минус на плюс

Изменилось ли что-то?       Нет. Однако прибавилось физическое взаимодействие вне посторонних глаз: только уверенные в полном одиночестве вы повторяете поцелуй, и первым не сдерживается Гвинам. Он приникает к твоим губам с глубоким желанием утолить голод, зреющий между рёбер. Он хочет твою грудную клетку вскрыть и испить кислород из альвеол, пока твоей жизненной необходимостью не станет Юн Гвинам, и трещины его имени на твоих костях смоет лишь время. Он хочет поглотить и растворить в себе — привязанность такого человека опасна: Гвинам не знает меры, растущую симпатию принимает за любовь, и чёрт он хочет пировать твоими кишками, пока не остынет кровь, ведь каждое твоё слово опьяняет. Тебя же дурманят жаркие поцелуи, ты просто не успеваешь за мальчишеским пылом:       целоваться с Гвинамом — погружаться на глубокое дно, где есть только холод и тьма, куда не проникает свет, а давление угрожает расплющить в любой момент;       целоваться с Гвинамом — пробовать дорогой коктейль из высокоградусного алкоголя с добавлением сиропа мяты и розы, от него не пьянеешь сразу, потому делаешь глоток за глотком, пока не тяжелеют конечности, и мир наполняется размытыми красками;       целоваться с Гвинамом — добровольно вариться в адовом котле, ведь грехи наказуемы, но по сравнению с его прикосновениями температура кажется абсолютным льдом. Юн Гвинам одними губами накаляет плоть до предела. Другими же способами выразить свои эмоции парень просто не может: он никогда не знал проявления любви и для него чуждо быть нежным, желать не обжигающей близости.       Хочешь объятий? Обними первой, прижмись к его груди и слушай неровное биение, пока в чужой голове путаются мысли, жди ответных действий, небрежных и неуверенных, жди тяжёлого выдоха, после которого хватка станет крепче.       Хочешь взяться за руки? Коснись его ладони, затем переплети пальцы и сожми; повторение не заставит долго ждать. Гвинам не может выразить эмоции, однако жаждет твоей инициативы: быть ведомым ему привычнее. Только не смей претендовать на первенство в поцелуях, иначе будешь тлеть с испорченным бельём. Редким будним днём Гвинам провожает тебя до дому, в молчании. Все словесные стычки остались позади: вместо укусить словом, он предпочитает кусать челюсть и оставлять тёмные пятна чуть ниже воротника школьной формы. Ему действительно трудно оторваться от твоего тела, и мягкие взаимодействия только роют глубже, в самые недра души, где спрятаны осколки скелетов. Его привязанность балансирует над пропастью: неверное движение погубит крупицы света в одержимости. Гвинам всё чаще появляется гостем на пороге, когда твои родители не заняты в рабочих поездках. Для них убедительна отговорка о помощи ученикам, чьи оценки оставляют желать лучшего, потому что культура и порядки другой страны — потёмки для тех, кто не собирается провести здесь остаток жизни. Они не волнуются о возможном романе: с детства навязывали мысли о будущем, потому уверены в твоей правде и занимаются повседневностью, пока ты сидишь на коленях мальчика и позволяешь ему держать руки под домашней одеждой. Без совместной учёбы не обходится, потому что ты обожаешь видеть, как Гвинам хмурится; любишь слышать его мысли в абсолютной тишине и помогаешь при необходимости — без белого шума становится пусто. Ещё больше влюбляешься в улыбку, когда радость отражается на его лице. Растущая привязанность порождает вопросы: кем вы приходитесь друг другу сейчас и что ждёт в дальнейшем будущем? Рациональность и логика в сотый раз пытаются воззвать к разуму, пока тот в забвении пляшет под мелодию весны и сердца. В школе — незнакомцы, связанные бандой. Сухёк отдаляется с каждым днём, отдаляешься и ты. Гвинама это злит, он раздражается с каждым днём сильнее: видеть ваши объятия как бельмо на глазу, и хруст карандаша не успокаивает — лучше бы хрустели кости. Он получает оплеухи Мёнхвана, он поджимает хвост и уходит в свою нору, пока хозяин не прикажет лаять. Он с радостью делает грязную работу — перед глазами у жертвы лицо совершенно другое; в честной драке один-на-один Гвинам проигрывал много раз. Вне посторонних глаз — влюблённые, что не могут держать руки подальше от тела другого. Обиды дней Гвинам проносит с собою, преобразует их в нечто тёмное, снедающее. Невысказанные слова становятся сине-красным на тонкой коже, искажённые разбитым зеркалом чувства — яд под видом нектара, который пьёшь с каждым поцелуем. Юн Гвинам видит в тебе маяк, он видит якорь и спасательный круг: мир отвергал и топтал существование Гвинама, руками Мёнхвана мир выбил из Гвинама последний свет, оставив только тьму и холод, и ты своими руками придаёшь им форму. Юн Гвинам для тебя — большая ошибка. На пепелище откровенного презрения возникла прочная связь, глубокая и поглощающая всё существо: одна лишь мысль о разлуке — тяжелее валуна, и понимаешь, как неправильны эти чувства, но…       делить пространство на двоих слишком комфортно. «Перестань», — шепчешь в полумраке, пытаешься отбиться от настойчивости и задыхаешься смехом. «Ты инициировала это», — ответ такой же едва слышный, ведь в доме вы не единственные. Позволяешь Гвинаму снять домашнюю футболку, стараешься не прикрыть обнажённую грудь и просто сгораешь — первый контакт обнажённой кожи волнует сильнее мыслей о будущем, и не признаешь вслух, насколько хорошо сложено мужское тело. Гвинам обжигающе горяч под одеждой. Прикосновения необычайно легки, почти не ощущаешь подушечки пальцев ниже ключиц и неслышно молишь о продолжении, о лёгком сжатии той части, что принято скрывать бюстгальтером. «Тише», — он глушит протяжный стон ладонью, он снова несильно кусает затвердевший сосок, мажет языком и захватывает губами, пока растирает слюну на втором и щипает, добавляя контраст в ощущения, — «ты же не хочешь, чтобы нас прервали». Приглушенные мелодии без слов несут в себе все диалоги, но не смогут скрыть тех, что произносятся обычным голосом: опасно давать удовольствию выражаться в звуках, потому Гвинам топит разочарование в мягких устах, раздражение — следы зубов у изгиба шеи, а возбуждение становится влажным следом от плеча до ложбинки. И нетерпение правит балом, ведь хочешь отойти от изучения друг друга, хочешь долгую прелюдию воплотить в первобытном желании, вокруг которого существует мир. «Готова?» — рвётся фольга. «Нет, но продолжай», — на протяжном выдохе закрываешь глаза и ждёшь боли, ждёшь крови и многогранного удовольствия, которое восхваляют и которому поют дифирамбы разными языками. Неприятно. Открываешь глаза, смотришь в потолок. Пульс Гвинама чувствуешь телом, на коже — призраки его слов. Контрацептив из резины натирает. «Давай остановимся», — былое предвкушение и жар на щеках потухли спичкой на лёгком ветру, — «мне не нравится». Всё так же смотришь в потолок, голова пуста, как пусто в груди: это всё так непонятно. Дело в завышенных ожиданиях? Или слишком долгие ласки испортили впечатление? Гвинам как никогда ищет выход из ситуации. Отказ? К чёрту отказ! Он хочет трахнуть тебя здесь и сейчас, и он трахнет тебя в твои плюшевые подушки; заставит давиться слюной и его пальцами в твоей глотке. К реальности возвращают язык и два пальца, которые непроизвольно сжимаешь при стимуляции клитора. Это ощущается иначе, чем мастурбация перед сном для снятия стресса; это — намного лучше всего, и не проходит много времени: ноги костенеют от притока крови к тазу, когда волнами нарастает ожидание того самого момента, и в неге сокращаются мышцы с протяжным стоном в ладонь Гвинама. Язык немеет. Интенсивность оставляет вату в конечностях. Ты никогда не была в раю, но можешь поклясться всеми богами в этот момент, что побывала в райском саду и спустилась обратно. Именно этого хотел Гвинам. Чувствительная к прикосновениям, раскрасневшаяся кожа в области щёк и шеи и неритмичное сердцебиение с рваным дыханием — целиком и полностью его. В раскосых глазах он не видит радужку. Пальцы в твоей глотке давят на влажную мышцу. Пока твоё тело справляется с первым настоящим оргазмом, Гвинам выкидывает контрацепцию: он будет трахать на своих условиях, где нет пункта о защите для полного ощущения — тепло женского тела намного лучше руки. И на протяжении фрикций ему приходится сжимать твою челюсть. Гвинам почти раздражён невозможностью громких шлепков кожи: он в твоём доме на нелегальных условиях, но это не мешает довольствоваться физической любовью. Он становится зависим всё больше. Всё сильнее затягивается узел ваших судеб. Такой уже не распутать — только резать.       «Ты нужна мне». Гвинам глушит свои непристойные звуки в твоей шее.       «Я люблю тебя». Его дыхание — неощутимая щекотка на истлевших нервах.       «Если ты когда-нибудь попытаешься уйти, я блять убью тебя». Пальцы в слюне сжимают горло.       «И любого, кто тронет, убью». Толчки становятся неравномерными.       «Я сломаю тебе ноги, чтобы не смогла уйти». Последний поцелуй слишком отчаянный, слишком голодный и небрежный; от укуса саднит губу.       «Блять я так сильно люблю тебя, что умру, если ты уйдёшь». Привычными движениями Гвинам доводит себя; он кончает на твой живот, что-то попадает на грудь и стекает по шее. Твой взгляд по-прежнему в тумане. Ни один любовный роман не передаёт феерическое слияние физического и чувственного. Юн Гвинам пытается отдышаться. Он не станет извиняться за синяки его хватки на твоём бедре — ещё одна метка, предназначенная только для двоих: воспоминание на следующие недели о проведённой ночи. Если бы Юн Гвинам в той недостройке с ножом в руках только знал, что будущий он будет зависим от иностранки… Смешок среди грубого дыхания и лёгкий поцелуй в девичий лоб. Он разрешает себе остаться ещё на несколько часов. Однако в школе всё те же незнакомцы, связанные бандой, где твоё появление всё реже, и это гложет Гвинама. Когда ты рядом, ему определённо не так неприятно получать вечный нагоняй от Мёнхвана за неправильные действия или недостаточную жестокость: всё насилие рождено руками долговязого мальчика. И ему определённо не больно видеть отвращение в твоих глазах. Гвинам старается смотреть свысока, терпит неудачу — вы оба знаете, как сильно он жаждет одобрения и обглоданной кости со стола хозяина. Юн Гвинам абсолютно точно ничего не чувствует после драки с Сухёком, пока ты осматриваешь ссадины на костяшках своего товарища и отмахиваешься от разбитой губы и синяка на челюсти своего... ах, вы даже не встречаетесь официально. За беспричинную усмешку получает ещё одну оплеуху. Всё дело в этом, не так ли? Если вы станете парой официально, то Сухёк останется позади. Он должен остаться позади; в списке твоих приоритетов место только для одного мужского имени. — Будь моей, — Гвинам тянет гласные, пока ты стараешься взять глубже; оставляешь разговоры на потом, продолжаешь давиться членом и терпишь затёкшую челюсть: ещё несколько ритмичных движений, и без лишних слов глотаешь вязкую горечь. — Я серьёзно, будь моей, — он не даёт отстраниться, когда поднимаешься с пола, тянет в объятия, где доминант не подвергается сомнению — у него цепкая хватка. — Мы ещё ни разу не говорили о статусе наших отношений, — смотришь в карие глаза, чувствуешь невероятную усталость: разговор будет не из лёгких. — Я не хочу, чтобы вокруг тебя крутились другие, — он обнимает, не даёт выбраться и предлагает смирение. Сиди на его коленях, смотри только на него. Большего не надо. — И ты думаешь, они перестанут, как только узнают, что я встречаюсь с Юн Гвинамом? — хмуришься в попытке воссоздать логику событий парня. — Да, — он кивает. Он серьёзен и уверен в этом, словно перед вами испытанная веками теорема на страницах учебника. — Ты — сучка Мёнхвана, — Гвинам морщится от выбора слов, — вот что все знают: просто неудачник на побегушках у хулигана, и если я буду твоей девушкой, то отношение ко мне будет такое же, — пытаешься вбить в упрямую голову здравый смысл. «Ты меня стыдишься?» Он выглядит побитым щенком, с поникшими плечами и взглядом исподлобья. Гвинама становится просто жалко, когда выглядит слабым, но это не время давать альтруистичной части верховенство; назревает нечто куда более серьёзное, чем задетые чувства. Семена были брошены в плодородную почву с первым поцелуем дождливым днём. «Презираешь?» «Я тебе хоть когда-нибудь нравился?» Хватка на бёдрах крепнет, не даёт двинуться и причиняет боль. Юн Гвинам не отпустит. Он не представляет дальнейшую жизнь без тебя. Он даже не думает о дальнейшей жизни и живёт сегодняшним днём, а сегодня есть ты; каждый день есть ты, поцелуи тайком и секс в полумраке, и Гвинам не собирается отказываться. Тебе всего лишь нужно было согласиться быть его и не лезть в чужой мозг, надеясь получить ответы. «Я хочу твоё внимание, всё твоё внимание». «Я хочу, чтобы все знали, кому ты принадлежишь». ᅠᅠᅠХочу ᅠᅠХочу ᅠᅠᅠᅠХочу ᅠХочу Юн Гвинам до безобразия жаден и ненасытен; он хочет всего, он хочет этого сразу и как можно больше, чтобы насытиться сполна и ещё вполовину. Юн Гвинам зависим и не признает этого. Настолько же Гвинам труслив, насколько жаден — он боится ослабить хватку, он ждёт твоего побега, и он не может позволить этому случиться. Пусть будут синяки, пусть выступают слёзы в уголках глаз, но Гвинам не отпустит добровольно. Не тогда, когда во мрак могильного холода пробивается свет. «Ты делаешь мне больно». Тебя трясёт; просто до ужаса хочется в объятия матери и прекратить весь кошмар, хочется любви, хочется человеческих отношений без привкуса одержимости. Камень с утёса был ничем, пока не превратился в оползень, ломающий кости. Возбуждение покоится на дне холодного океана, коим сейчас представляется парень. На задворках торжествует разум. Ты с самого начала знала, кем является школьный хулиган, и позволила только крепнуть вашей связи. Теперь же страдаешь. Кислотой разъедает грудь. Привкус крови на языке, и жжёт губу. Гвинам пытается держать руки на бёдрах; он борется с желанием давить большими пальцами на трахею. Его кровь кипит до желания уничтожить. Ещё никогда он не был так близок к убийству. Пелена ярости рассеивается под неконтролируемое дыхание и аритмическое биение. Гвинам слышит каждую попытку успокоиться, и твоя хватка не даёт отстраниться. Он никогда не видел твоих слёз. Он никогда не слышал горя в твоей речи. Он в растерянности. Он подумал, что не любишь, но твоя душа болит, поэтому болит и его. Вы — идеальная иллюстрация плюса и минуса в математических уравнениях, где всегда доминирует число по левую сторону нулевой точки. Однако оно просто бессильно, если положительное в разы больше и имеет отрицательные черты в рукаве. «Ты будешь моей?» «Я хочу, но у нас нет будущего».