Во все цвета

Ни один из агатовцев не признался бы в этом, но одно ощущалось всё более явственно от года к году - силу популярности они заметно недооценили, промахнувшись в расчётах изначально. Безумства фанатов, ещё более безумные графики концертов и гастролей, полчища репортёров - этого в планах жизни звёзд как-то не было, зато было в реальности, с которой квартету пришлось столкнуться лоб в лоб и без малейшей подготовки. Глеб с годами набрал вес ещё и стал отрешённо-нервознее обычного, продолжая отшучиваться от журналистов; Вадим стал задумчивее своей ежедневной нормы, Саша пребывал в предчувствии чего-нибудь неизбежно-разрушительного, пока Андрей интенсивно улыбался на интервью за всех разом, дабы отвести от подозрений - неизбежно-разрушительное нагрянуло в скором времени вместе с Вадимом, объявившемся на пороге у брата одним из бесконечно и занудно-тягучих, тёмных зимних вечеров. Почему-то Глеб понял причину по одним его глазам, одновременно лихорадочно поблёскивающим и немного стыдливым - они уже говорили об э т о й т е м е тайком от Саши, и теперь он знал, что Вадим принёс э т о, ещё до того, как тот сказал хоть слово. -Притащил? Вадим быстро закивал - для него, обычно спокойного и уравновешенного, эта возбуждённость была непривычной. -Сказали, пойдёт отлично. -Ну и заходи уже тогда,- втянул его в комнату Глеб, захлопывая дверь. Когда-то, ещё только впервые заговорив об э т о м (как?.. зачем?..), они сразу решили, что сделают э т о вместе. Сидя где-то в углу возле батареи рядом с братом и перетягивая вену жгутом, пока Вадим готовил дозу немного подрагивающими пальцами, Глеб ощутил туманный, далёкий укол той же стыдливости, что мелькала в карих глазах - "Агата Кристи" уже давно получила статус наркоманов, стоит ли это подтверждать? А как же... нет, он устал. Страшно устал, слишком, чтобы обо всём этом думать - он задыхается в этой колючей реальности, вонзающей в него свои шипы, почти всю свою жизнь, он больше не может. Ус-тал. Будь что будет, если Бог и мама когда-нибудь простят его за эту иглу, мешающую кровь с отравой. ...Когда Глеб открыл глаза в следующий раз, Вадима в комнате уже не было - в голове стоял туман, тяжёлый и сумрачный. Усилием воли он заставил себя подняться и по стенке добрался до ванной, глядя в зеркало на опухшее лицо с тусклыми, не своими глазами - и что он, спрашивается, сделал? -Ты дурак,- констатировало отражение, глядя на него, никчёмного и жалкого перед собой же. Наркомана уже не со злых языков прессы. -Настоящий дурак. Говоришь, устал? Неужели ты думал, что кратковременный кайф решит твои проблемы... теперь отдыхай, значит. Глеб сипло заскулил от мрачного отчаяния, змеёй вползающего в душу - как подстреленный навылет волк. Шипы реальности стали только больнее. Он посмотрел на свои чуть пухловатые, будто детские руки - стало невыносимо тошно. Детские руки сами собой потянулись к лезвию в шкафчике, подтягивая рукав свитера - повыше, чтобы потом не было видно следов совершенно бессмысленных, но почему-то необходимых действий. Лезвие нажало на бледную кожу, оставляя тонкий надрез, возле которого показалась такая же тонкая струйка - а потом снова прятаться за длинными рукавами или рассказывать тем, кто случайно заметит ("По кустам ты там лазаешь, что ли?"), байки о собственной неуклюжести и удивительных форс-мажорах. Больно на краткие мгновения больше не было - было пусто от и до. Судьба играла в злые игры. А кто поймёт? Да никто не поймёт, ровным счётом - ник-то, как всегда. На всём грязно-сером свете.