Во все цвета

На съёмки Глеб согласился крайне внезапно и в тот момент, когда Вадим уже успел мысленно поставить на затее крест - круги ада начались незамедлительно. Внешне главный герой грядущего произведения сохранял стоическое смирение, лишь один-единственный раз попросив режиссёра на будущее "как-нибудь без поцелуев" с партнёршей по съёмкам - однако, все агатовцы, прекрасно осведомлённые об обилии тараканов и сложносочинённых хитросплетений в голове младшего Самойлова, знали. Знали, что он до отчаяния стесняется расстёгивать рубашку (в конце концов, для переодеваний где бы то ни было из комнаты неизменно и бескомпромиссно изгонялись все, кроме Вадима); знали, что он не выносит фонограмму и попадает в неё нечеловеческими усилиями, и знали, что он, сидящий на стуле с семнадцати лет, совершенно не привык делать что бы то ни было стоя - и, кроме всего прочего, что это даже не полный список. Берсенев, вопреки самойловским внутренним страданиям, пребывал в абсолютном восторге и то и дело отзывал Вадима в сторонку в перерывах. -Это просто настоящий Де Ниро,- театральным шёпотом сообщал он, чтобы окончательно не смущать глубоко несчастного Глеба, при малейшей возможности отходящего куда-нибудь в уголок в долгожданное личное пространство. -Русский Де Ниро! Я вот что скажу, Вадим Рудольфович - как режиссёр я видал разных актёров, и хороших, и плохих, но ещё не сталкивался с теми, кто может сыграть что угодно хоть одними глазами, при этом не будучи актёром вообще. Ему двадцать пять? Удивительный внутренний мир для такого возраста. -Ну он лет с пятнадцати такой,- довольно хмыкал Вадим Рудольфович, чьё чутьё на хиты продолжало потирать ручки. -Ещё бы при этом голову себе грузил поменьше... а так да. -Чего ты такой грустный-то,- пытался тем временем растормошить нервно поджимающего губы Глеба Саша Козлов. -Ты вон в таком, так сказать, амплуа... На Пушкина похож - чесслово! Глеб отвечал выстраданной улыбкой и послушно кивал, прикидывая, как смотрятся в кадре крупным планом ладошки с короткими пальцами, бывшие его объектом ненависти номер один сразу после телосложения. Из утешительного - отснять оставалось совсем немного. ...Рано или поздно, к сожалению или к счастью, заканчивается всё - закончились и каторжные съёмки, в муках родившие очередную волну популярности, продолжающую стремительно нести "Агату" к славе: Глеб, пройдя боевое крещение и, видимо, придя к выводу, что теперь уже вряд ли может быть страшно хоть что-то в этой жизни, внезапно стал расходиться на концертах и без всяких "боевых граммов", выкидывая самые неожиданные даже для собственной группы номера и выделывая на своём стуле какие-то совсем уж непостижимые уму курбеты. Этот, очередной из бессчётного числа концертов, был не исключением, настолько, что Саша с Андреем только и видели, как копна кудрей болтается в каких-то фантастических направлениях - однако, к очередной "Как на войне" Глеб заметно притих. Вадим насторожился - в последний раз нервное дребезжание в этом баритоне слышалось только на первом её исполнении. Что-то шло не совсем по плану. Улучив момент, он бросил взгляд на лицо брата, не то стремительно бледнеющее в проигрыше, не то кажущееся таким в полутьме из-за освещения - вглядевшись ещё лучше и сумев поймать стекленеющий взгляд голубых глаз, он окончательно понял, что совсем не кажется. Приступ был близок и неизбежен - внутри включился обратный отсчёт. За последние месяцы Глеб научился распознавать это сковывающее дыхание чувство с ходу - однако, на сцене оно давало о себе знать впервые, лишний раз нагоняя панику. Остался последний проигрыш, уже даже не надо петь, просто доведи его до конца - и всё равно бросает в холодный пот, пока в голове вскипает животный страх, а реальность уходит из-под ног. Он вцепился в гитару до боли, пытаясь "заземлиться" - это не смерть, даже не думай, делай своё дело и не думай ни о чём: и всё равно что-то замыкало снова и снова, перехватывая дыхание и малейшие логические доводы. Вдруг он понял, что именно - круг смыкается возле стула, вот этот кусок, вырванный из обычного, живого мира. Это и ловушка подсознания, и препятствие - за ним путь к свободному вдоху, возможность оторвать от горла липкие пальцы страха. Перебирая струны на полном автомате, Вадим смотрел, как его младший брат, его тихий, домашний, то и дело робеющий Глебушка, которого он отбивал от школьных хулиганов, встаёт со стула раз и навсегда, переворачивая его с ноги пинком заправского, самого отвязного рокера - как ни в чём ни бывало, словно это часть представления. Непринуждённо и реалистично - и ещё более непринуждённо едет дальше, словно всю жизнь только так и выступал. После окончания концерта Вадим всё-таки подошёл. -До сих пор торкает, да? Глеб отозвался не сразу, щёлкая зажигалкой и неторопливо закуривая. -Да чё-то по-моему только чаще даже стало. -Может эт самое... Вадим культурно замялся, подыскивая слова, чтобы не звучало неправильно. -Найдём кого-нибудь показаться? Нервы-то гробятся всё-таки. Глеб пожал плечами, щурясь и снова затягиваясь - особого доверия к психиатрической области он никогда не испытывал. -Да не знаю. Подсадят на таблетки и сделают овощем - я уже сам научился как-то с этим... В общем ничего. Ромашку попью. Жизнь ещё давала шанс не смотреть реальности в глаза.