Во все цвета

Разгребать обломки от такого катастрофического кораблекрушения оказалось не так-то просто и быстро - Глеб с каждым днём всё больше напоминал статуэтку, которую кто-то уронил на пол, поставил обратно на полку, а трещина так и осталась; Вадим хмурился, курил ещё больше обычного и улыбался только если "кошакам" дома, пока Саша то и дело печально вздыхал украдкой, разделяя нанесённый по братьям удар. Улыбка Андрея стала несколько реже и начала отдавать нервозностью - Гафаров, всеми силами благоразумно удерживаясь от замечаний в духе "А я предупреждал", предпочитал держаться на безопасной дистанции, возникая где-то неподалёку только при совсем уж неотложных делах. ...В день Великой Агатовской Революции неотложное дело, впрочем, возникло у самого Глеба - возникло крайне остро и касалось финансов, которые сейчас вызывали вопросы даже у него, в отношении денег достаточно доверчивого и не слишком в данной теме разбирающегося. И тем не менее, то, что здесь что-то идёт совсем уж не так, стало ясно уже и ему - за последний концерт, выстраданный через провал нового альбома, денег всё ещё не поступало вообще: ни много, ни мало. Наскребать какую-то мелочь, чтобы хотя бы попросту пообедать, стало последней каплей, и теперь, сидя в гафаровском кабинете в ожидании непосредственно директора, младший участник группы был настроен более чем решительно. Сейчас, в ситуации, касающейся уже всех и каждого, он ощущал себя далеко не просто "Глебушкой" - сейчас он был мужем, будущим отцом, сыном, братом и товарищем, у которого имелись большие вопросы касательно себя и собственной семьи. Рассеянный взгляд голубых глаз скользнул по кабинету, сам собой задержавшись на мониторе компьютера на столе - экран был испещрён не то какими-то таблицами, не то договорами, не то ещё каким-то занудством из этой области. Вдруг Глеб даже со своим зрением разобрал очертания названия собственной группы - та, очевидно, находилась в каком-то списке, а не стояла особняком. Внутри шевельнулось предчувствие, что именно там, среди рядов пестрящих буковок, и кроется ответ если не на все вопросы, то по крайней мере на многие - плюнув на все принципы о том, что совать нос в чужой экран некультурно, Глеб подошёл ближе, щурясь в расплывчатый текст. Раз там есть их группа, экран уже автоматически не чужой. Помимо "Агаты Кристи" документ представлял собой нескончаемый список прочих проектов - поначалу Глеб, к организационным делам не привыкший, немного растерялся в этом бухгалтерском потоке, как вдруг голова начала понемногу соображать. Всеми этими проектами заведует Спартак - это факт первый. Официально он числится только их директором - факт номер два. Если их сопоставить, возникает логический вывод - эти проекты находятся под его началом неофициально. Деньги на них в любом случае нужны, и судя по их количеству, денег много. Откуда эти деньги берутся, Глеб внезапно осознал с такой ясностью, что чуть не подкосились ноги, и пришлось ухватиться за край стола, пока не снесла волна переворачивающей сознание правды. Это были их деньги. Здесь, в этих буковках, были все те деньги, которых "почему-то" настолько не хватало - перед глазами Глеба снова проплыла унизительная картина выскребания мелочи: потрясение, обида и непонимание сменились злостью такой силы, что пришлось снова взяться за край стола. Они пустили этого человека в самую сокровенную часть своей жизни, в святая святых, куда не пускали больше никого и ни за что - и это то, чем он им ответил? Да что там говорить о группе - он сам, недоверчивый, тяжело идущий на контакт, успел допустить "гладиаторскую подтанцовку" до своего друга: стоило вспомнить обо всех разговорах, когда он даже не догадывался, кому вообще приоткрывает свою душу, как на этой самой душе стало невыносимо гадко. Вдруг дверь открылась, и на пороге объявился главный герой злободневных событий - ещё только напоровшись на взгляд двух льдинок, Гафаров понял, что их обладатель всё знает, и мысленно поблагодарил всё на свете за то, что перед ним сейчас не старший Самойлов. -Сюда иди,- сухо сказал Глеб - Спартак убедился, что путей к отступлению нет, и закрыл за собой дверь. -Слушай,- рискнул начать Гафаров, хотя слушать особенно было нечего - в чертах Глеба мелькнуло что-то очевидно опасное. -Заткнись, я тебя ни о чём не спрашивал,- оборвал он, подходя ближе - глядя в синеющие со злости глаза, Спартак вдруг впервые в жизни понял одну странную вещь. Глеб, едва не рычащий волком от ярости, неспроста являющийся автором самых "кровавых" агатовских песен, во гневе страшен куда больше, в необозримое количество раз больше, чем Вадим. -Это ты меня сейчас будешь слушать,- отчеканил Глеб, разом прекращая заикаться и мысленно моля что угодно, чтобы не придушить несостоявшегося директора здесь и сейчас. -У меня жена беременная, и ты это, кстати, знаешь - тебе нормально было нас обчищать? Спалось потом как - ничего? Вадик продал свою любимую гитару - ты знаешь, ты хоть представить своими мозгами можешь, что она для него значила? Мы уже я не знаю сколько не можем купить квартиру своей родной матери, сами по съёмным таскаемся - легенды рока, да? Нам всем уже иногда попросту нечего есть - нормально тебе после этого? Сука, да я не знаю, как ты в зеркало на свою рожу смотришь, честное слово - тебе там внутри вот ничего не мешало, когда мы тебе сами же как другу помогали? Хотя какой ты к чертям собачьим друг. -Глеб,- предпринял было вторую попытку Спартак, чувствуя, как тот одними только словами раскатывает, словно механическим прессом - тот поднял ладонь, ясно давая понять, что сейчас это далеко не самое обдуманное действие. -До греха не доводи, если ты ещё не понял, то я только каким-то чудом всё ещё тебя не трогаю,- глухо проговорил он, пока злость всё ещё клокотала где-то внутри - Спартаку снова невольно стало страшно, и снова совсем не от угрозы. От чего-то в этом человеке, казалось бы, невысоком, пухлом и пушистом, и казалось бы вечно со своими шутками-прибаутками, от чего-то в этом вечно младшем "Глебушке" сейчас всё равно в жилах стынет кровь. -Назови хоть одну причину, по которой я сейчас не должен разъебать тебя об этот же стол - не можешь? Я тоже не могу. И всё равно не стану. Только мы ещё поговорим, посмотришь им всем в глаза - не мне одному. ..."Посмотреть им всем в глаза" оказалось куда сложнее, чем Гафаров себе представлял - сидя в центре комнатки, словно подсудимый, под четырьмя хмурыми взглядами с диванчика, он невольно ощущал себя так, будто как минимум приговаривался к смертной казни. Спартак попробовал было зацепиться за последнюю надежду в виде Котова, найдя его глазами, но надежда не оправдалась - сейчас даже Андрей не улыбался и смотрел на него не менее отчуждённо. -Ну и чего с ним будем делать,- прохладно осведомился верховный суд в лице Вадима - агатовцы понемногу зашевелились и на секундочку перестали сверлить подсудимого глазами. -Мне вот по-прежнему импонирует вариант "четвертовать",- ласково сказал Глеб, занимающий своё излюбленное место на спинке дивана, скрестив руки на груди - гуманный Саша прочистил горло. -Да гнать его в шею,- коротко бросил Андрей, щёлкая зажигалкой и закуривая - Козлов наконец подал голос: -Конечно, было бы рациональным, так сказать, изъять у него всю ту сумму... -И где он тебе возьмёт эту "всю ту сумму", ты на него посмотри ещё раз,- перебил Глеб - в мягком взгляде Саши появился лёгкий укор. -У него таких денег и близко нет - ещё кого-нибудь обдерёт как липку? Нам чужого не надо. -Именно об этом я и хотел сказать дальше,- продолжил Саша, ненавязчивой интонацией давая понять, что "хотел сказать дальше, пока меня не перебивали". -Тем более, что в наших нынешних обстоятельствах нам суды будут совсем не на пользу, даже если мы здесь в качестве, если можно выразиться, ущемлённой стороны - большой роли не играет. Суд - это всё равно, с позволения сказать, явление достаточно скандальное само по себе, а в нашем нынешнем положении... -Это жена у меня в положении, а у нас ситуация,- снова встрял Глеб, которого столь неспешное изложение мысли клавишника понемногу начинало утомлять. Саша ответил ещё одним укоризненным взглядом. -Подводя общий итог, я могу согласиться с Андреем - это в данном случае мне видится, так сказать, наиболее разумным вариантом. -То есть пусть катится? А всё-таки если четвертовать, то катиться на все четыре стороны удобнее,- проворковал Глеб - Вадим молчал, глядя куда-то на обои. Наконец карие глаза вернулись к Гафарову. -Пошёл вон,- негромко, но предельно отчётливо проговорил отец-основатель - Спартак похлопал глазами. -Позвольте... что? -Вон отсюда пошёл, говорю,- с готовностью повторил старший Самойлов, кладя ногу на ногу и тоже доставая сигарету. -Пока я не передумал. И чтобы я тебя в этом роде деятельности вообще больше никогда в жизни не видел - понял? Пиздуй вон обратно в свою подтанцовку, только не в "Артек", главное - к детям тебя так и подавно пускать нельзя. Но учти - ещё раз увижу тебя в музыке, будем говорить по-другому. Спартак замер, оценивая происходящее по лицам агатовцев - и вдруг вылетел пулей из комнаты, даже не заперев за собой дверь. Воцарилась тишина, нарушаемая только затихающим топотом позорно капитулирующего экс-директора. -Удивительная тварь,- вдруг глубокомысленно и вдумчиво проговорил Глеб, немного склонив голову набок и глядя в потолок - на этот раз все были единодушно согласны. ...И всё-таки почти всю дорогу домой Вадим, пытающийся отвлечься на созерцание бордюров, чувствовал, как внутри гложет неясное ощущение, пока Глеб, вдруг решивший "проводить", молча курил какую-то бесчисленную сигарету. Как мог он, Вадим Рудольфович, знаток всего и всея со своими "организаторскими способностями с детского сада", так опростоволоситься? Каким образом его, годами искусно лавирующего между самыми опасными айсбергами шоу-бизнеса, обвёл вокруг пальца какой-то там проходимец из подтанцовки? Заметив страдания ущемлённого достоинства, Глеб устремил к нему полувопросительный взгляд, останавливаясь и отправляя окурок в урну - Вадим для начала поправил волосы. -Не понимаю, как я мог не замечать,- наконец всё-таки сказал он - Глеб пожал плечами. -Мы все не замечали. -Да, только я-то сам же его нашёл,- понемногу набрал оборот Вадим - в глазах Глеба на удивление читалось ровное спокойствие. -Только что не за ручку к нам привёл - и чего теперь? Теперь сидим обворованные, пока нас ещё и клюют со всех сторон - и чего теперь тут делать? Эта фраза звучала от старшего Самойлова впервые - он неизменно знал, "чего теперь делать", даже когда больше не знал никто. Вдруг Глеб подошёл - Вадим, ощущая неожиданно тёплые, мягкие объятия от вечно шипящего как его же воинственный рыжий котёнок брата, невольно почувствовал, как картина мира слегка переворачивается с ног на голову. -Вадька, плюнь ты на всех Спартаков, честное слово - ну что нам от него теперь?- вдруг так же спокойно, почти что весело произнёс Глеб, постепенно отстраняясь - Вадим посмотрел ему в глаза. Даже в них сейчас не было привычной за последнее время колкости, и где-то в голубых озерцах плескалось что-то непривычно мягкое, будто он снова был тем двадцатилетним, нежным к себе и другим Глебом. -"Клюют"... клюёт вообще знаешь кто? Петухи - вот и всё. Вот и плевать, значит. Раньше и сами как-то управлялись - значит, и теперь управимся. Без всяких Спартаков-Цезарей-Августов-Гнеев-Помпеев. Вадим только молча осознавал, по-прежнему глядя прямо в глаза - если Глеб, если его разбитый, растоптанный критиками-"петухами" Глеб находит в себе силы обнадёживать и вот так просто улыбаться, значит, он должен и подавно. Значит, именно сейчас ему пора брать в руки того самого Вадима Рудольфовича с организаторскими способностями и направлять на свершения великих дел - потому что именно сейчас он нужен им всем, включая себя же, как никогда раньше.