Renadzę

      Солнце склонилось к закату. Дольше медлить было нельзя.       Кэрол потянул за длинный ремень сумки, проверил, надежно ли закреплено – выдержит, – и вскочил в седло.       – Эйрин, вы б так поздно не гуляли, еще и одному... – почти отеческим тоном произнес привратник.       – Не стоит беспокоиться, все предупреждены, я вернусь утром. – Кэрол дотронулся до рукояти меча в ножнах.       Он старался казаться спокойным, но все равно бледность выдавала его. Он всех предупредил, сказал, что хочет отстоять ночную – а нынче весь дом знал о религиозном рвении эйрина. Поэтому-то, говорили домочадцы, он и не поправляется, и щеки словно еще глубже впали.       Зимняя осада и вправду дурно подействовала на организм Кэрола, и он больше не выглядел тем цветущим юношей, каким был прошлой весной. Зато походил на один из старых семейных гобеленов, изображавший славного предка. Он был из тех, кто умер молодым на поле боя – и суеверные говорили из-за сходства черт, что Кэрол тоже скоро покинет этот мир.       Фер шел скорым шагом, если удавалось – рысью. Конь уже прекрасно знал дорогу, всадник почти не поправлял его. В конце концов, в последние пару недель они зачастили в этот заброшенный храм, навещали его почти каждый день. А теперь пришли ночью.       Из-за деревьев показалась знакомая полуразрушенная стена. Внутренности храма быстро чернели: солнце заходило.       – Вот мы и пришли. Прости, придется тебе ночевать здесь.       Кэрол привязал коня у раскидистого дерева, расседлал, похлопал по шее и направился к храму. Он шел медленно, соизмерял вдох и выдох с каждым шагом. Все надо сделать правильно, и это – единственный шанс. А если у него будут трястись руки, если он что-то забудет...       Как только Кэрол перешагнул порог заброшенного святилища, все беспокойные мысли будто улетучились. Снова возникло теплое ощущение где-то в груди. На секунду эйрину показалось, что кто-то положил руку ему на плечо, совсем по-отечески, но никого рядом не было и быть не могло.       Вокруг становилось все темнее и темнее. Еще немного, и он не смог бы разглядеть алтарь в центре храма. Тот самый, из-под которого Кэрол достал медальон со священным символом.       Он и сейчас достал его, посмотрел на старый металл с гравировкой. Чуть теплый, потому что лежал в кармане. Кэрол снял сумку и меч, положил их в приметный угол и подошел к алтарю. Разрушенный пол вокруг уже почти не был виден – только пара бледных квадратов в кромешной тьме.       Напоследок Кэрол оглянулся на вход в храм – и не увидел его. Очень быстро ночь накрыла святилище своим черным покрывалом. Кто дерзает стать достойным, да не убоится тьмы вокруг себя и внутри себя.       Медальон опустился на алтарь, одиноко и как-то жалко звякнул о старый камень. Кэрол опустился на колени и чуть не взвыл от боли: под правым коленом оказался крошечный острый камешек.       Но встать уже было нельзя. Встанешь – и попрощайся с последней надеждой на милость бога и на справедливый суд. Остается только терпеть.       Кто сразится с тьмой вокруг себя, да будет герой. Кто сразится с тьмой внутри себя, да будет проводник божественной воли.       Тьма сгустилась, все звуки стократно усилились, а сердце спокойно отсчитывало удары. Пол под левой ногой, кажется, начал сползать вниз, не выдержал веса.       Кто станет проводник божественной воли, да будет сражаться за справедливость во имя Гентира.       Показалось. Снаружи ржанул Фер. Ветер просвистел через остатки окна и отсутствующую часть потолка. Вместе с ним по краю сознания поползли шепотки, неясные, но отчего-то знакомые.       Справедливость, Правосудие – все есть Гентир.       По медальону на алтаре пробежал короткий блеск. Все мысли превратились в одну, все сосредоточилось в мысленном усилии-воззвании к божеству.       Законы смертные получили от Него, и эти законы праведны.       Камушек под коленом как будто врезался глубоко в кость, он причинял ужасную боль и мешал сидеть прямо. Шепотки, однако, отступили.       И да воздастся по заслугам тем, кто дерзнул нарушить их, ибо Гентир есть воплощение Мести и Возмездия.       Его карающая длань да настигнет грешников, Его ладонь да оградит невинных ото зла и беззакония.       Символ на медальоне снова блеснул. По гравировке побежали крошечные искры, они слепили в темноте, и вскоре в темноте стало видно пламя, пожирающее проткнутую мечом змею.       В следующую минуту весь храм вспыхнул. По ранее незаметным желобкам под полом побежал огонь. Если раньше камень был холоден как лед, то теперь Кэролу становилось жарко. Он понял, что пора встать, и позволил себе выдохнуть с облегчением:       – Свершилось!       Только он хотел протянуть руку к медальону, как по самому краю алтаря пробежала искра. Возникла тонкая стена пламени. Сквозь нее Кэрол видел все еще горящий символ. В голове прозвучал оглушающий голос:       – Ты дерзаешь стать достойным?       Промелькнули в голове обрывки картинок, мелодий, слов. Мать, сестра, отец. Старые книги, ночные бдения, мелкие радости. Осада, кровь и смерть.       – Ты желаешь сражаться за справедливость, но более всего ты алчешь мести.       Прямо перед глазами возникло ненавистное лицо с птичьими чертами. Руки, словно в бреду, рванулись вперед. Кэрол схватился за раскалившийся медальон. Круглое украшение будто хотело прожечь ладонь насквозь.       – Я дам тебе то, чего ты жаждешь, ибо Я – Справедливость и Месть.       Рука сама потянулась к шее. Собственные мысли будто не осмеливались появляться, все пространство в голове заполнил этот голос, строгий, и требовательный, и при этом спокойный.       – Дарую тебе Свою милость. Испытание ждет тебя к югу. Заслужи право судить.       Нестерпимо горячая нить замкнулась на шее. Кажется, Кэрол закричал, но он не слышал своего голоса – только Его голос. Медальон на груди словно загорелся, а в глазах потемнело, и больше не было видно пламени.       – Иди же! – были последние слова бога.       От свежего воздуха Кэрола отделяла только тонкая стена огня, последняя. Где-то на востоке уже розовело небо, но за горячими языками все казалось красным.       Он не помнил, как оказался снаружи, только на теле не было ни одного следа ожога. На шее у него висел медальон, от него по телу расходилось лихорадящее тепло. Все вещи, которые он оставил в храме, лежали рядом. В бессилии эйрин опустился на упавшую колонну.       Обратно он вернулся только к обеду, и привратник его сразу не узнал.       – Богатым будете! – пошутил старик.       Сестра первая поняла и узнала, что случилось.       – Ина, так было надо.       – Да, К... – она запнулась. – Постой. Не могу. К...       Еще несколько раз она пыталась произнести привычное имя, но не могла, словно ей что-то мешало, ставило помеху языку, сжимало голосовые связки.       – Стало быть, ты теперь Юстас. И ты уходишь.       – Я вернусь, Ина. – он с чувством сжал руку сестры.       С остальными было сложнее, но на следующее же утро Юстас уехал. Больше он не слышал громогласного голоса, но медальон грел грудь, а кончики пальцев иногда необычно покалывало.       Фер уверенно двинулся по незнакомой дороге. Он тоже заметил перемену в хозяине и поначалу долго принюхивался, но, похоже, нашел Юстаса не менее хорошим человеком, чем был Кэрол. Продолжение следует...