Во все цвета

Заснув где-то в углу незаметно для себя же (больше похоже на летаргию, на вынужденную отключку, когда организм больше попросту не выдерживает), Глеб увидел, как вокруг всё пустое и белое - некая искуственная пустыня, пока сам он лежит, распластавшись на спине, где-то в середине. откуда-то из-под лопаток начинает расплываться тягучее, тёмно-красное кровавое пятно: настолько мутное, что почти чёрное - всё шире, шире, заполоняя собой всё вокруг и окрашивая в тот же цвет... Открыв глаза, он обнаружил, что нет ни крови, ни белизны - зато надрывается дверной звонок. Судя по всему, уже давно. Голова настолько тяжёлая, что соображать хоть что-то не представляется возможным - даже не пытаясь разогнать серую вязкую муть в расплывчатых мыслях, Глеб побрёл открывать, хотя замок и так не заперт: не было смысла запирать. За дверью внезапно оказалась Ирина Владимировна - Глеб бессмысленно уставился на неё, пробуя хотя бы проснуться. Такого поворота он почему-то не ожидал, и разговаривать с ней готов тоже не был. -Я уж тут обзвонилась,- замечает она, ненавязчиво переступая порог - он только механически отошёл чуть в сторону, пропуская её в квартиру, но по-прежнему не сказал ни слова: все они разом куда-то потерялись. -Думаю, мало ли... я говорила с Таней, так что я уже знаю. Ты вчера вечером приехал? -Да,- наконец всё-таки отозвался Глеб, сипло со сна - даже это короткое слово неожиданно потребовало огромного усилия и концентрации. Ирина Владимировна, разувшись, вгляделась в его черты - ей показалось, будто что-то привычное в нём погасло меньше, чем за сутки. -Ты ел что-нибудь? -Там всё равно нет ничего, наверное,- пробормотал Глеб, тащась за ней на кухню - зачем?.. К чему вся эта суета (сейчас даже эти действия казались слишком поспешными)?.. Кому вообще всё это нужно?.. Ноги будто стали ватными и отказывались слушаться - странно, вчера он даже ничего не пил. -А они... в Екатеринбург?- вдруг спросил он, садясь на табуретку после матери, немного неожиданно даже для себя самого - словно это за него спросил кто-то другой. Она внимательно посмотрела ему в глаза - никакого живого выражения. -В Екатеринбург. Тебе сейчас о другом заботиться надо, они уже разберутся - тебе нужно приводить себя в порядок. Поесть для начала. -Я не хочу,- глухо ответил Глеб, глядя куда-то в стол - смотреть на неё почему-то тоже было стыдно. Знать, что она растила его, положив на это чуть ли не всю жизнь с его рождения, и видеть, к чему он пришёл в итоге - ему казалось, что он бы больше заслуживал, если бы она сказала, что больше не хочет его видеть, и тоже бы куда-то уехала, далеко и насовсем. Однако, она сидела здесь - как всегда сдержанная и рассудительная, но всё равно сочувствующая и понимающая. Перед ней в первую очередь оставался её сын - так уж устроены матери, что дети для них навсегда дети: если они попадают в беду, это только усиливается. -Мама,- наконец сказал Глеб, тяжело и словно бы что-то в себе преодолевая, чтобы говорить - после одного такого "мама" она бы его уже не оставила, во что бы он ни влип. -Я думал, что у меня ещё хоть что-нибудь получится. Видел, что не получается, но думал, что ещё получится: мне кажется, единственное, что от меня остаётся - это то, что я всем мешаю жить спокойно. Ей, Вадику, тебе - всем. И себе тоже. Я мучаю вас тем, что я есть, и тем, что не могу никуда деться, потому что вы всё равно ко мне привязаны - и я не знаю, что мне с этим делать. Я уже совсем ничего не знаю. Сейчас она бы не подала виду, что ей настолько же тяжело это слышать, насколько ему - говорить: сейчас взгляд спокойных тёмных глаз по-прежнему хранил некое умиротворение, пряча всю боль, которую она переживала за него и вместе с ним. Сейчас она только ответила, ровно и прямо: -Глебушка, больше всех ты себя мучаешь сам - и я бы тоже хотела знать, что с этим делать, потому что мы все тебя любим, как бы что ни было. И она, и Вадик, и я - ты же сам любишь своего ребёнка. Ты для меня был когда-то таким же и всегда им останешься, как и он для тебя. Он вдруг почувствовал, как в горле снова что-то перехватывает - сам не заметил, как в неосознанном порыве осел на пол возле неё, роняя голову ей на колени. Она провела рукой по мягким кудрям, ничего не говоря - пусть плачет, со слезами выходит боль. -Почему так должно быть, почему,- едва слышно спрашивал он, сам не зная у кого - она не отвечала, потому что точно не у неё. У кого-то, с кем у него были такие же сложные отношения, как и со всеми остальными. -Почему от меня никогда не выходит ничего хорошего и светлого, почему я всё завожу в какой-то мрак... "Ты светлее, чем ты думаешь", говорила она у себя в душе, лишь произнося вслух: -Это пройдёт, сынок. Это ещё обязательно пройдёт. Если бы она могла, она забрала всё это себе - Ирина Владимировна думала об этом с того дня, когда он в первый раз заболел, ещё будучи слабым, крохотным младенцем. Она забрала бы всё, что его мучает: потому что он - половина всего, что у неё есть. Потому что она видела, как он учится ходить, серьёзный и белобрысый; потому что увидела в его глазах небо, когда посмотрела в них в первый раз в жизни; потому что хранила в сердце все его лучистые улыбки - потому что он был её мальчиком, где бы он ни был и сколько бы ему ни было. ...Между тем, "Агата Кристи" держала очередной совет, собравшись у Саши - на этот раз вопрос был как нельзя более злободневным и животрепещущим. -В общем дело в том, что Таня уехала вместе с ребёнком,- с ходу обозначил предмет заседания Вадим - Козлов и Котов молча переглянулись. Последний вопреки обыкновению перестал улыбаться. -Я с Глебом ещё не разговаривал, потому что, честно говоря, пытаюсь собраться с духом - я не знаю, в каком он состоянии, но ясно что не в лучшем. Вопрос в том, что нам дальше делать. Без него выступать как-то не вариант. -Меня и помимо выступлений беспокоит один момент,- авторитетно заявил Александр Константинович, пытаясь переварить полученную информацию - буквально на прошлой неделе он ещё видел обоих Глебов гуляющими и, казалось бы, вполне счастливыми. -Я опасаюсь, как бы он не... -Как бы у него с концами не съехала крыша?- осведомился менее официальный и более прямолинейный Андрей - Саша посмотрел на него с явной укоризной. -В каком-то смысле да. Я бы сказал, что я опасаюсь необратимых последствий - у Глеба и без того всё не слишком стабильно, поэтому, возможно, я бы как-нибудь аккуратно посоветовал ему снова обратиться в клинику. Не подумайте, что я какого-то предвзятого мнения о его психике, просто у него достаточно расшатанная нервная система, не говоря уже об определённой доле ранимости в характере как таковом, что, ко всему прочему, усугубляется употреблением всяческих... -Да-да, я понял о чём ты,- притормозил нескончаемый поток Вадим, уже понемногу чувствуя, как закипает мозг от обилия словесных конструкций и логических построений. -В принципе я бы сказал, это достаточно резонно, и я тоже об этом думал - просто если честно, я боюсь того, что он сейчас не совсем в том виде, чтобы нормально воспринимать, что ему вообще говорят и советуют. С ним и так обычно довольно проблематично договориться, а сейчас может и вовсе не выйдет - а как бы санитаров ему вызывать я явно не буду. Во-первых, он всё-таки не настолько, а во-вторых он мой брат. -Нет, ну об этом и речи быть не может, конечно,- подтвердил Андрей - с Глебом либо договариваться, либо никак. Другие методы либо бессильны, либо опасны. -С этим я постараюсь разобраться уже по ходу действия, когда хотя бы с ним поговорю,- продолжил Вадим, задумчиво постукивая пальцами по столу - ему вдруг подумалось, что разговора с Глебом он ещё так не боялся никогда в своей жизни. Хотя бы потому, что его сейчас было нечем обнадёжить. -Пока давайте хотя бы с концертами решим. -А что тут решать, концертную деятельность пока стоит приостановить, конечно,- на удивление бескомпромиссно ответил Саша - Андрей кивнул в знак неозвученного согласия. -Мы пока что без этого проживём, здесь главное сначала с ним разобраться. Иначе мы останемся разом без друга, басиста и автора - такого варианта у нас не предусмотрено. Вадим невольно чуть улыбнулся в первый раз со времени возвращения в Москву - да, от Саши как и всегда исходит своего рода негласная истина. Такого у них, вне всякого сомнения, не предусмотрено.