Snødronningen

Небо, тёмное небо Руки рассыпается над Йоханнесом белыми соцветиями звёзд, заглушаемыми светом прожекторов лыжного стадиона. Глаза застит какая-то пелена, и он понимает, что это слёзы. Он был уверен, что выиграет сегодня. Очки, так некстати снятые с глаз, не закрывают от назойливых камер ненужную влагу, и хорошо, что та ещё и не течёт по щекам. Даже вытереть её выдало бы его состояние с головой, и Клэбо, исчезнув с поля зрения зрителей и журналистов, быстро ищет тёмные очки, отчаянно не желая показывать, что творится у него внутри. Нельзя выпускать на публику внутреннюю слабость, пусть все думают, что он вымотал силы на гонке. Вымотал настолько, что отошёл в сторону ото всех и переживает опустив голову, выражая этим полное внутреннее расстройство? Хорошо, пусть все думают, что он растерян и расстраивается из-за очков Кубка мира. Вполне логично, хотя самому Йоханнесу нелогично вовсе. Неужели ему важна эта проходная медаль первого этапа? Неужели ему так принципиально это золото, радоваться которому лыжная Норвегия будет пару дней, а ему самому вскоре уже придётся думать о следующем этапе? Неужели ему больше негде набрать очки, чтобы взять Глобус? Нет, это всё не те причины. Он проиграл своему принципиальному сопернику, когда победа уже была почти в руках. Отдал её сам? Даже стыдно как-то. Разумеется, побеждать всегда и везде было стремлением Йоханнеса с детства. Но и не занять первое место ему тоже случалось, как и любому другому. Он всегда шёл дальше, стараясь перекрыть одну неудачу последующими победами и не давая себе расслабляться. Однако, такой нелепый проигрыш — и не кому-то другому, Большунову, — и он расклеился. Это всё присуще омеге — пронеслось в голове, и навалившееся ощущение упущенной победы снова надавило на плечи, мешаясь с мыслью, что его пол только добавляет остроты ощущению обиды на ситуацию. Будь альфа — не принял бы настолько близко к сердцу, досадовал бы, но разве заплакал? А Йоханнес чуть не рыдал сейчас. Внутри всё бушевало, пытаясь вырваться наружу, и дабы не выдать себя в объективы камер, направленных на него, позировать на пьедестале норвежцу пришлось в этих же очках. Большунов сиял улыбкой, и даже через тёмные стёкла она видна была отчётливо. Он обнял норвежцев, стоящих с обеих сторон, а Йоханнес, ощущая тёплую руку Александра на плечах, повернул голову к камерам с мыслью, что в руки себя всё-таки надо взять. Он думает об этом последние пять минут, но сейчас становится не спокойнее — как-то ровнее, тяжёлая ладонь русского, застывшая на несколько мгновений на плече, отвлекает, заставляя сосредоточиться на Александре, подмечать, что его дыхание уже успокоилось после гонки, но вспышки свежих воспоминаний соревнования всё ещё стоят перед глазами Йоханнеса. *** Клэбо отказывается от ужина, оставаясь в номере. После душа он просто-напросто упал на кровать, уставившись в потолок, заново переживая произошедшее на финише лыжной трассы, а Валнес не посмел надоедать уговорами. Просто напомнил об ужине, на что Йоханнес только повернулся к стене, а затем за сокомандником хлопнула дверь, и Клэбо остался один. Смартфон валялся около подушки с погасшим экраном. В соцсети лезть не хотелось, да что там читать — строки сочувствия и предложений не вешать нос из-за одного проигрыша? Ничего нового. Омега не помнил, сколько времени у него ушло на то, чтобы прокрутить всё произошедшее по куче раз в голове, когда в дверь номера раздался негромкий аккуратный стук. Кто-то посторонний, подумалось норвежцу. Не Валнес же это вернулся и стучит в собственный номер. Дверь незаперта. Поэтому, совершенно не желая никуда сегодня вставать, Йоханнес всё-таки сел на кровати, неспеша спустил ноги вниз и также неторопливо, без желания, направился к двери, отворяя ту. За дверью обнаружился Большунов. Хмурое лицо Клэбо в то же мгновение приобрело выражение изумления, внутри что-то встрепенулось а затем одновременно кольнуло — именно Александр был соучастником его сегодняшнего серебра. — Прости, если я не вовремя, — акцент, произношение старательное, Йоханнес подметил, что русский, верно, эту фразу заучивал перед визитом. Клэбо на несколько мгновений застыл, мысли заметались в голове — как быть, что делать рядом с Большуновым — затем выпустил ручку открытой двери из рук, отступил вбок, показывая, что можно заходить, а сам же повернулся обратно к кровати с застучавшим быстрее сердцем. Неловкость накатила на него большим комом — он даже не мог развернуться обратно к гостю, ведь это Александр, которому он так странно проиграл финиш, да ещё совершенно был на ладони с этими своими метаниями, ища очки и совершенно расклеенный стоя тогда на пьедестале и теперь перед ним. Ощущения мешались в яркий клубок, с которым казалось невозможным справиться. Но что-то внутри радовалось при виде русского. Большунов не заставил себя ждать, входя и окидывая взглядом номер. Примятая неразобранная постель, свет настольной лампы вместо основного и меланхолия на лице Йоханнеса — вся эта атмосфера не оставляла сомнений, что норвежец занимался весь вечер самобичеванием. Клэбо вернулся на кровать, но не лёг, а сел, не смея поднять глаз на Александра, а тот не нашёл ничего другого, как приземлиться на неё же. — Йоханнес, — извлечение смартфона из кармана, бесшумное движение пальцев по экрану, выдача текста переводчиком, — ты не пришёл сегодня на ужин. Не хочешь есть? — Не хочу, — медленно отозвался Клэбо. Большунов несогласно покачал головой. — На самом деле хочешь. Просто твоё состояние не даёт тебе это почувствовать, — да, наверное, так и есть, но к чему давиться едой, когда она в тебя не полезет? Он всё-таки заметил. «Твоё состояние» — Александр действительно правильно оценил степень его зацикленности на сегодняшнем событии. Она сейчас и являлась состоянием Йоханнеса, не давая думать о чём-то другом. — Хорошо всё, — выдавил из себя норвежец, рисуя улыбку на лице. Конечно же, нелепость сморозил, только вот в присутствии этого русского способность говорить нечто связное и нормальное ухудшалась. — Все же проигрывают. Я просто устал. Именно с появлением Александра один на один с ним Йоханнес особенно явно ощутил, что причина-то его состояния совершенно не в серебре, а в Большунове. Ещё вчера они катались по тренировочной трассе рядом, смеялись и ничто подобного не предвещало. Именно это скребло Клэбо, перемешиваясь с логическими доводами про спорт, что они на одной трассе, они соперники друг другу. Однако, неловкость, что даже не знаешь, куда деваться, одновременно с желанием, чтобы русский не уходил, перерастали во внутреннее волнение. Большунов не сводил пристального взгляда с лица парня. Кажется, ему совершенно не почудилось, что перед награждением тот плакал, на пьедестал вышел нервный, потерянный, с этими очками на глазах. Для него было немыслимо, чтобы альфа плакал из-за ничего не решающего этапа, и тут — пожалуйста. — Неужели ни разу? Ни разу раньше такого не было? — Йоханнес поднял глаза. Русский не смеялся, не смотрел сочувственно, только некое непонимание проскальзывало в глазах. — Что… ни разу? — голос слегка сел, и Клэбо не смел отвести взгляда от Александра. — Вот так финиш не проигрывал? — быстро брошенный взгляд на экран и вопрос. — Когда можешь выиграть, но делаешь что-то… подобное. — У меня никогда так… — Йоханнес не припоминал более глупого финиша среди всех своих побед и проигрышей. Большунов осторожно улыбнулся. — А у меня было. Прямо на олимпиаде. Лыжи не сменил и проиграл марафон, — он развёл руками и широко улыбнулся, будто рассказывал о том, как уронил мороженое в парке, а не олимпийское золото упустил. Йоханнес, естественно, знал об этой гонке, но как-то вылетело у него из головы за несколько месяцев, что там происходило — он сам в ней не участвовал. Действительно, Александр тогда имел все шансы стать чемпионом. — Обидно, — отозвался Клэбо. Норвежец снова окунулся на мгновение в ту олимпийскую атмосферу своего триумфа и сразу же вынырнул в действительность — трижды чемпион, и упустил победу на какой-то глупости. А Большунов может так запросто говорить о том, какой просчёт он совершил на главном для любого спортсмена старте. И улыбаться так… Русский, видя некоторую перемену во взгляде Йоханнеса, усмехнулся. — Завтра не оглядывайся, я хочу выиграть вчистую, — прозвучало в наступившей тишине, и до Йоханнеса смысл слов дошёл не сразу. А когда дошёл, то Клэбо ощутил, что снова щёки его пошли пятнами, и открыв рот, звуки издал не сразу, чтобы не вырвался возмущённый писк. — Да ты что? Ты… — Йоханнес спохватился, понимая, что Большунов не поймёт. Стараясь медленно произносить, прищурился: — Уверен, что выиграешь завтра? — Почему нет? — подмигнул в ответ Александр. Клэбо оживился. Почему русский решил, что обязательно возьмёт золото? — А почему да? Большунов поднялся с кровати, и омега ощутил, как выпрямился после этого матрац. Что и говорить, Александр заметно тяжелее его — столько мышц, прямо сейчас играющих под обтягивающей футболкой… — Почему — я б рассказал, но так есть хочу, — Александр перевёл взгляд от экрана, на котором печатал очередной текст, заставляя Йоханнеса оторваться от созерцания ключиц, уходящих под вырез одежды. — Хочешь — пойдём вместе. Просто посидишь. — Ты не ужинал? — Нет. Увидел, что тебя нет, спросил у твоих и поднялся. Только бы не сейчас покраснеть как школьник. Не сейчас. Норвежец чуть ли не зажмурился, и хоть с усилием, но нежелательной реакции удалось избежать. Большунов заметил, что Йоханнеса нет за столом, спросил у его команды и отправился в номер? Вот так вот?.. Запросто? Сам Клэбо ни за что бы не решился на подобный поступок. — Есть не хочется. Но я пойду, — Йоханнес кивнул и поспешно поднялся, отключая лампу и подцепляя за собой телефон, стремясь за альфой к двери. Казалось, что отстать — упустить что-то важное. На самом деле Клэбо очень хотелось находиться рядом с Александром, как можно ближе, и он не сразу попал ключом в скважину, закрывая номер — отвлёкся, обернувшись, глядя, не ушёл ли Большунов вперёд, но тот стоял рядом и ждал. Разумеется, в столовой Клэбо тут же ударили в нос вкусные запахи недавно приготовленной еды. Моментально в желудке ощутилась пустота, а нетерпеливый взгляд норвежца в сторону раздачи не остался незамеченным Александром. — Я тоже… буду, — пояснил омега на его лёгкую улыбку, проскользнувшую по губам. Йоханнес только сейчас заметил, что нелепая развязка гонки каким-то образом плавно перестала занимать все его мысли — он думал о Большунове, смотрел на него украдкой, пока шли, его полностью занимали мысли о том, что тот даже не поужинал, пока не нашёл Йоханнеса и не поговорил с ним. А вспомнив о гонке, норвежец с совершенным облегчением ощутил, что давящее чувство вины, беспокойства, досады на сегодняшний финиш исчезли — осталось только здоровое желание выложиться на следующем этапе в спринте так, чтобы достать его казалось снова нереальным. Он шагнул в сторону раздачи, но Большунов остановил Йоханнеса: — Что тебе принести? Кое-как назвав, что именно, Клэбо опустился за стол бороться со смущением, пока альфа отправился за тарелками. — Так почему ты решил, что выиграешь? — подняв голову, с улыбкой встретил Йоханнес Александра, когда тот вернулся с подносом. *** В почти пустой столовой — практически все остальные лыжники уже поужинали и разошлись по своим делам — ещё долго звучал негромкий разговор. Вечер неспешно тёк дальше, цифры на электронных настенных часах отсчитывали минуты, и только двое занятых друг другом лыжников продолжали сидеть рядом, и им ничуть не мешало, что чаще всего объясняться приходилось с помощью переводчика. Красивый, особенно, когда улыбается и глаза опускает — именно это наблюдение о Йоханнесе отложилось сегодня у Саши в голове. Ещё раз и ещё он тихонько наблюдал за норвежцем, стараясь, чтобы это было незаметно. Клэбо выдал какую-то замысловатую фразу, Большунов не понял совершенно, в очередной раз хватаясь за телефон. — Погоди, тут переводчик нужен, — Саша забылся и выпалил на русском. — Пере… вощик, — повторил Йоханнес, старательно пытаясь выговорить звук. — О, да у тебя почти получилось, Йоханнес, — Александр подивился на успехи норвежца и повторил тому медленно: — Пе-ре-вод-чик. — Пере-вощик, — выдал снова Клэбо, никуда не поставив ударения. — Не-не, «Перевозчик» — это фильм, а тут слово «пе-ре-вод-чик», — снова поправил Саша. — Пе… ре… водзщик! — вывернул Йоханнес, сразу же улавливая разность произношения русских слов. — Транслэйт! Норвежец указал пальцем в экран, требуя перевести ему эти два каких-то похожих, и труднопроизносимых слова, и уставился в ожидании на чуть ли не смеющегося Сашу. — Сейчас, сейчас, — закивал Большунов. Йоханнес вернулся к себе спустя довольно долгое время. Вечер с Александром пролетел незаметно, как казалось сейчас, и очень хотелось, чтобы путь до этажа был дольше — слышать рядом его шаги, поднимаясь по широкой лестнице, украдкой улыбаясь, делая вид, что просто весело, а не из-за того, что сердце стучит как ненормальное с каждым звуком его голоса. Большунову тоже не хотелось отпускать от себя Йоханнеса, но им же обоим спать и у обоих гонка и режим. Проскальзывая в свой номер, сытый ужином, смущённый Большуновым и окрылённый встречей, Йоханнес, ещё под впечатлением от этого вечера, тихо закрывает за собой дверь. И накатывает яркое и чёткое ощущение, что сегодня, как ни странно — очень хороший день для него. Он прекрасен и записывается в памяти улыбкой Большунова, его беспокойством и… заботой. Александр вытесняет все тревожные мысли собой, заменяя уверенным спокойствием. А сам же Большунов долго ворочается в постели, и память раз за разом подкидывает ему лицо Клэбо — не расстроенного на пьедестале, а улыбчивого, застенчивого и мягкого, как сегодня за одним столом с ним.