Время грешить/ The season for sin

Как и следовало ожидать, Гермиона просто не смогла забыть о вопросе Люциуса в середине полового акта, о ее готовности научиться организации грехопадения. Она была похожа на собаку с костью, когда что-то возбуждало ее любопытство, и, как только слова сорвались с его губ, Люциус знал, что она снова поднимет этот вопрос. Он даже не был уверен, каковы были его собственные намерения, когда он делал ей подобное предложение. Можно было с уверенностью сказать, что в его голове мелькали всевозможные грязные мысли и фантазии, связанные с его прекрасной молодой женой, и что он поделился с ней лишь частью из них. Люциус предполагал, что ее гриффиндорская храбрость имеет пределы, и поэтому некоторые вещи держал при себе. А потом это ее стихотворение и сладкие мольбы о большем привели к тому, что он позволил своему рту взять верх над разумом. Гермиона прошла такой длинный путь от застегнутой на все пуговицы ханжи, в чем он когда-то обвинял ее, до сего дня... Ее огонь, ее страсть, все это было врожденным, но он вытянул это из нее, помог ей избавиться от запретов и принять свои желания. Вполне естественно, что он хотел вести ее и дальше по пути греха и порока. Он хотел увидеть, как она использует все свои навыки соблазнения. Он хотел посмотреть, как она примеряет на себя роль сексуального котенка и заманивает какую-нибудь бедную, ничего не подозревающую ведьму или волшебника в свои извращенные игры. Они и раньше говорили, больше гипотетически, о сексе втроем, свингах, оргиях и тому подобном. Гермиона была прилежной ученицей в стремлении к плотским удовольствиям, но было несколько тем, которые она считала слишком запретными для обсуждения. Люциус должен был признать, что ему нравилась идея наблюдать за другой ведьмой между ног своей жены, ласкающей ее сладкое влагалище. Идея трахнуть Гермиону, пока она ласкала пальцами и языком киску другой ведьмы, также имела для него определенную привлекательность. Конечно, если бы в их постели была другая ведьма, он бы тоже захотел ее трахнуть, в конце концов, это было бы справедливо. Именно в этот момент их разговора она бросила на него испепеляющий взгляд и вообще отказалась от этой идеи. Он обожал ее ревность. У его котенка были когти, и ему это нравилось. Люциус, конечно, и раньше участвовал в групповом сексе. Нарцисса никогда не была самой страстной из жен и оставалась довольна тем, что он удовлетворял свои желания в другом месте, пока делал это так, чтобы об этом никто не знал. У него был восхитительный опыт встреч с несколькими партнерами, и как бы ему ни нравилась идея еще одной ведьмы в их постели, из уважения к Гермионе, он оставил ее. Но другой волшебник... Ах, это была совсем другая тема. Они обсуждали это теоретически, и она была заинтригована идеей двух ртов, двух языков, двух членов и двух пар рук, поклоняющихся ее телу. Они также играли в это, Люциус засовывал два или даже три пальца ей в рот, пока трахал ее, имитируя толкающие движения его бедер, она надувала щеки и проводила языком по его пальцам. Он считал термин «в два ствола» вульгарным, но ему нравилась идея трахнуть ее, пока она сосала бы член другого волшебника. Плюс было так много других декадентских удовольствий, которыми можно было насладиться втроем. Гермиона не была девственницей, когда он впервые взял ее на полу своего офиса, но ее опыт был ограничен: удовольствий анального секса, например, она к тому времени еще не познала. Он постепенно знакомил ее с этой идеей, уговаривая ее пальцами, губами, языком и красивыми словами, пока в конце концов не лишил ее анальной девственности, потирая клитор, зарывшись по яйца в ее задницу, пока она извивалась, дрожала и сжималась на его члене в оргазме. Как только он показал ей, насколько это может быть приятно, она невероятно расположилась к анальной игре, и ему понравилось заполнять ее дырочки обоими пальцами или секс-игрушкой и членом одновременно. Он знал, что ей понравится, если ее возьмут два волшебника одновременно, что она будет обожать восхитительный жар от того, что ее растягивают и наполняют двумя членами. Эта фантазия в какой-то степени нервировала его, потому что Люциус был собственником, и поделиться Гермионой так просто он не мог. Он также слишком хорошо понимал, что многие в волшебном мире все еще недолюбливали его за его роль во время войны и поэтому не одобряли его отношения с лучшей подругой Гарри Поттера. Малфой не сомневался, что многие волшебники восприняли бы приглашение поучаствовать в сексе втроем, как возможность попытаться украсть у него его ведьму, и Люциус не мог этого допустить. У него был опыт, когда он делил ведьму с другим волшебником, но она не так уж много для него значила. Но Гермиона? Гермиона была для него всем. Единственным человеком, который значил для него так же много, как его любимая жена, был его сын. Драко. По мере того как его грязные фантазии усиливались и по мере того, как он ловко откладывал расспросы жены, Люциус обнаружил, что его мысли обращаются к его единственному сыну и наследнику. Его отношения с сыном испортились из-за войны, и он пошел на многое, чтобы загладить вину перед Драко. Со своей стороны, младший Малфой довольно хорошо пережил развод родителей, сухо заметив, что он не может винить мать за то, что она не хотела ужинать по воскресеньям в той же столовой, где змея Темного Лорда поедала людей. Он заручился помощью Драко, чтобы отремонтировать целые крылья поместья, снес комнаты и провел не один кровавый ритуал вместе с сыном, чтобы очистить место от любых затяжных проклятий, оставшихся после войны. Люциус последовал совету сына относительно благотворительных пожертвований и дружественных маглорожденным дел, которые он должен был предпринять, чтобы помочь восстановить испорченную репутацию семьи. Все шло просто сногсшибательно, пока Люциус не взял Гермиону в любовницы. Она клялась, что время, проведенное в его кабинете, было разовой интрижкой. Он был полон решимости, убедить ее, что это будет нечто гораздо большим. Они держали отношения в секрете, Гермиона настаивала, что это безумие, будучи наполовину убежденной, что Люциус использует ее только для укрепления своего социального положения. Предположение, которое на самом деле было не лишено смысла, когда речь заходила о Малфое, однако никто не знал, что они трахаются, что отменяло использование кого-либо в угоду репутации, как он однажды сказал ей в отчаянии. Когда Люциусу надоела их секретность, он раскрыл их отношения, поцеловав Гермиону на торжественном мероприятии по сбору средств на виду у министра и всех остальных. Это был грандиозный, смелый жест, который был ему не свойственен, – Люциус предпочитал работать в тени, передвигая шахматные фигуры по пресловутой доске, но если он хотел поймать в свои сети такую ведьму, как Гермиона Грейнджер, такие вещи были необходимы. Люциус понял гнев своего сына по поводу раскрытия их отношений, по крайней мере, так он думал. Конечно, ведь Гермиона была бывшей одноклассницей Драко, и это было немного неприлично, хотя, конечно, не без прецедентов в их семье или в их мире. Он знал, что между ними существовала вражда, которая восходила к школьному опыту, но Люциус был уверен, что они смогут преодолеть это. Отец и сын несколько раз обедали вместе с Гермионой в неудобной напряженной обстановке, пока дело не дошло до точки кипения, и Драко не отчитал их обоих за их «неприличный» роман. Люциус ясно дал понять, что его отношения с Гермионой не подлежат обсуждению, и поэтому, когда он надел кольцо на палец ведьмы (гоблинской работы, с огромным изумрудным камнем в центре), Драко переехал из поместья Малфоев в таунхаус в Лондоне. Сначала Люциус счел это незрелой вспышкой гнева со стороны избалованного молодого человека, которому в жизни редко говорили «нет». Но затем, по мере приближения свадьбы, Люциус обратил более пристальное внимание и, к своему удивлению, понял, что его сын пылал страстью к молодой будущей миссис Малфой. Это было ясно по тому, как Драко наблюдал за ней, когда думал, что никто не смотрит, по тому, как он даже пытался отговорить Гермиону от свадьбы, не подозревая, что их разговор был подслушан. Драко никогда прямо не заявлял Люциусу о своем интересе к ведьме, но он сделал все возможное, чтобы заставить Люциуса или Гермиону отменить свадьбу. Подтверждение влечения его сына к Гермионе, однако, пришло, когда Драко, наконец, слишком далеко зашел в теме ее отношений с Люциусом, и Гермиона взорвалась, обвинив его в фанатизме; в том, что он не хотел, чтобы «грязнокровка» запятнала семейную линию. Обиженный взгляд на лице Драко говорил о многом. Люциус не противостоял Драко напрямую, не желая вызывать дальнейшую вражду. Это был спорный и трудный год: Гермиона со слезами на глазах пыталась разорвать их связь, чтобы сохранить отношения между отцом и сыном, а Люциус настаивал на том, что Драко придет в себя. Он даже старался изо всех сил подтолкнуть Драко к младшей девчонке Гринграсс, в надежде, что искра притяжения там каким-то образом заставит сына отказаться от его влечения к будущей мачехе. Драко завязал отношения с девчонкой Гринграсс. Люциус женился на Гермионе, а его сын хмурился на заднем плане во время небольшой приватной церемонии. И хотя Драко старался не проявлять своего интереса, Люциус не мог не заметить на семейных собраниях, что его сын все еще с интересом наблюдал за Гермионой, когда ему предоставлялась такая возможность. Брак Люциуса с Гермионой относился к тем немногим вещам, которые Малфой был не готов отдать своему сыну, несмотря на то, что тот этого желал. Отношения Драко с Асторией недавно закончились, и Люциус был убежден, что его сын все еще неравнодушен к Гермионе. Люциус обдумывал эту идею. Драко был одним из немногих людей в этом мире, которым Люциус искренне доверял. Конечно, он желал жену своего отца, но он также уважал границы, установленные Люциусом. Драко, возможно, был одним из немногих волшебников, которому Люциус мог бы доверить Гермиону. Но мог ли он поступить так со своим сыном? Люциус был не раскаявшимся гедонистом, и было мало вещей, которые он не пробовал хотя бы один раз, если дело касалось плотских удовольствий. Он несколько раз экспериментировал с волшебниками, достаточно, чтобы знать, что присутствие бисексуальных мужчин в тройничке может стать гораздо более захватывающим опытом, но у него не было желания заниматься сексом со своим собственным сыном. Нет, если он и научит свою прелестную маленькую жену планированию грехопадения, то это должно быть связано сугубо с тем, чтобы она наслаждалась ими двумя. Было что-то бесспорно притягательное в возможности понаблюдать, как Гермиона использует свои женские уловки, чтобы заманить ничего не подозревающего Драко в постель. Люциусу оставалось только гадать, как отреагирует его сын. Будет ли он сопротивляться ей? Или сразу сдастся, потворствуя своим желаниям? Люциус не сомневался, что Драко в конце концов уступит Гермионе, но как насчет его собственного присутствия? Он был не уверен, обладал ли его сын опытом совместного обладания ведьмой и как Драко может отреагировать на эту идею. А как насчет его жены? Он подробно расспрашивал Гермиону до их свадьбы, даже зашел так далеко, что предположил, что, возможно, она лучше подошла бы Драко, учитывая их возраст. Это была всего лишь проверка, потому что он не собирался отказываться от нее. Она призналась, что да, конечно, Драко был физически привлекательным, потому что он сильно походил на своего отца, и хотя гипотетически ее могло бы привлечь к нему в мире, где отношений с Люциусом не было, но она была совершенно довольна их ситуацией. Нет, она не собиралась оставлять его ради его сына, и его предположения, что они взаимозаменяемы, было очень оскорбительно, настаивала она, когда вокруг нее вспыхнула магия, и она сердито указала на него пальцем. Люциус позволил ей тщательно отчитать его за то, что он дерзнул просто предположить такое, затем сорвал с нее трусики и нырнул лицом между ног, используя рот и пальцы, чтобы трижды довести ее до оргазма в знак раскаяния. Он был вполне уверен, что Гермиона согласится с этой идеей. Они говорили об этом в теории, она была заинтригована и призналась, что находит Драко привлекательным. Драко хотел Гермиону. Люциус хотел предаться гедонистическим фантазиям. Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что это идеальное решение. ~ оОо~ – Ты хочешь, чтобы я ЧТО? Ошеломленный взгляд на лице Гермионы Малфой и потрясенный тон ее голоса подсказали Люциусу, что, возможно, ему следовало подготовить жену к своему предложению заняться сексом втроем с его сыном. Они сидели в гостиной рядом с библиотекой, наслаждаясь напитками после ужина, когда она снова надавила на него по поводу «организации грехопадения», и именно тогда он сделал свое предложение. – Я не знаю, почему ты так шокирована, дорогая. Мы уже обсуждали всевозможные сексуальные подвиги и фантазии раньше, и, насколько я помню, тебя больше всего привлекла идея о том, чтобы два волшебника поклонялись твоему шикарному телу, – сказал он, небрежно глотнув виски. – Ну, да, но это было все… гипотетически... и в любом случае, ты не любитель делиться, так что я не понимаю, почему ты вообще предлагаешь такое! И... и ДРАКО? Люциус, ты что, с ума сошел? Он твой сын! Ты хочешь, чтобы мы занялись сексом с твоим сыном? – Гермиона удивленно фыркнула. – Знаешь, ты постоянно отчитываешь меня за мою слизеринскую натуру, говоря мне, что я должен быть с тобой откровенен, а потом, когда я примеряю на себя Гриффиндор и говорю прямо, ты смотришь на меня так, как будто у меня выросла еще одна голова, – раздраженно сказал он. Мгновение она безмолвно бормотала, затем с тяжелым вздохом потерла лицо руками, потому что за время их отношений она действительно сделала все возможное, чтобы убедить его быть с ней откровенным и просто сказать ей, чего он хочет. – Но… Драко? – спросила она. Люциус отставил свой бокал в сторону и наклонился вперед в кресле, его внимание было сосредоточено исключительно на жене. – Ты была замечательной ученицей, любовь моя. Твое подчинение в спальне – несравненное наслаждение, и я не мог бы больше гордиться тем, как ты воспринимаешь мои новые предложения. Мы исполнили так много твоих фантазий и моих собственных. Секс втроем – логичный следующий шаг. – С Драко? – повторила она. Люциус сдержал ухмылку, осознав, что она, казалось, больше беспокоилась о причастности его сына, чем вообще об идее тройничка. – Дорогая, в этом мире очень мало людей, которым я доверяю. Еще меньше тех, кого я осмелился бы привести в нашу постель. Драко, пожалуй, единственный человек, которому я бы доверил доставить тебе такое удовольствие, как совместное наслаждение твоим телом. Гермиона нахмурилась. – Да, но он твой сын, и это… это секс. Люциус слегка рассмеялся, увидев очаровательную маленькую морщинку на ее носике. – Я не предлагаю ничего кровосмесительного. У меня нет никакого интереса заниматься сексом с моим сыном. Я предлагаю его, потому что доверяю ему; потому что знаю, что он был бы осторожен и не стал бы пытаться причинить вред кому-либо из нас или пытаться вмешаться в наш брак. На ее лице отразилось облегчение от этого заявления, и Люциус решил попытать счастья. – Ты не сказала «нет». Должен ли я понимать, что ты обдумываешь это? – Честно? Я все еще пытаюсь понять, как твоя манипуляция к сексу втроем с твоим сыном вписывается в мои планы по грехопадению. Он откинул голову назад и рассмеялся, не в силах сдержаться. – А, вот и моя умная ученица! Я хочу, чтобы ты соблазнила Драко. Я ничего не устраиваю – просто предлагаю надежного партнера. Ее глаза расширились от удивления. – Я? Я... я не знаю, с чего начать. – М-м-м-м. Я в этом сомневаюсь. Затем он встал и снова наполнил ее бокал вином, прежде чем сесть рядом с ней на диван. – Ты недооцениваешь свою собственную силу, – тихо сказал он ей, протягивая руку, чтобы поиграть с прядью ее вьющихся волос. – А ты говоришь обо мне приятные вещи, потому что хочешь залезть ко мне в трусики, – парировала она, делая глоток вина. – О, я этого не отрицаю. Я всегда хочу залезть тебе в трусики. Ты красивая, великолепная, могущественная ведьма. Гермиона прикусила губу, и Люциус вспомнил, какой неопытной она была, когда они начали свой тайный роман. Даже когда он попросил продемонстрировать, как она мастурбирует, перед ним, Гермиона ярко краснела и заикалась от смущения. Тогда его поразило, насколько неуверенной она была во многих отношениях, учитывая ее интеллект. Люциус притянул ее к своей груди, обнял одной рукой и тихо заговорил. – Мы так чудесно провели время вместе, не так ли? Гермиона кивнула, а затем посмотрела на него. – Ты же не сердишься, не так ли? Люциус успокаивающим движением погладил ее по волосам, и она снова расслабилась в его объятиях. – Конечно, нет. Это предложение по большей степени было вызвано декламацией стихотворения и идеей научить тебя грешить... Я не уверен, чему еще я могу тебя научить. Ты была такой прилежной ученицей, такой усердной. Люциус чувствовал, как она улыбается ему. – Это казалось логичным следующим шагом: испытать твои способности к соблазнению, сплести паутину и заманить ничего не подозревающую добычу. – Пауки съедают свою добычу, Люциус, – хихикнула она ему в грудь. Он выпустил ее из своих объятий и откинулся назад, чтобы посмотреть на нее. – Справедливо. Однако ты и понятия не имеешь, что со мной творит эта фантазия – наблюдать из тени, скрытно от посторонних глаз, как ты используешь свои внушительные женские чары, чтобы соблазнить его, убедить его, пока он не сдастся, пока он отчаянно не захочет поцеловать тебя, прикоснуться к тебе, трахнуть твою сладкую киску. Ее глаза затрепетали и закрылись от его слов, и он улыбнулся про себя, зная, что она заводится от грязных разговоров. – Я представляю, как наблюдаю за тобой во всей твоей великолепной красе, когда он наконец ломается, снимает с тебя одежду, ты раздеваешь его. Люциус понял по легкому учащению ее дыхания, что она тоже это представляла. – Где мы находимся? В нашей постели? – прошептала она. – М-м-м... Ты – соблазнительница, любовь моя. Тебе решать, где мы будем. Мы могли бы быть в твоей любимой библиотеке, если хочешь. Ее веки снова открылись, и он пристально посмотрел, завороженный их теплой глубиной. – Ты… ты бы просто смотрел? Или присоединился бы? – О, сначала я бы просто смотрел. Ты знаешь, как сильно я люблю смотреть, – тихо сказал он, протягивая руку, чтобы провести кончиком пальца по ее щеке, шее и груди, наблюдая, как ее сосок сморщился под тонкой тканью лифчика и блузки. – А потом, когда я был бы уверен, что ты втянула его в это, когда он зашел бы слишком далеко, чтобы даже думать о возражениях, я бы присоединился. Возможно, я бы обхватил твою грудь сзади и поцеловал в шею именно так, как тебе нравится. Тихий стон сорвался с ее губ. – Мы бы не торопились. Возможно, мы бы подводили тебя к краю снова и снова, пока ты не начала бы умолять об освобождении, или, может быть, мы бы смотрели, сколько раз мы могли бы заставить тебя кончить, прежде чем трахнуть тебя. – Его собственный член уже был тверд от фантазии, которую он крутил для нее. – А ты… тебя бы устроило смотреть, как другой мужчина трахает меня? – Нет, не просто какой-то другой мужчина. Но Драко? Да, я бы посмотрел, как он тебя трахает. И прежде чем ночь закончится, мы бы оба трахнули тебя вместе. Хотела бы ты такой любви? Быть растянутой и заполненной во все отверстия? Наполненной до краев членами Малфоев? Она поставила свой бокал с вином на стол, и следующее, что он помнил, Гермиона была у него на коленях, ее губы с энтузиазмом прижались к его губам, и она пробормотала: – Продолжай говорить. ~ оОо~ Позже той ночью, после того, как они трахнулись на диване в гостиной, перед тем, как принять душ и лечь спать, Гермиона озабоченно нахмурила брови, задав Люциусу очень важный вопрос. – Почему ты так уверен, что Драко согласится с этой твоей идеей? Особенно с идеей о сексе с ТОБОЙ? Я имею в виду, ты знаешь, что ты красивый, Люциус, но я не думаю, что ты во вкусе Драко. – Дерзкая маленькая сучка, – пробормотал он себе под нос, прежде чем пощекотать ее в ответ. Она визжала, хихикала и извивалась рядом с ним в постели, пока он не перестал мучить ее, и она рухнула на него, задыхаясь. – Для протокола, – сказал он, как только они оба пришли в себя, – Я прекрасно понимаю, что я не во вкусе Драко. Его типаж – миниатюрные ведьмы-брюнетки с дикими вьющимися волосами, глазами цвета огненного виски и ненасытной жаждой знаний. Ее глаза расширились, когда она поняла, что он имел в виду. – Ты думаешь, я во вкусе Драко? – Ты очень умна, но иногда ты не видишь очевидного: как другие смотрят на тебя, любовь моя. Драко хочет тебя. – Он был против нашего брака! – Потому что он хотел тебя для себя. Он самым решительным образом возражал против наших отношений, но ни разу не сказал о тебе ни единого пренебрежительного слова. Я наблюдал за ним, и поверь мне, я знаю, что говорю: он определенно точно хочет тебя. Я не сомневаюсь, что если бы ты предложила ему себя, Драко бежал бы и падал. – Мне трудно в это поверить, – возразила она. – Кроме того, разве он не с Асторией Гринграсс? – О, ты только СЕЙЧАС решила расспросить о его второй половинке? – поддразнил Люциус. Гермиона покраснела в ответ. Честно говоря, Люциус был удивлен, что она не подумала о ведьме Гринграсс раньше. Возможно, его жена втайне желала его сына больше, чем он предполагал. Люциусу казалось, что он должен испытывать противоречивые чувства по этому поводу, но вместо этого он обнаружил, что это немного заводит его, так как это, безусловно, увеличивало шансы на то, что он сможет вытащить внутреннего сексуального котенка Гермионы. – Для протокола, Драко прекратил отношения в начале этого года, – сообщил он ей. – Ты уверен? – Абсолютно. Он сказал, что она была более легкомысленной, чем он предполагал, и казалась более заинтересованной в том, чтобы выйти замуж за счет Малфоя в Гринготтсе, чем быть с ним. – О… Это... прискорбно. – Гермиона прикусила губу, и Люциус мог сказать, что с ее добрым сердцем ей было жаль Драко. Люциус и Драко оба были привлекательными волшебниками, и в сочетании с богатством семьи это означало, что они редко испытывали недостаток в заинтересованных ведьмах. Если бы Люциус был полностью честен с самим собой, он должен был признать, что для него часть привлекательности Гермионы заключалась в том, что для нее он сам значил гораздо больше, чем его богатство. Он даже в своих смелых мечтах надеялся, что, если он каким-то образом окажется без двух кнатов в кармане, она все равно будет любить его. – Да, это так, хотя в этом нет ничего особенно удивительного. Чистокровные ведьмы приучены с детства искать выгодную пару. – Это архаично и ужасно, – сказала она с гримасой и сморщила нос. – М-м-м... ну, что есть, то есть. Как бы то ни было, тебе не нужно беспокоиться о верности Драко. Он свободен и волен делать все, что ему заблагорассудится. Она переместилась в его объятия, положила голову ему на грудь и несколько мгновений молчала. – О чем ты думаешь, любовь моя? – спросил он, гладя ее по волосам. – Ты знаешь, о чем я думаю, ты, скользкая змея. Ты вложил мне в голову всевозможные извращенные фантазии, и даже не сожалеешь об этом, – сказала она, слегка ударив его в грудь. Люциус рассмеялся и поцеловал ее в макушку. – Нет, я даже отдаленно не раскаиваюсь. Могу ли я считать согласием с твоей стороны тот факт, что ты все еще рассматриваешь мое предложение? Гермиона подняла голову в темноте комнаты и посмотрела на него. – Нет. Не можешь. Я еще ничего не решила. – Х-м-м. Тогда я не буду торопить тебя с принятием решения. – Хорошо. – Хотя... –Да? – Ты же на днях спрашивала, что я хочу на Рождество. Я был бы рад принять это в качестве рождественского подарка. Звук, который она издала в ответ, был самым неделикатным и неподобающим леди. – Это, вполне возможно, самый извращенный подарок, о котором я когда-либо слышала. – Ну, ты жаловалась, что мне невозможно купить подарок. Я просто делаю предложение, которое решило бы для тебя эту дилемму, доставив нам обоим огромное удовольствие. И я осмелюсь сказать, что в конечном итоге это стало бы подарком и для тебя тоже. – Ты плохой, очень плохой человек, Люциус Малфой. Он ухмыльнулся в темноте. – Да, и тебе это нравится. Она вздохнула: – Да поможет мне Бог, но да, нравится. И я подумаю об этом. Спи. ~ оОо~ Гермиона завершила свой деловой ужин в La Maison Blanc, шикарном французском ресторане недалеко от Косого переулка раньше, чем планировала, и ее гости расходились. Весь день она провела в переговорах о контракте, который сэкономил бы Министерству тысячи галлеонов в месяц, вполне успешно, а завершила она эти переговоры с поставщиком – ужином. После недель напряженной работы она была в восторге от результата. Гермиона уже было хотела поспешить домой, чтобы поделиться хорошими новостями с Люциусом, но он уже отправил сообщение в ее офис незадолго до обеда, с сообщением, что задерживается на встречах в Швейцарии и вернется намного позже. Попрощавшись со своими спутниками за ужином, Гермиона отправилась в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок. Люциус всегда говорил ей, какая она красивая, но она не была полностью уверена, что остальной мир видит то, что видел в ней муж. Она посмотрела в зеркало, критически изучая свое отражение. Его влияние и его деньги привели к некоторым изменениям в ее стиле и внешности. Исчезла буйная, густая грива волос, которой она щеголяла в Хогвартсе, сменившись блестящими, гладкими локонами. Он также заменил ее гардероб из практичных, удобных юбок, блузок и платьев одеждой, более подходящей ведьме, готовой взять на себя управление Министерством и миром. Сегодня на ней была приталенная мантия, похожая на магловское пальто темно-серого цвета, под которым было подходящее серое платье без рукавов, сшитое так, чтобы оно сидело на ней как перчатка. Они прошли через бесконечные переговоры и встречи с портными, портнихами и даже магловскими домами высокой моды, чтобы создать для нее гардероб, который был слишком дорогим на вкус Гермионы, но был простым, элегантным, утонченным и привлекал внимание. Гермиона пригладила волосы, ее мысли вернулись к Люциусу и его предложению соблазнить Драко. Она была шокирована им, но теперь не могла выбросить его из головы. Это преследовало ее последние две недели, проникая в ее мысли в совершенно неподходящее время, например, когда она была одна в своем кабинете. Люциус, со своей стороны, не помогал делу, вставляя пробку в ее задницу, прежде чем трахнуть ее, или трогая ее пальцами, пока она сосала его член. Его имитация второго партнера, второго члена заставляла ее хныкать и гарантировала, что его предложение никогда не выходило у нее из головы. Она планировала отправиться домой после ужина, чтобы соблазнить своего мужа, и была очень раздосадована тем, что его задержали. Гермиона со вздохом покинула ресторан и остановилась, выйдя на холодный декабрьский воздух. У нее пока не было причин возвращаться домой. Она всегда могла наложить согревающее заклинание и побродить по Косому переулку, возможно, немного походив по рождественским магазинам. Ей всегда нравились торговые ряды, украшенные к Рождеству. Гермиона прошла всего полквартала, прежде чем остановилась как вкопанная при виде знакомой головы с белокурыми волосами. Да, это определенно был Драко Малфой, один, направлявшийся в паб под названием «Серебряный меч». Она сразу же направилась к нему, даже не успев как следует обдумать это. «Что ты делаешь?» – прошептала она сама себе. – «Он мог бы быть там на свидании. Или с друзьями». И все же ноги сами понесли ее к тяжелой дубовой двери в паб. Девушка заметила его почти сразу, он сидел в кабинке у задней стены; Гермиона раздумывала, подходить к нему или нет. Любой шанс, который у нее был на то, чтобы отступить обратно в переулок и заняться невинными покупками рождественских подарков, закончился в тот момент, когда он поднял голову и увидел ее. Его серые глаза встретились с ее, расширились при виде нее, и Гермиона поняла, что не уйдет. Когда она подошла к нему, он встал, как и подобает джентльмену. – Миссис Малфой. Или мне следует называть тебя мамочкой? – невинно спросил он с намеком на насмешку в голосе. Она внутренне съежилась, молча проклиная своего мужа за то, что он даже предположил, чтобы они вовлекли Драко в свои грязные игры. Младший Малфой определенно не проявлял к ней интереса. – Привет, Драко. Тебе следует называть меня Гермионой. Могу я присоединиться к тебе? Он сел и указал на место напротив, хотя он хмурился, глядя на нее. – А что? Отец слишком занят, чтобы развлекать тебя? – Его задержали в Цюрихе, а я только что закончила деловой ужин в La Maison Blanc и собиралась немного пройтись по рождественским магазинам, когда увидела тебя, – сказала она, садясь за стол напротив него. Драко, похоже, не нашелся, что насмешливо ответить на это, и вместо этого подозвал официантку. Гермиона заказала бокал мерло, Драко – пинту. Она оглядела паб, пока они делали свои заказы. Она видела указатели к этому месту раньше, но никогда здесь не бывала. Однозначно, оно было приятнее, чем «Дырявый котел»: стены, обшитые панелями из темного дерева, и потертой темно-зеленой кожей, которая выглядела скорее дорогой, чем изношенной. Стратегически расположенные светильники отбрасывали золотистый свет на комнату, придавая ей теплую и уютную атмосферу. Это было определенно то место, которое, казалось, подходило Драко – достаточно непринужденное, чтобы он мог расслабиться, но в тихой и достаточно шикарной обстановке, чтобы не привлекать сброда. Как ни странно, однако, она до сих пор не заметила ни одного меча в этом месте, серебряного или какого-нибудь другого. – Я, э-м, надеюсь, я ничему не помешала, – сказала она, когда официантка ушла. – Немного поздно спрашивать об этом, не так ли? Раз уж ты уже здесь. Она выгнула бровь, глядя на него, и он застонал. – Мерлин, не делай этого. Когда ты это делаешь, ты слишком похожа на моего отца. Гермиона невольно рассмеялась. – Неужели? Действительно? Мне трудно в это поверить. Если здесь кто-то и похож на твоего отца, так это ты. Драко поморщился. – Он корчит такое лицо и эта фишка с изогнутыми бровями. Как будто он знает, что ты что-то скрываешь, и просто ждет, когда ты скажешь что-нибудь, что приведет тебя прямо в ловушку, которую он устроил. Это было такое прекрасное начало, что она ничего не могла с собой поделать. Гермиона наклонилась вперед, сокращая расстояние между ними. – А ты скрываешь что-то сегодня вечером? – спросила она тихим голосом, автоматически принимая более соблазнительный тон, который она использовала с Люциусом. Она не была до конца уверена, почему она это сделала. Возможно, это был рефлекс – они говорили о Люциусе, и Драко действительно был удивительно похож на своего отца в более молодом возрасте. Однако она подозревала, что слова Люциуса и его настойчивость в том, что Драко хотел ее, были главной движущей силой. Драко слегка вздрогнул от ее вопроса и тона голоса, и она откинулась на спинку стула, вежливо поблагодарив официантку, которая только что вернулась с их напитками. – Я не знаю, кто ты, Грейнджер, – признался он, делая глоток пива. – Теперь Малфой, и что ты имеешь в виду? Он махнул рукой в ее направлении. – Все это: дорогие одежды, новая прическа, хриплый голос, который ты только что использовала. Совсем не похоже на лохматую зубастую зубрилу из школы. Она пожала плечами. – Я выросла. Мы все выросли. Даже ты. Драко действительно вырос. Он всегда был привлекательным мальчиком, но вырос в очень красивого мужчину. Черты его лица утратили юношескую, школьную заостренность. Его волосы – типично малфоевские, светлые, но носил он их коротко по бокам и достаточно длинными на макушке, так, что было за что схватиться. Гермиона была безмолвно потрясена тем, что стала думать в этом направлении. Никогда раньше она не представляла, каково это – запустить руки в волосы Драко или запутаться в них пальцами и резко дернуть, пока его голова была бы у нее между ног, но теперь такие мысли поразительно ясно вспыхивали в ее голове. Она сделала глоток вина и медленно выдохнула. Не годится заводиться в пабе с Драко. – Да, но, конечно, ты не можешь не признать, что твоя внешность значительно изменилась с тех пор, как ты связалась с моим отцом. Намек на улыбку украсил ее лицо. – Это твой способ сказать, что ты находишь меня привлекательной, Драко? Румянец выступил на его бледных щеках, когда он издал слегка сдавленный звук и сделал большой глоток пива. Интересно, подумала она про себя. Возможно, в настойчивости Люциуса все-таки что-то было. Малфой сделал большой глоток пива, и на его лице появилось безмятежное выражение. Она ждала. – Теперь не имеет значения, что я думаю, не так ли? – сказал он наконец в ответ. – Женился на тебе он. Гермиона снова пожала плечами. – Да, я полагаю, ты прав. Он действительно женился на мне. Я знаю, тебе трудно в это поверить, но я действительно люблю его, и он любит меня. – Его представления о любви немного извращены. – Может быть, мне нравятся извращения. Это заставило его замолчать, и Гермиона почувствовала, что он изучает ее, смотрит на нее так, как не смотрел раньше. – Тебе? – усмехнулся он. – Золотой девочке Поттера? Мне трудно в это поверить. В ответ она издала цокающий звук. – Пожалуйста. Единственным человеком, который считал меня «золотой девочкой» Гарри, была Рита Скитер, и она пережила это давным-давно. Публично связавшись с Люциусом Малфоем, а затем выйдя за него замуж, я в значительной степени запятнала свой ореол, насколько это было возможно для некоторых. – Запятнанный ореол? Осторожнее, Грейнджер, кто-то может подумать, что ты сожалеешь о том, что связалась с Пожирателем Смерти. В ответ она ухмыльнулась. – Вовсе нет. Так случилось, что мне нравится быть связанной твоим отцом и… с ним. Драко издал еще один сдавленный звук в ответ на намек в ее замечании, и она обнаружила, что вполне довольна своей новоприобретенной способностью смущать и заставлять его краснеть. Гермиона чувствовала себя... сильной. Она знала, что была могущественной ведьмой, но до Люциуса она не умела пользоваться такого рода силой. На самом деле она даже не знала, что это было в ней. И Гермиона обнаружила, что ей это даже нравится. В ее голове промелькнул образ, всего лишь намек на фантазию: Драко сидит на плюшевом глубоком диване в задней части библиотеки, а она стоит над ним, полуодетая, в то время как он рассматривает ее со смесью желания и трепета. Под покровом стола Гермиона сжала ноги вместе и подавила желание поежиться от этой непристойной мысли. – Не говори таких вещей. Я бы предпочел, чтобы меня не вырвало, – сказал Драко, прерывая ее зарождающуюся фантазию. – О, не будь таким ребенком, – парировала она. – Мы оба взрослые люди, и в свое время на последнем году в Хогвартсе, я наслушалась слишком много историй о «змее» принца Слизерина. Если я смогла пережить это, ты сможешь справиться с тем, что мы с Люциусом занимаемся сексом. Драко поморщился. – Это несправедливое сравнение. Я же не трахал твою мать. – И слава богу за это. Кстати, ты не совсем в мамином вкусе. Она предпочитает прилежных дантистов, которые немного озадачены реалиями магии, – сказала она со смехом. Ее родители, которые решили остаться в Австралии после войны, не особо одобряли ее брак с волшебником гораздо более старшим ее по возрасту – и это не считая того, что они были не в курсе о менее чем приятном прошлом Люциуса. – Мерлин. Смени тему, пожалуйста. Я больше не могу выносить разговоров о том, что ты трахаешься с моим отцом, – сказал Драко, потирая лицо со смесью смущения и разочарования. – Ну ты зануда. Хорошо. Чем занимаешься? – спросила она. Драко завел разговор о своей работе в Департаменте международного магического сотрудничества, а Гермиона слушала, кивая и вставляя реплики, когда это было необходимо. Но в основном она наблюдала за ним. Драко унаследовал серые глаза семьи Блэков вместо голубых глаз своего отца, и его лицо было более узким, а черты более тонкими, чем у Люциуса; но она не сомневалась, что через двадцать лет он будет выглядеть удивительно похожим на Люциуса сейчас, особенно если станет носить волосы длинными. Она не могла не задаться вопросом, похож ли он на Люциуса в других отношениях. Оставила ли война физические следы на Драко, как и на Люциусе? Она знала, что он был исполосован сектусемпрой Гарри на шестом курсе, и ей было интересно, остались ли у него шрамы от этого и каково это – проследить их кончиками пальцев или языком. Он заказал им вторую порцию выпивки, поскольку разговор о его работе привел к разговору о Министерстве и сплетням о том, кто чем занимался. Гермиона почувствовала, что немного покраснела, когда начала потягивать свой второй бокал вина, для нее на самом деле четвертый, если считать два бокала, которые она выпила за ужином. В конце концов разговор перешел к предстоящему, и как всегда ужасно скучному, праздничному обеду министра, который затем привел к разговору о рождественских каникулах. – Так что же отец подарит тебе на Рождество? Маме он обычно дарил драгоценности, но мне кажется, это не твое, – спросил Драко. Гермиона улыбнулась, взглянув на помпезное кольцо у себя на пальце. – Не мое, верно. У Люциуса было достаточно проблем с тем, чтобы заставить меня принять кольцо. Я подозреваю, что мои вкусы гораздо проще, чем у твоей матери. Честно говоря, я совсем не знаю, что он подарит мне. Да и на самом деле мне ничего не нужно. – Смысл дарения подарков не в этом, а в том, чтобы позаботиться о ком-то и дать им то, что делает их счастливыми. – Я слышу эти слова, исходящие из твоих уст, и это просто не вяжется с избалованным мерзавцем, который издевался над моими друзьями в школе. – Вообще-то мы уже согласились, что оба выросли. Но на самом деле, если ты не хочешь, чтобы он потратил непомерное количество галеонов, тебе просто нужно сказать ему, чего ты хочешь. Это был мудрый совет, который Гермиона усвоила в ходе своих отношений с Люциусом. Он был щедрым любовником и великодушным волшебником, когда дело касалось людей, которых он любил. В дополнение к новому гардеробу он любил удивлять ее такими вещами, как нижнее белье из тонкого шелка, атласа и кружев, или билетами на открытия, места в ложах, конечно, в оперу или балет, или даже на маггловский мюзикл в лондонском Вест-Энде. Ей никогда не приходилось ждать особого случая, чтобы получить новую книгу, которую она хотела, потому что, как только она упоминала об этом, она попадала в библиотеку поместья, или Люциус направлял ее в книжный магазин в следующий раз, когда они были вне дома, чтобы она могла забрать ее лично. Это были подарки, которые он дарил безо всякой причины, кроме желания увидеть ее улыбку. В самом начале их отношений, после того, как они стали достоянием широкой общественности Гермиона протестовала против экстравагантных подарков драгоценностей, только чтобы впоследствии узнать, что ему ничего не стоило отвезти ее в экзотическое место на празднование дня рождения или купить дорогое произведение искусства, которое, по его мнению, ей понравится. Отчасти она приписывала это желанию Люциуса жить полной жизнью после того, как он пережил две войны, но она узнала от Драко, что он всегда был таким. Это, безусловно, дало ей больше понимания того, как Драко оказался таким избалованным в детстве. Гермиона прикусила губу. – Да, ты прав, конечно. Иногда он действительно склонен перегибать палку. Я еще не решила, о чем попросить его в качестве рождественского подарка, и я тоже не решила, что ему подарить. Драко пожал плечами. – Ему практически ничего не купишь. Если ему что-то нужно, он это покупает. Что подарить волшебнику, у которого есть все? Она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от предположения Люциуса о том, что именно он мог бы пожелать на Рождество. Она начинала думать, что это может быть таким же подарком для нее, как и для него. – Что означает этот взгляд? Гермиона вздрогнула от резкого вопроса Драко. – Я, э-м... ничего. – Не было похоже на «ничего». – Ну, ты спросил, что подарить волшебнику, у которого все есть… и, ну… – Да? – У него было несколько красочных предложений. Драко был неподвижен, и она могла точно увидеть, когда он понял, о чем она думала. Его лицо покраснело, и он уронил голову на руки. – Черт возьми, Грейнджер. Ты убиваешь меня. Я не хочу слышать обо всем этом извращенном сексе, которым мой отец занимается со своей женой, которая, к тому же, моего возраста. – Ну, ты вроде как сам спросил... сам подвел меня к этому… – Никто не подводит тебя туда, куда ты сама не хочешь прийти. На самом деле это одно из твоих самых замечательных качеств. – Осторожнее, – поддразнила она. – Я могу подумать, что начинаю тебе нравиться. На секунду он выглядел почти задумчивым, вертя в руках свой стакан. – Я никогда… Я имею в виду, не считая наши ранние школьные годы и войну, я не испытывал к тебе неприязни, особенно когда ты стала взрослой, – тихо сказал он. – У тебя много замечательных качеств. Настолько много, что, на самом деле, я все еще не понимаю, как ты оказалась в браке с Люциусом Малфоем. – Ты же не собираешься начинать снова, не так ли? О том, как ужасно, по-твоему, что Люциус женился на мне? Он вздохнул. – Нет, я не буду. Я... это просто чертовски странно, понимаешь? Она ждала ответа. – Я имею в виду, ты моего возраста. Мы вместе ходили в школу. Мы были по разные стороны войны. Я бы никогда не подумал, что ты окажешься с моим отцом, особенно после всего, что он нес о превосходстве чистокровных, чистокровных родах и прочей чепухе. Драко съехал из поместья Малфоев вскоре после того, как она переехала, и в их общении после свадьбы он вёл себя тактично и вежливо, но отстранённо. Это был один из самых откровенных разговоров, которые она когда-либо вела с ним. Гермиона тщательно обдумала свои слова. – Глядя на это с твоей точки зрения, чего, признаюсь, я очень старалась НЕ делать в преддверии своей свадьбы, потому что думала, что ты ведешь себя как ребенок, я понимаю, что эти отношения, должно быть, стали для тебя огромным потрясением. Тебе, наверно, казалось, что он всю твою жизнь велел тебе делать одно, а потом взял и сделал прямо противоположное сам. – Он чертовски лицемерен, – пробормотал Драко в свой стакан, делая глоток пива. – Да, что ж, я полагаю, это справедливо. Я очень рада, что он решил стать лицемером вместо того, чтобы придерживаться такой фанатичной точки зрения. Но мне жаль, что твой мир перевернулся с ног на голову таким обескураживающим образом. – Но ты не жалеешь, что вышла за него замуж. – Нет, не жалею. Я люблю его. Я знаю, что мы абсурдно невозможная пара. Я знаю, что большая часть волшебного мира все еще шокирована и сбита с толку нашим браком. Наши отношения, вероятно, не имеют смысла ни для кого, кроме нас. Затем на его лице появилось почти смиренное выражение. – Я знаю, что тебе на самом деле наплевать на популярность, но ты была Золотой девочкой после войны. Ты могла бы делать все, что угодно, отправиться в любое место в Британии, выбрать любого волшебника, какого захочешь. Если бы ты дала хоть малейший намек на то, что готова и открыта для ухаживаний, за тобой могли бы выстроиться в очередь все самые завидные волшебники страны. Ну, знаешь, волшебники, которые гораздо ближе к тебе по возрасту. Гермиона задавалась вопросом, включил ли Драко себя в этот теоретический список волшебников, которые могли бы ухаживать за ней. – Х-м. Я думаю, ты преувеличиваешь. Кстати, Люциус тоже так делает. Он говорит приятные вещи, потому что хочет, чтобы я чувствовала себя хорошо, но у меня нет никаких иллюзий по поводу того, какой посыл шел от меня всем завидным волшебникам Великобритании до того, как мы с ним стали встречаться. Во мне было не так уж много такого, что говорило бы о доступности. Драко нахмурился. – Ну, конечно, твои волосы действительно БЫЛИ бедствием до того, как над ними взял шефство отец, и он сотворил чудеса с твоим гардеробом, но в остальном все это правда. Не принижай себя. – Возможно, это самое приятное, что ты когда-либо говорил обо мне, – заметила она. Малфой снова покраснел, и она решила, что ей нравится, как он выглядит с румянцем на щеках. – Не привыкай к этому. Не хотелось бы доводить твое эго до высот уровня Малфоя. Между вами и отцом, кто-то должен оставаться хотя бы полупрактичным. – Не волнуйся, – сказала она со смехом. – Я не уверена, что ты можешь сказать что-нибудь такое, что отправило бы мое эго в стратосферу, где обитает эго Люциуса. Малфой пробормотал что-то в свой напиток, прозвучавшее подозрительно как: «Ты бы удивилась». – Кстати, о завидных женихах, – медленно сказала она, играя с одним из своих локонов, – Люциус сказал мне, что вы с Асторией расстались. Когда это случилось? – по ограниченному опыту Гермионы, имевшей дело в основном с Гарри и Роном, волшебники обычно не стремились говорить о неудачных отношениях, но Драко, казалось, немного успокоился от смены темы разговора. – Прошло уже некоторое время. А что? Что сказал отец? – Только то, что Астория оказалась легкомысленной и была весьма заинтересована вашим хранилищем в Гринготтсе. Малфой поморщился. – Да, все верно. – Мне жаль, что у вас ничего не получилось. Мне казалось, что из вас получится прекрасная пара. – Внешность иногда обманчива. Моя мать была довольно раздосадована на меня. Я думаю, она надеялась, что я остепенюсь и произведу на свет внука, которого она будет обожать. – Ну, независимо от того, что думает твоя мать, если Астория не была подходящей ведьмой для тебя, я рада, что ты покончил с этим. Он коротко ухмыльнулся ей. – Я сказал маме, что в ближайшее время не смогу стать отцом. Для меня было бы слишком неловко заводить детей до того, как Люциус тебя не обрюхатит. Я бы не хотел, чтобы у моего будущего сына были дядя или тетя моложе его. Гермиона со стоном закрыла лицо руками. – Ты этого не говорил. – Сказал. – А я тут сочувствую тебе… – П-ф-ф-ф. Это была твоя первая ошибка. Тебе следовало быть осторожнее. Но оно того стоило – это отвлекло маму от ситуации с Асторией. С тех пор как ее отношения с Люциусом стали достоянием общественности, Гермиона подвергалась всевозможным слухам и намекам на то, что она забеременела, чтобы заманить в ловушку брака печально известного приверженца консервативных взглядов патриарха Малфоев. Каждые несколько месяцев обозреватели сплетен размышляли о том, когда «новая мадам Малфой» объявит о «комочке радости». Она считала такие предположения относительно состояния ее матки верхом дурного вкуса, тем более, что она совсем не была готова иметь детей. – Если твоей матери придется ждать, пока у меня не родится ребенок, чтобы ты стал отцом, ей придется ждать долго, – сухо произнесла она. – Я не понимаю, почему волшебники и ведьмы, которые живут значительно дольше, чем их коллеги-магглы, придают такое значение созданию семей в таком молодом возрасте. – Избавь меня от лекции – я согласен с тобой, – сказал он, махнув рукой. – Хорошо. Дело было не в том, что она не любила детей или даже не хотела их. Это, безусловно, был вариант, но только в отдаленном будущем. Ее заставили повзрослеть слишком быстро, и только когда у нее начался незаконный роман с Люциусом, она действительно почувствовала, что ей дали свободу быть дикой и беззаботной и жить так, как ей чертовски нравится. Теперь, когда она сидела за столом напротив Драко, ей пришло в голову, что он, вероятно, чувствовал то же самое, только он не нашел кого-то, кто выполнил бы ту роль, которую Люциус сыграл для нее – кого-то, кто мог бы заставить его чувствовать себя живым и свободным. Рука Драко лежала на столе, и она потянулась к ней, даже не задумываясь, и сжала ее в своей. У него были изящные, тонкие пальцы, которые заставляли ее думать о руках пианиста. Его рука была теплой, и сначала он напрягся, но потом она почувствовала, как он взял ее за руку в ответ. Это был первый раз, когда она держала его руку в своей, и это почему-то казалось монументальным. Гермиона посмотрела на него, увидев удивление на его лице от ее жеста. – Драко, несмотря на твой сарказм и остроумие с горечью, а также твою долгую историю избалованного ребенка, ты блестящий, успешный и, тут я рискую еще больше раздуть твое эго, невероятно красивый мужчина. Ты так много можешь предложить женщине! Ты никогда не должен довольствоваться кем-то меньшим, чем той, кто понимает тебя и любит тебя именно таким, какой ты есть. Ты заслуживаешь счастья, и я надеюсь, что ты найдешь кого-то, кто действительно идеально тебе подходит. Он долго смотрел на нее с благоговением, как будто не мог поверить словам, которые она произносила, или тому, что ее рука была сжата в его руке. Она надеялась, что не переступила с ним границы дозволенного, искренне пожелав ему счастья. – Грейнджер? – спросил он, почти задыхаясь. – Да? – Ты что, пьяна? – ЧТО? – она отдернула руку от его руки, он на мгновение прищурился на нее, а затем откинулся на спинку стула. – Я знаю, что я не пьян, потому что выпил всего два стакана. Так что это должно означать, что ты пьяна. Я почти уверен, что, по крайней мере, один из нас пьян, потому что это похоже на глубокий разговор, который мы ведем трезвыми. Она пристально посмотрела на него через стол. – Я не пьяна, ты… ты… придурок! Он рассмеялся над ее оскорблением. – Ты уверена? – Ты сейчас надо мной издеваешься? Я пытаюсь быть МИЛОЙ с тобой, а ты издеваешься надо мной? Малфой протянул руку и накрыл ее ладонь своей, и она почувствовала, как дрожь пробежала по ее спине от его прикосновения. Она посмотрела на его руку, на то, как она казалась меньше ее по размеру и закрывала кольцо с изумрудом и бриллиантом на ее пальце, а затем на него. У него было искреннее выражение лица, которое творило странные вещи с ее внутренностями. – Я не издеваюсь над тобой. Правда! Это был один из самых приятных разговоров, которые, я думаю, у нас когда-либо были. Я не знаю, заслуживаю ли я твоей заботы, но я ценю это больше, чем ты можешь себе представить. Гермиона улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ, ну вроде как. Его большой палец медленно двигался взад и вперед, касаясь ее пальца; такое простое прикосновение не должно было быть таким приятным. Она снова посмотрела на их соединенные руки, а потом снова на Драко. Затем в нем что-то изменилось, как будто он понял, что думает о чем-то, о чем, возможно, не должен был думать, и он выпрямился и убрал свою руку с ее руки. – Тогда ладно, – сказал он с некоторым чувством завершенности. – Уже поздно, и тебе лучше пойти домой. Зная отца, он заберет первый портключ обратно и, возможно, уже ждет тебя. – Да, ты, наверное, прав, – сказала она, одарив его улыбкой согласия. Гермиона наблюдала, как он бросил несколько галеонов на стол, чтобы заплатить за их напитки, а затем встал, поправляя мантию, прежде чем протянуть ей руку. Это был вежливый жест, который она неоднократно видела у Люциуса на протяжении их отношений, но от Драко он казался напряженным, когда младший Малфой помог ей подняться со стула. Они оба молчали, когда он вышел с ней за дверь, и она почувствовала, как рука, едва касаясь, легла ей на поясницу. – Там, э-э, прямо за углом есть точка аппарации, – сказал он, указывая на конец улицы. – Я провожу тебя туда. – Ты не обязан этого делать. Он поднял бровь, глядя на нее, и настала ее очередь удивляться тому, насколько это был жест в стиле Малфоя. – Мои родители, многочисленные гувернантки и абсурдно строгий домашний эльф воспитали меня хорошо, – легко сказал он, уводя ее из паба. – Я собираюсь расспросить Люциуса об этом домашнем эльфе. Мне трудно поверить, что он доверил воспитание своего наследника эльфу. – Тебе стоит сделать это. Ее звали Бидди, и она была древней. Она заботилась о поколениях Малфоев. Обычно она била меня по рукам деревянной ложкой, когда я доставал печенье и сладости на кухне. – Люциус ни разу не упоминал о Бидди. – Она умерла до того, как я поступил в Хогвартс. – Я думаю, ты все это выдумываешь. – Возможно, так оно и есть. – Драко! – она хлопнула его по плечу, когда они шли, улицы были на удивление пусты, даже для вечера вторника. Он рассмеялся над ее вспышкой. – Знаешь, я только сейчас понял, что упустил прекрасную возможность рассказать тебе всевозможные грязные истории о моем детстве. – Ну, теперь я знаю, что не стоит верить ничему, что ты рассказываешь мне о своем детстве! – Я уверен, что мог бы придумать всевозможные истории, которые я мог бы рассказать тебе о своем отце, – сказал он насмешливым голосом. – Я тоже могла бы дать тебе список всех мест в поместье, где я занималась сексом с твоим отцом. Малфой резко остановился. – Вот это жестоко, Грейнджер. Я одновременно испытываю отвращение и впечатлен твоей ответкой. Из тебя вышел бы достойный слизеринец. Гермиона повернулась, чтобы посмотреть на него. – Это высокая похвала, исходящая от тебя? Он пристально посмотрел на нее на мгновение, а затем его губы изогнулись в подобии улыбки. – Выше некуда. Они остановились в точке аппарации, которая была спрятана в тихой нише вдали от улицы. – Дамы вперед? – предложил он. – Конечно. Спасибо, что позволил мне присоединиться к тебе и за напитки, – сказала она, лучезарно улыбаясь ему. Легкая, задумчивая улыбка озарила его лицо. – Я все еще не смирился… ну, знаешь... – сказал он, бесцельно жестикулируя, что, как она предположила, было ссылкой на ее брак с его отцом. – Я знаю. Но я все равно прекрасно провела время. Повинуясь импульсу, она шагнула ближе и обняла его. Она не была до конца уверена, почему сделала это – их отношения никогда не доходили до таких интимных прикосновений. Даже схватить его за руку в пабе казалось монументальным, но что-то заставило ее перейти границы дозволенного, приблизиться к нему и посмотреть, что он будет делать. Она прижалась к нему всем телом и глубоко вдохнула, наслаждаясь ароматом его одеколона. Он не пах, как Люциус, но они были одинаково сложены, и было что-то знакомое в том, чтобы быть рядом с ним вот так. Со своей стороны, Драко замер, когда она обняла его, и она почувствовала, как он напрягся, прижимаясь к ней, и на краткий миг ей показалось, что он может даже оттолкнуть ее. Но еще через мгновение она почувствовала, как он расслабился, и его руки обняли ее. А потом они напряглись, и Гермиона обнаружила, что полностью прижата к нему, и, к ее удивлению, ей это понравилось. Он не был Люциусом. Ему не хватало того же властного присутствия и голоса, которые никогда не переставали заставлять ее трусики намокать, и он не был таким широкоплечим, но ей нравилось, как она вписывалась в его объятия. Ей нравилась твердость его груди, прижатой к ее груди, и ощущение его дыхания в ее волосах. Его рука легла ей на поясницу так, что она почувствовала себя почти любимой, несмотря на их прошлую вражду. Гермиона позволила ему обнять себя на несколько спокойных мгновений, а затем откинулась назад, чтобы посмотреть на него снизу вверх, все еще обнимая его за шею. Драко посмотрел на нее сверху вниз, и она была поражена тем, насколько пристально он смотрел на нее, насколько поразительными были его серые глаза вблизи. Поцелует ли он ее? Хотела ли она, чтобы он сделал это? Должна ли она поцеловать его? Беспорядочные мысли кружились в ее голове. Гермиона почувствовала, как его рука переместилась на ее поясницу, и в ответ она погладила его сзади по шее и мягким, тонким светлым волосам на затылке. Между ними было что-то, какая-то связь… возможно, не такая взрывоопасная, как ее химия с Люциусом, но она была, и Гермиона почувствовала дрожь желания и потребность узнать больше. Малфой придвинулся к ней ближе, достаточно близко, чтобы она почти чувствовала его дыхание на своих губах. Она стояла неподвижно, с любопытством ожидая, что он сделает, хотя ей хотелось почувствовать его поцелуй, узнать, какой он по сравнению с Люциусом. Затем его глаза закрылись, и когда они снова открылись, что-то изменилось, как будто что-то сдвинулось внутри него. Драко положил руки ей на плечи и развел руки, отступая от нее, создавая расстояние между ними, которое ощущалось зияющей дырой по сравнению с тем, как близко они были. Гермиона почувствовала, что ей не хватает воздуха в легких; до этого момента она не понимала, что он, черт возьми, чуть не заставил ее задохнуться и даже не поцеловал ее. – Ты должна уйти, Грейнджер, прежде чем я сделаю или скажу что-то, чего не смогу забрать назад, – сказал он грубо. Она встретилась с ним взглядом и почувствовала, как стальная выдержка борется со слишком человеческим желанием. Да, он хотел ее. Он определенно хотел ее, но, похоже, считал ее недоступной в силу ее брака с его отцом. – Я надеюсь скоро увидеть тебя снова, Драко, – искренне сказала она, вытащила палочку и дезаппарировала, оставив его и Косой переулок позади. ~ оОо~ Люциуса все еще не было, когда Гермиона вернулась домой, запыхавшаяся и возбужденная после встречи с Драко. К тому времени, когда он прибыл позже той ночью, стряхивая порох и сажу со своей в остальном безупречной черной мантии, она довела себя до такого состояния, что в ее голове появилось множество грязных фантазий. – Ну, разве это не прекрасное приветствие, – пробормотал Люциус, прижимая ее к груди. – Возможно, мне следует почаще уезжать из города. – Заткнись и раздевайся, – пробормотала она ему в губы, снимая одежду с его широких плеч. Он рассмеялся, прежде чем заключить ее в объятия для долгого поцелуя. – Ты просто чудо! А теперь скажи мне, что привело тебя в такое состояние, х-м-м-м? – спросил он, перенося ее на диван в гостиной. Люциус уложил ее на мягкий бархат, нависая над ней, пока ее ловкие пальцы расстегивали его ремень и застежки брюк. – Тебе удалось подписать контракт с поставщиками? – спросил он, прежде чем наклонить голову к ее шее и чувственно лизнуть ее от уха до ключицы и обратно. Гермиона просунула руку ему в брюки и схватила член через штаны. Он уже был наполовину тверд, и она нетерпеливо гладила его, уже слишком возбужденная, чтобы долго ждать, пока он удовлетворит ее. – Да, но бизнес на самом деле не заводит меня так, как тебя. – Дерзкая ведьма, – сказал он, подчеркивая свои слова укусом в ее шею. – Я видела Драко сегодня вечером. Люциус сделал паузу, а затем поднял голову, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Гермиона встретила его пристальный взгляд, а затем снова сжала его член через штаны, наслаждаясь прерывистым дыханием, которое он выдавил, поддерживая зрительный контакт. – Правда? Затем он откинулся назад, уперев одно колено на диван, одну ногу на пол, и небрежно начал раздеваться. Она неподвижно лежала перед ним, только тончайший кусочек шелка от ее сорочки прикрывал ее от его горящего взгляда. – И как это произошло? – Я столкнулась с ним после ужина. Мы выпили. Говорили о тебе. Возможно, я сделала пару сексуальных намеков и предложила поделиться списком всех мест, где мы трахались в этом гигантском чудовище, которое ты называешь домом. Люциус приподнял бровь, и Гермиона подавила смешок, увидев, как похожи выглядели отец и сын, когда делали такое лицо. Он расстегнул жилет и галстук, стряхнув с себя и то, и другое, и снял запонки с рукавов. Она сопротивлялась желанию застонать и прикоснуться к себе, потому что вид Люциуса Малфоя, снисходительно, спокойно снимающего одежду, в то время как его расстегнутые брюки были натянуты на этот великолепный член, никогда не переставал возбуждать ее. – Позволь спросить, какова же была его реакция на это, любовь моя? Гермиона поерзала на диване, шире раздвигая для него ноги и демонстрируя отсутствие нижнего белья. Она улыбнулась его резкому вдоху и тихому стону на выдохе и провела кончиками пальцев вверх и вниз по бедру, поднимая сорочку все выше. – М-м-м-м... Он не в восторге от того, что ты занимаешься со мной сексом, так как ты его отец. – Но? – подначил он, снимая рубашку. – Ты прав – я ему нравлюсь. Гермиона заметила краткую вспышку ревности на лице своего мужа и тут же поняла, что вместо того, чтобы волноваться из-за этого, она находила это немного возбуждающим. Они играли в так много ярких сексуальных игр, но никогда раньше не вовлекали других, оба всегда так старались защитить ее карьеру и репутацию. Но теперь ей пришло в голову, что она упустила так много замечательных возможностей. Идея невинно флиртовать с незнакомцем на глазах у Люциуса, пока он более не сможет выносить чувства ревности, и пока он не оттащит ее в сторону, и жестко не трахнет в полулюдном месте, где любой мог бы наткнуться на них, теперь казалась фантазией, которую она просто должна была осуществить. Люциус, казалось, был того же мнения, потому что его голос наполнил ее уши, желая, нет, требуя, узнать больше. – Он прикасался к тебе, дорогая? Нашептывал тебе на ухо сладкие пустяки, пока гладил твою идеальную маленькую попку? Или он пялился на тебя? Смотрел на твои сиськи, а не в лицо, когда разговаривал с тобой? Гермиона заскулила и выгнула спину. Она была взвинчена с тех пор, как приехала домой, и теперь Люциус растягивал ее агонию, дразня ее своими грязными словами и наводящими на размышления мыслями, которые вызывали всевозможные непристойные видения. Момент с Драко в точке аппарации, то, как он держал ее и смотрел на нее, то, как его глаза скользнули к ее губам, прежде чем он оторвался от нее... Она внезапно представила, как он целует ее, запускает пальцы в ее волосы и уводит ее назад в тень переулка, прижимая ее тело к холодной каменной стене, как его руки скользнули бы ей под платье. Она могла представить, как он трахает ее, жестко и быстро, прижимая к стене, как его член входит в нее, а его горячее дыхание касается ее щеки. Ее рука автоматически скользнула между ног, указательный и средний пальцы скользнули по влажным складкам, а затем остановились на клиторе. Она застонала, погрузившись в свои фантазии о том, как Драко трахает ее и называет «Грейнджер», когда он шепчет о порочности и неправильности их поступка. – Да, потрогай себя для меня. Ты думаешь о нем, когда делаешь это, любовь моя? Пальцы Гермионы задвигались быстрее, почти сами по себе, когда она кивнула мужу. – Посмотри на себя – с тебя практически капает. – Люциус, пожалуйста! – захныкала она. – Чего ты хочешь? – Трахни меня. Пожалуйста. – Так сильно хочется тебе. Его голос был медленным и соблазнительным, и хотя обычно ей нравилось, когда он говорил с ней таким тоном, сегодня вечером она была нетерпелива и готова была быстро кончить. – Я была здесь совсем одна, ждала, когда ты вернешься домой, – захныкала она. – И ты трогала себя? Растягивала свою розовую киску пальцами и думала обо мне? – спросил он. Люциус сдвинулся, чтобы снять туфли, и Гермионе захотелось закричать от разочарования. Для нее он мог вообще оставаться полностью одетым до тех пор, пока у нее был доступ к его члену. – Нет, – всхлипнула она. – Нет? Ты думала о Драко, когда трогала себя пальцами и терла свой клитор? Она покачала головой, когда ее бедра дернулись в ответ на движения ее руки. – Я не прикасалась к себе. Ждала тебя, – выдавила она задыхающимся голосом. Его взгляд потемнел, и она поняла, что сказала совершенно правильные вещи. В мгновение ока рука Люциуса обхватила ее запястье, отводя ее руку от покалывающего клитора. Гермиона застонала, когда он поднес ее пальцы к губам и засосал их один за другим в рот. – Люциус, пожалуйста, просто трахни меня, – умоляла она. – Такая хорошая девочка, – пробормотал он, целуя кончики ее пальцев. Он прижал ее руки над головой, его хватка на ее запястьях была достаточно крепкой, причиняя отголосок боли, а затем он оказался внутри нее, его длинный член наполнил и растянул ее, и Гермиона выгнула спину и сжалась вокруг него. Люциус не был ни мягким, ни терпеливым. Он трахал ее жестко и быстро, вызывая у нее всхлипы и стоны, она обхватила его ногами и приподняла бедра, чтобы соответствовать его толчкам. О боже, да, это, это было то, что ей было нужно с тех пор, как она вернулась домой после выпивки с Драко. – Сильнее, – выдохнула она. Возможно, какая-то часть ее хотела, чтобы с ней обошлись сурово и наказали за очень неподобающие мысли, которые у нее были о ее пасынке. Хотя, честно говоря, хороший, жесткий трах на самом деле не был наказанием. Люциус врезался в нее, заставляя ее стонать. Затем он сжал оба ее запястья одной большой рукой, а другой ущипнул ее за сосок достаточно сильно, чтобы вырвать у нее крик. – Такая непослушная, распутная маленькая шлюшка, не так ли? – прошептал он ей на ухо. – Твоя киска закапала весь диван от мыслей о Драко. – Да, – прошипела она, извиваясь пальцами в его хватке, желая освободить руки, чтобы потянуть его за волосы и впиться ногтями в бледную идеальную кожу его спины. Фантазия слилась с реальностью, и Гермиона впервые подумала о другом мужчине, пока ее трахал муж. Внезапно в ее сознании возникла мысль, что это не рука Люциуса удерживала ее, а рука Драко, и он искоса смотрел на нее, наблюдая за влажным скольжением члена в ее дрожащей киске. В ее воображении это был Драко, наклонившийся, чтобы ущипнуть ее за сосок достаточно сильно, чтобы почувствовать, как он был зажат, и она хотела бы почувствовать это ощущение на обеих грудях. Гермиона посмотрела на своего мужа, на искру в его бледно-голубых глазах, и она знала, что ее признание в своих фантазиях возбудило его так же сильно, как и ее. Люциус всегда был доминирующим и властным, и ей нравилось подчиняться его командам, но еще больше ей нравилось, когда она могла заставить его потерять свой драгоценный контроль. Было мало вещей, которые она любила больше, чем Люциуса, когда он терял контроль: его волосы были растрепаны, а пресловутые перья взъерошены. И сегодня вечером Гермиона собиралась подтолкнуть его к краю пропасти. – Скажи мне. Что он делает с тобой в твоих фантазиях? – потребовал он, вгоняя в нее свой член. Гермиона выгнулась навстречу ему, вывернув запястья в его хватке. – Заставляет меня встать на колени. Наполняя мой рот своим членом, тянет меня за волосы. Трахает мой рот, называя своей грязной шлюхой, маленькой грязной шлюхой, – выдавила она. Люциус застонал над ней, и она знала, что он представлял это. – Раскладывает меня на полу, на ковре, пока ты смотришь с дивана. Трогает пальцами мою киску и рассказывает тебе, какая я мокрая. – Ты вся течешь, – говорит Люциус напряженным голосом. – А потом он трахает меня. Наполняет меня. Берет меня сзади, так что я оказываюсь лицом к тебе, а ты можешь наблюдать за мной, пока он трахает меня. Шлепает меня. Люциус согнул ее ногу почти до груди, и она почти кончила прямо тогда, когда его член задел ее точку g. – Еще, – приказал муж, и она знала, что он был близок. Его волосы касались ее груди при каждом толчке, и он выглядел готовым кончить. – Заставляет меня кончить на его член, прежде чем ты присоединишься к нам. – А что делаю я? – выдавил он, почти задыхаясь. – Засовываешь свой член мне в горло, щипаешь меня за соски и говоришь мне, какая я хорошая, хорошая девочка. Она начала рассказывать ему эту фантазию, чтобы заставить его потерять контроль, но Гермиона тоже оказалась на краю пропасти. Она видела это так живо, почти слышала протяжный голос Драко в своих ушах. – Я сейчас кончу, – выдавила она. – Пока нет. Что потом? – требовательно спросил он. Она извивалась под ним, пойманная между фантазией и реальностью. – Вы оба наполняете меня. Два члена. Один в моей киске, а другой в моей заднице. – Полна членами Малфоев. – Переполнена. Люциус прошипел длинное, низкое «да», и его член запульсировал и извергся внутри нее; Гермиона тоже последовала за ним, пока они оба не легли, затаив дыхание, на диван, вес Люциуса восхитительно давил на нее, его дыхание щекотало ей шею. Гермиона посмотрела через его плечо на дверной проем и представила там Драко, представила, как он пробрался в поместье после их импровизированной встречи в пабе и наблюдал, как она практически набросилась на Люциуса, как только он переступил порог, наблюдал, как он бросил ее на диван, наблюдал, как она касалась себя, а потом и как Люциус трахнул ее. Она представила, что Драко слушал весь их грязный разговор, сжимая свой собственный член, наблюдая, как она кончает. Ее влагалище непроизвольно сжалось вокруг размягчающегося члена мужа при одной этой мысли. Люциус застонал в ответ, а затем поднял голову, чтобы посмотреть на нее. – У тебя самые великолепные, извращенные фантазии, моя дорогая. Но мне интересно... – Да? – У тебя действительно хватит сил пройти через это? Готов ли ученик стать учителем? И затащить третьего в нашу постель? Ее глаза встретились с его, и она не обнаружила ни насмешки, ни намека на месть или сомнение в его прекрасных голубых глазах. Боже, как она любила этого мужчину. – Я хочу это сделать.