Топаз

Зелёные глаза. Рыжие волосы. Маленький хаттенок — сын Мальты Десилиджик — был в восторге от своей новой, живой игрушки — новорождённой дочери Алы Фастнахт. А если был доволен хаттенок, то был доволен и Мальта, точнее довольна, выбрав женскую личину некоторое время назад. Фастнахт резко взлетела вверх по карьерной лестнице, лихо перемахнув пару ступенек зараз. Будучи личностью расчетливой и даже циничной, Ала терпеть не могла всех этих «розовых соплей», связанных с материнством и детством, но сумела извлечь из этого выгоду с минимальным уровнем физических и материальных затрат. Коварный хитрый план, связанный с нездоровым (во многих смыслах), по мнению остальных хаттов, интересом Десилиджиков к представителям других рас зрел в голове Фастнахт уже некоторое время. И был тщательно продуман. Таблетки и всевозможного рода химические регуляторы, чтобы избежать всех «прелестей» беременности — сонливости, рвоты, перемены настроений и т.д. Никаких родов естественным путём — исключительно хирургическое вмешательство и обезболивающее. Хорошо бы конечно и вовсе вырастить ребёнка в пробирке, но, во-первых, это очень дорого, а, во-вторых, тогда не получишь участия и сочувствия со стороны Мальты, а это и было возможностью попасть во внутренний круг хатта, где крутились по-настоящему большие суммы. Поэтому пришлось девять месяцев терпеть, втайне от окружающих закидываясь таблетками. Но оно того стоило. А потом — дроид-нянька, на металлические плечи которого легли почти все хлопоты о новорождённой девочке, в то время как мать продолжала делать карьеру, всё глубже вникая в дела своего босса. А там и хаттенок «влюбился» в девочку и проводил с ней едва ли не всё своё время, за исключением тех моментов, когда сам уползал в «мешок» своего родителя. Не брав с собой свою куклу только потому, что это было физически невозможно для человеческого ребёнка оказаться внутри «мешка» и не умереть. В общем, план Алы Фастнахт удался. А Моден Кеннеди стал необходимой составляющей этого успеха. Военный, офицер, статный, красивый, не смотря на свои сорок с небольшим — носитель подходящего генетического материала. К тому же после некоторых размышлений согласившийся на сделку. Можно было, конечно, ни о чём ему не сказать, но тогда в будущем грозила состояться некрасивая ситуация со всеми этими «как ты посмела скрыть от меня рождение ребёнка?!» и угрозами забрать девочку с собой в Неизведанные Регионы, где нерадивая мамаша никогда её не найдёт. И тогда — прощай выгода, а этого Ала допустить не могла. Потому они заключили соглашение, согласно которому первые десять лет ребёнок остаётся с матерью, а следующие — с отцом. — С возможностью выбрать собственное будущее после двадцати лет самостоятельно, — добавила Ала. — Не такая я уж и плохая мать, Кеннеди, чтобы лишить собственного ребёнка свободы выбора. О тонкостях и особенностях внутреннего мироустройства Первого Ордена Ала мало что знала, но догадывалась, что выйти из военной хунты по собственному желанию вряд ли получиться. Служба в военной структуре ещё большая кабала, чем работа на хаттов. Кеннеди на это условие, однако же, согласился, так что совесть Алы была в этом смысле чиста, если не кристально, то вполне достаточно. Капитан встретился с Жаклин — имя, выбранное им, в повседневной жизни превратилось в Джеки, — когда той исполнилось три года. Дела снова привели Кеннеди на Нар-Шаддаа, дав возможность увидеть любовницу и ребёнка. Рыжая симпатичная девочка лопотала на хаттском, сидя на коленях у отца, немедленно очаровав отца (острый укол неподдающейся контролю нежности прямо в сердце, тут уж ничего не поделаешь), хоть Кеннеди не понимал ни слова из того, что она говорила. — Папа у нас по-хаттски не понимает, Джеки, говори на общегале, пожалуйста, — попросила Ала и девочка тут же перешла на общий. Впрочем, это бьющее прямо в сердце «папа» звучало очень схоже почти на всех языках. Из неприятного оказалось то, что в свои три года девочка не делала даже попыток встать на ноги, предпочитая ползать: сказывалось проводимое в обществе хаттенка время. Кеннеди имел весьма смутное представление о сроках развития маленьких детей, но смутно подозревал, что три года более чем подходящее время, чтобы хотя бы начинать учиться ходить. Алу это отставание в развитии несколько не беспокоило. — Моден, не переживай, Джеки — хаттский ребёнок — кучу времени проводит с хаттенком, и вполне закономерно, что она ползает до сих пор. Научится ещё ходить. Хаттский ребёнок. Эти слова очень не понравились капитану Первого Ордена, имперцу, в котором были ещё живы предубеждения против экзотов. Пусть госпожа Фастнахт работает на хаттов, но она взрослая, самостоятельная женщина. А вот Жаклин, Джеки — маленькая девочка, его девочка, превращённая матерью в игрушку хатта. Он не может оставить всё так. — Я заберу её прямо сейчас, — не терпящим возражений тоном заявил капитан. — Нет, так дела не делаются, капитан Кеннеди, — спокойно возразила Ала, смотря на капитана без капли страха в глазах. — Мы заключили сделку. Десять лет Джеки со мной, десять — с тобой. Ты не вмешиваешься в мои методы воспитания, я не вмешиваюсь в твои. — К ситхам контракт! Маленькая девочка накуксилась, чувствуя перемену в настроении родителей. Ещё чуть-чуть и заплачет, разревётся от несправедливости, царящей в мире взрослых. Ала села рядом с Моденом, поцеловав девочку в макушку и шепнув при этом пару слов на хаттском, заставляя Джеки если не улыбнуться, но успокоиться, предотвращая катастрофу — истерику. Хотя, быть может, стоило позволить ей расплакаться, пусть Кеннеди разбирается… если ему так хочется забрать Джеки прямо сейчас: глядишь энтузиазма и поубавится. — Моден, Моден… Неужели ты думаешь, что на дредноуте ей будет лучше? — мягким голосом спросила женщина. — Всяко лучше, чем с хаттами, — Кеннеди тоже убавил громкость своего голоса. — Кстати, если не ошибаюсь, слизняки не очень-то благожелательно относятся к другим расам. Ала пожала плечами. — Десилиджики — странные хатты. Милый мой Моден, посмотрим правде в глаза, военный корабль — не место для маленькой девочки, даже если её папа и капитан. Не думаю, что у тебя найдётся для Джеки очень уже много времени. Так же сдашь её на руки нянькам, как и я. Так что лучше спой ей сейчас какую-нибудь песенку на сон грядущий, — ласковая женская ручка перебралась с головы дочери на руку капитана, гладя завитки волос, опять-таки рыжие. — А потом споёшь и мне что-нибудь. Он помолчал немного, задумчиво глядя на маленькую девочку в своих руках, уже зевнувшую пару раз, время и вправду было позднее. Затем перевёл взгляд на мать Джеки. Как ни крути, а ведь Ала права. Нечего и думать о том, чтобы быть хорошим отцом на борту «Молниеносного». Если только… — Я заберу с собой вас обеих, — предложил он. — Нет, нет, мой сладкий. Это тоже не вариант. У меня тут своя жизнь, работа, перспективы. Я не собираюсь бросить всё это и умчаться на край света, даже вслед за тобой, — мягкий голос, в котором вдруг появилась сталь. — Я не повторю ошибку своей матери. И она рассказала ему свою грустную историю, точнее историю своей матери. Отец Алы — кореллианский пилот и бродяга, обещавший небо в алмазах, увёзший на Нар-Шаддаа и растворившийся в неизвестном направлении при первых же трудностях. Возвращаться на Кореллию мать не стала, справедливо полагая, что там её ждут только упрёки семьи. «Вот, а мы тебя предупреждали!». Потому госпожа Фастнахт с новорождённой Алой предпочла остаться на луне контрабандистов, сначала работая уборщицей в маленьком ресторанчике, потом официанткой, поваром, а затем и вовсе став хозяйкой заведения. — Так что я остаюсь, остаётся и Джеки. В десять лет заберёшь. На этом всё и закончилось. Кеннеди мог забрать девочку силой, да что там, мог утащить с собой и Алу, справедливо полагая, что убежать обратно из Неизведанных Регионов ей не удастся. Но всё-таки не стал этого делать, хладнокровно взвесив все «за» и «против». *** Когда ей исполнилось десять, беззаботное детство на Нар-Шаддаа закончилось и началась суровая юность в Первом Ордене. Жаклин Кеннеди стала солдатом, кадетом в Академии, расположенной ситх его знает где… где-то посреди Неизведанных Регионов. И почти сразу же попала в неприятности. Предполагалось, что Первый Орден заменяет новобранцам семью, родных и близких, обрывая все связи вчерашних детей с их прошлым. Эта схема более или менее работала для забранных со своих родных планет детей насильно, и не то чтобы давала сбои, когда дело заходило об отпрысках офицеров, но, скажем так, новобранцы с именами и фамилиями нисколько не теряли своих связей с родителями (не смотря и на присвоенные порядковые номера) — невидимые ниточки никто не обрезал, хотя родительское вмешательство в учебный процесс и было ограничено, всё же не безымянные солдаты имели большие шансы попасть на руководящие и околовластные назначения, в отличие от номерных — пушечного мяса. В общем, если номерам категорически запрещалось вспоминать и говорить о своих корнях, устремляя взгляд исключительно в будущее, то кадеты с именами (сентиментальные чувства о прошлом не поощрялись тоже, но всё же были не то чтобы простительны, но менее наказуемы) связи с родиной так или иначе не теряли. И вот это самое прошлое иногда ставило метафорические подножки. Первый Орден поощрял соперничество и потому ничего удивительно в том, что новенькую тощую девчонку с двумя рыжими косичками с Нар-Шаддаа поначалу задирали, перейдя опасную черту, за которой терпение Джеки кончилось, произнеся в её адрес самое страшное ругательство, какое только вообще могло существовать в хаттском обществе. Echuta. Это было уже слишком. Терпение Джеки Кеннеди лопнуло, и разразилась буря в виде небольшой потасовки в столовой (в качестве «оружия» поднос, которым она заехала обидчику по башке), через несколько минут после начала прекращённой дежурным офицером. Участники стычки пострадали немного — пара синяков и выговор за неподобающее поведение: сначала от наставников, а потом, когда подвернулся случай (несчастный) и от родителей. Впрочем, оно того стоило. Ала узнала об этом эпизоде из жизни своей дочери, как и других, много позже, через несколько лет, когда дела Первого Ордена снова привели Модена Кеннеди на Нар-Шаддаа. — А я говорила, что надо дать ребёнку с собой тапочки, — заявила женщина, лежа в объятиях капитана. Встреча после долгой разлуки была страстной и горячей, все разговоры были отложены на потом. И вот теперь это «потом» наступило, навалившись истомой и приятной усталостью. Мягким, тёплым одеялом, укрывая любовников. Сигаретным дымом и очередным бокалом чего-то алкогольного. — Тапочки? — не совсем понимая, о чём она говорит, переспросил Кеннеди. — Какие ещё к ситхам тапочки? — Тапочки, тапочки, — повторила Ала. — Тапком по заднице — очень эффективный приём. Оказалось, что «тапком по заднице» — воспитательный приём, которым пользовалась бабушка Джеки, применяемый к бандитского вида коту, обитавшему у старшей мадам Фастнахт в ресторане. Весьма действенный, ибо стоило только произнести угрозу применения этого оружия, как кот тут же отказывался от своего шкодливого намерения, удирая со всех лап в безопасное место, куда-нибудь подальше. Перед тапочками был щелбан по носу, а следующей ступенью уже была угроза надрать уши. — Джеки у меня из дому без тапочка в кармане не выходила на улицу. — Ты позволяла маленькой девочке одной гулять по улицам Нар-Шаддаа? — с нескрываемым ужасом в голосе спросил Моден. — Да, и не надо на меня «так» смотреть, Моден. Этот район принадлежит Десилиджикам и никто никогда не позволит себе тронуть ребёнка с браслетом с эмблемой их каджидика на запястье — это сродни самоубийству. И потом, с ней всегда был Б-Икс. Сепаратистский дроид-команндос серии BX времён Войн клонов, найденный на бескрайних просторах галактики и перепрограммированный Кеннеди в дроида-няньку-телохранителя для дочери. Бластер входит в комплект. — Ну, если только верный Б-Икс был рядом, — примирительно согласился капитан. В конце концов, пережила же Джеки первые десять лет своей жизни, несмотря на столь легкомысленную маму… Что уж теперь говорить о прошлом. Дальше — только смотреть в будущее. Но об этом после, а сейчас — приятное настоящее, в котором Кеннеди обнимает свою любовницу, не задавая бессмысленно-идиотских вопросов: кто согревал её все эти годы вместо него. Ала также не желает знать, кто составляет компанию Модену на «Молниеносном». Всё это не имеет ни малейшего значения сейчас, когда они вместе. *** Когда Жаклин Кеннеди исполнилось пятнадцать, папа стал по временам брать её с собой на дружеские попойки в апартаментах директора Академии — Брендола Хакса, мотивируя это тем, что «пусть уж лучше ребёнок выпьет хорошие вещи под присмотром отца, чем неизвестно с кем и неизвестно что». — У нас в Академии строгие правила! — возмутился Хакс. — Знаем мы ваши «строгие» правила, генерал, — возразил Кеннеди. Хакс проворчал что-то невнятное, но спорить дальше не стал. Косички по случаю парадного выхода в свет были расплетены, а длинные прямые волосы были собраны в два хвоста. Вместо серой кадетской униформы на юной ещё не девушке, но уже не ребёнке, была чёрная униформа без знаков отличия. Сегодня в меню была по-настоящему редкая вещь — Пустынное вино с Татуина или же Тускенский ветер оно же Дыхание Тусекнов, — бутылочка которого проделала долгий путь с планеты двойных солнц сначала на Нал-Хатту, а затем и на Нар-Шаддаа, где была вручена в довесок к премии Але Фастнахт, которая, в свою очередь, передарила вино Модену, ибо для женщины хаттский напиток оказался слишком крепким. Ала предпочитала более мягкие напитки, к примеру, бархатную теплоту красного вина. Хатты потеряли Татуин. Но только на время. Мандалорцы пришли и ушли, канув за какую-то пару десятков лет в небытие. Доспехи из бескара, ранкор (к слову, подарок самих хаттов) и разношерстная компания местных — это конечно, хорошо, но не идёт не в какое сравнение с ресурсами хаттов. Близнецы отступили, когда началась вся эта заварушка с пайками и спайсом, а потом вернулись, когда пришло более подходящее время, и снова заполучили планету-пустыню в свои загребущие, короткие физически, но длинные — во всём остальном, руки. Кеннеди разлил напиток по бокалам — себе, Хаксу, Прайду и Бруксу. Наливать Джеки не стал, ибо ребёнку пить такое ещё рано. Вот кореллианский виски — это, пожалуй, в самый раз, но оказалось, что хитрый альсаканский лис по имени Энрик уже успел любезно налить девушке красного вина. — Испортите мне ребёнка, генерал, — произнёс Кеннеди. — Приучите к дорогим изысканным винам, а кто потом наливать ей красное альсаканское будет? Это был риторический вопрос, но весьма и весьма не праздный, в плане наметок капитана на будущее Жаклин Кеннеди в Первом Ордене. И Энрик Прайд был весьма и весьма неплохим вариантом, несмотря на очень большую (сорок с хвостиком) разницу в возрасте… — Да этот ребёнок сам кого хочешь испортит, — заметил Хакс, задумчиво-хищно разглядывая тоненькую девчушку, расплывшись в широкой улыбке, не предвещающей ничего хорошего. Пафосное «только через мой труп» так и не прозвучало, вместо этого Кеннеди предостерегающе пригрозил Брендолу увесистым кулаком, разгадывая нехитрые мотивы и желания генерала: — Только после восемнадцати! Весьма смелый жест, учитывая капитанское звание Кеннеди на фоне генеральского Хаска. Но Прайд — старый, верный друг — тоже генерал. Да и Брукс — адмирал — негласно состоял в «альсаканской» партии. Так что получалось трое против одного. Прайд между тем не уволок, но вполне галантно пригласил юную леди на танец, держа от себя девушку на подобающем расстоянии, не привыкший притягивать партнерш к себе вплотную на публике, вообще; предпочитая применять подобные манёвры исключительно без свидетелей и лишних любопытных глаз. Кроме того не имея коварных намерений относительно дочери друга. По крайней мере, в данный момент времени. Через пару лет, может быть. Подождём, посмотрим, что получится из юной девицы. Красавица ли? Умница ли? Кеннеди метнул короткий взгляд в сторону танцующей пары. Энрик Прайд всегда знал, как очаровать девушку и вскружить голову всего за пару минут. Но сейчас, похоже, держался в пределах разумного, уделяя внимания Джеки исключительно на правах доброго дядюшки. Генерал Прайд, плетущий свои хитрые планы, «прозябая» в резерве. Очень даже вариант. Уж всяко лучше Брендола Хакса, известного своими садистскими наклонностями и очень тяжелой рукой, не скупящийся раздавать оплеухи своим подопечным по поводу и без. Брукс… не далеко ушедший в этом отношении от Хакса, хотя и не такая откровенная свинья, как Брендол. Так что уж пусть танцует с Прайдом. Там тоже не всё так гладко и безобидно, но, по крайней мере, его юные, но весьма талантливые (во многих смыслах) адъютанты не нуждаются регулярно в сеансах бакта-терапии.