
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
"Мы гадкие и упаднические"
Примечания
Никакой претензии на историческую точность, чесслово
Глава 39, или «С тобою буду до конца»
19 апреля 2022, 10:44
Под бдительным руководством Вадима Рудольфовича "Агата", зажатая, задавленная, обворованная и почти забытая, понемногу начала заново расправлять крылья - медленно и тяжело, будто разучившись за это время летать, но верно и неуклонно. Положение, впрочем, несколько затруднял младший участник коллектива, подозрительно затихший по поводу всего, кроме непосредственно творчества и работы - Таня также по-прежнему не спешила делиться деталями личной жизни, улыбалась и железно стояла на том, что "он просто устаёт", а потому Вадим окончательно терялся в догадках и предположениях касательно того, что вообще происходит за дверями Глебовской квартиры. Между тем, что-то определённо происходило, поскольку тот окончательно отлетал в некий астрал, молчал на интервью, молчал на репетициях, молчал просто так и в целом оживал только в двух случаях: когда речь заходила о творчестве или когда волей-неволей приходилось оживляться. Терпение Вадима касательно невмешательства в братскую семейную жизнь окончательно лопнуло, когда после репетиции подвернувшийся рукав Глебовского свитера вдруг обнаружил крайне отчётливый, насыщенный синяк.
-Это что,- немного ошарашенно уточнил старший Самойлов, перехватывая его запястье - конечно, бывают травмы необъяснимого и достаточно случайного происхождения, но конкретно эта таковой не являлась - рядом показалась ещё более загадочная ссадина. Если порезы давно поддавались логическому объяснению, то данное явление вызывало куда больше вопросов, чем ответов - бьётся о стенку в свободное время? Дерётся с гитарой? Что там вообще, чёрт возьми, происходит?
-Ничего,- крайне недружелюбно бросил Глеб, высвобождаясь и поправляя рукав - брови Вадима сами собой поползли вверх.
-Что значит "ничего"? Хорошенькое "ничего" - ты опять откуда-то падаешь? Ухитрился с кем-то подраться? Таня по выходным поколачивает или что вообще?
-Нет, Лена,- вдруг пугающе серьёзно ответил Глеб, не глядя в его сторону - Вадим хотел было сострить, но шутка застряла где-то в горле. Звучало настолько же серьёзно, насколько абсолютно непредсказуемо.
-Опять твои шуточки?- всё же постарался звучать убедительно Вадим, пытаясь каким-нибудь образом экстренно переварить в голове хоть какую-то общую картину - Глеб скользнул по нему усталым взглядом.
-Нет, не опять. Долгая история, но там за дело короче - дай пройти.
Вадим молча пропустил брата - общая картина совсем уж никак не хотела составляться. Для самого Самойлова поднимать руку на брата всю жизнь было своего рода негласным табу - даже в раннем детстве, когда тот колотил его в припадках истерики руками, ногами и чем придётся, он помнил, как только держал его где-нибудь на расстоянии вытянутой руки, пока не придёт в себя. Так было всегда - само по себе ударить Глеба виделось ему, как старшему брату, чем-то совсем уж абсурдным. Лена делала данную ситуацию только если ещё непонятнее - зная её уже несколько лет, Вадим не мог найти абсолютно ни одного объяснения тому, чтобы эта женщина, кажется, и мухи никогда не обидевшая, несмотря на бойкий характер, тронула бы кого-нибудь хоть пальцем: Глеба, вопреки проблемному характеру бывшего негласным всеобщим любимцем со стороны обеих семей, тем более. Наконец, окончательно изведя себя отсутствием каких бы то ни было предположений, Вадим сдался и позвонил второму действующему лицу данного перформанса.
-Лена? Что у вас там происходит с Глебом?
Сразу же тяжёлый вздох по ту сторону трубки - значит, что-то и в самом деле происходит. Вадим поковырял лежащую на столе точилку в ожидании ответа.
-Вадик,- наконец каким-то упавшим голосом отозвалась та - будто уже репетировала этот разговор раньше и не особенно рассчитывала на понимание, но всё равно решила быть честна.
-Там с этими таблетками... Ну ты же вот меня знаешь - он же мне тоже не чужой, я ведь его всё-таки люблю, ты понимаешь. Я за свою жизнь ни разу ни на кого руку не подняла, это тоже знаешь - уж какой у меня самой был муж, я его и то никогда не трогала. Глебушку я бы и подавно, но... Он вот просто под ними и всё - то вроде бы ничего, а то попросту неадекватный совершенно, хочешь верь, хочешь не верь.
Вадим молчал - он прекрасно верил и сам это знал. В голосе Лены появилась неестественная для него дрожь.
-С ним иногда по-другому совсем невозможно, честное слово,- вдруг всхлипнула она - Вадим снова механически взял точилку.
-Я пыталась, но с ним ведь даже не поговорить, пока он в себя не придёт - я и так пыталась, и по-другому, но тут уже колотила просто всем что под руку подвернётся... Я знаю, что так тоже нельзя, и Таня на меня потом ругалась, и его жалко - то вроде сначала настолько другой становится, что страшно, а то потом всё равно жалко... но не представляю, как по-другому, до него иногда не достучаться и всё...
Вадим с трудом сдержал вздох - в это он тоже более чем верил. Помолчав, он прочистил горло и всё-таки сказал:
-Ладно, Лен, я же не Таня - у меня с ним тоже нервы иногда сдают, пусть в другой форме. А чего он хоть делает - он первым, что ли, лезет?
-Да Боже упаси,- шмыгнула носом Лена, судя по всему, беря себя в руки и говоря уже спокойнее - панические нотки постепенно отступали.
-Нет, это даже близко никогда не бывает - просто... Не знаю, он становится совсем неуправляемым - ты же сам знаешь, он, конечно, всегда может чего-нибудь этакое выкинуть, но тут... Сразу как будто это вообще не он вовсе. Я ведь вижу, что ему тоже сложно, и он как-то вроде бы пытается это всё сдерживать, но как заведётся из-за какой-нибудь ерунды, так всё - и после...
Она немного замялась - дальнейшее относилось уже к обоим Самойловым, а двойной вспышки вместо одной не особенно хотелось. Теперь явно стоило подбирать слова.
-Ну, после всей этой ситуации... с альбомом - мне кажется, стало как-то чаще, что ли. Он ужасно нервный, Ваденька, поговори с ним ради Бога - иначе я просто не знаю, как с ним управляться. Не драться же, действительно - а ведь я ума не приложу. Таня всё говорит, что можно его понять, и вот это всё... Но ты всё-таки поговори. Пожалуйста.
На этот раз Вадим всё же вздохнул - как лидеру, старшему брату и Решателю Всего На Свете ему больше ничего и не оставалось.
-Поговорю. Только не нервничай так, разберёмся.
...Легко сказать - "поговорю": ждать братца в его не самом лучшем расположении духа, чтобы ещё и попытаться каким-то образом донести, что что-то, возможно, стоит слегка изменить - задача почти суицидальная. Она немного перестала казаться таковой, когда Глеб с порога устремился к рыжему котёнку, щебеча ему что-то и слегка игнорируя наличие хозяина квартиры, но этот краткий обнадёживающий миг испарился, стоило столкнуться с тяжеловатым взглядом голубых глаз. Вадиму показалось, что круглая физиономия брата за последнее время даже несколько осунулась, а в боках поубавилось - преисполнившись мужества, он шагнул к роковому дивану переговоров.
-Глеб,- решительно приступил старший Самойлов к делу, впрочем, сразу теряя всю решимость, едва заметив во взгляде собеседника лёгкое любопытство - наверное, он, замученный критиками, журналистами, Леной и прочими, и прочими, сейчас рассчитывает поговорить о чём-нибудь более нейтральном хотя бы с собственным братом, но отступать уже некуда.
-Ау.
Внутри что-то провалилось - комплекс старшего брата дал с размаху хорошего пинка, подсовывая мысли о том, что надо вместо всех этих разборок хоть как-то его обнадёжить и поддержать, сказать, что как бы там ни было, его по-прежнему никто и никогда не смеет и пальцем тронуть, сказать, что он знает, как тот устал, и ещё очень много чего, но Вадим взял себя в руки.
-Слушай... если с этих таблеток так накрывает, может, не надо их пить? Ясно же, что они как-то уж слишком влияют.
Глеб, до того достаточно благодушно настроенный, вдруг посмотрел с таким разочарованием, что Вадиму резко стало стыдно настолько, будто это он сам его только что ударил - очевидно, удерживаясь от чего-нибудь резкого и обидного, он всё же неожиданно спокойно отозвался:
-Вадик, таблетки - это тебе не конфетки. Это не "надоело - выплюнул", я не могу просто взять и перестать их пить, когда мне приспичит. И скакать с препарата на препарат не могу. Если его назначили, я не могу вот так взять и бросить раньше, чем через месяца четыре - иначе мне крышу так сорвёт, как всем и не снилось, и на место она уже рискует не вернуться. Не надо меня поучать, что и когда мне делать - я как-нибудь разберусь. Ты им хоть имена дал наконец, профессор психологии?- вдруг добавил он, глядя на трущихся об ноги котят - Вадим отвёл взгляд. Официально - нет; говорить о том, что про себя он в первый же день обозначил их как Глеба с Вадимом - сейчас явно не самый подходящий момент. Сейчас младший Самойлов от внезапных приливов братской любви явно более чем далёк.
-Да не особо.
Глеб только многозначительно цыкнул, возводя глаза к потолку и беря на колени рыжего.
-"Не особо"... чего-то мне про лекарства втирает, а сам даже вас назвать до сих пор не может - да? Учёный...