Воспоминания о лете

Жизнь в деревне быстро стала чем-то привычным, но не сказать, чтобы сильно обыденным или тем более рутинным. Каждый день хоть и был чем-то похож на предыдущий, но всё равно раз за разом приносил что-то новое, всё больше и больше открывая Игорю это странное место, где он часто проводил время в детстве — о чём за столько лет успел позабыть, теперь вспоминая и проживая заново, но уже не один, а с другом. Гром с неким удивлением понял, что утренние крики соседского петуха оказались до боли знакомыми; бабушкин хлеб, каждое утро ждущий его на столе вместе с кринкой, до краёв наполненной молоком, всё такой же мягкий с нежной ещё тёплой сердцевиной, но маслянистой хрустящей корочкой, пачкающей руки; гуси всё ещё пугали до дрожи своим шипением и криками, заставляли бежать от них подальше, прикрывая ладонями задницу от болезненных щипков, но всё равно смеясь до икоты, задыхаясь собственным и чужим весельем. Волков, хоть и оказался в итоге младше почти на два года, практически ни в чём Игорю не уступал, бросаясь за ним в любую яму и залезая на самую вершину дуба, чтобы, выглядывая из густой листвы, всматриваться в противоположный берег, наблюдая за жизнью соседнего села: пастухами и их стадами, рыбаками, прячущимися в кустах, растущих вдоль реки, и ребятнёй, резвящейся в студёной воде, которая даже в самый жаркий летний день не бывает тёплой. Хотя, порой всё же они скучали, развалившись на газоне, окруженном малинником, у Грома на участке, и смотрели в небо, развлекая себя праздной беседой о всём сразу и одновременно с этим ни о чём конкретном, сбиваясь с темы на тему ежесекундно. Вдруг Игорь подскочил и сел, подтянув колени к груди. Он обернулся на Олега, который тоже приподнялся, вопросительно глядя на Грома, неожиданно прервавшего разговор, а теперь светившегося, как начищенная до блеска рублёвая монета. — Хочешь, я тебя на тачке покатаю? — голос приглушённый, чуть хрипловатый — заискивающе приглашающий. — Думаешь, дед разрешит? — Волков хмурился, подвергая идею друга сомнению. — Дед-то тут при чём? — Игорь завис, прокручивая в голове собственные слова, и вдруг вздохнул. — Не на машине, бестолочь, — на тачке, на которой землю таскают или ещё что. Ну? Хочешь? Олег вытянулся вверх, приоткрывая рот, и с трепетом выдохнул: — Хочу. Потенциальный транспорт оказался грязным и до ужаса шатким, но это не заставило мысль о том, чтобы передумать, хоть на секунду мелькнуть в их мыслях. В четыре руки Игорь с Олегом увезли тачку на другой конец улицы, чтобы съехать на ней с горки прямо до своих участков. И только когда пришло время садиться внутрь, Волков начал колебаться, нервно прислушиваясь скрипу единственного колеса, болтающегося из стороны в сторону, однако уверенность Грома и его улыбка придавали храбрости. Да и он разве девчонка, чтобы отступиться на полпути? Поэтому Олег уверенно — но не без дрожи — залез, усаживаясь в трясущейся тачке удобнее. — Готов? — Игорь был удивительно воодушевлён и азартен, подмигивая. — Готов, — Волков старался придать голосу твёрдости, однако нервный выдох сдержать не смог. — Ну тогда поехали. Держись крепче! Тачка дёрнулась, начиная движение, и Олег тут же вцепился в кузов изо всех сил. Было не так уж и страшно, но Гром уже начал бежать, потихоньку набирая скорость, и к середине улицы они будто мчались со скоростью ветра, хлещущего по щекам, забирающегося в рот, сбивая дыхание. Когда колесо неожиданно вильнуло, а Игорь даже не планировал притормозить из-за этого, Волков, поддавшись невольному испугу, заорал, после срываясь в безудержный смех, пролетающий мимо ушей Грома, слишком сосредоточенного на том, чтобы не перевернуть тачку вместе с сидящим в ней мальчишкой. Достигнув цели, Игорь поставил тачку на опору, вытряхивая из неё Олега и тут же помогая подняться и удержаться на трясущихся ногах. Волков всё продолжал посмеиваться, цепляясь за чужие руки и так и норовил рухнуть на землю. — Ты как? Нормально? — Гром обеспокоенно тянул его вверх, прижимая к себе. — Я? Я замечательно! — карие глаза сияли от восторга. — Это было круто. Просто безумно круто. — Ага. Ещё раз? — Ты ещё спрашиваешь?!

***

Не круто было уже после, когда они стояли перед бабушкой Игоря, виновато пряча лица за руками, лезущими почесать то нос, то щёку. — Вам кататься шо ли больше не на чем? А лисапеды в сарайке для кого стоят? Шоб тачку больше не брали для своих игрищ, а то вон шо удумали. Дурни, — старушка махнула на них рукой и ушла по своим делам, даже не догадываясь, что открыла для них новый способ, чтобы убиться в попытке развлечь себя хоть чем-то. Буквально на следующий день они залезли в сарай, откуда с трудом вытащили велосипеды, с разочарованием отмечая их плачевное состояние: на одном вмятина на раме — на другом слезшая краска и ржавчина, вывернутый руль, слетевшая и запутавшаяся к чертям цепь и, как вишенка на торте, спущенные колёса. Тут явно нужны были инструменты, смазка какая-нибудь, насос и очень много воды и тряпок. — Ба! — Игорь встал посреди тропинки, пытаясь высмотреть среди зелени белый платок. — Оу? — раздалось откуда-то с грядок. — Тут велики можно сразу на металлолом сдавать: цепи слетевшие, руль непойми как стоит. — За инструментом сходите к дядь Дусику — он вам всё и поправит. — А дед что? — Да его пока допросишься «Шо?!» — с другого конца участка раздался мужской голос. — Ни шо! Занимайся дальше своими делами! Гром тут же начал подпихивать Олега к калитке, волоча сбоку велосипед и шепча: «Пошли давай, а то это у них надолго». Дядя Дусик — или Евдоким Михайлович — был полноватым мужичком лет сорока с добрым лицом, который постоянно носил одну и ту же футболку, испачканную в машинном масле — одно из его любимых занятий залезть под капот и колупаться там до посинения — и который, в общем-то, являлся кем-то вроде местного механика. Завидев их ещё издалека, он помахал, удерживая в руке гаечный ключ, и крикнул раньше, чем они подошли: «Здорова, ребятня!». — Здрасте. Дядь, у нас вон чё, — Игорь кивнул на велики, поджимая губы. — Поможешь немного? — Ууу, ды-к конечно помогу! Давайте сюды ставьте. Я пока покумекаю над ними, а вы чаю попейте — Дашка моя нальёт. Спорить они не стали: Евдоким хоть человек и мягкий, но упрямый — не терпел, когда у него под ногами мешались, пока он занимался делом. В итоге в доме провели минут тридцать или сорок, вынужденно слушая совершенно неувлекательный монолог тёти Даши о надоевших муравьях, пожравших ей все цветы, пусть и вежливо, но натянуто улыбаясь в чашки: женщиной она всё же была хорошей — не хотелось обижать её своим безразличием. Наконец их позвали с улицы через приоткрытое окошко, постучав по раме. Они торопливо отставили чай в сторону, благодаря за гостеприимство и выскакивая за порог, где их уже ждали велосипеды, выглядящие теперь вполне прилично, даже несмотря на отсутствие краски в некоторых местах. — Ну, в общем, обтёр их малёк, да-к хоть шелуха вся слетела — покрасивше стало. Только это, с цепью на красненьком поаккуратнее: сильно не гоните, а то опять слетит. А так-то усё, вроде. — Вот спасибо, дядь, — Игорь крепко сжал грязную мужскую ладонь, даже не морщась. — Мы тогда покатили. — Давайте-давайте, — Евдоким покачал головой и скрылся в глубине участка. Гром обернулся, обращая внимание на друга. — Эй, Олег, хватай давай тот и, слышь, не разгоняйся сильно. — Думаешь, я глухой, что ли? — Волков ворчал, хватаясь за велосипед и перекидывая ногу через раму, чтобы последовать за Игорем, который уже свернул вправо — в сторону главной дороги. Хоть Гром и сказал Олегу не разгоняться — сам он, казалось, этого делать не собирался, срываясь с места и уезжая далеко вперёд. Волков даже немного разозлился, раздраженный тем, что Игорь так быстро забылся, оставляя его позади. Теперь задача не просто обогнать Грома, но и перегнать, заставляя глотать из-под колёс дорожную пыль, стала целью, от которой он не собирался отступаться, даже когда их гонка перешла с пусть и ухабистой, но всё же открытой просёлочной дороги на узкую лесную тропинку, петляющую из стороны в сторону. Лавировать меж деревьев и одновременно с этим пытаться вырваться вперёд Игоря, в котором тоже взыграл азарт погони, оказалось невероятно трудно. Гром весь поджался, активнее работая длиннющими ногами, и всё не снижал планку, напротив, будто разгоняясь с каждой минутой всё больше, словно у него открылось не то что второе, а третье дыхание. Волков даже привстал с жесткого кресла, от которого потом адски будет болеть задница с непривычки, и весь подался вперёд, лишь бы успеть, лишь бы угнаться — речь уже не шла о победе. Смотреть на дорогу времени не было: перед глазами был только Игорь и то тут, то там возникающие перед носом сосны, от которых приходилось уворачиваться раз за разом с ловкостью кошки, но грацией картошки. Поэтому, наверное, для Олега не должно было стать неожиданностью, что у велосипеда слетела цепь как раз в тот момент, как он не слишком удачно наткнулся на очередную кочку, запинаясь об неё. Он даже не сразу понял, что что-то пошло не так — рефлекторно сделал ещё несколько крутов педалями: слишком легких из-за звёздочек, ничем более не стянутых. Заднее колесо поднялось вверх, и Волков перелетел через руль, вписываясь лицом прямо в землю. Игорь, остановившийся в нескольких метрах от него, откинул свой велосипед в сторону, обеспокоенно подбегая и начиная его поднимать. Нос болел адски: дышать стало как-то особенно тяжело, и Волков судорожно тянул воздух через рот, пытаясь прийти в себя, губы обожгло чем-то тёплым и вязким — кровь. Гром наклонил его лицо вниз, прижимая к нему рукав ветровки. — Не надо, — Олег пытался отмахнуться от заботливых рук, хрипя. — Запачкаешь же — потом не отстираешь. — Херню не неси, — Волков не видел, но был уверен, что Игорь хмурился. — Кровь остановить надо. Когда кровь уже больше не текла, они уселись около одной из сосен, устало привалившись к стволу. Весь адреналин и азарт куда-то исчезли, оставляя после себя лишь усталость и тяжесть в мышцах. Нос всё ещё немного пекло, а тело подрагивало, но ничуть не от холода — Гром, не спрашивая, накинул на плечи Олега ветровку. Посмотрев на сгруженные в кучу велосипеды, один из которых снова был сломан, Волков смешливо фыркнул, привлекая внимание Игоря. — Чего смеешься? — Вот и покатались. Гром тоже усмехнулся. — Ага.

***

Обратно уже шли пешком: больше не хотелось никуда торопиться. Запах хвои пробивался сквозь всё ещё забившее нос железо, успокаивая. И уже на подходе к участку Игорь как-то особенно пристально посмотрел на Олега, с панически раскрытыми глазами. — Клещ. — Что? Где? — Волков осмотрел одежду на себе и на Громе, ничего не замечая. — На тебе. В шею уже впился. Олег хотел схватиться за названное место, но тут же получил шлепок по ладони, за которую его тут же схватили и как можно быстрее повели к уже виднеющейся калитке, вынуждая бросить велосипеды посреди дороги. Встречать их вышла бабушка, заслышавшая скрип петлиц и топот по ступеням. — Воротилися уже? А я уж думала, только к ужину будете, — на старушке красовался вышитый вручную передник, в карман которого она сунула полотенце, об которое до этого вытирала руки. — Ба, у Олега клещ в шею впился! — Ох, батюшки. Ну-кась покажи! Старческие руки мягко обхватили подбородок Волкова, приподнимая. Внимательно посмотрев на вцепившееся в мальчишескую плоть насекомое, она, вздохнув, схватила его двумя пальцами, растирая меж подушечек и сбрасывая останки на пол. — Ты чего делаешь? Нельзя же клещей давить. — Да это вам, двум дурням, — бабуля, соединив большой и указательный палец в кольцо, выписала им по щедрому щелбану в центр лба, — нельзя за порог никуда уходить. Ох, за что ж вы такие бедовые да на мою голову. Она, как и вчера, продолжая причитать и бубнить себе под нос, вышла из сенок, чтобы заняться ужином. — Видимо, это был не клещ, — выдохнул Волков, смотря на ворчащего Игоря, потиравшего лоб. — На тачке катаешься — ей не нравится, на великах — тоже. Что ей вообще нравится? Олег лишь прыснул и расплылся в улыбке, демонстрируя кривоватые резцы. Ветер нёс с поля запах герани и иван-чая, смешивая глупость и безрассудство с храбростью юных сердец, не ведающих страха.