
Пэйринг и персонажи
Описание
Что осталось за кадром эпилога? Причины прекращения навигации, Новый год, День рождения Онни... и не только.
Глава 1. Лето
10 марта 2022, 02:37
Рейнир не знал, что говорила Онни его покойная — но пока не обретшая покой — бабушка. Ну, кроме «Онни! Почему Туури здесь?! Я дала тебе одно задание!!!» — эти крики не услышал бы только глухой. Или находившийся в другом мире — мире яви. Хотя, может, Киса сумела бы?.. Лишь бы не Сурма!
Теоретически, сон и явь не были настолько близки между собой, чтобы звуки одного мира доносились до другого. Хотя сколько той теории он, маг-недоучка, освоил-то?..
Так или иначе, семейная встреча Хотакайненов, на которой мёртвых было поровну с живыми, продолжилась без Рейнира: он был там лишним и тактично отошёл подальше. А вот Лалли лишним не был — но всё равно скоро ушёл, оставив Онни прощаться с бабушкой и сестрой, прежде чем те улетят от него навсегда.
Зато впоследствии Рейнир видел — своими собственными глазами, посматривая украдкой, чтобы Онни не заметил, — результаты того неуслышанного разговора, той битвы и всего того путешествия. Камень на душе, едва не утопивший Онни в мёртвой воде Туонелы, до сих пор не исчез — но день ото дня становился чуть легче. Вроде бы.
Когда бабушка и сестра улетали, Онни даже не провожал их взглядом: его голова была опущена, его глаза видели разве что воду — или вообще ничего. Когда все товарищи собрались у костра, Онни было всё равно, куда его потащат дальше: в цивилизацию, так в цивилизацию, а будет это давно знакомый Кеуруу или далёкая неведомая Норвегия — какая разница? Онни даже ни разу не заикнулся о своём прежнем доме. Да и был ли Кеуруу для него ещё домом?.. Когда вся компания обосновалась на зимовку в маленькой финской гостинице, Онни не одобрял и не возражал (в отличие от Сигрюн, для которой вынужденное полугодовое бездействие было как нож в сердце — на этих словах командир хлопнула ладонью где-то под правой ключицей и разразилась залпом непонятных, явно норвежских и столь же явно нецензурных восклицаний). Однако сама зимовка, начавшаяся ещё в конце лета, неожиданно принесла оттепель. Более-менее привыкнув к тому, что он вернулся в цивилизацию — и просто вернулся, Онни снова начал бриться. И расчёсываться. И даже иногда улыбаться — почти незаметно, лишь чуть-чуть приподнимая уголки губ. Но для Рейнира каждая такая улыбка, каждый намёк на улыбку были как луч солнца, пробивавшийся сквозь пелену туч.
Хотя поначалу всё было не так радостно. На четвёртый день Онни пропал: не вышел к завтраку, не обнаружился в своей комнате и в ближайших окрестностях. Рейнир призвал на помощь все свои лингвистические познания (и Эмиля заодно), чтобы расспросить сначала Лалли, который мотнул головой, будто ничего особого не произошло, и посмотрел на Рейнира как на идиота, а затем хозяйку гостиницы, от которой узнал лишь немногим больше: да, встав рано поутру, чтобы приготовить завтрак, она заметила вдалеке на дорожке, ведшей к реке, какого-то человека, вроде бы её постояльца. Но куда конкретно тот пошёл, она не имела ни малейшего представления.
Рейнир снова метнулся к Лалли, который ещё не успел дозавтракать и куда-нибудь испариться.
— «Покой», — озадаченно перевёл Эмиль на шведский недовольное финское шипение. — «Бросить»... нет, вроде всё-таки «оставить». «Покой».
Рейнир застыл столбом, судорожно соображая, это его сейчас послали — или Онни послал их всех.
Лалли, дожевав свою (и половину Эмилевской) сдобную булку, ещё раз зыркнул на Рейнира и то ли раздражённо, то ли милостиво махнул рукой в сторону реки. Или... вон того мыса, узкого, каменистого и лесистого (хотя последнее слово было явно избыточным — лесистым и так было всё вокруг).
— Спасибо! — крикнул Рейнир, уже не глядя на Лалли, сорвавшись с места и со всех ног побежав вниз.
Что если?.. Да нет, не может быть, Онни в последнее время стало получше. Стало ли? Или он, Рейнир, опять ничего не понял, опять упустил, не догадался, не помог?..
***
Когда оказываешься последи толпы клоунов, задумайся: а не клоун ли ты сам?
Привычка к честности взяла верх, и Онни с мрачным вздохом признался себе, что в этой дурацкой компании он чуть ли не главный дурак. Вот зачем он выболтал так много тому датчанину — который, конечно же, сдал его с потрохами? Или «Мы больше никогда не встретимся» — кто, ну кто тянул его за язык, зачем он сказал это Рейниру, будто пафосный герой дрянного романа? Попытка обойти заставу дозорного мага тоже была не лучшей идеей и стоила ему пары дней (вдобавок обильно наградила синяками и шишками — дозорные чайки клевались пребольно). А то, что в конце всего этого Онни по какой-то нелепой причине не умер, и вовсе не лезло ни в какие ворота.
Он был готов уйти с Туури и бабушкой. Даже хотел этого. Лалли уже не нуждался в его заботе, вырос и отдалился, нашёл себе компанию и настоящего друга; а кроме него у Онни в этом ужасном мире никого и ничего не осталось. Армейско-магическую службу в Кеуруу он бросил ещё зимой, когда сорвался в Швецию, в штаб, на помощь сестре и кузену. Но всё равно не смог уберечь.
Умирая, бабушка завещала ему одно-единственное дело: позаботиться о Туури и Лалли. Спустя годы, наконец умерев окончательно и освободившись от заключения в тёмной магии каде, бабушка озвучила очевидное: он не справился. Онни даже не защищался от её крыльев и клюва, когда она опрокинула его в воду и едва не притопила: заслужил. Но от того, что кто-то наконец высказал ему всё вслух, каким-то абсурдным образом стало... легче?
А затем вмешалась Туури, и гнев бабушки утих. Онни так и остался сидеть в воде, пташка-Туури опустилась ему на голову, Лалли встал за его спиной, и бабушка внимательно оглядела своих внуков — хотя на её светящейся голове не было видно глаз. Она пожурила Туури, скорее ласково-грустно, чем строго; задала несколько вопросов Лалли — сдержанно ответив на которые, тот поспешил ретироваться куда-то... а, ясно, к Рейниру — Онни и не заметил, когда докучливый исландец успел уйти, даже не поздоровавшись с очередной пожилой дамой, ну надо же. И вот взгляд невидимых глаз бабушки снова пробуравил Онни.
— Глупый, глупый... — вздохнула она, хотя Энси Хотакайнен, глава рода Хотакайненов и маг-разведчик острова Тойвосаари, почти никогда не позволяла себе вздохов и тому подобных сантиментов. Но тут же в её голос вернулась резкость: — И чтоб ноги твоей в Туонеле больше не было! В ближайшие полвека минимум!
— Да! — горячо поддержала её Туури. — А лучше — дольше!
Так и получилось, что мёртвые бабушка с сестрой дружно наорали на Онни, строго-настрого запретив ему умирать.
***
— Онни! Онни-и-и! — Рейнир пытался одновременно кричать, чтобы дозваться Онни, и не повышать голос, чтобы не навлечь беду: пусть селение находилось в безопасной зоне, и местные жители уверяли, что никаких троллей нет на многие километры окрест, — но мало ли, как далеко звук от криков разнесётся над водой?..
Нигде не было никаких следов Онни. Однако ведь профессиональный маг и не оставляет следов, верно?
Натягивать здесь леску с привязанными веточками и шишками Онни тоже, конечно, не стал.
Рейнир растерянно завертел головой, так что собственная коса хлестнула его по бедру. Напряг зрение, едва ли не принюхался. Эх, вот была бы здесь собака-ищейка... Погодите-ка. Ищейка — не ищейка, но кое-какая собака у Рейнира определённо была!
Плюхнувшись на землю прямо там, где стоял, Рейнир крепко-прекрепко зажмурился. А затем вспомнил летние курсы по изучению магии, вспомнил разговоры с Онни, вспомнил собственный опыт — и его лицо разгладилось, тело расслабилось. Чтобы погрузиться в сон или хотя бы дойти до границы сна и яви, надо уметь владеть собой. Никакой суеты, никаких лишних движений и мыслей, никаких сомнений. Только цель.
— Вуф! — хвост-колечко качнулся из стороны в сторону, пушистые уши чутко вслушивались, умные глаза овчарки-фюльгьи с дружелюбным ожиданием глядели в лицо Рейниру.
Получилось!
Но сможет ли фюльгья взять след? Обычно поисковым собакам дают понюхать что-нибудь из личных вещей пропавшего. У Рейнира никаких вещей Онни не было. Хотя это ведь магическая собака, а Онни и Рейнир — маги; нашла же фюльгья каким-то неведомым чудом церковь пастора Анне — вдруг и Онни она отыщет так же?
— Привет! — Рейнир встал перед фюльгьей на колени, ласково потрепал рыжий загривок. — Помнишь Онни?
Он ещё много чего хотел сказать: что Онни — это тот самый финский маг-филин, у которого в пространстве сна лес и озеро, что это его они искали на Сайма, что это ему фюльгья помогала в битве против каде... Но не успел. Рыжий хвост мелькнул и скрылся в зарослях между деревьев, новое «вуф!» прозвучало стремительно удаляясь.
Не хватало только потерять ещё и фюльгью! Рейнир, не зная, наяву он это делает или во сне, ломанулся через заросли вслед за своей собакой.
Очередное негромкое «вуф!» донеслось от самой воды. Рейнир спрыгнул с камней вниз, оступился, попал правой ногой в набежавшую на берег волну. Волна накрыла ногу до щиколотки и схлынула. Похоже, это всё-таки была скорее явь, чем сон: во сне Рейнир ходил прямо по воде.
Отпечатки собачьих лап на мокром песке вели дальше, за большой валун, обогнув который, Рейнир нашёл что-то вроде грота. Фюльгьи там уже не было. Зато был очень хмурый Онни.
***
«Знаешь, я совсем не жалею, что отправилась в то путешествие», — говорила ему призрачная Туури. «Было так интересно!» — птицы не могут улыбаться, но в самом голосе птицы-призрака звучала улыбка; Туури всегда была оптимистичной. Слишком оптимистичной. «Сигрюн такая высокая и классная! Эмиль... не такой высокий, как я думала, но он тоже очень-очень милый; и представляешь, я ему говорила, что если Лалли дуется и убегает прочь, то его лучше оставить в одиночестве, но Эмиль меня не послушал и каждый раз, когда мы останавливались пообедать, садился всё ближе и ближе к Лалли, и тот его не прогонял, и... Они так сблизились!»
Онни только невнятно хмыкал в ответ, готовя собственный обед, перед тем как снова идти выслеживать каде и троллей-медведей. Щебетание сестры не позволяло ему так чутко вслушиваться в звуки окружающего Тихого мира, как следовало бы; с другой стороны, сейчас, посреди бела дня, угроза была минимальна, его магическая сигнализация работала исправно, да и чутьё призраков всё равно куда острее, чем чутьё живого человека, будь он хоть каким магом, и Туури ни единого раза не пропускала опасность.
К тому же её жизнерадостное щебетание позволяло хоть на какое-то время перестать думать о том, куда и зачем Онни пришёл. О том, что вокруг на многие десятки километров — ужасный мир чудовищ и ни одного живого человека. Зато много не-живых.
«А Миккель — почти как капитан Матти: помнишь, как я его испугалась, когда мы только приехали в Кеуруу? Высоченный, широченный, и лицо суровое такое... у капитана, в смысле; Миккель-то помягче. Но они всё равно похожи, оба добрейшей души люди», — не унималась Туури.
Онни был склонен согласиться с ней в том, что здоровяк датчанин внушал какое-никакое доверие. По крайней мере, он казался самым взрослым — во всех смыслах — в этой компании чудаков. Оставалось надеяться лишь, что Онни не придётся пожалеть о своём доверии.
«Не знаю, что бы мы делали без Рейнира», — у Туури даже хохолок чуть поник. Но лишь на мгновение: «В смысле, сначала-то никто ему не обрадовался! ...грубовато получилось, да? Ну, мы ждали еду — а дождались его... И вдруг он оказался магом, представляешь? Хотя о чём это я — конечно, представляешь, вы же коллеги!»
Онни поморщился, но поправлять её не стал.
А Туури всё рассказывала и рассказывала, и в её устах даже самоубийственная экспедиция в Тихий мир превращалась чуть ли не в развлекательную прогулку, с шутками, смешными нелепостями, интригующими загадками и неугасающей надеждой на лучшее...
«Тебе ведь наша команда тоже понравилась, правда?» — маленькая птичка склонила голову набок.
Туури не было с ними, когда они все — и Онни тоже — отдыхали в Исландии (если только это можно было назвать отдыхом); но от Онни она знала, что какое-то время он провёл вместе с её, хм, командой.
Нет, они ему не понравились. Ни в Исландии, где ему было не до них, а им — не до него, ни раньше, когда он знал их только по досье, радиосвязи, а назойливого исландского «коллегу» — вдобавок по снам. Как они могли ему нравиться, если они все вернулись из Тихого мира, а Туури — нет?
Исключением был только Лалли — своего кузена Онни как-то не соотносил с этой горе-командой, не считал её частью. Возможно, зря. Лалли нашёл там не только друга, но и, похоже, верных товарищей. Разве что Рейнира недолюбливал; хотя и к нему после победы над каде стал относиться заметно (по крайней мере, заметно для того, кто хорошо знал Лалли) теплее.
...после того как Туури с бабушкой улетели, а Онни с остальными выбрались из Тихого мира, он пересмотрел свои взгляды. Раньше он не мог сказать, что команда ему нравится; теперь он мог сказать, что она его раздражает.
Сначала эти обалдуи, несмотря на все его ухищрения, увязались за ним на Сайма; затем, несмотря на предостережения, отказались уходить. И вот уже он оказался связан с ними. Дело было даже не в угрозе Сигрюн избить его до отключки и дотащить бесчувственное тело до цивилизации волоком, если он не согласится идти по-хорошему (причём несмотря на озорные искры в её глазах и вежливую улыбку Миккеля, Онни был уверен, что это не шутка. По крайней мере, не совсем шутка). Дело было одновременно в том, что они очень ему помогли, и в том, что их было очень много. Бурлящая энергия Сигрюн и её шумное командирство; недоумение Эмиля из-за традиционных обрядов и его же бурные страдания по оставленной расчёске; развлечения Миккеля, включавшие как препирательства с Сигрюн по поводу маршрута, так и заботливо-насмешливые комментарии... И, разумеется, внимание Рейнира.
Нет, Рейнир не командовал Онни, не жаловался ему и не подтрунивал над ним — они вообще не так уж много разговаривали. Однако Онни то и дело ощущал его взгляд. От того, что Рейнир старался поглядывать на Онни тайком, дабы тот не заметил, лучше не становилось. Онни вообще недолюбливал лишнее внимание к себе, особенно внимание скрытное (или старавшееся быть таковым).
Пожалуй, всё началось ещё прошлой зимой, с этих нелепых восторгов, после того как Онни в обличье филина отогнал призраков: «Ваша магия была потрясающей!» Затем пополам с восторгами были вопросы. Вторжения к Онни в сон — без спроса и без предупреждения. Вытаскивание его в чужие сны — и повезло им, что таинственная пастор действительно оказалась тем, кем выглядела, а не тем, чем могла бы быть. И много, много чего ещё. Вплоть до того что Рейнир, кажется, стал последним, с кем Онни поговорил и попрощался, перед как отправиться на Сайма. Рейнир, а не Лалли — что было бы гораздо правильнее, хоть и несколько труднее.
А теперь этот самый Рейнир смотрел на Онни, ходил за ним, садился рядом с ним за обедами-завтраками-ужинами. Как...
Некстати — некстати ли? — вспомнилась исландская овчарка, фюльгья Рейнира. Дружелюбная рыжая пастушья собака. Да, фюльгьи похожи на своих хозяев (или подопечных, это уж как посмотреть). Рейнир, собственно, и был пастухом, до того как стать магом; занятный карьерный скачок.
А сам Онни тогда кто? Упрямый баран, не иначе. Очень, очень уставший баран.
***
В голове Рейнира пульсировала одна-единственная мысль: найти Онни! Что делать, когда найдёт его, Рейнир как-то не подумал.
Ну вот, нашёл. Сидит на каменном уступе, руки скрещены на груди, плечи приподняты — будь Онни сейчас птицей, нахохлился бы. И взгляд из-под лохматой накидки, лохматой чёлки и нахмуренных бровей совсем не приветливый.
— Привет! — махнул рукой Рейнир в попытке развеять тягостную тишину.
Онни не ответил. Ни приветствия, ни хотя бы какого-нибудь «мгм» — ни слова. Ни звука.
Ну ладно. Зато ничего страшного не случилось — и, похоже, не собиралось случаться. Онни выглядел как человек, который просто хотел отдохнуть в одиночестве, а не... В общем, всё было в порядке.
Наконец звук всё же раздался. Но не тот и не от того: у Рейнира жалобно заурчал живот — и лишь тогда Рейнир спохватился, что так и не позавтракал. А солнце уже перевалило за зенит.
— Хозяйка сказала, сегодня на обед ле... нет, лихапуллат — чем бы это ни было, — Рейнир поглядел в сторону их временного жилища, до которого отсюда было идти и идти. — Вы не проголодались?
— Нет, — вот теперь Онни ответил. Но подобный ответ не подразумевает продолжения беседы.
— Ну что ж... тогда встретимся за ужином? — восклицание почему-то изогнулось в вопрос.
Онни только хмыкнул.
Рейнир не стал уточнять, что это хмыканье значило, скомканно попрощался и поплёлся назад — вдоль речного берега по сочной, хоть и слегка выгоревшей на солнце траве, затем по тропинке, мимо низкорослых деревянных домиков, всё выше и выше, к уже привычной террасе.
На обед Рейнир безнадёжно опоздал — ничего, сгодится и перекус. А там и до ужина рукой подать.
Кассир с причала не соврал, ночи действительно стали длиннее и темнее, хотя был лишь конец лета. Вечер подкрался подозрительно быстро, воздух посвежел, листья деревьев зашелестели от прохладного ветерка, на небе засеребрились первые звёзды, в окнах загорелись первые огни. Рейнир сходил к себе в комнату за кофтой и вернулся на опустевшую террасу.
Вот послышались шаги. И бархатный смешок их капитана. А затем её же удивлённое восклицание. Миккель, шедший с Сигрюн рука об руку, перевёл последнее для Рейнира, потому что уж оно-то предназначалось ему: «Эй, ты чего до сих пор тут сидишь?!»
Онни всё ещё не вернулся. Но не объяснять же это Сигрюн, с трудом карабкаясь через языковой барьер. Да и вряд ли она увидит в отсутствии Онни что-то тревожное — даже Лалли был сама невозмутимость и никак не реагировал на отсуствие кузена. Собственно, Лалли почти всегда был невозмутим; однако Рейнир за время общения с ним слегка приноровился отличать оттенки его скрытных эмоций. Сейчас в них была разве что лёгкая задумчивость — но уж точно не тревога. Это успокаивало.
И всё-таки Рейнир сказал товарищам, что посидит на свежем воздухе ещё немного. Миккель перевёл его слова Сигрюн, отчего-то напустив на себя вид значительный и слегка таинственный; Сигрюн, как ни удивительно, больше ничего не спросила и даже глянула на Рейнира с оттенком уважения. Что там Миккель ей такого напереводил?* Впрочем, неважно. Единственное, что сейчас было важно, — когда Онни вернётся?
Рейнир сам не заметил, как задремал, так и не получив ответа на свой вопрос.
...Ай! Растерянно хлопая глазами, Рейнир спросонья и в потёмках не сразу сообразил, почему спал в такой неудобной позе и так продрог. И отчего проснулся. Спина затекла? Вроде нет... точнее, да, но это не то — не такое резкое, не такое пробуждающее, буквально выдернувшее его из сна. Видение или предчувствие? Тоже нет. Так что же?
Он машинально потёр затылок. Так же машинально отогнал звеневшего над ухом комара — эти твари здесь, в финских лесах, были какими-то особо крупными и кровожадными, но всё же они означали безопасность, и он с ними смирился.
Ничего.
Тяжело вздохнув и глянув напоследок куда-то в сторону далёкого мыса, Рейнир пошёл в дом.
***
Наутро Онни сидел за столом вместе со всеми. Вчера он достаточно отдохнул в природной тишине, чтобы ещё некоторое время спокойно выдерживать людской шум.
К тому же ночное ожидание в исполнении Рейнира понравилось ему ещё меньше, чем дневное «пастушество». И казалось бы, Рейнир сам додумался до такой дурацкой идеи, Онни тут был ни при чём. Но когда Онни, возвращаясь глубокой ночью, разглядел на залитой лунным светом террасе какой-то силуэт и с удивлением узнал в нём (в основном по длинной косе: сейчас, когда Рейнир спал, скрючившись и уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, она свисала до самого пола) Рейнира, то ощутил непрошеный укол совести.
Сколько бы Рейнир так проспал — аж до рассвета? Онни не собирался проверять. Шагнул к нему, протянул руку... замер. Если разбудить его вот так, это обернётся неловкостью. Очередной.
Онни отступил ко входной двери. Изо всех сил постарался ею скрипнуть — но дверные петли были смазаны на совесть. А есть громко хлопнуть дверью, это не факт что разбудит Рейнира, зато наверняка разбудит кого-нибудь из постояльцев. Хм-м.
Онни снова спустился с террасы, наклонился, поднял что-то с земли, повертел в руках. Сгодится. Он не то чтобы блестяще управлялся с огнестрельным оружием — зато для стрельбы из лука его меткости вполне хватало. И для кое-чего ещё.
Перед тем как скрыться в доме, Онни запустил в Рейнира мелкий камешек — и по удивлённому «ай!» убедился, что достиг цели.
Онни не собирался беспокоиться ещё и о каком-то там исландском маге. Не хотел этого. Но едва проснувшись поутру, снова вернулся мыслями к нему.
Одеваясь перед завтраком, Онни убеждал себя, что просто сердится: за полуденное вторжение в грот и особенно за дурацкое ночное подкарауливание. Последнее раздражало вдвойне — потому что напомнило, как сам Онни спал в снегу у ворот дома Вестерстрёмов, дожидаясь хозяев и шанса связаться с Туури и Лалли. Онни тогда тоже бросил безопасность и стабильность, рванул в чужую страну навстречу сам не зная чему... Но он это сделал ради своих родных. А вот зачем всё это творил Рейнир — было решительно непонятно.
Может, это был такой особый исландский способ напрашиваться в ученики к более опытному магу?..
Онни даже не пришлось самому обрывать бредовую мысль — вместо него это сделал Рейнир. Наконец тоже выйдя на крыльцо, сонно зевнув и тут же получихнув-полуфыркнув, как собака, которой что-то попало в нос. Похоже, прошлой ночью он слегка простыл. И очевидно, сейчас он заметил Онни.
Онни не собирался разбираться в чужих странностях. И уж тем более не собирался их поощрять. Но всё же отчего-то кивнул и взглядом показал, что место рядом с ним свободно. Зачем он это сделал? Кажется, странности ещё заразнее, чем простуда.
* Перевод Миккеля уже в который раз был слегка вольным: «По ночам магам лучше колдуется»