The Tale of the Emperor and the Wolf

      Волосы рвал ветер, бил в лицо, кидался пылью и слезил глаза. Но все это было сейчас неважно. Сокджин видел перед собой лишь одну цель - добраться до дворца, вломиться в покои матери и поговорить с ней по душам о том безобразии, которое она посмела устроить. И подумать только, за его спиной! Позади Кима словно расправлялись крылья, он ощущал себя парящей в небесной вышине птицей, жаль только, что это великолепное чувство омрачалось изменой Гёнхи.       Неожиданно прямо перед оленем из-за камня выскочил серебряный волк, в котором юноша сразу признал Тэхена. Олень встал на дыбы, но всадника не скинул, а оборотень в свою очередь сделал полукруг, удивленно рассматривая оленя и седлавшего его Кима.       - Сокджин? - будто не веря глазам, спросил он, разинув пасть. Волк сделал осторожный шаг вперед. - Что происходит? Куда ты скачешь? Откуда олень?       - Долгая история, Тэ. - ответил Джин, то и дело переводя взгляд с оборотня на лес и обратно. Он чувствовал, что должен спешить, что время не ждет. - Прости, я правда не могу тебе сказать. Я должен вернуться домой.       - Что? Но почему? - Тэхен специально преградил дорогу, заставив Кима сильнее забеспокоиться. - Чимин знает? А Намджун? Ты вернешься?       - Прости, Тэхен-а. - с сожалением посмотрел он, пришпорил оленя, тот подобрался весь и за один прыжок перемахнул через заскулившего от страха оборотня.       Джин обернулся, чтобы убедиться в сохранности друга. Тэ растерянно провожал его взглядом, все еще лежа на земле, затем поднялся и исчез за ближайшими деревьями. "Он побежал к Чимину." - догадался юноша, отворачиваясь. Теперь, его репутация среди оборотней полностью была в руках друга, однако за это он почему-то не переживал. Сердце подсказывало ему, что если Чимин вышел провожать его даже после того неприятного диалога, да еще и помахал на прощание, то беспокоиться не о чем. Это был хороший знак, как сугубо для их дружбы, так и для судьбы Сокджина.       Лес редел. Вдали замаячил зеленый горизонт. Он выскочил на поле, где паслись черно-белые коровы. Сокджин притормозил оленя, начиная осматриваться. На дальнем конце поля он заметил встающего пастуха, поправляющего свою шляпу. Юноша направился к нему. Пастухом оказался обычный, загорелый мальчишка. Одет он был просто: белая мешковатая рубаха, висевшая на тонком и костлявом теле, и обычные широкие штаны пыльного оттенка с синей заплаткой на колене и потертостями в совершенно разных местах. Юноша был сплошь покрыт веснушками и ссадинами. Он во все свои зеленые глаза глядел на незнакомца, слегка раскрыв рот (одного переднего зуба не хватало).       Сокджин вспомнил о манерах, улыбнулся мальцу и слегка наклонил голову. Олень под ним перебирал копытами, желая пуститься дальше.       - Здравствуй. - приветливо начал Ким. - Будь здоров, юноша. Не подскажешь, из какой деревни ты родом?       - А на кой Вам эта информация? - зеленые глазенки его сузились до небольших щелочек. - Что если Вы разбойник, уважаемый господин?       - Прав ты, что осторожен, но мне нужно узнать, куда дальше путь держать.       - А куда Вы направляетесь?       - В Джинсиль.       - В столицу? - восторженно произнес юнец, едва сдерживая свои эмоции.       - Именно. - терпеливо улыбался Джин. Ему и самому уже хотелось двинуться в путь.       - Тут за перелеском деревня Хосу. Думаю Вы знаете, господин, это озерное селение. Как до него доберетесь, увидите указатель. Повернете восточнее, а дальше пара верст и Вы на месте.       - Спасибо тебе! Счастья всей твоей семье! - слегка поклонился Джин.       Оленя и пришпоривать не пришлось. Поняв, что диалог окончен, зверь рванул что было сил. Ким чувствовал единение с ним, словно он не сидел верхом, а сам мчал во весь опор по земле, словно это в его ногах кипела сила, его легкие работали так усердно. Он был ветром, был свободен, пожалуй, последние часы своей жизни. Обуянный моментом, он выпустил эмоции и чувства, они взмыли в высь белой стайкой голубей, унеслись прочь, подарив ему долгожданное полное облегчение, хоть и на миг. Сокджин расправил руки, откинувшись в седле, задрал голову к ясному солнцу, гревшему его лицо и широко улыбался.       Такое бывает, когда понимаешь, что конец твоего счастья, твоей свободы, вольности и беззаботности уже вот-вот наступит. Больше не будет ранних рассветов, которые можно безмятежно встретить на холме, не будет таких песен о воле и любви, какие остались там, в лесу, не будет того покоя, какой способно подарить только дикое дерево, решившее приютить тебя в своей тени в полдень, когда становилось жарче всего. Вряд ли он уже когда-нибудь попробует чистой родниковой воды, которая есть только там, в недрах чащи, охраняемой живыми легендами.       О грудь бился амулет, подаренный Намджуном. Хоть он лишится многого, что так успело прикипеть сердцу, верных друзей, семейной атмосферы, приключений, было среди этого то, что Сокджин все же унес с собой - любовь. Истинную, ничем неоспоримую любовь, которая будет согревать в холодную пору, лечить, когда больно, успокаивать когда страшно и лелеять, когда хорошо.              

***

                    Намджун возвращался в деревню. Охота удалась на славу и сейчас они с Чонгуком на пару тащили тяжеленого оленя. Позади него молодые волки несли пару зайцев и фазана. Еще несколько дней они будут регулярно ходить в лес, запасаясь, чтобы потом забыть об этой нужде на несколько недель. Однако совсем не об этом думал Джун. Он мечтал о том, как вернется домой, найдет своего Сокджина, крепко обнимет его и зацелует, ведь они так долго не виделись (буквально пару часов, но разве это имеет значение?).       Только они ступили на поляну, Намджун принялся оглядываться, искать взглядом любимую макушку, но на поляне ее не оказалось. Тогда он передал добычу другим оборотням, поблагодарил остальных за помощь и поспешил домой. Дверь он специально оставил приоткрытой, поддел ее длинными когтями и прошмыгнул внутрь. В доме царила подозрительная тишина. Джун обернулся человеком, пошел в спальню. Джина здесь не было. Юноша переоделся, заглянул на кухню, затем в столовую. Ким печально вздохнул и поспешил покинуть, казавшееся пустым без любимого место. Выйдя на поляну он заметил переговаривающихся Тэхена и Чимина. К ним подошел и Чонгук, обнимая Тэ со спины. Вожак быстрым шагом направился в их сторону. По мере приближения, он заметил, что Чимин выглядел несколько обеспокоенным и задумчивым. Тэхен что-то ему встревоженно говорил и активно жестикулировал, в то время как первый что-то вяло отвечал ему. Чонгук же с серьезным лицом слушал их, пока не принимая участия в разговоре. Тревога ткнулась в сердце, но Джун постарался отогнать ее. Стоило ему подойти, как они подозрительно стихли.       - Ребят, - улыбнулся он, пытаясь не надумывать лишнего. - вы не знаете, часом, где Сокджин?       Троица пугливо переглянулась. Теперь сомнений не было. Что-то стряслось. И это что-то связано с его Джином.       - Понимаешь.. - замялся Тэхен, как Чимин его прервал, положив ладонь на грудь. Глаза у него были красные, опухшие, точно плакал.       - Он ушел. - сказал он, скрестив руки на груди.       - Как это.. - в его голове, пульсируя, стучали слова Чимина, да так громко, что Намджун не сразу понял услышанное. - Совсем?       - Да. Что-то стряслось дома. Что-то, о чем он... - теперь замялся Чимин и это заметили все. - забыл, но вспомнил, вернувшись в эти края.       - Я иду за ним. - твердо сказал Намджун, намереваясь развернуться, как рыжий оборотень схватил его за плечо, останавливая.       - Куда ты? Пусть сам сначала со всем разберется, это его проблемы.       - Его проблемы - мои тоже. Мы пара. - строго заметил Намджун, намекая, что возражения не принимаются. - В какую сторону он ушел? Как давно? Я еще могу нагнать его.       - Он был верхом. - включился в разговор Тэхен.       - Что? На ком?       - На олене. Да еще ряженом таком. - задумчиво произнес оборотень, потирая подбородок.       - Куда он поскакал? - почти рыча, спросил Джун и Тэхен робко пальцем указал ему направление, вжавшись спиной в грудь Гука.       Не медля больше ни секунды, Джун убежал домой, скинул с себя одежду, надел старую, уже ношеную, обернулся волком и выскочил из дома.       - Чонгук, ты за главного! Вернусь, когда смогу. - крикнул он на бегу, ловко уворачиваясь от появлявшихся на пути оборотней.       Троица проводила его взглядом. Чимин пихнул Тэхена вбок, но не успел он отчитать друга за то, что тот так легко все рассказал, как позади него скрипнула дверь и оттуда вышел Донквон.       - Не надо было его туда отпускать. - печально вздохнул он, как Чонгук нахмурился, решаясь теперь вставить свое слово.       - А разве деревня Джиман не в другой стороне?       Чимин замер и кожей ощутил, как напрягся позади него Донквон.       - Ох-ох-ох, - прокряхтел он, садясь на лавочку. - тяжко Сокджину будет. Ой, тяжко.       Все трое обеспокоенно посмотрели на старика. Он что-то знал, что-то, что ему смогли подсказать Предки. Чимин знал это, потому что от одежды Старейшины исходил аромат трав, какие используются, чтобы устанавливать связь с Духами. Теперь он не на шутку забеспокоился. Что происходит? Что такого ужасного ждет Кима дома, что даже Донквон выглядел поникшим, понурым и напуганным? Ко всем прочим проблемам Джина добавился оставленный им "хвостик", способный в случае чего перетянуть чашу весов Кима, вот только неизвестно, в какую сторону.              

***

                    Почему он так поступил? Почему ничего не сказал? Намджун провинился в чем-то? Мало внимания уделял ему в этом походе? А может дело во сне? Донквон что-то увидел и сказал Сокджину? Или тот просто его разлюбил? А может он всегда мечтал удрать, а все это было лишь притворством? Но их же Предки благословили! Да и он не хотел верить, что его Джин способен был на такое предательство. Нет, он был мудр, вежлив, а главное - чист, как благородный олень! Именно поэтому стая приняла его, как вожака.       Обида, смешанная с тревогой, кололи его сердце. Из-за шокового состояния от поступка любимого, будто парализовавшего его разум, мешавшего мыслить здраво, Джун даже не сразу понял, что деревня Джиман находится в противоположной стороне. Волк затормозил, взрыв мох лапами. Он стал водить носом из стороны в сторону, осматриваться, как уловил слабый запах Тэхена, затем оленя и наконец-то своего Джина (от этого щекотавшего ноздри родного запаха душа щемилась по углам его тела, тихонько скулила и желала скорее вернуть себе утраченное). Значит, здесь они встретились. Подул ветер, унося с собой ароматы, но тогда на помощь оборотню пришел примятые копытами мох и трава. Намджун сорвался, смотря себе под лапы. Он был зол, расстроен и обижен, что самый близкий человек так с ним поступил. Но почему? Что такого случилось, чего он, его возлюбленный, не заслуживает знать? Разве любовь это не когда вы становитесь одним целым, доверяете друг другу, делитесь проблемами и решаете их вдвоем? Разве это не об правде и только правде, даже если она настолько ужасна, что хоть в костер, хоть в омут? Неужели Джин посчитал, что его секрет заставит Джуна разлюбить своего человека?       Следы вывели его на поле. Пастух (худой мальчишка) собирал разошедшихся коров. Он пока еще не заметил выскочившего на открытую местность, но державшегося тени, волка, а вот Ким понимал, что иного выбора у него нет, кроме как выведать у мальца, куда поехал странный наездник. Оборотень ступил на открытое пространство, пригнулся и осторожно стал подкрадываться к стаду. Ветер подул ему в спину. Коровы встревоженно подняли головы и поспешили ретироваться подальше от угрозы. Пастух не сразу понял, что привело стадо в движение, а когда обернулся, то увидел перед собой два янтарных хищных глаза, внимательно смотревших на него с человеческой осознанностью. Не успел мальчонка среагировать, как волчище прыгнул на него, придавливая к земле огромными лапами. Он зажмурился, готовый расстаться с жизнью, однако огромные клыки не сомкнулись на его шее.       - Здесь проезжал наездник верхом на олене? - спросил зверь обычной человеческой речью. От удивления пастух замер, как овца, и лишь испуганно пялился на волка. - Кивни хотя бы! - раздраженно прорычал Джун. У него не было времени трепаться, время уходило. Чем больше он медлил, тем дальше уносился Джин. Мальчик под ним сжался, а затем коротко кивнул. - Куда он отправился?       - В-в Джинс-силь. - заикаясь, промямлил пастух, боясь взглянуть на морду оборотня.       - Спасибо, и не трепись об этом, ясно? - кивок. - Отлично.       Намджун соскочил с мальчонки и помчал на восток. Теперь, события приобретали для него более интересный характер. Почему Сокджин поехал в столицу, а не в деревню Джиман, где, по его собственным словам, живут его родственники? Что-то в этой истории было нечисто и Джун до трясучки хотел знать что. А еще он хотел знать, почему Джин солгал ему, скрыв правду. Но верить в самый ужасный для для себя исход до последнего не желал.              

***

                    Вечерело. Крестьяне возвращались с полей домой, где их ждал горячий ужин, теплая атмосфера и домашний уют. Желтые, выжженные солнцем поля контрастировали с молодой зеленой травкой. Весна здесь выдалась такой же жаркой, как и в горах, где эти полгода обитал Джин. Оставались считанные часы, и он будет в Джинсиле. Чем ближе подъезжал он к городу, тем тревожнее билось его сердце в груди. Скакун под ним начал выдыхаться и юноше пришлось сделать очередную остановку, чтобы тот передохнул часок, напился, поел, полежал. Сокджин завернул к конюшне, подвел зверя к коновязи. Олень сразу уткнулся мордой в поилку и принялся жадно пить. Ким погладил его по шее, сходил за овсом, насыпал его и уселся у стога сена. Усталость одолевала и его самого. Спина ужасно болела из-за долгого пребывания в седле, ягодиц он вообще не чувствовал, а вот капризы желудка - еще как. Но денег у него не было, чтобы купить в таверне даже хлеба. Хорошо, хоть на конюшнях разрешают кормить и поить скакуна бесплатно.       Он сделал вид, что задремал. Олень, напившись и наевшись, лег подле него. Прохожие еще долго будут проходить вокруг, оглядываться и перешептываться, пуская слухи о таинственном красавце, приехавшем верхом на олене, босом, а из одежды имеющем только простую белую рубаху, да штаны из тафты. Обращали внимание они и на амулет в виде оленя. Кто-то назвал его колдуном, другие - эльфом, третьи - ворожеем, ну а четвертые - шутом.       Юноша пропускал колкости незнакомцев мимо ушей, притворяясь спящим. Ночь постепенно подбиралась все ближе. Больше отдыхать было нельзя. Он и так прибудет ко дворцу глубокой ночью, что, впрочем, мало чем его волновало. Ким поднялся. Олень, словно только этого и ждав, встал вместе с ним и преклонил колено. Сокджин вскочил в седло, и сразу зверь помчался дальше, оставляя позади себя клубы пыли. Мимо проплывали села, небольшие города, поля, озера, реки. Солнце плавно догорало в сине-фиолетовом небе. На горизонте засияла первая звезда.              

***

                    - Постой! Намджун! - почти у самой деревни Хосу его нагнал Чимин.       - Что ты здесь делаешь? - прорычал он от досады, что снова вынужден останавливаться. В зубах у Чимина был какой-то сверток, подвешенный на веревке. - Что это? - с прищуром добавил он, косясь на предмет.       - Возьми это. Сокджину пригодится. - запыхавшись, говорил он. - Пожалуйста, принеси это ему, это важно.       Оборотень надел на шею Намджуна веревку со свертком.       - Береги себя, Джун. И нашего Сокджина. Пообещай мне, что он будет в порядке.       - Я обещаю. - поклялся Ким, тыкаясь носом в плечо рыжего волка. - Беги назад, пока никто нас не заметил. Если получится, я верну Сокджина нам.       - Хотелось бы. - печально ответил Чим, развернулся и поспешил скрыться в лесу.       Намджун проводил его взглядом и встряхнулся, проверяя, как прочно держится веревка. Убедившись, что она не сползает и не развязывается, он снова бросился вперед, еще быстрее прежнего. Увы, местность здесь была открытая, кругом поля, озера и ужасно мало деревьев. Близость к человеческим поселениям нервировала Джуна, но у него просто не было иного выбора, кроме как мчать по дороге и надеяться перехватить юношу до того, как тот достигнет города. От части для того, чтобы тот не успел вспомнить, что значит - быть среди людей.              

***

                    Как Сокджин и предполагал, он добрался до города уже в потемках. Олень несся по мощенными улицам, цокая копытцами. Горожане закрывали ставни на окнах, постепенно в домах гас свет, но зажигались уличные фонари, освещавшие дорогу приятным красноватым оттенком. Юноша поднял голову. Его дворец возвышался над городом, словно великан, сторожащий свои угодья. Из-за предвкушения скорой встречи, не обещавшей ему теплого приема, сосредоточиться на теплых мыслях, связанных с приятными воспоминаниями у него не получалось.       Страх, волнение и боль овладевали им, когда невольно даже его взгляд падал на черный силуэт дворца, постепенно заигравшего красками, будто откликаясь на возвращения хозяина. Как там Чжан? Жив? Здоров? А тот мальчишка Сану? Страшнее всего было вернуться и узнать, что ближайшего его друга, учителя и няньки больше нет. Всю жизнь этот старик опекал его, воспитывал, закладывал в юном императоре важные качества и науки. До чего же странно иногда разворачиваются события. Казалось бы, у него есть мать, которая должна была равномерно соблюдать свои обязанности и перед государством и перед сыном, но по итогу, его воспитывал совершенно чужой ему человек, пришедший в середине, а то и конце правления Хёншика и хранивший верность династии Ким по сей день. Внутри неприятно пробежал холодок. А что если Чжан причастен к этому? Что если он помогал Гёнхи завоевать престол?       Улицы были пустые и тихие, словно город стоял вовсе заброшенный. И только призраки гуляют в ночи, зажигают фонари, посвистывают, гоняют уличных кошек и собак, пугают воробьев с голубями и шелестят высаженными цветами. Небо этой ночью заволокли тучи, да такие тяжелые, что небо сразу стало тяжелее. Где-то в далеке сверкнула молния, а через секунды раскат грома долетел и до Джинсиля.       Перед самым подъемом во дворец Сокджин притормозил оленя, какое-то время еще рассматривая резные ворота, около которых София целовалась с любовником. Только воспоминание это уже давно не резало его по сердцу, а стало чем-то обыденным и даже скучным. К чему задумываться сто раз над прошлым, ускользнувшем подобно песку в часах? Что было, того не вернешь, да и жалеть прошедшее глупо, ведь без него ни один человек не был бы тем, кем является.       Он въехал в дубовую аллею. Они выглядели черными карликами по сравнению с теми гигантами, которых довелось увидеть Джину за эти полгода своей жизни. Ему показалось странным, что стражников не было на своем посту у ворот дворца, ровно как и в ночь, когда София отправилась на свидание. Сокджин, не отрываясь, смотрел на дворец, внутри что-то слабо колыхнулось. Он вернулся туда, где когда-то был его дом. Однако сейчас это место стало логовом змеи, зубастой и смертельно ядовитой.       Задремавшие стражники у входа во дворец встрепенулись, сбросили с себя остатки сна и направили фонарь в его сторону.       - Стой, кто идет? - строго спросил один из них, выставив вперед копье, как второй с фонарем покинул пост, подходя к спешившемуся незнакомцу.       - Ким Сокджин. Император Тритории. - спокойно, но властно (как же давно он так себя не вел) заявил Сокджин, одной рукой поглаживая щеку оленя.       - Не может быть.. - прошептал один из стражей, освещавший фонарем лицо императора. - Чем докажете, сударь? Нужно что-то или кто-то, способный это подтвердить.       - Я подтверждаю!       На крыльце стоял Сану, тот самый мальчишка-слуга, заступившийся тогда за него перед Фридрихом I. Одет он был в ночную рубаху (видать только проснулся, заслышав цокот копыт) и легкие спальные штаны, покрытые заплатками и поистертые, местами грязные. Юноша низко поклонился своему государю. Сокджин приветливо улыбнулся ему.       - Разве слово слуги считается?       - Хватит следовать правилам регентши, будто ты Императора не помнишь. - фыркнул второй стражник и поклонился так же низко Сокджину.       - Ваше Высочество, мы думали уже никогда Вас не увидим! - в глазах Сану стояли слезы.       - Ну чего ты жмешься, вижу же, что обнять хочешь. - рассмеялся Ким, протянув руки. Мальчишка бросился к нему, крепко обнимая. - Как же я тосковал по вам. - он положил руки на плечи Сану, утиравшего слезы, как маленький ребенок. - Да ты отощал неслабо так. Болел чем? Щеки впали, шея, как у лебедя!       - Нет, Ваше Высочество. Слуге сократили питание.       Сокджин посерьезнел. Его интуиция велела ему коснуться лопаток юноши. Тот поморщился. Ким посмотрел на стражников. Те потупили глаза в пол.       - Сними рубаху. - приказал Джин. Сану непонимающе посмотрел на императора, а затем повиновался, сняв ночную рубаху. - Посветите. - стражник подошел к мальчишке, император развернул его к себе спиной и ужаснулся. Спина Сану была покрыта кровавыми метинами, некоторые успели покрыться темной корочкой. Видел Ким и шрамы. Тогда он развернул юношу к себе лицом, осмотрел его предплечья: тонкие, бледные, покрытые такими же тонкими шрамами, какую может оставить только плеть.       Гнев, поутихнувший в пути и из-за трогательной встречи с Сану, сейчас снова заклокотал в груди. Сокджину даже показалось, что он зарычал, подобно волку, но никто из присутствующих ничего не заметил. Он приказал Сану одеться, а одному из стражей - напоить и накормить скакуна. Вместе со слугой они вошли во дворец.       - Как давно на тебя поднимают руку? - серьезно спросил Сокджин и заметил, как от его тона сжался Сану. Жалость к нему только усилила ярость, уже бурлящую внутри Кима.       - Как Вас не стало. - совсем тихо ответил он, ступая на цыпочках, словно за одно лишнее движение его могли побить.       - Иди к остальным, скажи, что их Император вернулся.       Сану кивнул и тенью скользнул по слабо освещенному коридору. Сокджин проследил за ним и поморщился, стискивая зубы. Мальчишка побежал к подвалу. Ким пошел прямо, не пытаясь двигаться бесшумно. Его шаги эхом отскакивали от стен, уносились в даль и возвращались обратно. Лабиринты вывели его к когда-то самой любимой его части дворца - саду Ханыля. Юноша желал пройти мимо, не смотреть, потому что знал, что ностальгия здесь возьмет над ним верх, что пробудит в нем сейчас такую ненужную сентиментальность, однако эти в ночи зеленоватые листья он теперь узнает из тысячи. Сокджин замер, повернув голову и уставился на дерево, когда-то по ошибке считавшее дубом, но сейчас он не сомневался - это Их древо. Это дитя того Древа, что сплело его судьбу с судьбой вожака Лесной стаи.       Поразительно, как же порой Судьба поворачивает человеческими жизнями. Она крутит их, вертит, играется, подкидывает и роняет, иногда сильно ударяя об землю, словно игривая кошка. Ким медленно шел к нему. Что-то манило его, заставляло позабыть о главной цели - добраться до Гёнхи. Джин подошел к нему вплотную, положил ладонь на кору и та заискрилась желтыми огоньками, а затем они дружно, словно рой светлячков повели его куда-то в другой коридор. Сокджин знал теперь, что надо делать. Предки даже здесь вели его к истине.       Будучи ребенком, ему часто запрещали наведываться в эту часть дворца. Коридоры здесь не были освещены совсем, в углах скопилась пыль и грязь, а с потолка свисала паутина. Атмосфера уныния и запустения, вернее даже, забытия, ведь об этом закутке все давно позабыли. Давно не ступала сюда нога человека, а уж тем более - босая.       Огоньки исчезли под дверью. На ней висел старый засов, ржавый, слабый, однако закрытый еще на чугунный замок. Один из "светлячков" вернулся к Джину и остановился на одной из дощечек в полу. Юноша наклонился, потрогал доску. Она держалась неплотно и двигалась от достаточного прикосновения. Тогда Ким присел, поддел ее пальцем и открыл. В маленьком импровизированном сейфе лежал железный ключик, покрытый четырьмя слоями пыли и паутины. Ким поднял его, повертел в руках, очищая от лишней грязи, а затем вставил в замок. Ключ идеально подошел. С легким усердием он повернул его, замок открылся и с грохотом упал на пол. Эхо от удара разнеслось по коридору. Сердце Джина замерло. Он прислушивался минуту к кромешной тишине, затем отворил засов и со скрипом открыл дверь. Огоньки тут же метнулись к одной единственной картине, прислоненной к центральной стене, накрытой белым покрывалом, а рядом из всей мебели стояла только тумба. Она была ростом чуть выше его самого, а шириной почти не превосходя. Сокджин подошел, схватился за ткань и смахнул ее. От полетевшей во все стороны пыли, он чихнул и стал тереть зудящий нос. Когда Ким снова обратил внимание на огоньки, то застыл во второй раз. На холсте, обрамленного деревянной резной рамой с позолотой, был изображен его дед, молодой, глаза счастливые, а подле него с нежной умиротворенной улыбкой стояла неизвестная ему женщина. У нее были длинные превосходные локоны, смуглая кожа и добрые голубые глаза. В руках она держала ничто иное, как росток. От ошеломительной догадки у него закружилась голова. Светлячки указали на тумбу, такую же старую, как рама, в которой стояла картина. Сокджин открыл один единственный ящик. В нем лежал запечатанный конверт. Юноша взял его предвкушая то, что откроется ему с прочтением этого письма. Он снял печать, извлек ровно сложенную бумагу, аккуратно развернул ее и принялся читать.

Дорогому моему внуку,

я пишу эти строки, будучи беременная твоим папаней. Может, на момент чтения этого письма ты и знать не знаешь о том, что бабка твоя была простых кровей по царским меркам и необычных по человеческим. Ты уж прости, голубок, за мой простой стиль, я женщина обычная, к королевским почестям и жизни непривычная. Буду кратка, потому что с таким пузом даже писать тяжко. Я одна из тех, про кого ночью в деревнях рассказывают легенды. Оборотни существуют, золотце, и я тому, пока еще живое доказательство. Однако, судьба моя закончится печально. Мне не дано выжить после рождения твоего отца. Дед твой, Хёншик, надеюсь просьбу мою не забыл, иначе все эти строки впустую. В тебе, как и в драгоценном моем Ханыле течет волчья кровь. Я пишу эти строки, чтобы ты знал о том, что у тебя есть выбор. Распорядись своей судьбой так, как сам того пожелаешь! О, ты наверное, думаешь, откуда я знаю, что у меня будет именно внук, а не внучка? Донквон нагадал! Ох, надеюсь этот старый волк еще жив... И да, оборотни живут дольше обычных людей, так что не удивляйся, что я его еще застала. Все, руки устают корякать эти загогулины (никогда грамоту не любила). Будь счастлив, дитятко!

Твоя бабуля, Ким Йеон.

             

***

                    Огоньки исчезли и комната погрузилась в первичную темноту, в которой пребывала до того, как ее побеспокоили. Юноша обернулся к портрету. Мало что было различимо теперь, однако память прекрасно вырисовывала черты лица молодой бабушки. Словно наяву он видел ее живые блестящие глаза, тонкие губы бантиком, слегка вьющиеся русые волосы, нежно стелящиеся по ее плечам. В голове роились тысячи вопросов. Почему никто не упоминал о бабушке Йеон? Почему даже в собственных дневниках Хёншик умолчал о супруге? А Чжан? Он знал о ней? Нет, пожалуй. Чжан пришел почти под конец правления Хёншика, а значит, его отец, Ханыль, уже был рожден и даже подрос. Но с другой стороны, Чжан был главным приближенным Хёншика, поэтому вероятность того, что дедушка что-то ему рассказывал все же была.       На ватных ногах, спрятав письмо в кармане штанов, юноша покинул комнату. Он до сих пор не верил прочитанному и прокручивал их в голове снова и снова, словно пробуя на вкус. Таких совпадений просто не бывает, лихорадочно твердил его разум.       - Ким Сокджин? - услышал он знакомый, хрипловатый голос. Император поднял глаза и их тут же защипало в преддверии слез. Перед ним стоял его старый нянь (эти полгода сильно стоптали его, скрючили и заложили темные мешки под глазами, лицо покрылось пятнами). Старик протянул к нему руки, зашаркал по полу, начиная бежать к своему воспитаннику. Ну разве мог этот человек предать его самым безобразным способом, который только существовал?       - Дядя Чжан! - пискнул юноша, кидаясь в объятия старика. Они плакали, крепко обнимаясь, и не могли нарадоваться долгожданной встрече.       - Когда госпожа сообщила мне о Вашей пропаже, я не знал, что и думать. От Вас не было вестей, я даже подумать боялся о Вашей смерти. - шептал старик, трогая его лицо, волосы, плечи, словно не верил, что появление императора не сон, а самая настоящая реальность.       - Брось, дядюшка, эти глупые формальности. - прошептал в сердцах Ким, выпрямляясь.       - Где же ты пропадал? - Чжан взял его за руки, да так крепко, словно боялся, что стоит ослабить хватку, как юноша перед ним исчезнет. Он потащил его к скамейке, усадил и даже так не отпускал. - Отощал, загорел! Туго приходилось, да?       - Не поверишь, если расскажу, да только сейчас я правда не могу.. - сказал Сокджин, с сочувствием глядя на опечаленного старика. Сердце сдавливало от такого вида истощенного Чжана. За эти полгода он словно прожил еще один десяток лет. - Я должен найти Гёнхи.       - Уходи. - вдруг встревожился Чжан, еще сильнее хватая его предплечья. Он перешел на шепот. - Прошу тебя, здесь ты не в безопасности. Госпожа заменила близких слуг на иностранных, приставила к себе охрану, прибывшую из самого Скальдского королевства. Они подчиняются ей, как шавки, не умеющие мыслить самостоятельно.       - Я не могу бросить подчиненных. Я Император, дядюшка. Может, слегка и тронулся умом в свое путешествии, но мыслю вполне здраво. Мой долг - защищать народ, присягнувший служить мне верой и правдой. Они полагаются на меня. Как же я могу убегать от этой ответственности, когда дал им слово? Разве ты так воспитывал меня?       По морщинистой щеке скатилась слеза. Чжан опустил голову, покачал головой, словно оплакивал кого-то.       - Как же я горжусь тобой, Сокджин. И предки твои гордятся. - прошептал он, поднимая все же взгляд. - Я буду молиться, чтобы когда все это закончится, суметь поговорить с тобой в спокойной обстановке. Гёнхи знает, что ты здесь. Она в тронном зале. - Джин хотел было подняться, как старик остановил его. - Поклянись, что ты не будешь рисковать своей жизнью. Поклянись мне, юноша!       - Я бы мог тебе солгать, Чжан. Но и я, и ты знаем, что мое воспитание мне этого не позволит. Однако обещаю тебе постараться.       - Спасибо.. - задыхаясь от накатывающихся слез сказал он. Тяжелые всхлипы поразили его грудь. Сокджин крепко обнял старика, почувствовал, как сжали его сухие руки, покрытые пятнами и венами, а затем отстранился.       - Откуда Гёнхи знает, что я здесь? - вдруг серьезно спросил он.       - Охрана. Они сразу направились к ней, услышав, что император вернулся. Опасное дело ты затеял, юноша. Отступись! - в последний раз взмолился он, но увидел упрямство в чужих глазах и вздохнул.       - Спасибо тебе. За жизнь и воспитание. - Ким коснулся губами его лба, поднялся и быстрыми шагами направился в тронный зал.        Слуги выбегали ему навстречу, плакали, низко кланяясь, да так и стояли, пока их император не скрывался за поворотом. Когда-то родные лабиринты замка стали для него чужой клеткой, душной, мерзкой, грязной. Он заметил, как сузилось пространство от вычурной роскоши, ненужных благ, дорогого убранства, от вида которого мутило. Вот, как она устроилась. Вот, как тосковала по пропавшему сыну. Вот ее материнские слезы горя и страха за его судьбу! От гнева он со всей силы сшиб расписную фарфоровую вазу, стоявшую на небольшом столике. Та с тонким треском разбилась об пол и разлетелась на безобразные кусочки. Вот что остается от этого богатства! Жалкие осколки, разбросанные по полу. Острые, безобразные. Вот она, темная сторона жадности, которая будет ранить и терзать твою душу, впиваясь в нее даже крохотной пылью.       Сокджин с грохотом распахнул двери в главный зал, где когда-то проходили приемы. Проносились воспоминания вихрем воспоминания, как он выслушивал жалобы обычных работяг, их предложения и исполнял волю своего народа. Здесь слова простых людей слышали, здесь они могли понять, что император - не бог, а такой же человек, живое существо, к которому можно обратиться. Зал украшали мраморные колонны темно-зеленого оттенка, упиравшиеся в потолок. На этих колоннах были поставлены держатели для факелов, освещавших оранжевым пламенем все пространство. По просьбе Ханыля, в зале было изобилие растительности. Рядом с троном стояли на трех ярусах клетки с диковинными птицами. Сейчас они были накрыты покрывалом, но появление чужака заставило пернатых проснуться и испуганно зачирикать.       Их взгляды встретились. Гёнхи величественно восседала на троне, значительно возвысившемся над залом за то время, что его не было. Если раньше он был выше лишь на две ступени, то теперь на все шесть. Женщина, злобно и холодно уставившаяся на него, уже не была его матерью, чей взгляд нежен, стоило ей издалека завидеть свое чадо. Гёнхи взяла в руки лежавший справа скипетр и ударила им по клеткам. От испуга птицы замолчали. Юноша шел, эхом в его сердце звучали собственные шаги. Сверкнула молния, отбросив тень Кима на Гёнхи. Оглушительный гром сотряс стены дворца. Где-то там далеко зашелестел дождь. Крупные капли барабанили по крыше. Он остановился, когда из-за колонн вышло двое здоровенных мужчин в сверкающих доспехах и преградили ему путь.       - Так вот как ты скучала! - яростно заговорил он. - Вот, как разрывалось на куски твое материнское сердце! - женщина молча испепеляла его взглядом, словно кукла. Она надменно закинула ногу на ногу. Ее дорогой наряд переливался золотом, вызывая отвращение у Кима. - Как же я был слеп! Стоило догадаться, что все, чего может желать такая алчная женщина как ты, лишь власть!       - Закрой пасть, щенок! - не выдержала она, поднимаясь с трона. - Посмотри на себя! Твоя кожа темная, заветренная и грубая, ты оброс и носишь одежду простых работяг, ротозяев и алкашей! Как ты вообще посмел назваться императором? - презрительно плевалась она. - То, во что ты превратился за полгода лишь доказывает, что ты недостоин этой власти! Где твои манеры? Что за тон?       - О, а ты достойна? Ты видела, во что превратился некогда величественный дворец? В сборище вычурного хлама?! И ты, словно дракониха, дышишь огнем на каждого, кто посмеет к ним приблизиться!       - Не смей критиковать мать! - ощерилась она. Гёнхи трясло, но она сдержанно опустилась на трон, потерла виски, прикрыв глаза и продолжила спокойнее. - Ты исчез на полгода и, видимо, отлично провел время, раз не целуешь родных стен.       - Исчез? А кто огрел меня по голове? - взбесился Ким, сделав шаг вперед, как двое стражников преградили ему путь. Он бросил на них разъяренный взгляд, но поутих, понимая, что его ярость сейчас не поможет. - Ты сама отправила меня куда попало, лишь бы дальше отсюда! А о своем письме ты ничего сказать не хочешь? Я о том, что лежало в спальне Софии.       Гёнхи хотела возразить, как взгляд ее застыл недоуменно где-то за спиной Сокджина. Юноша нехотя обернулся и растерянно замер. Вся злость его разом стихла, словно огонь задул ветер, а на его месте зародился страх. Он не верил своим глазам и хотел, чтобы это был мираж, что он обознался и это кто-то другой. Но у входа в зал стоял никто иной, а именно он.       - Что здесь делает оборванец? - капризно спросила она у стражи. - Почему стража пускает во дворец кого попало? Выгнать! Поживее!       - Сокджин, ради всего святого, скажи мне, что это не то, о чем я думаю. - раздался до ужасного спокойный голос.       Перед ним стоял никто иной, как Намджун. С его тела стекала в три ручья вода. Вновь сверкнула молния. Он смотрел на Джуна, как рад он был видеть его и как сжалось в жалкий комок его сердце, забившись куда-то ближе к спине. В свете факелов блеснули янтарным глаза. Оборотень убирал мокрые волосы с лица, испепеляя взглядом несчастного человека. Ким не знал, что ему сказать, как оправдать себя в его глазах, ведь знал, что нет прощения его лжи. Вот только пока он медлил с ответом, молчание решила прервать Гёнхи, догадавшись, что происходит сейчас.       - Ах вот оно как. Жестоко, милый, очень жестоко. Значит, хоть чем-то ты пошел в меня. - усмехнулась женщина, удобнее устраиваясь на троне. Пока ее ситуация забавляла, для двух влюбленных сердец это было роковое событие. - Скажи ему, Сокджин-а, кто ты такой, чей ты сын?