el amor por uno mismo

— Кортес Ким Тэхён, señor. — гордо проговаривает мальчишка, скрывая ещё одно имя, которое мужчине совсем незачем знать. Смотрит снизу вверх, в пучине тёмных глаз утопает, аромат горячего шоколада носом втягивает и смакует на кончике языка. Смущается, когда на него оценивающе смотрят, деля шаги навстречу. — Городской, да ещё и испанец, значит. — делает заключение альфа, толкаясь языком в щёку и дёргая бровью. — Я лишь родом из Испании, сеньор. — отступает от греха подальше и поворачивается к лошади, что тихо наблюдает за людьми. — Она не кажется опасной. — всматривается в большие, совсем добрые глаза и не видит там ничего, кроме страха и решимости преодолеть этот страх. — Он. — поправляет мужчина. — Это жеребец, если ты не заметил таблички. — и тычет облаченным в кожаные гловелетты пальцем в подвешенную на гвоздь табличку, где на корейском написано слишком много всего. — Или ты не умеешь читать по-корейски? — хмыкает и убирает руку в карман штанов. — Умею, сеньор. — фыркает в ответ омега. — Разве что Вы глупы или глухи, раз не расслышали, что я только родом из Испании, а живу и обучаюсь в корейской школе. — Так значит, ты школьник ещё? — с чего-то усмехается брюнет, вызывая внутри крупицы злости. И если он не прекратит, эти крупицы разрастутся в гигантские молекулы. Тэхён уже говорил, как ненавидит альф? Кажется, да. Но и повторять готов без остановки. Эти самодовольные напыщенные петухи, думающие, что знают всё и про всех, на самом деле ничего из себя не представляют. Его отец, конечно, какое-то всемирное исключение, потому что маму он боготворит и чуть ли не на руках носит. И как бы они не ругались, он никогда не поднимал на неё руку, как и никогда не принижал. Что видит омега в школе? Кучку недоношенных альф, которые только и могут думать тем, что между ног. Но самое интересное кроется в том, что и омег мужского пола этот мир не признаёт, считая их ошибкой природы. Как и этот альфа, осмотрел с ног до головы, наверняка уже понял, что перед ним омега, хоть Тэхён и скрывает свой запах специальным спреем. — Школьник. Есть какие-то проблемы? — всё ещё не понимая этой усмешки, пафосно вздёргивает брови подросток и протягивает заезженное: — Сеньор… Ждёт чего угодно. Жёсткой пощечины за такое надменное поведение, словесной грубости в ответ, но ни как не повторной равнодушной усмешки, в кою растягиваются тонкие губы мужчины. — Уже познакомились! — тишину разрывает приятный женский возглас, так похожий на голос его матери. Тэхён смотрит за спину мужчины, где в проёме стоит женщина средних лет. Её хвост собран из рыжих мелких кудрей, похожих на вермишель. Такое сравнение вызывает смех, отчего омега не сдерживает квадратной улыбки, пораженный чужой красотой не замечает, как на его улыбку смотрят чёрные глаза напротив. Лишь после мужчина оборачивается, понимая, кто пришёл. Женщина так же расплывается в добродушной улыбке, оголяя белоснежные ровные зубы. В лёгкой бежевой кофте, переходящей в бежевые перчатки, и серых бриджах с чёрными кожаными вставками на внутренних сторонах бёдер, уходящих в чёрные сапоги, она раскрывает руки, идя навстречу. И Тэхён, наплевав на мужчину, обходит его и кидается в чужие объятья, обворожённый её ароматом шафрана, он сжимает тонкую талию и, под женский смех, ластится под её руку, что треплет пушистые волосы. Теперь понимает, почему в комнате стоял этот запах. Единственный человек, которого он хотел увидеть, с кем он хотел познакомиться — это знаменитая Ким Дахён, посвятившая свою жизнь конному спорту. Даже бабушку он не столь сильно желал увидеть, как эту женщину, про которую мама часто рассказывала. Дахён была замужем, но позже развелась из-за мужа, что улетел во Францию, не захотев оставаться в этой глуши, назвав хобби жены пустой тратой времени. И лишь, когда женщина стала подниматься по ступенькам звёздной жизни, он решил вернуться и попросить прощения, что вылилось ему в пару пинков и синяков на теле. Ещё один пример, почему Тэхён ненавидит альф. Однако, женщина, имея такой статус, не стала покидать деревню, говоря, что в ней она нашла отдушину, что здесь тихо. — Тэхён-и, как же ты вырос… — сжимает в своих объятиях тётя, которую омега помнит лишь на фотографии, но в жизни она ещё прекраснее. — Ты превратился в такого принца, Боже. Где же твои щёчки? — она щиплет за щёки покрывающегося краской омегу. Он совсем не помнит её в детстве, когда они приезжали к бабушке. Память как будто бесцеремонно отобрали и забыли вернуть обратно. Всё что возникает в голове — звонкий смех и мутный силуэт. — Надеюсь, Чонгук-и не успел тебя напугать? — Дахён хмуро смотрит на вздрогнувшего брюнета. — Ты не помнишь, наверное, Чонгука? — а после переводит взгляд на отстранившегося подростка. Так вот, значит, как выглядит тот самый Чонгуки, на которого все деревенские омеги слюни пускают. Ну да, и правда, мускулистый, завидный, но уж никак не превосходный. Тэхён в этом ни за что не признается. Даже самому себе. — Конечно же, нет, тебе пять лет было, когда Чонгуки уже одиннадцать. — подтверждает свои слова старшая омега. — Дахён… Прекрати меня так называть, аж тошнит. — буркает тот самый Чонгуки, кидая холодный взгляд на омегу в руках женщины, когда проходит мимо. — Ну и куда ты пошёл, мистер грубиян?! — Дахён возмущённо дует губки, следуя за мужчиной. — Ты вообще-то обещал подковать Лии копыта! — Я вообще-то помню! — рычат ей в ответ. Весь шум уходит вместе с ними, и только сейчас Тэхён замечает Виолу, всё это время стоявшую у двери. Он на самом деле ничего не понял, что только что произошло. — Они весёлые! — лыбится девушка, рассматривая брата, и хитро сощуривает свои глазки. — А ты быстрый, Виенто! Такого альфу отхватил! — щёлкает языком она. — Виола! — негодующе стонет омега, поворачиваясь к ней спиной. — Ну а что? Альфа-то красивый! — А ты только красоту и ценишь в них… — Какой же ты скучный, Виенто… — цокает девушка. — Ты идёшь? — уже у выхода интересуется, поглядывая на братца. — Иди без меня… — буркает ей в ответ Тэхён. И, когда сестра уходит, оставляя его с животными, он возвращает своё внимание вороному коню, что оказался жеребцом. Подходит медленно, чтобы снова не спугнуть. Уж больно притягивает его этот красавец, что поглядывает раскосым взглядом на человека. — Значит, ты, красавчик, жеребец? — улыбается ему Тэхён. — Не против, если я буду звать тебя Cuervo? — Его зовут Виго́ль. — раздаётся сурово над ухом, отчего омега пугается, выставляя руки в защитной позе. — Чего шуганный какой? Я не собираюсь тебя бить. Перед ним стоит переодетый в такие же, как и у Дахён, бриджи Чонгук, в чёрной футболке, заправленной в них. Как же он тихо ходит. Такими темпами омега совсем инфаркт словит. — Я не шуганный… — ворчит мальчишка, отходя от мужчины подальше. И снова эта ухмылка, непонятно что значащая. — Тогда не мешайся. Больно надо было… Его спасает тётушка, вошедшая вместе с Виолой, на лице которой вновь эта хитрая улыбка. Ну, конечно, он ведь снова с этим альфой, что ещё может подумать сестра. Образ Дахён ему нравится куда больше. Оптимистичная женщина, всегда улыбающаяся всем и каждому и внушающая доверие, приносящая и оставляющая после себя веселье и позитив. Как же этот хмырь с ней сошелся? Кстати о нём, альфа быстро ретируется в конец конюшни, а после куда-то за угол, пока ему не влетело. Омега не знал, что внутри есть ещё закоулки, думал, что здесь лишь денники с лошадьми. Руки чешутся пойти за мужчиной любопытства ради, но здравый смысл заставляет оставаться на месте. — Я покажу тебе всё здесь. — тётя привлекает к себе внимание, сжав омежье плечо. Тэхён в ответ кивает и сам начинает оглядываться. Он ведь не успел как следует всё посмотреть, глаза притянул один красивый жеребец. — Юна говорила, что ты хочешь заниматься верховой ездой, поэтому привезла сюда на всё лето. — либо мама не говорила ей истинную причину, либо Дахён её мастерски умалчивает, чтобы не ранить ещё больше подростка. — Я давно хочу, но… — шелестит обреченно омега, опуская взгляд и хватая пальчиками шнурок от жилетки. — Но твоя мама не хочет, чтобы ты пошёл по моим стопам. — мягко успокаивает Дахён, поднимая за подбородок лицо подростка. — Я знаю, Тэхён, но сейчас, ей кажется это необходимым. — говорит в глаза, всё-таки знает основную причину его прибытия сюда. — Но! Не будем о грустном! — её губы растягиваются в подбадривающей улыбке. Женщина резко притягивает к себе за плечо, кулаком растрепав волосы на макушке. Силы в ней, Тэхён отмечает, слишком много для такой хрупкой омеги. — Итак! Начнём с денников, на которых, если ты заметил, висят личные вещи той или иной лошади. Тэхён осматривается и действительно только сейчас замечает висящие на дверях, как сказала тётя, верёвочные недоуздки разных цветов и чомбуры, чтобы лошадь можно было быстро вывести. У некоторых он замечает ещё и висящие щёточки или скрученные бинты на суставы. На денниках так же есть таблички, которые омега видел ранее, и, как оказалось, на них написано не только имя, но и дата рождения, масть, а так же их кормёжка: сколько нужно овса и сена. — Сегодня я научу тебя чистить денник и лошадь, а так же седлать. Но для начала покажу, где здесь что находится. И да… Завтра надевай что-нибудь полегче и, — омега осматривает подростка с ног до головы — попроще. Здесь запачкаться — три секунды, а у тебя одежда поди брендовая. Но шортики можешь оставить. — она лукаво поигрывает бровями, намекая на что-то младшему. Тэхён, конечно, не дурак, понимает, что Дахён имеет в виду длину его шорт, но если он наденет шорты до колен, то словит аллергию от своего же пота, ведь потеет он, как свинья. А если вспотеет под коленями, то потом он расчешет это место до мяса. И он не шутит! Вот только Дахён имела в виду совсем другое… Дахён тянет парнишку на выход в тамбур, где оказывается ещё пять дверей, которые Тэхён не заметил изначально. Первые противоположные друг другу двери — помещение для персонала. Как объяснила женщина — комнаты отдыха, перерыва, для обеда и ужина. Она открывает их и показывает изнутри. В комнатах действительно стоят столы и стулья, в углу старенький холодильник, а рядом небольшой гарнитур с раковиной. Раковиной! — У вас есть водопровод? — это первое, что замечает Тэхён. Ещё бы! Он сегодня умывался холодной водой! — Конечно, лошадям это нужно в первую очередь, а каждый раз водить их на пруд… Такое себе дело. — посмеивается женщина. — Почему бабушке не провели эту систему… — бурчит себе под нос омега. — Потому что их райончик основан на старых землях, где до сих пор не могут провести каналы. Насколько же древняя эта земля… Тэхён снова негодует, но, кажется, лазейку он нашёл, уж тётушка его не прогонит. — Должно быть у Вас и ванная имеется? — прикусив губу, тихонечко интересуется. — Тэхён, солнце, — уже громче начинает смеяться Дахён. — мой дом — твой дом, если захочешь, спокойно придёшь и помоешься. Чудо! — она снова требушит макушку. — Я понимаю, какого это — жить в деревне. А дом у Дахён огромный, омега видел краем глаза, заприметил двухэтажный особняк рядом с конюшней. Домик из белого камня под стать конюшне с массивными колонами и миниатюрными балкончиками на втором этаже. А ещё у этого особняка, что на первом, что на втором этаже стоят французские окна с множеством перемычек, что делает его богаче и искуснее. Спереди дома два слуховых окна на крыше, говорящие о его мансарде. Рядом с особняком сбоку размещён гараж, значит и машина имеется, а спереди круговой газон с множеством цветов, как и по краям дома. К нему ведут выложенные красным камнем дорожки от конюшни, утыканные точечными фонарями. Да, омега непременно хотел бы там помыться… Хотя и не знает (пока что), что не только Дахён живёт в этом особняке. Следующая дверь как раз была общим туалетом, чему омега очень обрадовался, что хоть здесь он сможет посидеть на унитазе, как бы смешно это не звучало в его голове. А соседняя так называемая кормокухня, где стояли вёдра, небольшая ванна для замачивания овса и мешки с ним же, в углу были примкнуты метёлки и швабры с одиноким веником, а рядом с ним и лейка. А напротив такая же комната отдыха только для тренеров. Они возвращаются обратно, где Дахён показывает вначале справа ещё одну дверь, которую почему-то омега тоже не заметил. Это была шорная комната. В ней находилась кожа, железные застёжки для ремешков, другая мелочь, в общем, инструменты для ремонтирования амуниции. — И это далеко не всё. — говорит женщина. Они выходят из комнатки, и омега идёт дальше, в тот конец, откуда вышел к ним навстречу Чонгук. Какой-то недовольный. — Я к Лии. — он поднимает молоток, показывая, зачем он пошёл к ней, и молча уходит. За ним выбегает взъерошенный воробей — рыжий мальчишка с красивыми веснушками на лице и пухленькими щёчками. — Сэр! Вы забыли! — кричит он вслед тоненьким голосом Чонгуку, убегая за ним и оставляя после себя шлейф чайных зёрен, похожих на запах чабреца, мяты и бергамота. Сэр? В какое время они живут? Этот мальчишка явно что-то путает… Хотя сам выглядит, как какой-то крестьянин рядом с этим аполлоном, если уж на то пошло. Всё, что успел заметить Тэхён — на парнишке были красные трико и зелёная, ЗЕЛЁНАЯ, боже…футболка. Где его вкус? Явно не в этой деревне. Тэхён даже невольно скривился, посмотрев на свои чёрные шортики с жилеткой. Да, его вещи брендовые, но даже если бы они не были таковыми, уж сочетать цвета дешевых тканей явно можно. Красный с зелёным… Они никак не гармонируют! — А это кто такой рыженький пробежал? — любопытно интересуется подросток, понимая, что рядом с ним, по запаху пробежал тоже омега мужского пола, редко найдешь такой эксклюзив. К тому же у мужчин омег запах отличается от запаха девушек. Девчонки более сладкие, мягкие и душистые, а у парней запах схож с альфами, отличие лишь в его слабости и подавленности. — Это мой сын. — бегло осматривает убежавшего мальчёнку женщина и смеётся на округлённые глаза напротив. — Похож на меня, скажи. — и улыбается широко. — А почему он… Ну… — мнётся омега, подбирая подходящие слова. — Так обращается с Чонгуком? — догадывается Дахён, получая кивок в ответ. — Ох… Влюблённый дурачок потому что. Бегает за Чоном уже год, да всё никак клинья свои подбить к нему не может. А Чонгук он… — и сама язык прикусывает, явно лишнее говорит, — Ну там долгая история, пойдём лучше сбруйную комнату покажу. — увиливает она, но как не крути, а любопытство в омеге женщина посеяла. Сбруйная комната представляет собой множество разных сёдел, подвешенных на кронштейнах. Здесь были и универсальные, и выездковые, и конкурные, про остальные Дахён сказала не заморачиваться, и омега этому только рад. На стенах были и крючки для уздечек, к слову тоже самых разных. И всё это подписывалось специально, чтобы не путать. Снизу всего этого добра лежали вальтрапы и меховушки. На полу так же стояли ящики со щётками, бинтами и ногавками, всякие тазики и медикаменты. — Но всё это позже. — женщина упирает руки в бока, — Бери щётки и пошли чистить лошадь. Тэхён в принципе представляет, как это делается, но, когда его ставят перед выведенной лошадью и просят для начала просто прикоснуться, омегу одолевает липкий страх. А что если он её напугает или обидит как-нибудь? Ведь такое вполне возможно. — Нет, невозможно. — вторит ему Дахён. — Алби всё чувствует, и что ты неплохой — тоже. Но это нифига не улучшает ситуацию. Рука трясётся, как осиновый лист, когда тянется к носу Алби, а сердце заходится табуном. Та смотрит на него с какой-то искоркой в больших глазах, ждёт, когда он осмелиться сделать шаг. — Алби — лошадь моего сына, он её просто обожает. — пока парень осмеливается дотронуться до лошади, зависнув в воздухе ладонью, вставляет о своём женщина, доставая нужные щётки. — Потому что тоже рыжая? — предполагает омега. — Да, и характером в него. — смеётся она. Алби, словно вечерний яркий закат, облита необычайной рыженой со светлой такой же рыжей отросшей гривой. Она красива, так же красива, после Виголя, вторая лошадь, которую видит здесь Ким, и ему кажется, что все они здесь такие необычные, породистые. Он дрожит, но набирается сил, чтобы, вздрогнув, приложить вспотевшую ладошку к тёплому мягкому носу, не сдвинувшей с места морды лошади. Тэхён проводит вперёд и назад, перебирая песчинки пушистой кожи своими пальчиками, ощущая невероятное тепло и радость, разливающуюся внутри. Он ведёт к смешным торчащим ушкам, загребая рукой длинную рыжую чёлку назад, переходя на массивную шею. Алби не сопротивляется, лишь тычется омеге в плечо и куда-то в бок, вызывая задорный смех мальчишки, что зажимается после щекой от щекотки. Дахён наблюдает за всей этой картиной с замиранием сердца. И не только она. Где-то неподалёку стоит Чонгук, подглядывающий за счастливым омегой и хмыкающий на его робость и смятение перед лошадью, но глаз не сводящий. — А это ещё кто, сэр? — рыжий омежка, что привязался к нему за это время и не даёт покоя, выпрямляется, ставя серую ногу Лии на землю и смотря в ту же сторону, на русоволосого омегу, которого он заметил мельком, когда пробегал мимо. — Видимо, будущий ученик твоей матери. — холодно реагирует альфа. Чонгук смотрит пристально, рассматривает тонкие гладкие ноги, что выглядывают из-под широких чёрных шортиков, до чего же коротких. Фыркает на собственные мысли об этом беспечном омеге, до чего же вырядился. И где? Здесь в деревне? Как-то спокойно он дошёл до конюшни, ведь все деревенские парни, да чего уж там томить — и девушки тоже, с него сто шкур снимут за такой вид. Чонгук не любит ряженных, он простых любит, не выделяющихся одеждой — выделяющихся душой и сердцем. И девка эта, что с русоволосым приехала, за какие-то часы весь мозг вынесла: то подмигнёт своими чересчур накрашенными глазками и длинными ресницами, то платье своё, будто случайно, задерёт, то сумочка у неё неожиданно падает прямо перед альфой, и на руку она, словно на собственность свою, вешается. От того и сбежал Чонгук обратно в конюшню к тому испанцу, что свой язык острый показал сразу. Даже рыжик этот не так прилипает, как эта девка. — Чего замер? Уже дочистил копыто? — отмирает он сам, заметив, что рядом мальчишка застыл. — Нет, сэр, простите… Этот ребёнок суетится, изгибается в поклоне и спешит взяться за работу дальше. Этот ребёнок… До сих пор зовёт его так величаво, хотя Чонгук ни раз говорил ему, что не нужно к нему так обращаться, он не царь и не высшее звено общества. Этот ребёнок… Как объяснить ему, что стараться завоевать его сердце, пробраться под тяжёлый каменный щит, не стоит, ведь то на замок железный давно закрыто, и открываться не собирается, слишком чувствительным оно было, слишком ледяным стало, чтобы вновь довериться кому-то. И хоть мальчишка не вызывает сомнений в себе, сто раз доказывал свою верность к нему, Чонгук остаётся непоколебим, ведь она так же подобралась к его душе, вскоре очернив и осквернив, растоптав и оставив со сжирающей пустотой. Чонгук не дурак, видит, как блестят глаза мальчишки. А ведь стоило лишь раз спасти, заступиться и принести домой побитым испачкавшимся щенком матери, выходить и избить тех, кто надругался над хрупким телом. Стоило заявить на всю деревню, что омеги парни тоже существуют и что это нормально, как этот рыжик надумал себе о взаимных чувствах. И ведь не действуют на него слова и отрицание альфы. В конный спорт пошёл, чтобы именно Чонгук его обучал. И Дахён тоже молодец, подсобила сыну, выбора альфе не оставила. С работы, говорит, уволю. Конечно, всё это тонкости, никто его бы не уволил, однако сам Чонгук многим обязан Дахён, ведь она приютила в трудную минуту. И сейчас, смотря на смеющегося в стороне омегу, усердно натирающего круп Алби и отмахивающегося от её машущего хвоста, Чонгук чувствует неладное. Всей душой чует, что племянник Дахён ещё не раз нарвётся из-за своего острого языка, так же как и альфа нарвётся на Дахён. Ведь не просто так она своими глазками ему подмигивала сегодня. Ох не просто так… И бояться ведь надо не Дахён с её желаниями, а квадратную красивую улыбку и смех звонкий — звонкий…

***

За весь день Тэхён уматывается, как не уматывался никогда. Они чистят с Дахён денники, на что омега не брезгует, раздают корм лошадям и моют некоторых. И лишь в конце женщина показала подростку, как седлать коня. Как оказалось это не так просто, столько мороки. Пока ремни все застегнёшь, пока всего наложишь. Больше устанешь. И вед перед этим лошадь сначала почистить надо, поэтому омега второй раз чистил уже сам. Ну а к вечеру, вместе с тётей и Виолой вернулся к бабушке, измазанный с засохшей грязью и пылью. Заходя в дом, удивляется накрытому столу, где дед хвастается пойманной птицей, кою бабуля уже приготовила в духовке. Омега говорит бабушке, что одежду теперь в стиралку надо закинуть, на что та вновь смеётся с внучка, упоминая, что у них нет стиральной машины, что стирают её руки сами. Ещё одно разочарование. Тэхён искренне не понимает, как тут можно жить. В этой всей шумихи дед напоминает, что затопил баньку, в которую уже можно по очереди идти. Ну или молодым вместе, с явным намёком подёргивая бровями незнакомым людям за столом, после чего получает подзатыльник от жены, которую щипнул за попу. — Кавалерист старый! — хихикает на мужа она. Все галдят, разливают свойское вино по кружкам, смеются о своём. Детей зовут присоединяться, что Виола и делает с превеликим энтузиазмом. Тэхён же мнётся на пороге, оглядывает всех, ища одного, коего нет, кстати, кидает, что ему для начала надо помыться и переодеться, и убегает в комнату за полотенцем. Конечно, убежал он не потому, что грязный, а из-за тяжелого ужина, ведь себе он заготовил скудненький. Бабушка вызывается показать внучку, от греха подальше, как пользоваться баней, рассказывая про все тазики и ковшики, горячую и холодную воду, загружая за весь день ещё большей информацией омегу. Изнутри маленький топимый домик выглядит уютно. Пахнет накаленной древесиной и лавандой. В предбаннике по стандарту стоит лавочка, возле которой постелен старый вязаный коврик, а рядом на дереве прикреплены крючки для одежды. По другую сторону запотевшее круглое зеркало с множеством полочек, на одной из которых искусственные цветы радуют глаз вошедших. Бабушка уходит, говоря, чтобы Тэхён попарился как следует и смыл запах пота и животных. А ведь и правда, подросток не заметил, что от него за километр разит лошадиной, отчего он морщится и только сейчас начинает брезговать. Спокойно сбрасывая одежду на лавочку и оставляя на ней же чистую, он открывает дверь в баню, откуда на него набрасываются туманные клубы жаркого пара. Кажется, когда они входили сюда несколько минут назад с бабушкой, здесь было не так жарко и туманно. Само помещение ничем не отличается от того, что видел Тэхён в интернете. Небольшая лампочка в углу освещает весь периметр, пока в противоположном — чёрная печь с баком под воду пыхтит и топит. По стене стоят большие синие бочки с холодной водой. И завершает всю картину осиновый полок, на котором лежат лиственные собранные веники. Тэхён не любит бани, потому что всё к чему не прикоснись, горячее. Даже собственные серьги, к которым он теперь не может прикоснуться… А ведь бабушка говорила про это, да только за обозрением, он обо всём позабыл. Набрав воды в тазики, он, яростно натирая кожу душистым гелем, тщательно старается избавиться от ненавистного запаха грязи. Он взял с собой все свои шампуни, мыла, гели, крема и масла, чтобы не задеревенеть в деревне. Поэтому напевая себе под нос собственную песню, придуманную ещё в пятнадцать лет, смывает с волос пену, не слыша посторонних звуков из-за залитой в уши воды, оборачивается, чтобы взять мочалку и вновь натереть уже красную кожу. Но успевает лишь открыть глаза и запищать фальцетом от испуга, закрыв своё достоинство пустым красным тазиком и уставившись на замершего в предбаннике с открытой дверью альфу. Чонгук смотрит без какого-либо интереса, ради приличия отворачиваясь. — Чего я там не видел? Пищишь, как барыня… — цокает он языком. — Я вообще-то омега! — задыхается от возмущения всё ещё пищащий подросток. — И это никак не влияет, пока между ног у нас есть член, представляешь? — усмехается Чонгук, поворачивающий голову к слушателю. — Не поворачивайтесь! — тут же воспрепятствует мальчишка, краснея то ли от высокой температуры в помещении, то ли от сказанных альфой слов. — Мы отличаемся с Вами, сеньор, то, что вы никогда не видели омегу мужчину, не снимает с Вас ответственности так выражаться! — защищается Тэхён, ведь прямо сейчас страдает его гордость. — Я видел мужское омежье тело нагим и, поверь мне, оно ни чем не отличается от моего, лишь конструкцией. — устало выдыхает мужчина, растирая лицо. — Как Вы вообще оказались здесь, если баня занята мной? — омега решает замять бессмысленный и тупой спор, недоумевая от другого. — Я не знал, что здесь ты… Обычно мужики идут первыми. — не знает зачем, оправдывается Чонгук, хотя сказанное является абсолютной правдой. Негоже ведь ему за омегами подглядывать… — Может, Вы выйдите уже отсюда, сеньор? Пока я не ударил Вас тазиком. — мальчишка пыхтит в недовольстве и выругивается на испанском, словами которых альфе не понять. На такой выкидон мужчина лишь насмешливо выставляет руки вперёд, как бы сдаваясь и выходя следом, бросая холодное: «давай быстрее, хватит тереться здесь». И уже за дверью слышит, как красиво слетает с уст омеги испанские слова, значение которых непонятно. Hostia! de mierda alfa!*

***

Выходит омега из бани разморенный, разнеженный в хлопковых штанах и широкой белой футболке, что на два размера больше самого мальчишки. Сама баня выглядит аккуратненько, как внутри, так и снаружи. Вокруг посажены кустарниковые розы красных, белых и розовых цветов. На самом каркасе свисают синие фиалки, а рядом с ними и включенные фонари. К бане тоже есть каменная дорожка, не окруженная никакими цветами. Он переводит взгляд на эти смешные вытянутые коробки, кои утром он называл туалетом и душем. Если душ стоит как-то посреди поляны цветов и зелёного стриженого газона, то туалет расположен совсем далеко, к соседнему забору. Как же ночью по такой темноте ходить, да ещё и среди кустов… Участок у бабушки действительно большой. И на цветы места хватает и на овощи с фруктами. От душа ещё и беседка имеется, которую омега заметил сразу, как только приехал. Он бы хотел нарисовать этот пейзаж и назвать его умиротворением, ведь если не вдумываться, сколько здесь недостатков, красота этого места поистине завораживающая. И только когда капелька пота течёт по виску, Тэхён отмирает. Не понимает он эти бани, особенно в такую жару. Хорошо вечером прохладный ветерок цепляет разгоряченную кожу, а так, что был в бане, что нет, уже начинает потеть. И мерзко так становится от себя же, да и обидно, не хотелось бы, чтобы от тебя пахло дурно после мытья. Он выходит, обласканный ветром, оглядывается по сторонам, рассматривая хорошенько участок, и вспоминает вновь о летнем душе. Лучше бы в него сходил, честно слово. В бане слишком жарко, на улице не лучше. Ещё и альфа этот, каким-то боком зашёл не в ту дверь. Ага, как же… Знает Тэхён, каким таким боком они заходят именно в ту. Ким фыркает на свои же мысли, ёжась от прохлады, и больше не стоит на месте, направляясь в дом, где во всю поют песни и играют на гармони. Людей стало, кажется, больше, чем когда омега уходил. Он ерошит полотенцем уже подсохшие за то время, пока он стоял на улице, волосы и всматривается в вечернее малиновое небо, насколько оно красиво и заманчиво. Не замечает, как со стороны за ним наблюдают, кудрявые завитушки сырые подмечают, в глазах шоколадных звёздное полотно из тысячи сверкающих точек видят, и от мыслей, как от мух, отмахиваются. Мальчишку встречают с радостными возгласами и лаем пёсика. Мужчины тотчас оборачиваются на вошедшего и смутившегося таким вниманием омегу. Он не экспонат, чтобы его так рассматривать. Но подросток вежливо кланяется, приветствуя тех, кого не видел, и уходит в комнату, чтобы натереться своими кремами и маслами. Ветер хорошо подсушил кожу, что щиплет теперь на щеках. После снова появляется уже со своим контейнером привычной зелени. Мама не удивляется, когда сын ставит свою личную еду и присаживается к ним за стол, ведь если бы подросток ушёл в свою комнату и сидел там, это было бы как минимум неприлично. Тэхён не из трусливых, нет, и прятаться по углам не будет, как и отвечать на глупые вопросы тоже. Поэтому, когда прилетает первый, он лишь пожимает плечами и говорит, что не ест то, что предложено на столе. Бабушка лишь качает головой, нашёптывая причитания, как же якобы её внук проживёт здесь столько месяцев. Но… «Я всё слышу» — хочется напомнить омеге: «Я всё ещё здесь». …Он делает вид, что не замечает. Чонгука к слову он тоже глазами не находит. И стоит вспомнить солнышко, как говорится, вот и лучик. Альфа, успевший когда-то переодеться в лёгкие широкие шорты (или он в них и был в бане), отряхивая руки, заходит в дом, снимая шлёпки и подходя к столу, на ходу говоря: — Всё аджумма, гейзер починен. — Чонгуки! — радостно хлопает в ладоши старушка, отчего на её лице играют еле заметные морщинки. — Ты же моё золото, спасибо… А то кавалерист мой вечно на охоте пропадает, фиг дождёшься. А цветочки-то гибнут от засухи… Чонгук даже сейчас хмыкает незаинтересованно и кратко кивает, скользя взглядом по русой макушке напротив него. Все усаживаются, разливая пряную настойку по рюмкам. Мама щебечет о том, как Чонгук вырос и возмужал, а бабушка только поддакивает. Тётя же утверждает, что и брат от него далеко не ушёл, жаль, однако, что старший в город переехал, не смог жить в деревне. — Вчера вернулся на выходные. — вставляет в бабскую тираду слово Чонгук. — Отчего же не пришёл? — не понимает старушка. — Я его давно не видела, до чего упрямый стал, прям как наш Тэхён. — посмеивается та, отвлекая от еды омегу. — Я не упрямый! — пыхтит подросток, подбирая последние горошинки в своём контейнере. — Один ты обо мне помнишь, Чонгуки! — женщина пристраивается к плечу альфы, поглаживая того по голове, тем самым зализывая волосы назад. — Чего ты жалуешься, старая! — вклинивается дед, возмущённо расставляя руки по бокам. — Тебе меня что ли не хватает? К пацану пристала… — причитает он, вызывая у всех смех. Даже чёрствый хлеб — Чонгук, улыбается. — Хосок решил завтра заглянуть, сегодня он у Юнги. — все понимающе охают, один Тэхён сидит глазёнками хлопает, никого не зная, ничего не понимая. Ему бы поподробнее узнать о семье Чон, чтобы знать, против кого упрямствует, но как назло какой-то мужик начинает затирать Тэхёну о правильном питании, и что если он сегодня поест хорошо, конец света от этого не случится… Мальчишка на это лишь глаза закатывает и говорит, что наелся своим ужином. Он допивает свой чай с лимоном под пристальным вниманием странно косившегося в его сторону брюнета, пока тот вместе с альфами не уходит париться в баню. И теперь Ким понимает, что с омегами оставаться было опасно. Потому что все до единой смотрят на него с прищуром. Выжидают что-то, а Тэхён что? Тэхён ничего, сидит молча, сёрпает свой чай, старается не обращать внимание. Пока, конечно, терпение одной из них не вышло из-под контроля. — Ну Тэхён… Как тебе Чонгуки? — тянет гласные мама, подпихиваемая тётей. — Виенто с ним сегодня наедине был! — выдаёт с потрохами Виола. — Ничего не было… — тушуется сразу Тэхён, теребя пальчиками футболку. — Тэхён-и, ты присмотрись к нему, — начинает свою балладу мама, — альфа-то свободный, не женатый. — Да и сердце никем не занято. — поддакивает бабушка. — Ага, старой любовью если только. — напоминает всем Дахён, на что бабушка лишь рукой машет. — Забыть уже пора, вон Тэхён у нас какой красивый. А Тэхёну чужды все эти басни. В каком таком месте он красивый, интересно? Может в широкой неправильной улыбке? Или глазах совсем не корейской масти? А жира в нём, хоть отбавляй, в зеркало не глянешь, живот не оголишь. Да и сдался ему этот альфа, как и он ему. В такого никто и не влюбиться, пока он свои флюиды ненависти будет разносить. Даже паренёк тот бедный, как может терпеть такого непробиваемого камня, а всё хвостиком бегает. Тэхёну его даже жалко как-то, и чего он в нём нашёл… — Это всё неважно, ты лучше вот что скажи. — сжимает его плечо Дахён, привлекая миндальные глаза. — Ты почему так мало ешь? На столе столько еды, а ты как мышь — две крошки съел. Ведь работал сегодня на славу, этого мало, чтобы восстановить силы, Тэхён. Ну началось… Почему его не могут оставить в покое. Почему он не может есть то, что хочет? — Чонгук научит его правильно питаться, не переживай! — говорит смело бабушка, закидывая рюмку настойки в рот, выдыхая после с причмоком и вытирая рукавом губы. — Мальчонку же твоего откормил! — Скорее ты его откормила, мам! Отвлекаются все на бредни по Чонгуку, какой он прекрасный распрекрасный. Тэхён лишь скучающе разглаживает складки на штанах и иногда переговаривается с Виолой. А после возвращаются мужики с бани. Распаренные, взмокшие и красные, как раки, замотанные в разноцветные полотенца на бёдрах, куда Тэхён старательно не смотрит, краснея ушками. Такого подвоха он не ожидал. Мужики здесь разных возрастов от молодых к пожилым. Из молодых, конечно, Чонгук и ещё три каких-то парня примерно одинаковой конфигурации, лишь один выделяется пивным животиком. Тэхён правда пытался не смотреть, пока краем глаза не заметил у Чонгука черноты на правом ребре. Татуировка и у омеги есть, хорошо спрятанная. Но не думал он, что и у деревенских они имеются. Непривычно видеть альфу таким разморенным, отчего Ким глаза отводит, а после, считая, что достаточно посидел, прощается со всеми, ссылаясь на усталость и слыша прилетевшее в спину от незнакомого парня с ямочками на щеках фырканье и скрипучую никому ненужную фразу: …слабые городские. Да плевать Тэхён хотел, слабый он или нет, какой толк сидеть с ними, если он не пьёт и не ест, а лишь слюни на еду пускает. Да и к тому же смешанность запахов его раздражает, а один выделяющийся, такой любимый, но запретный уж точно. Он усаживается перед окном, доставая свои белые листы с карандашами. Наносит лёгким движением штрихи, превращая простые линии в вытянутую морду вороного коня, что впал в душу, слышит громкий смех с кухни, затыкая уши наушниками и включая музыку, тихонечко подпевая. Не замечает, как открывается дверь и в спину впивается антрацитовый взгляд деревенских глаз. Его мысли уносит гуляющий ветерок из приоткрытого окна, в мечты, что когда-нибудь сбудутся. А дверь противно поскрипывает, закрываясь так и оставшись незамеченной. Его не стали тревожить, оставив в покое за творчеством. — Ну чего он там? — торопливо интересуется Юна. — Рисует. — коротко бросают в ответ. Но омега лишь грустно вздыхает, поникшим взглядом всматриваясь в расщелину стола. — Это единственный способ спасти его Дахён, — поворачивается к рядом сидящей сестре, жалобно прося. — он не понимает, что убивает себя… Чонгук всё слышит, пока Намджун- тот, что с ямочками, начинает затирать ему новую историю про городских, усаживая рядом с собой. Слышит и усмехается сам себе, ведь омега уже совершил ошибку…