Snødronningen

— Что он от тебя хотел? — этот вопрос как гром среди ясного неба, прозвучал рядом, когда Йоханнес катил по ровной трассе. Даже голову поворачивать не пришлось — ветра почти не было, и Клебо узнал голос. — Да так. Ничего, — ответил он Хансу, проходя поворот. Холунн ехал рядом, явно настроенный на разговор. Йоханнес удивился — он не был против чьей-либо компании, но Ханс, однозначно, выбрал не то время. Почему б не после тренировки, когда нет риска сбить дыхание? — Мне казалось, Большунов не понимает по-английски, — выдал сокомандник следующую фразу. — Не понимает. Почти, — отозвался Йоханнес. Темп замедлился, теперь они бежали рядом. — Да как же ты с ним говорил? — Холунн фыркнул, борясь с ниоткуда налетевшим порывом ветра. Йоханнесу внезапно вспомнилось слегка растерянное выражение лица русского, когда тот не мог выразить мысль по-английски, его пальцы, спешно тычущие в экран смартфона и старательность, с которой тот читал высветившиеся слова. — Техника творит чудеса, — пояснил Клебо, а Ханс, несколько мгновений соображая, хохотнул. — По переводчику читаете, серьёзно? — И что здесь такого? — поинтересовался Клебо. Разговор с Холунном ему нравился всё меньше. Йоханнес надеялся, что Ханс после его лаконичных ответов даст ему спокойно докатать круги. — Забавно выглядит. Я представил, — Холунн хохотнул, и это было слышно даже за ветром. — А то, что ты говоришь, тоже пишешь? — Йоханнес понял, что из сокомандника сегодня просто перло неуместное любопытство. Он помедлил с ответом и Холунн продолжил: — Неужели сам Йоханнес открыл переводчик и ради… Клебо решил прекратить это веселье, и зашёл на крутой вираж на очень кстати подвернувшемся повороте. Ханс, который ехал чуть сзади и отвлекался на болтовню, не успел вписаться и, обернувшись через плечо, Йоханнес наблюдал, как тот очень красиво присел на снег из-за резкой попытки заехать в поздно замеченный поворот. Клебо толкнулся палками и обернулся ещё раз — фигура Холунна поднялась и заработала палками, значит, с ним всё в порядке. — Догоняй! — на спокойной трассе эти слова должны были далеко разноситься, правда, Йоханнес уже далеко отъехал и не был уверен, что Холунн слышит. Странно было кидать такое дистанционщику, но болтовня сокомандника действительно не нравилась Йоханнесу, и он надеялся, что Ханс поймёт. *** Ханс, однако, понял. Они нарезали круги по трассе вместе с другими лыжниками, и больше фразами не перекидывались. Йоханнес не знал, придал ли произошедшему Холунд особого значения или нет. Потому что мысли его были забиты, как ни странно другим — Клебо пытался прикинуть, успеет ли он действительно до восьми. И что, если нет? Большунов его подождёт? Или уедет один на трассу, или вернётся обратно в номер? Именно эти вопросы занимали его, хоть и указания тренера он внимательно слушал, и хотелось успеть, чтобы всё-таки не нервничать. — Эй, Ханс, погоди! — Эрик зашагал быстрее, когда команда возвращалась в отель. Холунд оглянулся, останавливаясь, Вальнес же догнал его и прошёлся пару раз рукой, отряхивая поясницу того. — Ты извалялся, неуклюжий? — А, это, — Ханс усмехнулся, поворачивая голову в сторону Клебо. — Это Йоханнес усадил меня в снег. — Хей, Йоханнес, — глаза Эрика тоже нашли товарища. — Совсем ты разошёлся. Ханс, представь, а меня он заставил поднос ему носить! Удивлённо-возмущённый вид Валнеса, пожаловавшегося Холунну, ничуть не тронул Клебо. — Сам виноват! — изрёк омега кратко в сторону обоих, перехватывая лыжи поудобней. — И ты, Эрик? — Ханс хохотнул. Он покачал головой с укоризненным взглядом в сторону Клебо. — Йоханнес, как можно? Ладно я, — Холунн кинул повеселевший взгляд на Валнеса. — Эрик-то у нас омежка. Это за ним ухаживать надо, а не заставлять его за тобой подносы носить. Не умеешь ты с омегами обращаться. — Эй, ты! Какой я тебе омега?! Окружающие засмеялись, наблюдая за продолжавшейся шуточной перепалкой, и только Йоханнес сдержал усмешку. Знали бы они, кто на самом деле омега, шуточки сыпались бы уже совершенно в другую сторону. Собрание Монсен проводил неспеша. Обстоятельно рассказывая о том, что на этом этапе делать, подсказывая, в какие забеги кому заявляться. К Йоханнесу ни у кого претензий не было, потому и особо много указаний ему не давали — лучший спринтер мира и так знал, что и как делать. От Носсума сегодня речей ждать не следовало — завтра не предстояло ничего, кроме спринтов. Ужин для Йоханнеса пролетел одним мгновением — по времени он успевал, но что-то толкало вперёд шевелиться быстрее, Александр ведь будет ждать. *** Валнес только скосил глаза от смартфона — он улёгся отдыхать и провести вечер на кровати, переписываясь с кем-то. — Тебе что, мало сегодня было? Может, у трассы поселишься? — изрёк он, когда Йоханнес собирался снова кататься. Такое рвение товарища ему было непонятно. Неужели Клебо готов уходить с лыжни только чтобы поспать? — Хочу проветриться. Сейчас мне хочется именно на лыжню, — ответил тот. — Смотри, завтра бежим, не устанешь? — Сам всё знаю, не волнуйся, — выдал Йоханнес в ответ, замечая, что Валнес снова уткнулся в переписку. *** Шаг быстрый, до восьми ещё десять минут. Можно неспеша, но Йоханнеса ноги сами несут, и он не успевает подумать, почему именно так — ну русский, ну лыжник, ну сильный соперник, интересно с ним почему-то очень, а почему… Фигура лыжника выплывает, когда Клебо поворачивает к полигону своей сборной. Александр уже ждёт, и неизвестно, когда он пришёл. Йоханнес, не подходя, спешно выхватил телефон из кармана, проверяя время. Александр, именно в этот момент, повернувшись к парню, рассмеялся, стараясь того успокоить. — Я всегда всё раньше делаю, — это он как-то по-английски выразить сумел. Клебо понял и запихнул гаджет обратно, однако сердце, как разошлось, не собиралось успокаиваться. Кажется, щёки его снова приобрели красный оттенок, потому что Большунов, как раз, уставился на них. — Ты бежал? — Нет, нет, — Йоханнес замотал головой. Должно быть, забавно это выглядело, потому что русского, кажется, веселил весь его вид. Норвежец еле справился с мыслями «что делается, как мне успокоиться, когда не получается», и взял себя в руки. Этот альфа творил что-то невообразимое с ним, ничего не делая. — Поехали? Йоханнес надеялся, что возьмёт себя в руки совсем, оказавшись на лыжне. Александр же таких странностей в поведении норвежца не понял и трактовал их по-своему. — Тебя не пускали? — поинтересовался он, читая с экрана. — Нет, пустили, — Клебо пришлось отвечать, тоже печатая на своём экране и показывать его Большунову. — Почему ты просто не показываешь мне экран, а произносишь? — Иначе я ничего не запомню. А английский выучить хочу, — рассмеялся Саша. Только вот не упомянул, что сделать это как можно быстрее его заставляет буквально только вот завязавшееся общение с норвежцем. Йоханнес приподнял брови, так и застыв. Большунов оказался упорным, идя к своим целям, не только на лыжне. Произношение ему давалось трудно, однако Александр щурился, хмурился, но старался. Внутри у норвежца потеплело, и он задержал взгляд на русском. Не хотелось даже отводить глаза. Большунов нравился ему всё больше. — Йоханнес. Поехали? — Александр заметил то, как замешкался норвежец, как смотрел немигающе на него, и как потом очнулся, покраснев и что-то пробормотав. Омега не представлял, как им можно говорить на лыжне, поминутно заглядывая в экран и толкаясь палками одновременно. Но им этого делать не пришлось. Шелестел и поскрипывал снег под лыжами, посвистывал ветер в ушах, когда они набирали скорость, скользя рядом непринуждённо, не на выступлении, а в лыжной прогулке. И норвежцу это нравилось не меньше соревнований. Потом пробежала белка, и они оба, сбавив скорость, наблюдали за тем, как та ловко карабкалась на дерево, вскоре скрывшись в ветвях. Взглянув вверх на синеющее небо, Александр заметил яркую крупную луну, на ней в этот вечер отлично оказались видны кратеры и каньоны, и указал на неё, чтобы после невольно залюбоваться уже Йоханнесом, который, подняв голову, даже чуть рот приоткрыл и распахнул невероятно ясные глаза, заворожённый видом. Большунов признался себе честно, что Йоханнес ничуть не уступает этой прекрасной луне. Холод был комфортный — не хватал за лицо, не лез под комбинезон, не жёг запястья. Кататься оказалось одно удовольствие. Они не не ездили на пределе скоростей, берегли силы на завтра, а всего лишь наслаждались отличным вечером и компанией друг друга. Правда, Йоханнес, вышедший без шапки, в конце концов ощутил, что эта затея была зря. Стоило надеть что-то на голову, но он понадеялся на то, что финская поздняя осень окажется более щадящей к нему. Он не сумел скрыть своего дискомфорта, что выразилось в том, что норвежец поежился, когда они уже неспешно возвращались по трассе к выходу. Русский заметил этот жест, приглядевшись к спутнику. — У тебя замёрзли уши? — Александр показывал на них. Йоханнес на самом деле ощущал, что да, уши, как раз, и подверглись атаке холода. Те, покрасневшие, так и символизировали о том, что хотят тепла. — Всё в пор… — начал было Клебо, но на его голову быстро приземлилась шапка, тёплая, только что с чужой головы. Заботливые руки Большунова натянули её поудобнее. Норвежец собирался запротестовать, но Александр покачал головой, показывая, что возражений не принимает. Теперь он сам оказался раскрытый, но только улыбнулся. — Тут идти пятнадцать минут. Ты за это время их совсем отморозишь, а я не успею замёрзнуть, - услышал Йоханнес, когда русский набрал текст. Большунов ещё что-то пробурчал, видимо, то, что Йоханнес беспечный, оделся легко. И не принял шапку обратно до самых дверей отеля. А Йоханнес смущался всю обратную дорогу, и очень надеялся, что Валнес не заметит за ним этого непроходящего внезапного смущения непонятно от чего весь оставшийся вечер.