Star Lost

сынмин просыпается, объятый теплыми руками джисона со спины, и первые несколько секунд чувствует себя почти счастливым. рядом с кроватью вьется холодный пар с эфирными маслами из увлажнителя воздуха. в комнате джисона всегда пахнет чем-то едва цветочно-цитрусовым. сынмину кажется, что он различает лимон и, возможно, лаванду, но он не уверен, что так можно сочетать, поэтому отбрасывает эту мысль. руки джисона перехватывают сынмина поперек живота, и он не может двинуться, не потревожив джисона, но ему комфортно и немного дремотно. сынмин пришел в комнату джисона вчера поздно ночью, потому что не мог заснуть из-за скандала с хенджином, чувствуя себя виноватым и сказавшим слишком много. сынмин обрывает мысль, где он себя ненавидит, потому что не хочет опять провести день мимо. когда он пришел, джисон еще не спал, кажется, болтал с кем-то по телефону, а потом добалтывал, обнимая сынмина, как плюшевую игрушку. а потом они много говорили о любви и чем-то дурацком. знает ли сынмин, почему о любви он говорит именно с джисоном? джисон и есть любовь. он часто неуверен в себе, ставит ноги, как аниме-девочка, громким смехом забивает эфир тревожности, и вместе с тем джисон так сильно любит их всех. джисон любит жизнь так сильно, будто каждое утро срывает свежую грушу с дерева из собственного сада, покрытого рассветной росой. сынмин не умеет так. ему неловко так сильно чувствовать, как джисон распахивает объятия. сынмину кажется, что когда джисон рядом и настроен на объятия и счастье, лягушка внутри сынмина становится немножко суше и теплее и греет лапки на месте прикосновений. — как ты можешь быть таким, — спрашивает сынмин, — как ты смотришь на человека и говоришь ему «я люблю тебя»? как это вообще можно произнести? джисон улыбается ему, и его глаза немного сощурены в понимании. — как иначе я могу сообщить о своих чувствах? — спрашивает джисон в ответ. — как иначе енбоки узнает, что мне нравятся его брауни, а минхо-хен, что мне нравится, как он готовит, а чан-хен, что мне нравится, как он… — то есть тебе нравится еда. можешь не продолжать. сынмин, на самом деле, просто не понимает, каково это чувствовать любовь без унижения и ломающего ощущения неправильности. — когда ты полюбишь, минни, ты увидишь совершенство в недостатках, твое сердце будет биться у тебя в ушах, а улыбка стечет куда-то глубоко в горло. этот человек станет твоей звездой, а ты планетой на его орбите. — хен, ты любишь кого-то? джисон улыбнулся и взъерошил волосы сынмина. — давай спать, минни. сынмин смотрит на увлажнитель воздуха в форме слона и думает, зачем вообще ему нужно было спрашивать то, что он знает и так, что он сам чувствует. почему это так далеко от описания джисона? сынмин не хочет быть планетой на орбите звезды, он хочет быть с кем-то, хочет не быть одиноким. — сынминни — наш щеночек, — говорит чан и тянет руки к волосам сынмина. сынмин кривит губы, но заставляет себя остаться на месте, ощущая прохладные пальцы, тревожно и трепетно оглаживающие макушку. мизинец чана мимоходом цепляет ушную раковину, и сынмину за шиворот падает горстка мурашек. они сбегают с затылка прямиком на косточку позвоночника в шейном отделе, кажется атлант или осевой — сынмин не очень хорош в анатомии, и он позволяет себе не додумывать эту мысль. мурашки кружат свои хороводы, и сынмин задерживает выдох, чтобы не звучать неприлично. «щеночек» растекается густой горячей сладкой массой вниз по его горлу и окутывает лягушку шерстяным пледом, который немного колет, зато добротный и теплый. сынмин фыркает на чана, но позволяет тому снова погрузить пальцы в волосы настолько глубоко, что ладонь касается макушки, и у сынмина слабеют колени даже несмотря на то, что он сидит. он поднимает голову и смотрит на чана из-под ресниц, что не должно значить ничего кроме взгляда, но чан переводит правильно и немного оттягивает волосы сынмина. он все еще кажется немного злым из-за утра, его глаза прищурены, зрачки темные и жадные. голос теплый. сынмину жарко, и он оттягивает воротник рубашки, в которой его снимали в тикток. чан смотрит прямо на него. сынмин отводит взгляд. в зеркале отражаются два чужих человека, не он и банчан, а кто-то из bl-дора… сынмин обрывает эту мысль до того, как она успевает окончательно сформироваться. ребята вокруг заняты каждый своим. джисон что-то показывает на планшете минхо и хенджину, чонин играет в телефон, феликс объясняет чанбину, что ему делать в кадре. стафф вертится рядом и периодически поправляет свет, косметику, одежду. сегодня на них костюмы, в которых они снимали клип, и этот тикток будет разогревать фанатов перед концертом, где они исполняют что-то из последнего альбома. сынмин чувствует усталость. он закрывает глаза. он выбирается из сухого жара объятий джисона, когда часы на прикроватном столике показывают пять пятнадцать. джисон проводит его уход глухим ворчанием, не просыпаясь, подгребает к себе нагретое телом сынмина тяжелое одеяло и стихает. сынмин выдыхает про себя и на цыпочках выбирается из комнаты. растянутая горловина домашней футболки джисона стекает с его плеча. ткань мягкая и пахнет лимоном, джисоном и теплым сонным потом сынмина. это ощущается, как аромат дома, и сынмин любовно жмурится и подтягивает сжатую ткань ближе к носу, трется правой скулой и снова вдыхает запах. слева раздается смешок, и сынмин вспыхивает, застигнутый в момент слабости. быть холодным, как стекло в летний полдень, а потом расклеиться из-за ощущения дома — левое ухо пламенеет так сильно и ярко, что сынмину видятся красноватые отблески на белой стене. — прости, — выдыхает чан и снова фыркает в кулак, — просто ты выглядел таким… — слова, очевидно, рассыпаются прямо у него во рту, как песочное печенье. — таким? — неважно, — лицо чана заволокло тучами. — вы с джисоном..? — я не смог заснуть, пришел поздно ночью. — понятно, — говорит чан, и его глаза сжимаются до щелочек. — мило, — говорит чан. сынмину непонятно, что понятно и мило банчану, и он молчит. настроение падает вниз, и сынмин перешагивает через него, чтобы сварить себе кофе перед уходом. чану он не предлагает. еще сынмин не спрашивает, почему чан на кухне в такое время. лягушка неловко протягивает лапку к его пупку, но кажется, случайно промахивается и бьет по солнечному сплетению, потому что иначе сынмин не понимает, почему к глазам подкатывают слезы, а дыхание начинает дрожать. сынмин приподнимает уголки губ и нажимает на кнопку. кофемашина тихо жужжит. звук успокаивает. — вы вместе? — выдыхает чан, будто все время до этого не дышал. — вместе? — уточняет сынмин, и по тому, как чан выдыхает сквозь зубы, он понимает, что сказал что-то не то. — ну, там одна кровать? — уточняет он, и это заставляет лицо чана ломаться и комкаться, словно у него резко заболел зуб. они неловко молчат, и сынмин уходит в свое общежитие, оставляя полную чашку кофе на столешнице. что-то не так, и он даже не понимает что сынмин лежит на кровати киоко, одеяло натянуто до груди. он смотрит, как киоко расчесывает волосы, сидя перед зеркалом за туалетным столиком. на ней бюстгальтер, трусики, сверху накинут атласный халат в каких-то птицах. сынмин чувствует себя неправильно, наблюдая за киоко, пока она традиционно болтает какую-то чушь. сынмину казалось, что он должен чувствовать что-то большее, чем стеснение от нелепых телодвижений, которыми они занимались последние полчаса. киоко была мокрой, и он сделал все, как полагается, перебарывая брезгливость прямо в процессе. сынмину хочется помыть руки и себя, содрать с себя кожу, чтобы забыть эту мерзость. он приподнимает уголки губ, когда киоко оборачивается к нему и улыбается. — так здорово быть мужчиной, — говорит киоко, — конечно, вам нет нужды быть такими красивыми, как женщины, это нам нужно готовиться к свиданиям, а вы пришли на все готовое, и ничего больше не нужно. можно прийти с тренировки прямо на свидание, не мыться, быть жирным, быть, ну ты знаешь, а женщина всегда должна быть прекрасной. это так несправедливо! — говорит киоко, и сынмин усилием воли держит уголки губ приподнятые, буквально всем своим телом ощущая липкий холод в районе пупка. как удается киоко разрушать его почти без усилий? киоко говорит что-то еще, но сынмин не может больше. он предощущает, что скоро начнет задыхаться. — киоко, — зовет он, — мы скоро дебютируем. мне жаль, что я не сказал раньше. компания запрещает нам иметь отношения. — сынмин колеблется, а потом произносит, — ну ты знаешь. — он чувствует, как издевательски звучат его слова. наверное, это не лучшее расставание в его жизни, но по крайней мере, оно первое, может, в следующий раз получится лучше. — конечно я знаю, оппа! — улыбается киоко и поворачивается обратно к зеркалу, наклоняя голову, чтобы провести щеткой по волосам, — никаких проблем, нам обоим будет лучше окончить это так! киоко улыбается, и сынмин заворачивается в тонкое одеяло, чтобы уйти в ванную не обнаженным. но он чувствует себя обнаженным, даже когда кутается в пуховик по дороге в общежитие. он чувствует себя голым, распоротым до самых чувств, и нитки торчат некрасиво. сынмин больше не видит киоко, но знает, что спустя пару месяцев она выходит замуж и уезжает из сеула. сынмин пытается поднять уголки губ, когда слышит об этом от одноклассника по телефону, но его лицо трескается. сынмин молча приходит в студию чана и засыпает на его диване. подушка пахнет чаном, и сынмин кутается в этот запах, пытаясь спрятаться от мыслей, которые крутятся вокруг вчерашней ссоры с хенджином, слов джисона, давних слов киоко и чана, чана, чана. ему не хватает силы воли перестать думать о чане.