el amor por uno mismo

Mystery of Love

Sufjan Stevens

Яркое греющее солнышко просачивается своими лучиками сквозь плотное окно. За ним медленно проезжающие поля, завлекающие своей зеленью и иногда шапкой разноцветных цветов, лишь по одному виду оставляющих сахарный привкус на кончике языка. Насыщенность ярких оттенков греет душу, поднимает настроение, завлекает и притягивает. Вагон наполнен разными национальностями. В воздухе витает запах горячих пирожков и только сваренного кофе, шлейф чужого одеколона впивается в ноздри, а крик неугомонных бегающих по коридору детей раздражает слуховые рецепторы. Какая-то компания парней громко разговаривает и смеётся так, что даже в купе их мерзкие усмешки слышны. И сигареты… Ядрёный запах тяжёлых сигар вызывает тошноту. Настолько они противны ему. Его глаза со скукой бегают по чёрным буквам открытой книги, иногда поглядывая в маленькое окошко. Один пейзаж сменяется другим. Плавно выплывает пшеничное поле, где пасутся златогривые лошади, довольно машущие своими хвостами. В ушах вдеты наушники, где играет «Mystery of Love», перебивая все кишащие снаружи звуки, он кивает в такт словам, раскачивая при этом худую ногу. Луч солнца задевает последнюю страницу главы, выделяя фразу, задевающую чувствительную натуру мальчишки. …El camino al amor… el amor por uno mismo.* Изящные длинные пальцы, что усыпаны золотыми кольцами, перелистывают её, закрывая полюбившуюся книгу. Тяжёлый вздох следует после, ведь дочитав её, юноша так и не понял, как полюбить себя, если в зеркале отражение настолько ужасно. Как бы он не пытался понять Пабло, как бы не пытался быть им, именно таким, каким его описывает Карлос Руис, у него ничего не выходило. Ему сложно признать свою красоту, о которой твердит мама каждый божий день. Как развидеть эти слои жира на собственном животе. И неважно, что какая-то его часть нужна омегам для вынашивания детей, об этом говорят часто на медицинских форумах. Однако он не считает это нужным, ведь у большинства омег плоские животы, почему же ему, выжимающему из себя все силы на каждодневных тренировках, так не повезло в жизни? Он стукается затылком о стену, прикрывая уставшие красные глаза. Гуляющий тёплый ветер из приоткрытой форточки подхватывает каштановые пряди, развивая их в воздухе. Впервые за долгое время он покидает родной город, к которому привык и не знает, как всё лето протянет в отдалённой от цивилизации деревне. Это же уму непостижимо! Как можно адаптироваться там, где нет интернета?! Омега, конечно, любит книги, но за три месяца, он уверен, они будут сидеть у него в одном месте. — Cariño*, смотри, что я принесла тебе! — его мысли прерывает вошедшая женщина с пряными пирожками в одной руке. Душистый аромат её сладких духов тут же затмил запах еды. Вечно она выливает на себя чуть ли не весь флакончик. — Ты опять грустишь! — подмечает она. На ней шифоновое сиреневое платьице, развивающееся при каждом её движении. Смешная белая шляпа с изящным пером под лентой. На носу элегантно сидят квадратные солнцезащитные очки, а в руках, помимо пирожков, чёрная, обвитая золотом сумочка от Anekke. Она бросает пирожки на столик, вальяжно пробираясь к сидению. За ней следом заходит девушка, точно копия матери: вздёрнутый миниатюрный носик, вытянутые в полоску подкрашенные красным губы. И лишь глаза у неё папины, миндалевидные шоколадные жемчужины, как и у её брата, что в сотый раз вздыхает. Одному сидеть было намного приятнее и комфортнее. Девушка проходит вглубь, закрывая за собой дверь купе, и присаживается рядом с женщиной. Поправляет свою вельветовую розовую юбку, заправляя в неё выправившуюся пудровую рубашку. — Oh, mami! Наш Виенто не умеет быть в другом настроении! — скалится девушка, закидывая худую ногу на ногу и складывая руки на груди. Она противно жуёт жевательную резинку со вкусом мёда, омега его терпеть не может и раздражается от чавканья. — Когда же ты научишься манерам, братец… — Виола! Перестань донимать его. И перестань чавкать, Боже! Сама бы манерам научилась. — строго обращается к девушке женщина, переводя взгляд на закатывающего глаза парня. — Тэхён-и, ты помнишь? Vivir con el presente* — проговаривает она на чистом испанском — главная твоя цель. Вот увидишь, у бабушки тебе станет легче. Там свежий воздух, — красочно расписывает она, размахивая руками, что обтянуты сетчатыми перчатками. — вкусные бабушкины пироги, как ты любишь — с вишней! Столько дел! А озеро там какое! Тебе там будет лучше. — Todo lo que pasa es para major*, да, mami? — вставляет своё сестра. — Виола права. К тому же там будет время подготовиться к вступительным экзаменам. Ты же так хотел поступить в высшую художественную школу Мадрида. А в Канвондо пейзажей столько, что все не успеешь срисовать! Тэхён устало вздыхает. Он слышал эту историю миллион раз дома и ругался с матушкой тоже не раз. Но что толку, если его не слышат и слышать не хотят. «Это тебе на благо» — говорила она, когда собирала его чемодан, «Там ты перестанешь страдать ерундой» — твердила она. И всё из-за чего? Всего лишь единожды, ну, может дважды, в один раз из которых мама услышала и увидела, как омега после ужина вызывал рвоту. Просто хотел попробовать… Но терпение её лопнуло. Решила отправить на перевоспитание к бабушке. — Ты же знаешь, что там мне не будет легче, mamá. — с грустью едва шепчет Тэхён. Женщина раздраженно вздыхает, видно, как от её злости напрягаются скулы. Снова её сын взболтнул лишнего. — Oh, Тэхён-и, почему ты не можешь быть как твоя сестра? — она снимает очки, впиваясь тяжёлым взглядом. — К тому же Виола едет с тобой. — К сожалению… — одновременно добавляют оба. Тэхён любит свою сестру и очень ей завидует. Ей не нужно вечно сидеть на диетах, чтобы добиться низкого веса. Она может кушать в любое время суток и ничего не повлияет на её красоту. От этих мыслей становится тошно от самого себя. Мама постоянно говорит, что Виола — пример для подражания. Настолько часто он это слышал, что хочется узнать — для чего тогда нужен он? Внуков им может нарожать младшая сестра. Для чего нужен Тэхён? Если родителей он так не устраивает. К тому же Виола ещё и внешностью вышла коренной испанкой, как отец и хотел. Омега резко встаёт, бросая тихое «Пойду подышать», и выходит из их комнатки в коридор, где шумно и воняет, но куда лучше, нежели каждый раз слышать эти бредни о его болезни. Тэхён не болен, с чего все взяли, что у омеги пищевое расстройство? Тэхён всего лишь в свои семнадцать хочет выглядеть красиво, хочет быть любимым. В конце концов, он хочет испытать эту первую любовь, все эти бабочки в животе, что описывают в книгах, зрачки сердечками, что показывают в аниме. Но для этого ему надо хорошенько постараться. Полюбить себя — в первую очередь. Как ему может стать лучше в какой-то деревне? Разве спасёт его доение коров или собирание яиц из-под кур? Конечно, нет! Что за бред? Он снова вздыхает, останавливаясь возле столика с напитками в столовой, присматривая какую-нибудь газировку. Ведь те пирожки, что принесла ему мама, он есть не будет. Вообще-то, на диету сел! Про которую матушка всю плешь ему проела, мол: «Итак худой, какие тебе диеты?!». Но Тэхён-то знает, что ни капельки он не худой, в каком месте, покажите ему, пожалуйста. Омега покупает обычную воду, решая, что газированная вызовет метеоризм в его кишечнике. Расплатившись, он неудачно поворачивается, врезаясь казалось бы в стену, но на деле в каменную грудь мужчины, что проливает на себя свой напиток. И, кажется, это был кофе… По белоснежной рубашке растекается тёмно коричневое пятно, а довольное лицо напротив перетекает в разъярённое. В ноздри впивается терпкий запах корицы, от которого мальчишка корчится и прикрывает сморщенный носик. Альфа. Это Тэхён понимает сразу. Причём омега не сказал бы, что тот из высшего общества. Такие люди не ездят по обычным поездам. Его хорошо уложенные смольные волосы и выглаженные рубашка с брюками говорят лишь о его опрятности, не более. — Смотри, куда прёшь! — сквозь сжатые зубы цедит мужчина, вызывая усмешку на лице омеги. — Может, это Вам глаза разуть нужно, señor*? — выплёвывает в ответ русоволосый. Тэхён никогда не был трусом. И в школе его никто не смел тронуть, несмотря на хрупкость омежьего тела, рука у мальчишки была тяжёлой — об этом не раз говорили те, кому приходилось от этой руки страдать. Ибо нечего пугать — Тэхён это часто говорил. Реакция у него просто замечательная. Но и синяки на собственной коже оставались достаточно легко и просто из-за чувствительной нежной кожи. Когда того случайно хватали за запястье, слегка сжав то, на месте пальцев тут же оставались следы. Поэтому, когда альфа хватает Тэхёна за руку, омега одёргивает её, потирая тут же возникший синяк. Это ещё одна причина назвать его больным, отчего его матушка часто вздыхает. Якобы от того, что мальчишка ничего не ест толком, его организм не укрепляется и не вырабатывает достаточное количество питательных веществ. — Знай своё место, несчастный испанец! — рычат ему в ответ, скаля острые клыки и подавляя своим запахом. Но кто такой Тэхён, если не заткнёт в ответ? Он в силу своего среднего роста всё равно наклоняется впритык к альфе, стараясь не дышать его феромоном, смотря исподлобья снизу вверх, шипит на родном испанском: — Me temo que eres tú quien necesita conocer tu lugar, señor* — фыркает мальчишка, задирая победно подбородок. — И боюсь, — продолжает уже на корейском, — что несчастен здесь именно Вы. Не дожидаясь ответа, он грациозно разворачивается, виляя обтянутой в кремовые льняные брюки попой, что от колена расширяются книзу. Его нежно голубая сатиновая рубаха, завязанная бантиком на шее тоненькими верёвками, переливается на солнце. Он не видит, как от удивления опешил альфа, разинув рот и вздёрнув густые брови. Тэхён возвращается не в лучшем настроении после неудачной ситуации с невоспитанным мужланом. Омега никогда не любил альф и считал, что воспитанных, начитанных и порядочных остался один процент, который разбросан по всему миру. Который ему, Тэхёну, явно не достанется. Матушка сразу замечает отпечаток пальцев на чужом запястье, но на удивление не задаёт вопросов, лишь невольно смеряет его пристальным взглядом. Тэхён виду не подаёт, что что-то случилось, принимаясь пить долгожданную воду, а после наблюдать за сменяющимся пейзажем. Совсем скоро они прибудут в деревню, где Тэхён проведёт свой никчемный остаток каникул.

***

Angel

Theory Of A Deadman

Канвондо встречает их прохладным гуляющим ветерком и вечерней песнью красивых птиц. До деревни они едут уже на автобусе, как нестранно пустом. Тэхён устал за всю поездку и мечтает лишь о том, как зайдя в предоставленную ему комнату, он упадёт на кровать и заснёт крепким сном, желательно, до следующего дня. Всю дорогу от остановки матушка рассказывает о том, как они с отцом съездили на Бали и как там было жарко и душно. Тэхён, конечно же, заткнул уши наушниками, чтобы не слышать этот бубнёж, ему хватило надоедливой сестры под ухом в купе. Тропинка, по которой они идут, вся в мелком песке, соответственно, и ноги Тэхёна в сандалиях давно утонули в нём. Он противно хрустит и трётся между пальцев. Чемодан по этому песку катиться отказывается напрочь, отчего его приходится тащить силком. Омегу эта деревня уже бесит. Хоть и время вечернее, но духота продолжает душить, от неё пот с висков течёт ручьями. Золотые кольца, как и браслеты на запястьях, натирают взмокшую кожу, а рубашка противно прилипает к горячей спине. Лишь еле ощутимый ветерок иногда спасает положение, заползая под ткань и обдувая лицо. Дорога сужается и переходит на пешеходную, где начинаются неприметные покошенные домишки. Тэхён пугается такой картины. Он, конечно, думал, что в деревне не хоромы современные, но не знал, что настолько всё печально. Боится представить, в какой дом идут они… Не уж-то такой же дряблый. Боже… И как он протянет тут три месяца. Со временем дорожка обогащается лиственными деревьями и заборами, домики начинают появляться с двух сторон, намного ухоженнее, чем омега видел до. За заборами некоторых видны небольшие, но красивые сады и огороды, а рядом с домами бегают дети, пиная мяч. Они заворачивают на новую улицу, дорога явно не тротуарная, рядом снова нет домов, но есть кое-что поинтереснее. Огромные поля, засеянные кукурузой и пшеном, сменяются на зелёные полянки осоки. И Тэхён замечает посреди всего естества огромную деревянную постройку, но очень красивую и ухоженную, ограждённую белым низким заборчиком. Тэхён понимает, что это конюшня, когда из этой постройки выводят первую лошадь. Вдалеке видно плохо, но силуэты разобрать можно. Омега засматривается на площадку, не замечая сразу, что его зовут. — Виенто уже начинает нравиться природа? — ехидно улыбается Виола, но мальчишка лишь фыркает в ответ. Не то, чтобы ему нравится, но конюшню он видит впервые вживую. Руки зачесались, чтобы подойти ближе и посмотреть. Но мама заворачивает на ещё одну улицу, где слева на таком же огромном поле находится несколько загонов, где-то пастух загоняет овец, где-то наоборот выводят коров пощипать травку. Да, он читал — люди здесь занимаются скотоводством. И Тэхён их искренне не понимает, ведь как можно находиться весь день в том, в чём они одеты, да ещё и в грязи и в животном дерьме? Наконец, они доходят до нужного места, где их встречают недоверчивыми взглядами, облизывающими с ног до головы, и смешками. Неприятно, хочется спрятаться побыстрее, чтобы так не смотрели… Троица сразу отличается от здешнего народа, и омеге это совсем не нравится. Но мама всем прохожим улыбается, кивает, даже рукой машет, будто знакома с ними сто лет. Может, оно так и есть… Виоле тоже хоть бы что, она жуёт свою жвачку, дует пузыри и оглядывается по сторонам. Здесь в некоторых домиках из трубы идёт дым, играют из граммофона песни, под которые он слышит, как поют сельчане, рядом раздаётся лай одинокой собаки и доносится ржание лошадей. Вечерний стрекот цикад и пение соловьев говорит о том, что пора готовиться ко сну. Это и есть звуки деревни? Ведь в городе, если ты живёшь рядом с дорогой, шум машин не даст тебе спокойно спать. Под окнами постоянно ошивается либо алкошня, либо обкуренные подростки со своей музыкой из колонки. То бродячие псы, вечно лазящие по мусоркам, звенят мусорными комбайнами. Вот она городская жизнь, вот они звуки города. Но Тэхён привык к ним, к Сеульской жизни. — Lamento que te vayas, Тэхён-и! * — прижимает его за плечо к своей груди мама, останавливаясь возле одного из домов. Видимо, пришли. — А какой воздух! Почувствуй матушку природу! — она не перестаёт восхищаться, а Тэхён засматривается на дом. Он ветхий, одноэтажный, не настолько заброшен, но и не настолько коттедж. Покрашенный будто недавно заборчик с аккуратной полукруглой калиткой, а за ней, мальчишка видит выложенную каменную тропинку, вдоль которой тянутся зелёные короткостриженые кусты. Домик ухоженный, так же недавно покрашенный, с деревянным крыльцом и лесенкой из трёх ступеней. Когда мама открывает калитку, которая почему-то не заперта, Тэхён замечает будку, построенную своими руками. Где же пёсик — задаётся вопросом омега. Пока они идут до крыльца, Тэхён успевает заглянуть за дом и увидеть ещё одну аккуратную небольшую пристройку, маленький огородик и беседку с подвешенными диванами и стоящими рядом креслами. Но долго глазеть ему не дают, сестра дёргает за локоть, чтобы затянуть брата в дом. Стоит только переступить порог, как раздаётся громкий гул. Вот лает тот самый затерявшийся пёсик, спереди смеётся крупный седовласый мужчина, отчего в уголках глаз скапливаются морщинки, а сами глаза превращаются в щёлочки. Но рассмотреть старика омега не успевает, его резко прижимают морщинистые длинные руки к груди, и успевают они захватить всех троих в охапку. — Oh, mami! Раздавишь! — пищит матушка, выползая из крепкой хватки. Тэхён потирает прижатую щёку и принимается поправлять причёску, которую нагло испортили. Виола смеётся над братом, называя того воробушком. Однако все замирают, когда та самая крепкая женщина вздыхает и пускает слезу не то радости, не то печали. — Тэхён-и, мальчик мой, как ты вырос, дитятко моё! — она тянет к нему горячие руки, убирая спавшую чёлку на глаза и укладывая ладонь на румяную щёчку. — Ты так похож на свою маму, но глаза… — она заглядывает в шоколадный небосвод, — глаза у тебя отца. Она целует в носик, который Тэхён тут же морщит, и поворачивается к бурно спорящим на испанском девушкам. — Так в моём доме никакого испанского! — строго говорит женщина, которую тут же слушаются. — Ишь! Понаехали тут иностранцы! Тэхён переводит взгляд на пёсика, который вьётся возле его ног. Чёрная собачка породы Грюнендаль потявкивает от радости, виляя прямым хвостиком в разные стороны, привлекая внимание гостя. Омега не может не улыбнуться животному. Присаживается на корточки, отчего довольное существо тут же набрасывается облизывать своим шершавым языком чужое лицо. Окольцованные пальцы не брезгают, врезаются в мягкую пушистую шерсть, слегка почесывая довольную морду. У них дома нет животных, потому что у отца аллергия на шерсть, неважно собака это или кошка. На любое предложение глава семьи всегда строго смотрит в глаза. И лишь по взгляду понятно, что возражения не принимаются. На воспоминания Тэхён грустно вздыхает, выпрямляясь в спине и оглядывая остальных, а затем и всё помещение, которое изначально не было осмотрено. В доме, кажется, тесновато из-за маленькой кухни справа, где посреди неё стоит деревянный накрытый всякой едой стол. Если смотреть прямо от прихожей, как понял испанец, расположена небольшая гостиная с мягким диваном и креслами по обеим сторонам от него. Всё это стоит напротив старого камина, прикрытого белой вязаной накидкой, которую красиво держат искусственные розы в длинных вытянутых горшках. Здесь нет ни телевизора, ни кондиционера, ни даже обычного вентилятора. Как же так?! Как же они выживают в такую-то жару? Комната не выделяется каким-то определённым дизайном, все стены, даже в кухне, выполнены из точеного дерева, как и пол, который в некоторых местах слегка поскрипывает. Ну а что он хотел. Это не мотель в какой-нибудь жаркой точке мира, а глухая деревня. В углу он замечает две двери справа и скорее всего это маленькие спальни. Он был у бабушки лишь раз, и то в глубоком детстве, которое он позабыл, но тогда дом казался ему огромным, нежели сейчас, когда он вырос. Как жаль, что воспоминания детства не сохранились от слова совсем. Тэхён устало оглядывает внутреннюю суету, где все усаживаются за стол, весело галдя, пёс бегает рядом с хозяйкой, выпрашивая немного мяса, а он стоит как истукан, оглядывает шикарный стол из нескольких мясных и фруктовых нарезок, свежей баранины и вкусно испечённой картошки под капустными листьями. Для них с Виолой приготовлены вишнёвые и малиновые морсы, а для взрослого поколения домашний апельсиновый самогон. — Тэхён-и, зайчик, чего стоишь? — его замечает бабушка. — Мой руки и садись давай, желудок-то поди пустой! — она приподнимается, накладывая в его тарелку еды, но замирает, когда подросток равнодушно фыркает и уходит, бросив лишь: — Я не голоден и устал. Вот и поговорили. Омега находит правильную комнату сразу. Чемодан с вещами оставляет у двери, обещая себе, что утром всё разложит. А сейчас…ему, и правда, нужно отдохнуть. Стены тонкие, он слышит, как мама изливает душу, каким Тэхён стал противным. Это он не ест, то он не будет, здесь он устал, а тут им не о чем разговаривать. Разбалтывает, что мальчишка выдумал себе какую-то диету, что исхудал сильно, где бабушка обещает, что поставит его на ноги и будет он как новенький. Без зазрения совести, рассказывает даже самое сокровенное, выставляя омегу больным на всю голову. Якобы, какой здоровый человек будет вызывать рвоту после ужина? Конечно, никто. От разговора испанец отвлекается на обстановку комнаты, потому что эти разговоры уже до тошноты. Кровать, на которую он сразу упал спиной, неожиданно мягкая и удобная. Либо потому что он устал и всё тело, затёкшее после нескольких часов езды от Сеула, так и просит полежать подольше и отдохнуть, либо она действительно такова. Подросток пытается попрыгать на ней телом, и никакие пружины не впиваются ему в спину, удивительно! Правда, скрипит она ужасно, но хотя бы не жёсткая. Больше удивляет запах… Тэхён проверил все углы и так и не нашёл источник вкусного аромата крокуса и свежести. Здесь открыто одно единственное деревянное окно, впускающее летний тёплый ветерок. Он задевает белые листы, крепко прижатые бронзовой статуэткой вставшего на дыбы коня к дубовому столу, расположившемуся у окна. Кровати здесь две. Мама рассказывала, что в детстве они жили здесь с сестрой, как будут жить они с Виолой. На этих мыслях он проваливается в глубокий сон, под вкусный запах шафрана.

***

Утром его будит противный скользкий язык, вылизывающий его лицо, и чудной запах из пасти. Омега резко садится, что делает зря, потому что голова кружится неимоверно. Он не ел со вчерашнего утра, соответственно его желудок не скажет ему «спасибо». Чёрный пёс, что облизывал его до этого, смирно ждёт, пока человек проснётся и обратит на него внимание. Слева мирно спит сестра, раскинув руки и ноги звёздочкой. Младшая омега не постеснялась переодеться в свои короткие шортики и майку, через которую Тэхён видит упругие груди, прижатые к матрацу, ведь девушка спит на животе. Омега закатывает глаза на беспечность сестры и потирает заспанные глаза. За окном солнышко во всю бьёт в лицо лучиками, переливаясь на стекле под пение давно проснувшихся соловьёв. Так выглядит атмосфера летнего денька. Наконец, мальчишка выходит из своего убежища под монотонное урчание живота, застывая на месте. На кухне сидят женщины, бурно обсуждающие что-то, но стоит ему показаться, как они затихают. Ясно. Значит, обсуждали они его. Это настолько бесит, он что, клоун какой? — Проснулся внучок? — ласково спрашивает бабушка, тут же ставя чайник на плиту. — Садись завтракать, я плюшки испекла! Ну да, Тэхёну только плюшками и завтракать сейчас. Он и так пропустил свой диетический ужин вчера, но не так страшно, ведь в диете писалось, что так можно. Он знал, куда едет, поэтому на первый день запасся ингредиентами, а дальше думал, что где-нибудь купит всё нужное. Это же не настолько глушь, где нет магазинов, правда? — Я сначала умоюсь… — хрипит ещё не проснувшимся голосом омега. — Где здесь ванна? — и не понимает, от чего так смеются женщины над ним, чего он такого смешного-то сказал? — Ванна? — хихикает бабушка. — Ох, как тяжело тебе будет, дорогой… — Здесь нет ванны, Виенто… — говорит ему в затылок вышедшая из комнаты сестра. — Тупая твоя голова. — и толкает мальчишку в плечо, а того от лёгкого толчка начинает мотать ещё больше. — Как нет?.. — но подросток лишь ошарашенно смотрит то на одну, то на другую омегу. Это что же теперь… Виенто совсем не понежится в ванне? Не полежит в солях, которые он притащил с собой из Сеула?.. Он отшатывается назад, загруженный тяжелыми и тоскливыми мыслями. Он уже скучает по родимому гнёздышку в Сеуле. — Умывальник и летний душ на заднем дворе, милый. — уже тепло отзывается бабушка. Мальчишка печально плетётся к выходу, осознавая свою безысходность. Он выходит через другую дверь за Виолой, что идёт спереди и показывает путь. И откуда она только знает, куда идти. Это он и задаёт следом. — Надо было вчера с нами сидеть! — причитает она. — Бабуля показывала свой сад и огород, заодно и где, чего находится. — Я слишком устал вчера… — закатывает глаза омега. — Ты каждый день слишком устаёшь, Ви. Но подросток её уже не слышит, его зрачки расширяются от неописуемой красоты бабушкиного сада. Столько разных цветов Тэхён никак не ожидал увидеть. Они рассажены по отдельным дорожкам, чтобы можно было спокойно подходить к ним. Сестра приводит его к умывальнику, от которого Тэхён удивляется не меньше. Он-то думал, что сейчас увидит древнюю, как говно мамонта, железку с носиком, кою он видел в интернете, а вместо неё, он видит декоративный каркас из красного дерева, подставку, оборудованную раковиной и местом для ёмкости под использованную жидкость. Что-то похожее на обычную раковину в их квартире, отличается лишь тем, что в ёмкость воду нужно заливать. Виола откручивает барашек, и из носика начинает тонкой струйкой течь вода. И когда очередь доходит до него, он отлетает он неё как от электрического тока. — Какая холодная! — пищит омега, потирая намоченную руку. — А ты чего хотел? — посмеивается над ним младшая омега. — Это тебе не колонка с горячей водой, её только недавно залили из шланга, конечно, она будет ледяной! Испанец негодует. Как же так… Он привык умываться тёплой водой, ведь его нежная кожа никак не привыкла к таким жестоким мерам. Кое-как он пересиливает себя, чтобы почистить зубы холодной водой и умыться. На улице утренняя прохлада, из-за чего щёки на ветру подмерзают. — А туалет тут где? Раз знаешь уже всё… — бурчит Тэхён. — Вон там в углу. — девушка тычет наманекюренным острым ноготком в сторону соседнего огорода. Уличный туалет. Кажется, это последнее, что убьёт омегу, хуже же быть уже не может… Он находится в самом дальнем углу огорода. Вытянутая деревянная коробка с дверцей — именно так бы описал туалет Тэхён. К нему ведёт выложенная каменная дорожка, вдоль которой тянутся небольшие стриженые кустарники. И лишь один одинокий фонарь стоит где-то рядышком… Такая же дорожка ведёт к ещё одной будке со шторкой вместо двери, которую Виола называет летним душем. Где вода такая же холодная? Как же под ним мыться-то?! Возвращаются они умытые и унылые, ведь сестру так же, как и Тэхёна гнетёт их общая ситуация, в которую они попали, причём Виола влипла из-за него. Но в чём виноват Тэхён? Это его мать сошла с ума, называя его больным и отправляя на лечение в Богом забытую деревню, где даже горячей воды нет! — Ну как вам наша ванна? — подтрунивает бабушка, подмигивая маме за столом. — Очень…холодная. — заминается подросток, проглатывая все язвительные словечки. И проходит мимо в комнату, где они спали, за своим рюкзаком, где покоится его утренняя еда. С прозрачным контейнером, на котором наклеены милейшие розовые овечки, он возвращается, ставя свою еду на стол и снимая розовую крышку. С контейнера сразу выпускается замечательный запах зелени и свежести огородной. Бабушка смотрит на него с удивлением и непониманием. — А как же плюшки? Я же специально пекла твои любимые с вишней. — даже как-то обиженно спрашивает бабуля. — У меня своя еда. Здоровая. — чеканит омега, наливая в стакан тёплой воды с чайника. Он привык так питаться. Зато с кишечником нет проблем, ведь парень ест много клетчатки, и с мочевым, из-за убранной из рациона соли, и с эндокринной системой, ведь сахар омега больше не ест. Тэхён сам составил себе диету, начитавшись сайтов за ЗОЖ. И радуется, как ребёнок, что она работает и он сбрасывает килограммы. Жаль, что на живот это не работает, ведь он как был, так и не собирается уходить. Наконец, усевшись и принявшись за еду, омега не замечает, как за ним все наблюдают, будто он клоун какой-то. Его живот всё ещё урчит, требуя нормальной еды, а не листков зелёных, но подросток умело игнорирует этот приевшийся звук. — Опять после завтрака на пробежку? — прерывает гнетущую тишину Виола. — Какая пробежка? — удивляется бабуля. — Здесь дел знаешь сколько, что и никакой пробежки не понадобиться! — улыбается она. — К тому же, не хочешь наведаться к Чонам на лошадиную ферму? Посмотреть на лошадей, покататься? — она незаметно подкладывает внуку маленький, не получившийся пирожок, насыщенный вишней, но Виола, зная своего брата, забирает его себе, отрицательно махая головой мол, не нужно, он только разозлится. Кажется, именно эту ферму Тэхён и видел, когда они шли по деревне. В принципе, омега не против сходить и посмотреть, как она выглядит вблизи. — Но я не умею ездить… — скромно признаётся мальчишка, поглядывая на прибежавшего пса. Пёсик крутится возле хозяйки, выклянчивая что-нибудь ещё вкусненького, но та остаётся непреклонна, лёгонько ударяя наглую морду тряпкой и получая скулёж в ответ. — Ох, сынок, Чонгуки тебя всему научит, он у нас превосходный берейтор! — женщина подскакивает на месте, похлопывая в ладоши от того, что говорит. — Как и твоя тётушка, которая в свою очередь учила его когда-то. — Чонгука я помню ещё маленьким, — вклинивается мама, — интересно посмотреть, каким он стал. — Он стал превосходным мужчиной! — мечтательно произносит бабушка, поглядывая на Тэхёна. — Завидный! Мускулистый! Все омеги на него слюни пускают! — поигрывает она бровями маме и Виоле, на что те посмеиваются. — Спасибо, я поел. — прерывает их свадебный приговор подросток, не пошевелив ни одним мускулом на лице. — Думаю, чуть позже прогуляюсь… — складывая все свои вилки ложки в контейнер, заключает он. — Но для начала переоденься, это тебе не город, где можно расхаживать в брюках. — поддакивает мама, довольно улыбаясь чему-то. — А ты, mamá, когда уедешь? — невзначай интересуется Тэхён, ведь изначально было запланировано, что мама погостит не долго, повидается с бабушкой и сестрой и уедет домой, ведь работа не ждёт. — Завтра, дорогой. Сегодня твоя тётушка заглянет к нам на ужин. Давненько я её не видела. — поворачивается она к бабушке, широко улыбаясь. Значит сегодня намечается ещё один званный ужин с алкоголем и громкой музыкой, хотя вчера он настолько устал, что никакой музыки и не слышал, да и разговоры ему не столь мешали. Из мыслей его вырывает бабушка. — Тэхён, ты ведь не наелся, сынок… — на очередное урчанье, бабушка не выдерживает. — Ба, он просто переваривает. — нагло врёт омега, вставая из-за стола и со своим контейнером идёт на улицу мыть в недо умывальнике свою посуду. Ушёл от греха подальше, чтобы не докопались и перестали так очевидно сватать, а позже под предлогом «переодеться» уходит в комнату, где валится на кровать не в состоянии разбирать сейчас вещи. Он вспоминает про свой телефон, который всё это время, наверное, подыхает от нехватки энергии. Испанец достаёт айфон из крайнего кармана сумки и ставит его на подзарядку через павер банк. Включая бедный телефон, ему безжалостно мигает значок не найденной сети. А он всего лишь хотел написать Бэку — его лучшему другу и однокласснику. Бэк между прочим был не в восторге, когда Тэхён объявил о своём отъезде. Весь день ныл ему, как же он бедный проведёт всё лето без лучшего друга. Но Тэхён обещал писать и звонить. А теперь что? Теперь ничего. В этой глуши даже сети нет, ему что, как в старину голубей посылать с письмами, коих он тут даже не видел. Омега жалобно стонет, падая на подушку и отбрасывая айфон на кровать. Ну и как прикажете ему тут выживать? Приходится всё-таки действительно разбирать вещи и идти на прогулку. С чемоданом он расправляется за полчаса, за которые успевает зайти мама и проверить, всё ли у испанца хорошо, а позже и Виола, которая без зазрения совести переодевается при мальчишке в новое, недавно купленное в Сеуле лёгкое платьице. Тэхён привык к таким выкидонам сестры. То она забывает взять в душ полотенце и пробегает совершенно голая, то на голое тело надевает его толстовки и футболки. И оправдывает она себя тем, что Виенто тоже омега. Аргументный аргумент, конечно. А то, что у него вместо вагины — член, её это совсем не останавливает. Парень вытаскивает все свои вещи в шкаф у двери, себе оставляя чёрные тканевые шорты с белыми манжетами и джинсовый жилет с капюшоном. Кидает взгляд на лежащую рядом прямоугольную сумку, в которой сложены все его художественные принадлежности. Кажется, этим летом он, и правда, все деревенские пейзажи срисует. Грустно вздыхая, он начинает переодеваться, снова замирая у зеркала. Не слишком ли его кожа белая? Он обводит кончиками пальцев все свои изгибы, щекоча нежные участки, покрывающиеся мурашками. Дотрагивается до длинного шрама на животе, вспоминает, как неудачно он спрыгнул в детстве с двухметровой крыши прямо на железку, которую не видел до. Матушка тогда весь мозг съела своими: «А если бы тебе сказали с вышки прыгнуть, тоже бы прыгнул?», «А если бы под поезд лечь?»… Долго он себя не разглядывает, слишком стыдно даже перед самим собой. Натягивает короткие шорты на худые жирные ляжки, ему нравится, как они сидят на его ногах, когда он стоит, поэтому в шортах омега практически никогда не садится, старается не прижимать свои ляжки друг к другу, упрямо следит за этим и ничего поделать с собой не может. На голое тело надевает жилет, застёгивая пуговички. Понимает, что в нём будет скорее всего жарко, но вечером, скажет себе лишь спасибо, ведь прохладный ветерок не заморозит чересчур мерзлявую натуру. Выбирается подросток из комнаты причесанным, с золотыми серьгами в ухе, любимыми кольцами на всех пальцах и сумкой от Gucci через плечо. На ноги те же сланцы и вуаля, он готов. Бабушка с мамой смотрят на него внимательно, а он ждёт Виолу. Которая, к слову, подбегает весёлая и наряженная. — Ya se están divirtiendo, oraboni? * — довольно пропевает она на испанском, получая грозный взгляд бабушки.

***

В деревне все работают с раннего утра, с появления первых лучей солнца. Дворовые детишки гоняют затёртый красный мяч на детской площадке, своим смехом пугая сидящих на ветках птиц. Виола не перестаёт щебетать на ухо о том, как они проведут тут каникулы, о том, что братец её слишком хмурый для такой красоты. — И вообще, чего вот ты такой грустный? Посмотри на красоту, здесь по-любому очень красивые и верные альфы! Найдёшь себе кого?.. — играет бровями девушка, толкая брата в плечо. — О Боже, Виола, тебе бы парней тут собирать… — цокает омега, закатывая глаза и отшатываясь от удара. Здесь они явно выделяются на фоне деревенских. В трендовых шмотках, натёртой обуви (Виола особенно в своих белых кедах) и сумочках. Тэхён думает, что из-за сестры они выделяются так сильно, ведь он-то одет более просто. Но на самом деле шепчутся про них обоих. Омега то и дело слышит «городские, городские». Хочется вернуться и скрыться в комнате, чтобы никто не видел и ничего не говорил. Как подражать им за неимением такой же одежды? Поэтому Тэхён старается не замечать наглые взгляды и шепот. Когда они доходят до фермы, омеге хочется развернуться, ведь не думал он, что она окажется настолько большой вблизи. Глаза превращаются в две блестящие монетки у обоих. На участке, как оказалось, две постройки, одна из которых является непосредственно конюшней с загоном, а вторая аккуратненьким красивеньким двухэтажным домиком с зелёной крышей, возле которого посажены однолетние цветы и кустарники. И справа находится ещё один домик, похожий на мини конюшню. — Идём, Виенто, посмотрим поближе и найдём тётушку. — сестра тянет его за локоть вперёд, так же с восхищением любуясь картиной. С их приближением к ферме, Тэхён всё больше думает о том, что на ней никого нет, ведь тишина здесь стоит настороженная, и слышится лишь ржание лошадей. Омега замечает некую лазейку в конюшню, когда видит возле огромных деревянных ворот маленькую человеческую дверь, что слегка приоткрыта. Тэ думает, что тётушка, скорее всего, именно там, забывая про остальных живущих здесь людей. Поэтому и направляется уверенный туда. Но стоит макушке сунуться в щелку, как он видит, что кроме лошадей там не находится никто. Виола смеётся с наивного брата и говорит, что пойдёт постучится в дом, на что Тэхён возмущенно кивает и в одиночестве прокрадывается внутрь. В конюшне, несмотря на высоту окон, достаточно светло. Здесь так много лошадей, Тэхён не ожидал увидеть такое количество. Насчитал он явно штук десять. Самых разных пород. От дорогих до дешевых. Он аккуратно ступает по деревянному отшлифованному полу, рассматривая красивые и ровные денники. Стены эхом отражают его шаги, показывая человеческую пустоту помещения. Животные в денниках заняты своим делом, то что-то ковыряя копытом, то валяясь в сене. Абсолютно все разных мастей. И лишь одна высунула свою чёрную мордашку и наблюдает за перемещающимся омегой. — Хэй, ты наблюдаешь за мной? — удивлённо обращает на неё внимание подросток, подкрадываясь, думая, незаметно. — До чего же ты красивая… — шепчет тихо. Вблизи она ещё красивее, чёрная шёрстка переливается на свету, будто наполированная. Такая же чёрная волнистая, словно недавно расчёсанная, грива спадает на глаза, из-за чего хочется её поправить. Вороной конь, почувствовав неладное, отшатывается, задевая мордой дверь денника и недоверчиво смотря на подошедшего омегу. Тэхён, сколько себя помнит, всегда интересовался верховой ездой. Всё детство он выпрашивал у родителей, чтобы его записали в конный спорт, на что была постоянная, заезженная отговорка: «Омегам не место в конном спорте» Так мечта переросла в несбыточную и начала забываться, пока сам омега не дошёл до кондиции. И мать вдруг решила, что именно это его спасёт, тогда, когда уже в принципе и не надо… Мальчик перегорел, желание осталось где-то далеко в прошлом. Но вот он здесь, смотрит в миндальные чёрные, как ночь, глаза напротив и не может поверить, что эта мечта сможет вот так вновь вспыхнуть. Он тянет белую маленькую ладошку к животному, дрожа пальчиками, и думает, что меньшее, что сможет сделать лошадь — это отгрызть ему пальцы. Поэтому он доброжелательно тоненько протягивает: — Buenos días, Cuervo…* — ласково называет он вороном лошадь, в чьих глазах виднеется пропасть, но в ответ ему лишь недовольно фыркают и мотают головой, из-за чего только сейчас омега замечает белый ромб на лбу. — Я не сделаю тебе ничего плохого. — добавляет мальчишка, замечая заходивший из стороны в сторону хвост. Неужели она его слышит и понимает? — Как бы он тебе ничего плохого не сделал. — прилетает строгое откуда-то сзади. Тэхён вздрагивает, резко оборачиваясь и задерживая дыхание. Всё-таки он был не один. Возле одного из денников стоит крупный загорелый мужчина, облокотившийся на его дверцу плечом и сложивший возмущенно мощные, обвитые выпирающими венами руки у груди. Смольные растрепавшиеся пряди цвета вороньего крыла, слишком схожи с тем красавчиком в деннике или красавицей, Тэхён пока не определил, какого пола эта лошадь. Белая майка мужчины с глубокими вырезами по бокам не скрывает накаченных бицепсов и груди. А заправленные в чёрные кожаные сапоги бежевые свободные штаны на ремне лишь подтверждают мужественность альфы. Как давно он там стоит? Как много услышал? Омега теряется, кидая кроткий взгляд на лошадь и отходя для безопасности от неё, а она смотрит так пристально, словно в душу заглядывает. Альфа, что стоит в стороне, громко хмыкает, отталкиваясь от деревяшки и делая шаг к нему. — Ты вообще кто? — задаёт очевидный и логичный вопрос. — Я… — Тэхён отчего-то сглатывает нервно, потирая друг о друга вспотевшие ладошки, но после гордо вскидывает подбородок озвучивая: — Кортес Ким Тэхён, señor.