минус на плюс

Резкий звук остаётся глухим эхом среди стен из бетона. Щёку неприятно жалит, зудит до желания соскрести кожу ногтями, пока кровь не застынет коркой: ты сделаешь всё, чтобы жалкие попытки запугать физическим насилием были перекрыты собственными увечьями. — Теперь ты готова стать друзьями? — низкорослый ублюдок с грозным лицом и мерзкой ухмылкой протягивает руку. — Тебе в неё плюнуть или откусить? — киваешь на раскрытую ладонь и смотришь прямо в глаза главарю шайки. У мальчишки перед тобой дергаются уголки губ — хочет оскалиться зверем, самому откусить твой болтливый язык и перегрызть сухожилия в ногах, чтобы упала на колени, но он всего лишь даёт знак пареньку рядом, и рука шестёрки вновь жалит. — Ещё не передумала? — спрашивает опять, пока долговязый держит за волосы. — Дружба с таким мудачьём испортит мне оценки в табеле, так что извини, мой ответ — нет, — смотришь на паренька, который пытается своей хваткой поставить на колени. Главарь хлопает исполнителя по спине и делает несколько шагов назад, пока не сядет на неиспользованные стройматериалы: представление для одного зрителя начинается сейчас. Шестёрка с силой отпускает, чтобы ты потеряла равновесие и упала, однако делаешь несколько шагов назад для стабилизации позиции и ждёшь, пока мальчик сделает первый шаг. Он харкает в сторону и делает резкий выпад в попытке снова схватить за волосы, но ты берёшь его запястье, сжимаешь и отпускаешь. Пока оппонент смотрит на полумесяцы ногтей и ругается, а в воздухе начинает искрить ярость от простого отпора и неповиновения — зачинщик довольно наблюдает. Ещё несколько таких же неаккуратных выпадов хулигана, слишком эмоциональных и непоследовательных; за ними следуют попытки ударить раскрытой ладонью или кулаком, и всё мимо, пока ты шаг за шагом отступаешь вглубь будущего коридора. За вами следует ещё один высокий мальчик. — Суки из твоей страны такие же вертлявые? — сквозь зубы шипит брюнет. — Только когда кобели распускают руки, — киваешь в его сторону и наблюдаешь за вторым. — Чёрт, — он вздыхает, разочарованно качает головой, как ругает провинившееся чадо, — будь послушной, как полагается сучкам вроде тебя. — Сучки вроде меня оторвут твои яйца, — усмехаешься и делаешь ещё несколько шагов назад, — всё ещё хочешь продолжить? Резкий выпад приводит в замешательство, из-за чего спотыкаешься о собственные ноги и почти падаешь, если бы не рука, сжимающая воротник блузки. «Теперь не такая смелая?» — читается в глазах паренька вместе с мыслями о превосходстве. На рефлексах держишься за конечность, стараешься вложить силу, чтобы отпустил, но оппонент только шипит от боли и вновь загорается яростью: в другой руке раскладной нож. «Гвинам, не делай этого», — раздаётся где-то сбоку и проходит мимо вашей зоны; лезвие у твоей ушибленной скулы. — Умоляй меня, — гневный шёпот между двумя, что делят дыхание в желании откусить лицо другого. — Пошёл ты, — такой же тихий ответ, горло пережимает ткань, но ты не отступишь. Одно движение, и будет кровь. Один шаг вперёд, и будет поцелуй — вы не осознаёте почти отсутствие расстояния: грудь парня касается твоей, и в этой близости растут только гнев и презрение, когда пылающий огонь пытается поглотить меньшее пламя. — Умоляй, — повторяет он сквозь зубы. — Заставь меня, — вторишь и впиваешься ногтями в запястье. Он прерывает зрительный контакт. Он тяжело выдыхает желание сомкнуть пальцы на твоей шее. В его взгляде меняются оттенки гнева на голод: зрачки расширяются с каждым глотком воздуха. — Ты просто ничтожество на побегушках у авторитета, — сталь напирает сильнее, — жалкий трус, который получает удовольствие от издевательства над слабыми, потому что когда-то ты был таким же слабым и беспомощным, а теперь отыгрываешься за предыдущие обиды, — видишь только глаза перед собой, чувствуешь такой же голод, чувствуешь тягу предвкушения в грудной клетке под симфонию пульса и сбившегося дыхания. И не сказать, чья кожа обжигает сильнее: вы оба сгораете в созданном пространстве. — Гвинам, прекрати, — кашляешь, стоило наблюдателю вмешаться и оттащить обидчика. — Ты в порядке? — спрашивает тебя, пока один из полюсов пытается вырваться из крепкой хватки, чтобы раскроить твою черепную коробку. Юн Гвинам трясётся от гнева и обещаний мести. — Да, всё нормально, — прикрываешь рот в новом приступе кашля, под пальцами мокро. Кровь. Этот ублюдок порезал тебя. Виновный поднимает едва ли оружие ближе для уверенности, что кровь на лезвии принадлежит тебе, и облизывает, смакуя медный привкус. «На вкус полное дерьмо», — он ликует, и ликование отражено в безумной улыбке, где нет места свету. Наблюдатель отпускает приятеля и подходит ближе, чтобы осмотреть рану; в карманах школьного пиджака находит пластырь и заклеивает им немного запёкшуюся кровь. Сухёк. Ли Сухёк. Читаешь нашивку, и наблюдатель повторяет своё имя. «Я не буду частью вашей шайки», — держишься Сухёка, когда возвращаетесь втроём: одна из жертв облизывает носки кроссовок девушки из группы хулиганов, а двое других стоят на коленях с опущенными головами, — «но я буду рядом с Сухёком. До тех пор, пока с вами он, с вами и я». Сон Мёнхван протягивает руку в знак заключения соглашения, и ты жмёшь в ответ. Юн Гвинам стоит рядом с Пак Чанхуном. Их обмен фразами и жестами сопровождается улыбками и смешками. Ким Хёнджу толкает человека перед ней ногой, и тот падает под смех парочки. Ли Сухёк держит твоё запястье и уводит чуть дальше остальных. Школьные дни продолжаются без шёпота за спиной — дружба с нужными людьми приносит свои плоды, однако ты не имеешь полной неприкосновенности, так как Гвинам в своём личном списке сделал пометку испортить твою жизнь всеми доступными способами. В голове у мальчика полная каша, если он думает держать обиду за правдивые слова, и его становится немного жалко. До тех пор, пока эта свинья не столкнётся с тобой в коридоре или не поставит подножку в кафетерии или не выхватит рюкзак и не вывернет наизнанку, вытряхивая учебные предметы; список мелких пакостей можно продолжать и продолжать, но ты не обиженка, которая будет помнить каждое зло в свой адрес. — Ещё несколько таких выходок, и я начну думать, что ты влюблён в меня, — как-то говоришь между очередными стычками во время ланча, пока отряхиваешь колени школьной формы. Имеющий ответы на каждое твоё слово, молчит и пинает камень в сторону, руки в карманах. — Не хочешь пообедать вместе со мной? — Сухёк находит тебя на улице среди учеников, невольно улыбаешься ему в ответ. — Не хочет, — ребёнок позади возвышается над тобой, доставляет дискомфорт своим подавляющим присутствием. — Вообще-то, — ты слегка оборачиваешься, — очень хочу. Спасибо за предложение. Недовольство и тяжелые вздохи игнорируются так же, как и ругательства полушёпотом, сотканные из чистых эмоций и искреннего желания обидеть. С того дня Гвинам стал только грубее: он не стесняется замахиваться, больно ударит плечом при возможности и точно убедится, что ты упала и содрала руки в кровь, а учебники вместе с тетрадями залиты водой. И только ему позволено так делать — мелкие хулиганы хотели урвать свою крупицу славы издевательства над иностранкой, но синяки на телах появились быстрее, чем мысли о конкретных способах. Ты не сказала спасибо, так как не знала, но это не мешало Гвинаму до сих пор жаждать твоего признания. Если бы ты узнала, то высмеяла бы и назвала щенком. Он не хочет признавать твою правоту. Сухёк вокруг тебя только мешает. «Не делай этого». «Делай так». Слишком правильный в своих идеалах, но получающий извращённое удовольствие за наблюдением. Садист в глазах Сухёка ликует при виде слёз и заливается восторгом от мольбы помощи, и с каждым разом этот блеск стремительно тускнеет, сродни двум волкам в теле человека, где побеждает тот, которого кормишь, а кормиться болью других — незрело. Он постоянно рядом, всегда приглашает на ланч и отдаляется вместе с тобой, потому что без Сухёка в группе не будет и тебя. Карандаш в руке Гвинама трещит и ломается, когда перед глазами ежедневная картина взаимодействия двух людей. Мёнхван запретил приближаться к тебе и закрепил свой приказ тяжелыми пощёчинами; Гвинаму остаётся только ломать очередной карандаш — ваши объятия как бельмо на глазу. Оказаться на радаре неправильных людей стоило ради обретения надёжного друга: ты постепенно сближаешься с компанией Сухёка, шутишь во время ланча на «мужские» темы и подталкиваешь нерешительных юношей пригласить на свидание свою симпатию, иногда наблюдаешь за играми на поле или у кого-то в гостях, пока желающие спорят, в чьих руках окажется один из геймпадов. Ты стараешься игнорировать высверливающий взгляд, не придаёшь значения периодической волне холода от спины до предплечий и выстраиваешь прочные стены — чужие мысли жужжат назойливее собственных. Заходишь на школьную территорию, пока учителя подгоняют с секундомером в руках, и делаешь глубокий вдох без цепей незримого наблюдения. Этот день становится в список лучших. Пока Юн Гвинам не занимает место позади тебя. Ты стараешься не замечать его присутствия, как делала все недели до этого, пишешь заметки вслед за учителем, выделяешь важные моменты и определённо не отвлекаешься на чавкающие звуки позади. Ножки парты скрипят по полу. — Я не боюсь тебя, — шепчешь вполоборота и делаешь вид, что пытаешься рассмотреть написанное на доске. — Смотри вперёд и записывай, отличница, — слышишь такой же шёпот позади. Гвинам откидывает волосы со спины, и не нужно иметь отличные оценки для понимания дальнейших событий. Скрип мела меняется на белый шум, а цвета вокруг — оттенки красного. В твоих руках поломанный карандаш. Урок закончен. Пока кто-то собирается в кафетерий или достаёт принесённый из дома обед, ты хватаешь Гвинама за руку и тянешь за собой, не обращая внимания, что парень едва не упал со стула. Коридоры ещё пустуют: учащиеся слишком медленно покидают свои кабинеты, а вы уже пронеслись через несколько классов и остановились в одной из кабинок женского туалета. — Либо рубашка, либо кофта, — киваешь в его сторону, поворачиваешься спиной и расстёгиваешь испорченную блузку. — Ты с ума сошла? — он ждал слёз, ждал покорности и унижения, а сейчас видит фурию, жаждущую кровопролития. — Тогда выберу я, — разворачиваешься обратно, прикрываешь тканью бюстгальтер и грудь, — снимай рубашку. — Чего? Да пошла ты… — звонкая пощёчина глушится кабинкой. — Если ты ведёшь себя как мудак, то… — вторая так же становится глуха. Ты стараешься дышать ровно, стараешься держать себя в дрожащих руках, но это не помогает, когда в голове барабанным ритмом отбивается пульс: действия становятся быстрее мыслей, и испорченная блузка обвивается вокруг шеи Гвинама. Он хрипит, пытается убрать твои руки, порвать ткань и что-то говорит на выдохе, чего ты не слышишь, пока его руки не обвиваются вокруг твоей шеи, и теперь вы в равном положении борьбы за превосходство. Отпускаете друг друга одновременно и пытаетесь отдышаться. — Психованная стерва. — Безмозглый придурок. Голову что-то накрывает, и ты готова к атаке в замкнутом пространстве, но это всего лишь рубашка. Рубашка Гвинама. И пахнет им. Чертовски приятно пахнет. — Спасибо, — благодаришь его, и получаешь кивок в ответ. — Кстати, не знала, что ты извращенец, — насмехаешься, застёгивая пуговицы, — у тебя зрачки расширены. — У тебя тоже, извращенка, — слова не имеют привычной насмешки, а из-за тяжелых подъёмов груди в кабинке становится слишком жарко, слишком близко: едва ли не касаетесь носами в попытках увидеть пульсирующий зрачок другого. — Твой парень не будет ревновать? — ты видишь блуждающий взгляд, сама изучаешь лицо перед собой, и задерживаешься на губах. В горле пересохло. — Ревнуют только дураки, которые дёргают любимую девочку за косички, а мой парень не дурак, — в карих глазах назревал ураган. Юн Гвинам сжимает кулак и бьёт стенку позади тебя. В женском туалете ты остаёшься с тяжёлым запахом хвои и бергамота; на языке оседает послевкусие цитрусовых. Выходные дни как дождь в середине жаркого дня — являются спасением от зноя учебных будней, где каждый шаг сопровождается молчанием, где с каждым движением тяжесть на плечах увеличивается. Юн Гвинам заключил перемирие и больше не прикасался к тебе, не говорил лишнего и избегал в коридорах, однако соглашение не распространялось на его взгляд: стало только хуже. Идёшь в библиотеку? Он околачивается рядом, вымогая деньги учеников. В обеденный перерыв сидишь в компании Сухёка и остальных? Да поможет тебе Господь не стать пеплом на месте. Решаешь отказаться от сопровождения и прогуляться до дому в одиночестве? Только не оборачивайся. Потому что Гвинам постоянно смотрит; у него глаза по всему телу, если дело касается тебя. Удивительно, что в комнате до сих пор нет скрытых камер. Вспышка света, за ней следует грохот небес, и вода на окнах стекает интенсивнее. На этот день были планы, и планы эти смешаны с дождём в сточной трубе, поэтому решаешь сделать небольшую вылазку до ближайшего магазина, купить газировки, лапши и снеков. Радость тинейджера заключена в просмотре фильма или сериала под вредную закуску. На обратном пути непогода усиливается. С трудом держишь зонт против ветра и небольшой пакет, обувь промокла насквозь. Ещё никогда в жизни ты не хотела так сильно оказаться дома, залезть под одеяло и не вылезать до следующего утра, а с первым лучом солнца в окне послать предстоящий день к чертям и продолжать спячку выходных. И надо было среди пелены разглядеть знакомого хулигана. Почти стонешь от разочарования: день может стать ещё хуже. Может, проигнорировать и пойти домой? Или стоит помочь, так как он сдохнет от переохлаждения? Но ты же хочешь от него избавиться, а сейчас идеальная возможность. «Будь проклято моё доброе сердце», — шепчешь под нос и идёшь в сторону неприятеля. — Эй, придурок, — встаёшь перед ним и накрываешь тело у стены зонтом, — ты так заболеешь. — Отвали, — он даже не пошевелился и продолжил прикрывать лицо рукой. На костяшках замечаешь ссадины. — Поднимай свою задницу и пошли за мной, — снова отмахивается, и ты сдерживаешь желание пнуть этого недоноска, — тогда я всем в школе расскажу, что мы трахались, и ты просил быть меня грубее, называл мамочкой и стонал как сука в течку. — Делай, что хочешь, только отъебись, — разбитый вид хулигана заставляет чувствовать нетипичные для тебя чувства по отношению к нему: твоё сердце слабо по отношению к слабым и беззащитным, а именно таким сейчас является Юн Гвинам. — Пожалуйста? Я всего лишь хочу помочь, — теперь и в твоём голосе есть ноты слабости и обещания не причинять ещё большего вреда. — Я могла бы тебя уже бросить, но стою и уговариваю пойти со мной, разве это ничего не значит? — отлично, начинаешь манипулировать и давить на жалость, просто браво! Хочется разбить голову о стену в очередной провальной попытке выразить искреннее беспокойство. Но это действует. Гвинам поднимается и забирает зонт из твоих рук. От его очень холодных пальцев передёргивает. Вопрос о синяке на скуле остаётся не озвученным. Как никогда ты благодарна родителям, чей бизнес вынуждает покидать дом на длительное время для договоров с партнёрами и поставщиками: никто не будет задавать вопросов о мальчике позади. «Купила недавно, мужская», — отправляешь Гвинама в ванную вместе с оверсайз футболкой и покрывалом, а сама тем временем кипятишь воду для чая и лапши. Гость не стесняется лечь на кровать поверх одеяла, подминает подушку для большего удобства и осматривает комнату, так по-девчачьи пахнущую чем-то неприторно сладким и воздушным, как пух сахарной ваты. Даже от одежды, что ты дала, исходит какой-то особый девичий запах новой вещи. — Острая лапша и горячий чай без сахара, но с шоколадным батончиком, — одной рукой держишь две кружки, другой — стаканчики с едой и упомянутый батончик. — А ещё я хотела посмотреть фильм, надеюсь, ты не против. Монитор повёрнут в сторону, остаётся только нажать на запуск. Гвинам молчит, когда берёт еду, молчит о выборе фильма и молчит, когда задаёшь вопросы. Ты бы справилась с хмурыми тучами за окном, но не можешь совладать с тучей в метре от себя. — Слушай, — пытаешься снова завязать диалог, — я, конечно, всё понимаю, но и ты пойми, что я хочу знать, почему ты оказался на улице недалеко от моего дома, ещё и в такую погоду, — полуостывшая кружка в руках больше не согревает, а за выбранные слова испытываешь стыд, — никакого давления, — спешишь добавить. — Я угнал и разбил машину отца, — слова приглушены подушкой и покрывалом, — избил мудака в переулке, придушил бы тебя сейчас и замёл все следы, но нет настроения. Ещё больше хочешь размозжить свою пустую голову, потому что желания перевешивают здравый смысл: ты запускаешь фильм и устраиваешься позади Гвинама так, чтобы ему и тебе было видно экран. И обнимаешь большого мальчика, который обижен на мир, который презираем миром. С ощущением потерянного времени встречаешь насмешливый взгляд и едва не падаешь от испуга, но тебя держат. — Ты пускаешь слюни и храпишь, — гость тихо смеётся, а ты просто радуешься простой улыбке и вспоминаешь, как привела Гвинама домой и заснула с ним в одной постели. Блять, ты заснула рядом с человеком, которого недавно хотела придушить в кабинке женского туалета. — Давай сделаем вид, что этого дня никогда не было, — в полусне закрываешь глаза и ждёшь сладкого пропуска времени, но именно сейчас он решил, что неудобно лежит. — Я записал на видео, как ты храпишь, — спустя несколько секунд через динамик раздаётся отчётливое сопение. — Я тебя уничтожу, — сон отступает мгновенно, и ты перекатываешься на Гвинама в попытке отобрать аппарат и удалить возможный компромат. Чёрт бы побрал эти длинные конечности, ему даже не составляет труда вытянуть одну руку, а другой удерживать твоё брыкающееся тело. — Ты познаешь боль, Гвинам, я низвергну тебя в пучины ада, отдай блять телефон. — Нет, — он смеётся сильнее, откидывает предмет куда-то вне досягаемости и держит уже двумя руками, пока ты пытаешься выбраться из захвата. — Я привожу тебя домой, согреваю и кормлю, а ты блять решаешь записать мой храп и шантажировать этим? — предпринимаешь новые попытки, стараешься укусить или оцарапать, но Гвинаму всё это как зубочистка для слона. — Твой труп сожрут свиньи. В отчаянной борьбе за свободу ты приводишь в беспорядок всё вокруг, пока гость не оказывается сверху. — Слезь с меня, — хмуришься, тебе не нравится это положение, — я сказала, слезь с меня. Он игнорирует или действительно не слышит, потому что всё внимание Гвинама сосредоточено на твоих глазах. Он плох в выражении чувств, потому что знает только доминирование над слабыми в качестве демонстрации силы и превосходства. Он заводится от смущения под камуфляжем гнева. Растущее напряжение в течение месяцев Юн Гвинам выражает поцелуем и получает ответ — руки на шее, что не дают отодвинуться. У него едва тёплые губы;       тебе нравится.