тучи

      Когда мои глаза привыкают к свету, я замечаю, что ко мне приближается человеческая фигура. Она подходит ближе и ближе, и через мгновение на нее падает жемчужно-белый свет одного из прожекторов. Это оказывается высокий мужчина с темными короткострижеными волосами и смуглой кожей цвета миндаля. Он уверенно ступает по песчаной дороге, не изменяя своей траектории. Его дорогой с виду костюм отглажен, на его отполированных ботинках играют блики. Руки у него небрежно покоятся в карманах брюк. Его глаза, которые цветом всегда напоминали мне тягучую карамель, сейчас навевают мысль о тлеющих углях в костре.       Майк.       Будто кто-то с силой бьет меня под дых.Он широко мне улыбается.— Господи... — хриплю я. — Ты жив.У меня не хватает сил на то, чтобы опустить пистолет. Руки отказываются опускаться, а пальцы — отпускать курок. Я просто не верю.       — А теперь ты пристрелишь меня, Гвен? — с неестественной для себя интонацией интересуется Майкл Монтгомери. Этот вопрос опускает мой пистолет на несколько градусов вниз. Но руки не дрожат.       — Я не понимаю, — мой голос все еще хриплый. — С тобой все в порядке?       Майкл, отворачивая лицо, усмехается и заводит ногу за ногу. Сейчас он выглядит, словно мальчишка, которого поймали за какой- то шалостью. Но тут он поднимает глаза, и в них плещется странное удовлетворение.       — Майк, что здесь происходит? — В собственных словах я слышу металл. Голос окреп. И пальцы на курсе тоже. Мой друг не спешит отвечать. Стоя в свете прожекторов, мы смотрим друг на друга в полной тишине, словно на сцене. Проходит несколько мгновений. Теперь его лицо серьезно, а голос приобретает усталые нотки:       — У тебя в кармане — мой товар.       Я хмурюсь. В каком, черт возьми, мире я нахожусь?       — Я надеюсь, ты сейчас шутишь? — с истерическим смешком интересуюсь я. — О каком «товаре» речь? Почему ты говоришь, как чертов мафиози?       На лице Майка проскальзывает грустная улыбка.       — Гвен. «Датруэ» — сильнодействующий наркотик. И я занимаюсь его продажей уже несколько месяцев. А в Детройте — пока всего неделю.       Я снова издаю смешок, но в этот раз он выходит совсем неестественным. От ужаса я задыхаюсь, и оружие в руках начинает ходить ходуном.       — В малых дозах он просто расслабляет, погружает разум в «тормозную жидкость», как мы это называем, — продолжает он.       — Увы, но в любых дозах от него есть всякие побочные эффекты:глазки стекленеют, голос ломается, а в целом происходит именно то, что тебя могло напугать. — Он разговаривает со мной, как с ребенком — осторожно, четко выговаривая каждое слово. — Правда в непомерных дозах он...       — Майк делает паузу, будто бы подбирая наиболее красочное, объемное слово, чтобы закончить описание: — ...стохастический.       Увидев мое выражение лица, он смеется. Но смех этот, который я всегда так любила, сейчас заставляет волосы на моем затылке встать дыбом.       — Я хотел сказать, «непредсказуемый». Помнишь беднягу с восточной заправки? — Майк сейчас мало походит сам на себя. Он, как хищник, медленно движется в моем направлении. Я двигаюсь в противоположном. — Вот он явно перебрал. А я ведь пишу все предупреждения на этикетке. — Говорит все это с улыбкой, но глаза его остаются льдисто-спокойными.       — А ты бы шрифт еще поменьше сделал, а потом удивлялся, — слабым голосом замечаю я. Каждое слово дается мне с трудом.       — Гвен, — мое имя звучит почти нежно, — Ты должна меня понять. Именно за этим я попросил тебя приехать ко мне. — Майк стоит от меня на расстоянии вытянутой руки. Мой пистолет упирается ему в грудь, не пуская ближе. Тон его голоса остается непринужден:       — Люди намного чаще, чем можно себе представить, выбирают путь животных. Его выбирают многие из моих клиентов, но уже вторично...       — Майк... — Я прерываю его на полуслове. — Объясни мне... Пожалуйста. — Что-то внутри меня ломается и вместе с потоком слез вырывается и поток вопросов: — Зачем тебе это нужно? Кто такой — мужчина, что выдает себя за шерифа? Он с тобой заодно? Почему он запер меня? Где все люди Детройта? И где Джимми?       С каждым заданным вопросом дуло пистолета все сильнее врезается Майку в центр груди. Он ничего с этим не делает, а лишь продолжает смотреть мне в глаза, будто пытаясь там что-то отыскать.       — Джимми сбежал. — Начинает он с ответа на последний заданный вопрос. — Он всегда был трусоватым, поэтому я решил, что мне не нужен такой человек в бизнесе. — Карие глаза сощуриваются, продолжая глядеть куда-то внутрь меня. Он нехотя добавляет: — Я так и не смог его разыскать.       Молчу и жду продолжения. Слезы застилают зрение, и лицо Майка плывет. Он шумно выдыхает.       — Одна из «побочек» «Датруэ» — влияние на мозговую деятельность — люди, принимающие наркотики, спят по тридцать часов подряд и почти не выходят из дома. Детройт никогда не славился большим количеством жителей, но теперь это действительно настоящий город-призрак, не правда ли?       Его объяснение кажется мне нереалистичным. Но я терпеливо продолжаю слушать. Отдаю дань нашей восьмилетней дружбе. И своим чувствам к этому человеку.       После недолгой паузы Майк глубоко вздыхает:       — Алистер Доуг — один из моих клиентов. За скидку на товар он играет роль «полиции» на случай, если в город пожалуют туристы. Он помогал мне с поставками и с тем, чтобы замаскировать производство. Прямо здесь, в «Гаторлэнде». Кому, черт возьми, в 2008 году сдались эти аллигаторы?       Он улыбается мне, но я пытаюсь заставить себя успокоиться, и не обращаю на это внимания.       Вдали я слышу какой-то громкий звук. Майк, видимо тоже. Он начинает говорить быстрее.       — Доуг оказался больным на голову. Как только он рассказал мне, кого запер у себя в участке, я понял, что он гребаный садист. И отправил его в незапланированный отпуск. — При этих словах его лицо на секунду сделалось жестким. — Ты больше никогда не встретишь его. Со мной в деле остался только Уэсли Роджерс и парочка иностранцев, чьих имен я не знаю.       Неприветливый администратор. Почему-то я совсем не удивлена.       — Послушай меня, пожалуйста. Все очень запутанно. Ты спрашиваешь меня о том, почему я на это пошел. Думаю, ты и сама все знаешь. Единственная знаешь. — Он прислоняет ладонь прямо к дулу пистолета и мягко отводит его в сторону. Я почти не сопротивляюсь. Оружие безвольно повисает у меня в руке.       Он не прав.       Я не знаю. Не понимаю. И оказалась в каком-то кошмаре.       — Майк, ты должен это прекратить. Пожалуйста. Это не ты. Взгляд его немного теплеет, но вместе с этим на лице застыло выражения тяжелой, свинцовой тоски.       Звук становится ближе, и я узнаю вой сирены междугородней полиции. В голове мелькает догадка: Джимми жив и смог добраться до участка дорожной охраны.       Майк тоже это понимает. Но никуда не бежит. Он ждет.       — Да будет так.       Когда нас окружают полицейские машины и наши лица начинают подсвечивать красно-синие огни, Майк притягивает меня к себе.       — Прости, что тебе пришлось все это пережить из-за меня. Крик одного из вышедших из машины полицейских заставляет Майка поднять руки за голову.       А я просто стою, и жду, что на меня прольется дождь. Что я смогу в нем утопиться. Что он просто смоет меня. Поднимаю лицо вверх.       Такого чистого, звездного неба я еще никогда в своей жизни не видела.