Во все цвета

Выписавшись, Глеб вдруг наоборот начал томиться только больше - глядя на него, отрешённо-задумчивого и лишь днями исписывающего тетрадь, Вадим наконец не выдержал и извлёк свой главный козырь. -Меня одна знакомая звала к ним сегодня заглянуть на чай,- вдруг многозначительно изрёк он, прерывая обоюдный творческий процесс в глебовской квартире - тот поднял голову, ранее драматично склонённую над всё той же тетрадкой, и посмотрел брату в глаза: что-то в этом простом и невинном начале было многообещающим. -Хочешь, съездим вместе - она давно уже просила как-нибудь тебя к ним пригласить, познакомиться хочет. Хоть вылезешь немного из этого своего - когда вообще в последний раз с людьми нормально общался... Брови сами собой поползли наверх, пока в голубых глазах явственно проступило некоторое удивление - почему-то того, что с ним кто-то там вообще хочет знакомиться, немного не ожидал даже Глеб, достаточно самонадеянно решивший, что его в этой жизни уже ничем особенно не впечатлить. -Со мной то есть познакомиться?- для чего-то уточнил он, пусть больше было особенно не с кем - Вадим ответил крайне выразительным взглядом. -Ну естественно с тобой, не со мной же... Она о тебе много слышала, разумеется - вот теперь хочет воочию, так сказать, улицезреть. Повисла пауза, полная неозвученных душевных терзаний интроверта - наконец мятущаяся душа Глеба всё же сформулировала осторожный вопрос: -А там... а кто там ещё будет? -Да там максимально узкий круг,- небрежно обронил Вадим, будто бы возвращаясь взглядом к тетради, но всё равно то и дело поглядывая на Глеба - он прекрасно знал, что теперь зародившаяся интрига волей-неволей вынудит того выбираться из своей ракушки. -Кроме неё только её мама и всё в общем-то - никаких особенных сборищ. Интровертские терзания достигали пика, внешне выражаясь только если в неожиданно впившихся в угол стола пальцах. Что-то внутри само собой рвалось хоть к каким-нибудь новым краскам, к чему-нибудь, что поможет сделать новый вдох; к шансу хотя бы попытаться развеяться - хоть на сколько-нибудь. В противоположность этому чему-то наваливалось мучительное ощущение самоуничижения, накрепко заложенное ещё при переезде в Москву - стоило представить, как он, такой какой он сейчас есть, круглолицый, пухлый, лохматый, в вечных безразмерных футболках, выползает из своей берлоги не куда-нибудь там, а в дамское общество, как хотелось залезть куда-нибудь под кровать. Ему казалось, что за последние лет шесть он превратился в настоящее чудовище. Отчаянные попытки не робеть и не выдавать внутреннее смятение вдруг вылились в очередную колко-защитную иронию - не удержавшись, Глеб нарочито-слащаво осведомился, вплетая тонкую нотку ехидства: -А Настенька знает, что ты там со знакомыми чаи гоняешь? Не ругается? -Ой дурак,- беззлобно отмахнулся Вадим, со временем даже переставший оскорбляться от шуточек в эту область ввиду бессмысленности данной реакции. -Ты лучше скажи нормально, едешь ты в итоге или нет? Новая пауза - подверженному в последнее время нападкам максимализма Глебу показалось, что сейчас он едва не решает свою судьбу или ещё что-нибудь в таком духе. Ему казалось, что нужно ещё время, что надо посидеть и всё обдумать, что кроме Вадима он же там и вовсе никого не знает, даже если их всего двое - однако, кто-то импульсивный и неожиданно-решительный внутри разом перекрыл эту социофобную мысленную истерию, ответив весомым басом: -Еду. ...Возле аккуратной, чистенькой в отличие от обшарпанных соседних двери Глеб чуть ли не по пятому кругу отряхивал щёгольские жёлтые джинсы - Вадим, нажав кнопку звонка, слегка пихнул его в бок, ненавязчиво давая понять, что за чаем его всё равно никто не съест. Переступая же порог неизвестности, младший Самойлов на несколько минут и вовсе, кажется, немного утратил связь с реальностью, только послушно вникая в то, что "Вот это Таня и Елена Николаевна" - Таня оказалась вполне себе зрелой девушкой, впрочем, ещё не переступившей за черту молодости, тогда как Елена Николаевна, вопреки статусу материнства, смотрелась абсолютно не старо, свежо и подтянуто. -Мы уж и не надеялись,- с добродушной иронией заметила последняя, созерцая слегка дезориентированного, но крайне приличного Глеба, наконец решающегося переместиться на мягкий ковёр. -Проходите, я там стол накрыла. Коварный Вадим расположился непосредственно возле хозяйки, как ни в чём ни бывало оставляя брата с Татьяной без надежды на малейшее прикрытие - Елена Николаевна же, в общении Лена (в её случае это звучало само собой и эффекта "молодящейся" не производило), наконец поделилась, скользнув взглядом по облачку каштановых кудряшек и туманным голубым океанам: -Мы уж не знаю даже, Глеб Рудольфович, сколько вас к нам ждали - Вадик всё обещал-обещал, и всё никак не складывалось... Вадим негромко и, вероятно, оправдательно гыгыкнул под укоряющмм взглядом - "Глеб Рудольфович" немного смущённо улыбнулся. -Да можно и без Рудольфовича, и на "ты" в общем-то, чего уж там,- мягко уточнил он, топя взгляд в чае - столь почтительное обращение в обществе "Вадика и Лены", бывших старше его от шести до энного количества лет, невольно вынуждало ощущать некоторый дискомфорт, схожий с ощущениями от торжественного титула "монстра русского рока". Впрочем, к середине светской беседы Глеб без Рудольфовича заметно разошёлся, приоткрывая своё хранилище бессчётных баек ("А вот мы в Ростове как-то раз..."), анекдотов ("Купил бумеранг, а выкинуть не смог"), анекдотов менее приличных, культурно оборванных посередине по причине вспомнившегося неприличия ("Ой, это там не для дамских ушей дальше чего-то, извините") и проч., и проч. - Вадим, с одной стороны неожиданно впечатлённый, с другой примерно на это надежды и возлагавший, только время от времени приподнимал брови, затем возвращал их на место и попивал чай. "Дамы" заливисто хихикали и внутренне умилялись, как и положено дамам. Впрочем, вопреки первоначальным опасениям Глеба внимание Татьяны было приковано совсем не к круглым щекам, маленьким ручкам и дальше по списку ненависти к своему виду, и даже не к жёлтым джинсам - чем дольше она слушала, тем больше её поражала недосягаемая и непостижимая глубина самой сущности этого непривычного, необычного и в чём-то немножко космического "исследователя жизни". Ей казалось, что она не встречала такой начитанности (судя по обилию литературных примеров из любых произведений возникало ощущение, что он успел перечитать всю библиотеку мира и не один раз), такой зрелости рассуждений и осведомлённости обо всём на свете, не переходящей в зазнайство, даже у каких-нибудь профессоров с миллионом высших образований. У него не было ни высшего, ни среднего - он просто сидел тут, одновременно совсем рядом и настолько же далеко. И просто был - почему-то это в нём и было удивительнее всего. -Нам с Леной тут переговорить кое о чём надо бы, деловой вопрос,- вдруг вклинился Вадим, подмечая направленность Таниных взглядов. -Вы пока поболтайте, мы сейчас снова присоединимся. -Это в самом деле всё твои песни?- не настойчиво поинтересовалась Таня, стоило им выйти, без лишних цепляний, чаще всего свойственных задающим этот вопрос - сейчас ей действительно не верилось, что голова этого человека с простой и немного грустной улыбкой насыщена вещами столь мрачными и порой даже жестокими. Глеб впервые за вечер наконец посмотрел прямо на неё, а не на стол, на Елену Николаевну, на чай, на брата и вообще куда угодно - в открытых, но волевых чертах Таниного лица читались спокойствие и некоторая внутренняя сила духа. -Ну, музыку мы часто уже втроём дорабатываем,- наконец отозвался он, окончательно отвлекаясь от чая и собирая себя в кучу, чтобы не теряться. -Но слова действительно мои. Я не даю их править. Ровные тёмные брови чуть шевельнулись, как бы в знак оценки. -И это ты с семнадцати лет пишешь? -С четырнадцати,- скромно поправил Глеб, помешивая ложечкой что-то остающееся в чашке, но всё-таки возвращаясь к Таниным глазам. -Что-то толковое я начал писать в четырнадцать. Хоть и немного коряво, конечно... Хотя я и сейчас ингода пишу коряво, ничего тут не поделаешь. Таня, давай завтра погуляем где-нибудь - хочешь?- вдруг добавил он с каким-то внезапным душевным подъёмом, осмелев и даже приобретая некий неожиданный эмоциональный напор. -Вдвоём. У меня машины нет, но плевать - я зайду. -Хочу,- спокойно отозвалась Татьяна, немного улыбаясь этому спонтанному всплеску - всё же по возрастной категории она была значительно ближе к остальной части "Агаты Кристи". Глеб был мальчиком - но мальчиком на удивление рано выросшим. Был таким лет в 15, серьёзный и тихий, был и теперь перед ней, забавный и печальный разом. Когда при прощании Таня легко поцеловала младшего Самойлова в щёку, Вадим с некоторым удивлением заметил, что брат, к такому жесту вообще-то говоря давно привыкший, вдруг едва уловимо приобрёл на несколько секунд розоватый оттенок - уже подходя к машине, он всё-таки не удержался: -Чего это тебя так проняло - или уже специально краснеть выучился? -Что?- довольно-таки отсутствующе переспросил Глеб, очевидно, бывший не здесь и не особенно слушавший - Вадим только по-доброму усмехнулся. -Ничего, ничего. Дверцу закрой как следует, а то она опять не держится.