ладонь находит и сжимает шершавую, твердую, увесистую рукоять пистолета. Бросив в сумку связку ключей лже-шерифа, папку Майка и два телефона, левой рукой нащупываю в сумке бутылку воды и «Сникерс». Батончик действительно успел растаять, и теперь он больше походит на кашу в обертке, но я лишь быстрее его открываю и, почти не прожевав, съедаю. Вода вскоре приказывает долго жить, и я кидаю. Пустую бутылку на заднее сиденье.       Желудок недовольно урчит, вероятно, обескураженный внезапно свалившейся в него порцией сахара, и меня снова тошнит. Не очень-то здорóво, я согласна. Глюкоза, видимо, достигла мозга — у меня начинает кружиться голова, и я откидываю кресло назад. И сама того не замечая, закрываю глаза.

***

      Клац. Клац. Клац.       Я открываю глаза и яркий свет на секунду меня ослепляет — закатное солнце скрыто за тучами, но от этого небо почти не перестает быть ярким. Пытаюсь двинуться — из-за сна в автомобильном кресле у меня затекло все, что могло затечь — шея хрустит.       Клац.       Ну это уже вряд ли моя шея.       Я дергаю рычаг, и сиденье приходит в нормальное положение. На часах шесть часов вечера, а это значит, что я проторчала в машине на открытой местности около восемнадцати часов, и меня не нашли, не связали, не увезли в Канаду и не кинули в «исправительную комнату», а это уже можно было считать успехом. Уцелевшие части двух убитых телефонов мертвой грудой лежат на пассажирском сидении. С ними уже ничего не поделать.       Улицы Детройта, тем временем, все также пустуют. Плотные облака отражаются от стеклянных панелей, окон и зеркал заброшенных машин, раскиданных по переулкам. Было светло, но не жарко — погода могла бы быть идеальной для прогулки с друзьями, высокосветского кейтринга, или милого фестиваля, посвященного какому-то надуманному поводу. Рой мыслей тотчас проносится в голове, и я ловлю из него отдельные ассоциации: фестиваль, крокодилы, репортаж, Майк. И крокодиловая ферма, на которую приглашало меня письмо из «спама».       Я бы могла вернуться в мотель и расспросить о фестивале хотя бы этого Уэсли. Он, конечно, не особо разговорчивый. Сразу всплывает воспоминание: человек в красном костюме стоит на пороге «Сонной лощины», и его тяжелый взгляд отражается в зеркале заднего вида. Нет, туда я не вернусь. Теперь обещаю себе чаще доверять своим инстинктам. Беру в руки карту и только сейчас замечаю, что на ее обратной стороне есть напечатанная колонка с основной информацией про город. Тут была заметка и про крокодиловую ферму. Я расправляю карту, чтобы ее было видно полностью:       «"Гаторлэнд" — единственная крокодиловая ферма штате Мичиган и самая большая — на континенте! Со всей страны приезжают туда посмотреть на крокодилов, аллигаторов и других интересных, загадочных представителей мира рептилий.       Это 3000 кв. метров отапливаемой территории, где круглый год живут, растут и размножаются наши подопечные в чешуе. Именно у нас в июле проходит ежегодный Фестиваль Аллигаторов — достояние города Детройта. На нем Вас ждут представления с участием наших любимцев, конкурсы для детей и взрослых, а также огромный выбор сувенирной продукции.       У нас на ферме можно все, в том числе и самим покормить крокодила с удочки, погладить огромного питона, а также увидеть, как кобра в красивом броске раскрывает свой капюшон. Адрес: Бель- Айл, 5C (600 метров на запад от центра Детройта). Ждем!».       Я откладываю карту в сторону, кладу пистолет в подстаканник и поворачиваю ключ зажигания.

***

      Дорога до назначенного места занимает всего десять минут. И вот передо мной рекламный щит с указателем, а на нем — нарисованный в мультяшном стиле крокодил с неестественно- огромными глазами и раскрытой «улыбающейся» пастью. Он прыгает через цирковое кольцо, которое держит кто-то, кто на щит не поместился. Вывеска выглядит потертой, старой и забытой. На красной стрелке в углу подписано: «Въезд на парковку». Я кручу руль вправо.       Сама парковка оказывается абсолютно пустой. Невольно начинаешь привыкать к полному одиночеству. К отсутствию людей. Лишь бы не появились голоса в голове, приказывающие мне взять ружье и... Но нынешнее мое положение все-таки будет похуже, чем у Райана Рейнольдса в том ужастике трехлетней давности.       Опасливо останавливаюсь прямо у входа, а затем кладу на колени спортивную сумку. Пистолет ждет меня в подстаканнике, а из глубин сумки я вытаскиваю газовый баллончик. Забавно, потому что я не думаю, что мне улыбнется им воспользоваться.       Взяв все необходимое, я выхожу из машины. Ни души. Несколько шагов, и я уже стою на пороге «Гаторлэнда».

***

      Изнутри знаменитая «на весь континент» крокодиловая ферма выглядит такой же пустующей, как снаружи. Дорожка посыпана песком, и собственные осторожные шаги трескуче оповещали о моем приходе заранее. Ферма просторная, тут и там виднеется свежая зелень деревьев и возможно, она была бы даже довольно интересной, если бы тут присутствовал кто-то, помимо меня. Вокруг расположены загоны, а в некоторых из них — живые аллигаторы (или крокодилы). Я время от времени вижу их темные чешуйчатые спины — на них светят прожекторы, расставленные по всей территории. Небо становится все темнее, поэтому я радуюсь, что они здесь есть.       За те пару часов, что я тут пробыла, вся почти ферма была мной пройдена. Я то и дело заглядывала в новые постройки, но на глаза мне не попался ни один сотрудник, ни один посетитель. Как будто попала в антиутопию, в которой я — последний человек, оставшийся на Земле. Постепенно смысл одной из древних пыток начинает до меня доходить: людей неспроста сажали в замкнутые пространства, не лишая провизии и не причиняя физическую боль, а лишь заставляя их верить в то, что они больше никогда не услышат человеческой речи, чужого дыхания, сердцебиения и никогда уже не почувствуют прикосновения чужой руки. Интересно, кто пытает меня?       Сейчас под кроссовками хрустит песок — я направляюсь к зданию, находящемуся дальше всех на территории, — маленькому домику для отдыха посетителей. Только там я еще не побывала. Судя по карте, он находится за углом.       Дверь, как и в остальных постройках, оказывается не заперта, и я вхожу внутрь, держа перед собой пистолет на вытянутых руках. Меня бьет отчаянная дрожь. Это мой последний шанс найти полезные сведения в «Гаторлэнде».       Внутри «домик для отдыха» оказывается очень даже мил: вокруг раскиданы мягкие красные пуфы, пол устелен коврами с высоким ворсом, а вдалеке виднеется полыхающий камин. Я резко останавливаюсь. Кто-то его растопил.       Я начинаю ступать осторожнее, и ковры заглушают мой шаг. Свет от огня падает на маленький холодильник, стоящий неподалеку. Такой же, какой я видела в кабинете шерифа Б. Стоуна. Помню, что еще уничижительно назвала его «микробаром». Замка в этот раз на нем нет. Не раздумывая, я открываю дверцу.       Все его полочки уставлены маленькими бутылочками с жидкостью цвета фуксии.       Я беру одну из них и поворачиваю в руках: она очень холодная — пальцы тут же начинают побаливать от мороза. На этикетке курсивом выведено: «Датруэ».       Продолжаю крутить бутылочку и замечаю мелкий шрифт на обороте. Чтобы прочитать, подношу ее совсем близко к скачущему в камине огню. Шрифт еле различим, но мне удается разобрать слова «опасен», «влияет» и «побочный эффект». Осторожно открываю крышку и до меня доходит слабый сладковатый аромат. Аромат, который я впервые почувствовала в «Сонной лощине», а затем — в «исправительной комнате». Содержимым именно этой бутылки меня вырвало на кирпичный пол.       Внезапно я улавливаю за спиной какое-то движение и быстро сую бутыль себе в карман. Когда я оборачиваюсь — никого нет, и я решаю побежать обратно к машине со своей находкой.       Но не успеваю я выскочить из домика для отдыха, в лицо на меня направляется один из прожекторов, и кричу от боли в глазах. Вслепую снимаю пистолет с предохранителя и направляю перед собой.       Я слышу шаги.