Лисий жемчуг

***

— Джон, напомни мне, пожалуйста, почему мы выперлись снимать твой влог в лесу именно под вечер и не могли подождать до утра? — брезгливо скидывая пальцем с плеча какого-то жука, спрашивает Джэхён. Интересуется он как бы невзначай, но с настороженностью оглядывает верхушки невысоких деревьев, которые закрывают угасающее солнце. Длинные тени ползут по заросшей траве и кустарникам. Когда Джэхён слегка замедляет шаг, плетущийся следом Марк едва не врезается в его спину, как и сам Джонни — хотя тот скорее из-за невнимательности, потому как пялится лишь в боковой экран своей камеры, запечатлевающей местные красоты. Процессия из трёх человек стопорится посреди едва заметной между кустарников тропинки, очерченной заплесневелыми и замшелыми камнями, и на мгновение погружается в непривычную для родных мегаполисов тишину. Марк усмехается. Вообще совместная поездка в Японию была идеей Джэхёна. Правда, он её, как Марку думалось, ассоциировал с минимальным взаимодействием с внешним миром, интернетом и звонками по работе. В конце концов, поэтому его «отпускная» вилла находилась, во-первых, в месте с откровенно паршивой связью, во-вторых, на отшибе какой-то японской деревушки в Хонсю, у чёрта на рогах, где любопытные носы не мозолили глаза. С другой стороны, глупо рассчитывать на тотальную приватность и расслабление и звать с собой Джонни, у которого кисть ввиду блогерской профдеформации срослась с камерой, а рот — разучился закрываться в нужный момент. Джэхён надеялся ненадолго утолить его съемочный голод, сказав, что знает неподалёку от деревни чудесное место с маленьким водопадом, на фоне которого можно красиво поговорить в камеру — лишь бы не в его доме — но воспоминания о короткой дороге как-то притупились после того, как они пригубили местного спиртного за ужином.  — Твой вопрос наглядно демонстрирует, почему твой ютуб канал сдох через два года после открытия, Джэ, — ставя съёмку на паузу, с умным видом комментирует Джонни. — Людей привлекает сенсация, всякая дичь и опасность. А, ну ещё еда, но до этого мы дойдём завтра, когда в город выберемся.  — А я думал, что ты просто в дедлайн не укладываешься, о котором в сторис болтал перед поездкой, — мимолётно вворачивает Марк, шагая дальше. Стараясь выглядеть как можно более безучастно, он пинает неустойчивый камушек, который прилетает в хлипкий куст и пугает притаившихся в нём насекомых. Джонни неожиданно замолкает, и лишь когда Марк оборачивается на него, перестав слышать за собой шаги, понимает, что тот пялится с удивлением.  — Что? Думал, я на тебя подписан чисто из солидарности? — лыбится Марк и как ни в чём ни бывало следует за расторопным Джэхёном. Тот видимо, даже не ждёт, а просто хочет поскорее добраться до обещанного водопада и быстрее вернуться домой, подальше от корявых теней и странных звуков.  — Ну даже если и так, — нехотя соглашается Джонни, прибавляя шагу. — Я не думал, что мы будем идти так долго. Джэ сказал, что тут минут пятнадцать от силы.  — Это было до сливового вина, прошу заметить! — вставляет Джэхён немного запыхавшимся голосом, и Марк замечает, что тропинка начинает стремиться вверх, заставляя так не вовремя сбавлять скорость. — Если не найдём через тридцать минут, возвращаемся обратно. Я не хочу по темени шататься по лесу.  — Но у нас есть фонарики, — немного отчаянно выдаёт Джонни, как будто вынужден отдать это как свой последний аргумент в пользу продолжения поисков. Марка этот факт мало радует и мотивирует. Скорее напротив, мысль о том, что им придется освещать себе дорогу и шугаться посторонних шумов — а в лесу они все посторонние при должном уровне адреналина — так и норовит развернуть его в обратную сторону как можно скорее. Предугадывая короткую перепалку, он отвлекается от рассматривания носков своих кроссовок и перемещается взглядом на пару десятков метров по окрестностям. Между стволами деревьев, где обычные туристы не ходят, он замечает тёмную фигуру. Худой, немного сгорбившийся юноша, неторопливо движется навстречу. Первой мыслью, после облегчения от осознания, что они не одни такие отважные (и слабоумные), решившие прогуляться по вечереющему лесу, должен стать вопрос о том, какого чёрта какой-то малолетка ошивается один в таком месте в такое время, но голос Джэхёна благополучно сбивает её по дороге в маркову логичную голову:  — Джон, водопад никуда не денется! Даже если очень сильно не захочет засветиться в твоём влоге без причёски и макияжа. А вот мы вполне можем уйти чёрт знает куда, если заблудимся здесь.  — Ну, Джэ, ищи во всём плюсы. Даже если заблудимся, то хотя бы не в Аокигахаре, — громко ржет Джонни. Он периодически продолжает задевать рукой со снимающей камерой макушку Марка, из-за чего тот дёргается и недовольно бурчит.  — Знаешь, такое себе утешение. Ты б ещё сказал поблагодарить за то, что не предложил разделиться и поискать по отдельности. Ну, чтоб наверняка.  — Ты пересмотрел японских ужастиков, — фыркает Джонни.  — А ты слишком самоуверен для того, кто в своё время три раза завалил зачёт по безопасности здоровья и жизни, — парирует Джэхён через плечо, и эхо от его голоса растворяется в древесной прохладе свежего воздуха, медленно набирающей силу.  — Так, стоп, — на правах плетущегося посередине и того, кому уши начинает закладывать от стремительно прибавляющейся громкости разговора, говорит Марк. — Давайте спросим дорогу, пока твой влог не превратился в паршивую пародию на «Ведьму из Блэр», — отрезает он и направляется в сторону недавно примеченного пацана, сходя с тропинки в высокие шуршащие кусты.  — Но мы же не ищем ведьму! — вдогонку оправдывается Джонни.  — Поверь, если вы продолжите орать, она сама выйдет и сдастся, лишь бы вы всю живность в округе не распугали, — усмехается Марк и оборачивается, чтобы позвать за собой. Правда, быстро догадывается, что два плечистых амбала вряд ли помогут внушить доверие щуплому незнакомцу, в одиночестве разгуливающему по лесу. Джэхён и Джонни, как два суслика, с искренним недоумением пялятся, кажется, не понимая, куда он вообще отправился. Марка это не останавливает ни на секунду. На оклики пацан совсем не реагирует, и Марк переходит на бег, преодолевает небольшой холм, наконец догоняя плавно удаляющуюся фигуру. Когда игнорировать его присутствие становится невозможно, парнишка неуверенно оборачивается и вопросительно указывает на себя пальцем. Со стороны это выглядит забавно, особенно если учесть факт, что они посреди леса с не слишком-то большой плотностью населения, чтобы так явно сомневаться. Увидев вблизи нездоровой бледноты светлое, почти прозрачное лицо и безучастный взгляд круглых глаз, в которых, как в чёрной дыре, теряется любой свет, Марк разом забывает весь выученный через пень-колоду японский. В голове несвоевременно всплывают каверзные вопросы, и в итоге речь выходит несвязная. Пацан, кажется, не моргает.  — Ты это мне? Иностранец, всё ясно, — заключает незнакомец на отлично поставленном английском и вздыхает, пока Марк переваривает ситуацию, ещё сильнее впадая в замешательство. Обычно ему ничего не стоит подойти к случайному прохожему с вопросом, даже если это какое-то абсурдное задание в споре, но ловить странных мальчишек посреди леса прежде не доводилось.  — Эм, извини, — начинает он, решив про себя радоваться удаче и не уточнять, откуда у жителя местной деревушки такое хорошее произношение, — мы тут с друзьями ищем водопад, где-то здесь, в лесу. И, да, немного заблудились. Ты случайно не знаешь, в какой стороне он находится?  — Водопад? — вопросительно щурится незнакомец, склоняя голову, и Марку становится как-то не по себе от осознания, что тот ещё ни разу не моргнул за всё это время. Либо они оба моргают одновременно, что очень маловероятно. — Случайно знаю, — кивает он, чуть усмехаясь, и его вполне обычная широкая полуулыбка немного смягчает подозрительный вид. Но лишь немного.  — Можешь подсказать? Нам бы желательно свалить отсюда до темноты, — стараясь держаться спокойно, продолжает Марк, но где-то на уровне подсознания всё равно спрашивает себя, как далеко сейчас Джонни и Джэхён.  — Вон там, — не поворачивая головы, парень указывает в сторону, противоположную от той, куда шел. — Идите дальше по этой тропинке до развилки. После неё — налево и до конца, пока не упрётесь в небольшой овраг. Там уже слышен шум воды… он особенно громкий сегодня. Марк смотрит далеко за деревья, в густые кусты, сквозь бирюзовые слои прохладного воздуха, и ему чудится, что он уже слышит, как поток воды встречается с выточенными скользкими камнями, создавая пену. Впрочем, когда кажется, Марк предпочитает молчать. Обычно ему говорят, что его странная фантазия многое дорисовывает в скучную реальность. Он понимает, что листья не могут шептать, но это не мешает ему надеяться, что другие просто не хотят прислушиваться. Даже сейчас они что-то говорят ему, и похоже, впервые не он один это улавливает.  — Вы не местные, да? — вдруг спрашивает парнишка, возвращая всё внимание на себя, и Марк слегка вздрагивает, замечая, что он так и стоит, указывая в нужную сторону и не опуская руку. Ему бы впору просто кивнуть и поскорее закончить этот диалог, пока он не стал жутким, но какой-то дьявол дергает его спросить в ответ:  — А ты? Ты местный? Незнакомец впервые за всё время отводит взгляд и прикрывает глаза, что Марка несомненно радует, в отличие от живой широченной улыбки, которая быстро испаряется, убивая всякую надежду на нейтральный осадок от встречи.  — Местный? Ну, можно и так сказать.  — Что значит…  — Марк! Маааарк! — не сдержав обещание, зовёт Джонни. У Марка начинает звенеть в ушах, как после резко прерванного гипноза. Он оглядывает своего собеседника снова, кивает ему и топает к своим, лишь бы этот звериный рык не повторился вновь.  — Ну что, узнал? — спускаясь с холма, скептически спрашивает Джэхён, и его голос немного глохнет в треске полусухих веток и шелесте кустов. Марк думает, что они создают слишком много шума для этого спокойного места, и предполагаемая ведьма скорее всего решила не просто сдаться, а ещё и переехать в соседний лес на ближайший месяц, который они собираются здесь провести.  — Да, узнал. Кажется, нам сюда, — как-то неуверенно отвечает Марк и указывает на тонкую тропинку. Он поправляет на плече рюкзак со звенящими на нём брелоками из амулетов — уже успел купить в местном магазинчике с безделушками, ставя галочку напротив ещё одного пункта в списке дел прилежного туриста.  — У кого? — любопытствует Джонни, не скрывая насмешки. Лишь обернувшись через плечо, Марк понимает, почему именно он сейчас выглядит чертовски глупо — поблизости ни души. Он энергично трёт глаза, думая, что зрение замылилось от однообразного пейзажа, но знакомая фигура так и не вырисовывается. Напротив, лесная зелень только интенсивнее смешивается в одно травянисто-коричневое пятно. Марк размышляет, видел ли он прежде, чтобы кто-то так быстро и бесшумно скрывался в неизвестном направлении? Нет, конечно, один только вид Джонни и Джэхёна, орущих и топающих на всю округу, заставит прибегнуть к мерам на границе возможностей человеческого организма, но не настолько же. Настоящая бессмыслица! Не то чтобы Джонни Марку не верит, но… После разговора о странном парнишке, который указал ему дорогу — причём правильную, потому что Джэхён прозревает, вспоминая по описанию местность, — по лицу Джонни становится понятно, что он скорее принимает все за неудачную маркову шутку или попытку запугать опасными типами, лишь бы не тащиться глубже в лес. Марк не злится, потому что на его месте тоже не поверил бы. Он сам себе уже не до конца доверяет: сколько бы он ни оборачивался, продолжая плестись теперь уже в конце их строя, худощавый незнакомец так нигде и не засветил своим бледным лицом. Марк просто надеется, что они вскоре разыщут несчастный водопад. Джонни идёт посередине, почти дословно пересказывая в камеру те интересные статьи о жителях глубинки, которые читал в самолете, а лохматая голова Марка то и дело мелькает в кадре. Он вообще завсегдатай его роликов, но на этот раз собственные мысли не позволяют расслабиться, поэтому он отвечает невпопад.  — Джэ, помнишь ты говорил, что у местных есть какой-то шаман, который умеет общаться с духами? — отстав от неактивного Марка, болтает Джонни. Джэхён молчит так долго, словно сам решил притворится шаманом, занятым обсуждением проблемы загрязнения местных речных водоёмов за чашкой чая с духами в астрале. Все, лишь бы неугомонный блогер помолчал хоть десять минут.  — Джонни, нет, — предвещая грядущие вопросы, заранее отвечает Джэхён, и Марк прыскает в кулак.  — Да почему? Ты представляешь, какой это бесценный материал для блога? И опыт!  — Такой же бесценный опыт ты можешь получить и в нашей городской психушке, Джон. Только там тебе не предложат чай с травками для лучшего вхождения в транс. Тебе же лучше. Хотя… Может, это не такая уж и плохая идея? Уверен, что вы бы поладили, — сменяя тон на подозрительно задумчивый, ехидно размышляет Джэхён и посматривает себе под ноги.  — Вот видишь, — усмехается было Джонни, но его энтузиазм задерживается ненадолго. — Стоп! В каком это смысле поладили? Марк давится от смеха, прослеживая на боковом экране в камере, как резко его довольная чеширская улыбка комкается в замешательство, и опирается на рюкзак Джонни, чтобы не распластаться на тропинке. Амулеты звенят, будто веселятся вместе с ним.  — Мы пришли, — ничуть не резко меняет тему хихикающий Джэхён, и Марк, от неожиданности прекращая смеяться и чуть не ударяясь лбом о чужое плечо, выглядывает из-за широких спин, замечая впереди овраг. Надо же! Там, в низине, влажно, пахнет сыростью и застоявшейся мутной водой от влажного ила — похоже, не так давно здесь текла река. Они проходят еще шагов пятьдесят и останавливаются на краю невысокого, но довольно крутого обрыва. Здесь Марк действительно начинает слышать шум водопада. Тропинка тянется дальше, через овраг, в котором сквозь невысокие клубы тумана видны следы от маленьких лапок. Они решают не испытывать удачу и идти на звук — лес по ту сторону оврага выглядит мрачным и сухим, с примесью грязной бирюзы. У водопада первым делом Джэхён умывает вспотевшее лицо, Джонни — ищет место для съёмки, пока солнце совсем не утонуло за горизонтом, а Марк — прислушивается. В шипение пены и плеска воды встраивается далёкий гул ветра, бегущего по верхушкам деревьев с юга. Он стремительно приближается вместе с потоками воздуха, набирающими силу, пока порыв не становится таким резким, что беспорядочно начинает трепать и путать марковы волосы и подхватывать брызги, оставляя их на его щеках холодными каплями. Когда гул утихает, Марку кажется, словно в фоновом шуме ничего не меняется (если не учитывать матерные комментарии вымокшего по колено Джэхёна, чью дорогущую кепку унесло в воду), однако стоит прислушаться — и он различает жалобный отрывистый скулёж.  — Вы слышали? — распахивая глаза и поворачиваясь в сторону кустов, резко спрашивает Марк, из-за чего Джэхён чуть не роняет кепку и себя вместе с ней снова.  — Ага, слышали. Это джэхёновы пятьсот баксов чуть не смыло водой, — невозмутимо комментирует Джонни.  — Да не это, — отмахивается Марк. Он ориентируется на звук, едва слышно ступает по влажной земле, пока не находит между невысоких кустов чистый участок с короткой травой, мягко пригнувшейся под тяжестью рыжего маленького зверька. По длинному носу с чёрной пуговкой на конце, наверняка заточенному под то, чтобы вынюхивать неприятности, и острым прижатым к голове ушкам, очевидно предназначенным для того, чтобы понимать, когда от этих неприятностей вовремя удирать, Марк узнаёт маленького лиса. Его шерстка выглядит грязной и мокрой, будто он пробежал весь овраг, извалявшись в пыли и песке, а потом рухнул от усталости, судя по частому дыханию. Марк так удивляется тому, что зверек не пытается сбежать, что не сразу замечает на его боку кровоточащую рану от невероятно огромных — по сравнению с маленьким тельцем, — когтей, и тогда всё понимает. Наверно, он бы и рад скрыться в своем убежище, но сил хватает лишь на то, чтобы дышать и прижимать к себе уши и едва колышущийся хвостик. — Ну, что там? — на удивление спокойно интересуется Джонни, вероятно, даже не оборачиваясь.  — Здесь… лисёнок, — тихо, стараясь не пугать, отвечает Марк и присаживается на колени, — и он ранен.  — Что? — удивляется Джэхён и отвлекается от своей кепки, подходит ближе. Марк, зная их привычку перемещаться громко и на широкую ногу, заранее изображает языком жестов что-то в духе «будьте тише, вашу ж мать».  — Смотрите, его цапнул кто-то очень крупный. Как он вообще смог убежать с такой раной? — стоя чуть поодаль, размышляет Джонни и не замечает, как меняется лицо Марка, с каждой секундой выражая всё больше вселенского сожаления. Скулящая мордочка не оставляет ему шансов.  — Я не знаю, но мы должны ему чем-то помочь! Бедняжка совсем не может двигаться, — он натягивает на руку край толстовки на случай, если у лисёнка всё-таки найдутся силы куснуть, и аккуратно гладит по спинке, чтобы успокоить.  — И как же, по-твоему? — чешет затылок Джэхён.  — Возьмём его с собой, отвезём к ветеринару, — выдаёт Марк как самую очевидную мысль на свете, и звучит это так убедительно, что Джонни сначала даже кивает, не сразу распознавая, что его смущает в этой идее.  — Стой, ты серьёзно? — спрашивает он.  — Вполне.  — Марк, я конечно понимаю, что ты в своей стадии защитника сирых и убогих, но, по-моему, дикий лис это слишком, тебе не кажется? А если он бешеный? Точнее, это даже не вопрос.  — Но я не могу оставить его здесь. Он ещё совсем малыш, и ему больно. И чего сразу сирый? Может, у него есть семья!  — Джон, — аккуратно зовёт Джэхён, укладывая свою ладонь Джонни на плечо, и его взгляд говорит за него. Марк знает, что они оба в курсе, чем сегодняшнее бездействие может обернуться для него завтра — испорченным на весь оставшийся отпуск настроением, потому что он вечно будет думать об этом найденыше, если не попытается что-то сделать. И хотя ещё минут пять они непрерывно препираются почти шепотом, чтобы не пугать их внезапно свалившуюся на голову усатую проблему, в конце концов Марк торжествует, пообещав всё взять под свою ответственность. Вытащив из рюкзака ветровку, чтобы аккуратно поднять не сопротивляющегося лисёнка на руки, Марк забирает его поближе к груди, обнимая своим теплом, и тихо обещает:  — Не бойся, малыш, всё будет хорошо.

***

— Я никогда, никогда больше не буду пить с этим мелким наглым тануки, — пищит Юта. Он шустро шмыгает в кусты и подминает лапами хвост. Один коготок побаливает — больно ударился о крепкий камень, не заметив его в густой траве. А что, так-то у него глаз-алмаз и он самый прыткий лис на всю Японию! Ну или хотя бы на их мелкую деревушку на острове Хонсю. Но когда за тобой гонится взбешенный аманодзяку, одной только скорости маловато. Аманодзяку — существо древнее и злобное. Глупые человечишки считали, что некогда, более тысячи лет назад победили жуткого демона, но как бы не так. В лес, приютившийся вдали от больших городов и всезнаек оммедзи, до сих пор заглядывают самые опасные твари. — Больно, блин, — Юта осторожнее двигает лапкой, чтобы не цеплять коготь. — Попадись мне, Сончан! Мохнатая морда!.. Шерстяной мешок! Он оглядывается по сторонам, высовывая нос из листьев. Надо быть потише, хотя возмущение на своего приятеля-оборотня очень велико. Сончан — юный тануки. И как и положено их виду, любопытен до ужаса и сует свой нос куда ни попадя. Он переселился в Хонсю месяца три назад, и Юта сразу сошелся с ним. Они резвились на золотистой поляне на южной окраине леса, гоняли птиц и взбивали воду, пугая рыбу. Ночами пробирались в сараи и дома: скребли углы и шумели, пугали овец и топтали рисовые поля. Наводили мелкий морок на мужиков-пьянчуг и юных-парочек, которые искали себе уединенное местечко. К роскошным виллам, чуть поодаль от основного поселка, Юта и Сончан захаживали всего пару раз. Там то собаки злые, то эта ужасная сигнализация, которая так больно проходилась по чувствительным ушам, что молодым ёкаям ну никак не в радость. В общем, с Сончаном было весело. Кроме тех дней, когда его, как и любого тануки, тянуло на сакэ. Юта воротил нос от крепкого спиртного запаха, хотя знал, что с возрастом кицунэ вырабатывают стойкость к алкоголю. Даже ютын дальний родственник, который прошлой осенью перебрался на Хоккайдо, бывало мог опрокинуть целую бутылку. Но ему было уже около тысячи лет, а Юта — неопытный и хилый лисенок, ему едва исполнилось пятьдесят. Он еще не возмужал, не отрастил все девять хвостов. Даже в человеческую форму начал превращаться год назад, и то, нередко хвост выдавал его сущность. Смелости, впрочем, в нем было с лихвой. И поэтому, когда Сончан, налакавшийся сакэ, полез на крышу какого-то заброшенного сарая, Юта подвывал ему снизу. Они здорово пели своим слаженным дуэтом, и валялись в траве, ровно до того момента, пока из заброшки не высунулась красная морда с языком и когтями. Лапа демона скребнула землю рядом. Она была такого размера, что Юта и Сончан поместились бы в ней. Так и начался феерический побег через проселочную дорогу, сюда, в лес. Местные скорее всего примут гул погони за начало грозы или вроде того, а кто-то решит, что это либо детские шалости, либо хулиганы бушуют — все же они наделали шуму, а аманодзяку, в попытке схватить крошечных екаев расцарапал края домов. Уже через пару минут бега Сончану удалось запрятаться в человеческую сумку. И Юта действительно готов выщипать ему усы. Но даже если тануки исхитрился и нашел себе подходящее убежище, то казалось, что аманодзяку интересовал лишь кицунэ. Но что за дела вообще — Юта невинный маленький лисенок, он не сделал ничего, чтобы за ним гнался этот здоровенный красномордый урод! И эта зараза без сомнения распознает его укрытие среди кустов. Нужно перебраться в местечко понадежнее, да поскорее.  — И чего только он хочет меня сожрать? Принюхавшись, Юта тихонько высовывает передние лапы и голову. Верхушки шумят и метрах в двух пролетает карас-тэнгу. Если бы можно было, Юта позвал его, но рискованно — слишком высоко, а кричать пришлось бы громко. Ветер набирает скорость, наполняется разнообразием запахов и звуков и становится ясно — аманодзяку приближается, а значит, пора драпать. Хмыкнув, Юта выпрыгивает на тропинку и стремглав несется вверх — к водопаду. Этот путь он выбирает нарочно. Все же Юта родился лисом, тем, кого в народе называют кицунэ — хитрецом и обманщиком. А там, у водопада, там и карас-тэнгу снова пролетит, и адзуки-арай, хоть и мерзкая тварь, но вынужденный союзник. Юта очень надеется заманить аманодзяку к демонам, чтобы они накинулись всей своей водной сворой и сразились с красномордым. Дорога петляет, а сумерки сгущаются очень быстро. Юта кидается в гущу — спасаясь от острых когтей. Он проскальзывает, как улитка без домика, между толстых вонючих пальцев и падает на бок, больно ударяясь ребрами. Разлеживаться некогда, и мгновенно подхватившись на лапы, Юта скачет между колючек, собирая их в свою пушистую рыжую шерстку. Ему удается еще трижды выскочить из лап аманодзяку, когда он чувствует себя выдохшимся. Лапки начинают дрожать от усталости и запахи путаются, становятся трудно различимыми. Помощи поблизости нет, из живых существ только на тропинке идут люди. Они пока еще довольно далеко, но все же человеческий запах всегда имеет четкие ноты, которые трудно спутать с ароматами леса или других екаев. Лишь очень сильные духи, вроде Куна или Тэна, могут напустить такой морок, что их и вовсе не различишь до тех пор, пока они сами не позволят. И точно, морок, это может немного приостановить гонку. Собрав остатки сил, — Юта сейчас очень жалеет, что он совсем юный кицунэ, еще не вошедший в тот период, когда его способности проявится во всей красе и могуществе, — он напускает туман и сбивает красномордого с пути. Это дает ему пять минут форы, чтобы как раз взобраться к левому берегу и позвать на помощь и карас-тэнгу, и адзуки-арая. — Я сообщу господину Куну, он эту нечисть одной левой уложит, — тэнгу мгновенно взлетает, за одну секунду становясь черной точкой. Юта моргает, щурится и падает мордочкой в траву. Рядом шлепает адзуки-арай и грязная шерсть пропитывается водой. Моргнув, Юта замечает, что капли становятся алыми, и это не цвет сумерек или его шерсти. Нет. Аманодзяку разодрал ему бок, и теперь, когда силы покидают его, рана остро ощущается — начинает болеть и печь. — Мне нужно отдохнуть, — пищит Юта. Владения речных демонов адзуки-арай плохое место для него. Сыро, грязно и мерзко. Адзуки-арай имеют противное зловоние, похожее на гниль, а острый нюх кицунэ едва способен переносить его долго. Юта тянет носом и прикрывает его лапами, стараясь вдыхать поменьше. — Лежи тихо, не пищи, шавка. Здешние адзуки-арай никогда не были дружелюбными или хотя бы немного тактичными ребятами. Их дряхлые тела источают презрение ко всему, кроме воды. И мертвецов в ней. Некогда Кун установил четкие законы в их округе, и это оберегало как жителей деревушки и путешественников, так и местных екаев. Что ж, стычка с аманодзяку должна принести водным тварям удовлетворение. Благодарности Юта не ждет, его и так-то уже обвинили в том, что он привел за собой красномордого ублюдка, но кицунэ на то и кицунэ, чтобы заманивать хитростью и бесить других своими выходками. Битва разворачивается где-то вдалеке, и Юте чудится, что туда устремляются карас-тэнгу и вероятно даже сам Кун. Среди шума Юта позволяет себе забыться и тихо скулить, ощущая все полученные царапины и ссадины, и особенно острую и глубокую рану от когтей аманодзяку. Ему бы хотелось смыть всю грязь, вылизаться и лежать на солнышке, пока увечья будут затягиваться, но он даже не может двинуть кончиком хвоста. Задняя лапа и вовсе, похоже, ушиблена так, что встать на нее ближайшие два дня будет невозможно. — Повыдираю Сончану усы, — скулит Юта. Он слышит поблизости запах и отмечает, что был прав — по тропинке шли люди и теперь они здесь, у водопада. Им наверно чудится, что лес шумит, встречая непрошенных гостей, что воет ветер, а обитатели ночи выползают из нор, в то время, как аманодзяку подвергается атаке тэнгу и адзуки-арай. Юта слышит человеческие голоса, и один, особенно приятный и встревоженный. Он зовет его? Вряд ли, но рана так болит, что глупый лисенок может только плакать, прикрывая мордочку лапами. Он скулит, когда рука человека трогает его шерсть, прикасается к телу без страха и ненависти. А голос, тот — самый приятный, просит не бояться. И Юта прикладывает усилия, чтобы вильнуть хвостом, показывая, что он еще живой.

***

Когда Юта просыпается, он слышит сразу множество разнообразных и малознакомых ему ароматов. Что-то похожее на алкоголь или спирт, и этим пахнет вся комната и его шерсть тоже. Он дёргает носом, потому что, фу, эти людишки обмазали его гадостью. Пофыркав ещё немного из вредности, он продолжает изучать обстановку. Различает запах богатого жилья, это заметно отличается от тех домов, которыми владеют местные — здесь и мебель, и убранство, все разительно иначе. На вид и, что люди называют «стиль», Юта не разбирается, а вот по запаху — запросто. Лаки, краски, дерево — все то, что участвует в производстве и обработке, даёт ему четкое представление, что он в одной из тех самых вилл, куда всегда хотелось попасть. В комнате сейчас только один человек, хотя в доме их трое. Юта быстро определяет их и довольно тянет запах того парня, который нашёл его и принёс в этот дом. И судя по всему, именно на его кровати Юта и лежит. Он ещё раз фыркает и приоткрывает один глаз, чтобы в случае чего притворится спящим или больным. Хотя к его радости, рана хоть и не затянулась полностью, но похоже больше не угрожает жизни. — Джон, Джон, он пошевелился! Смотри, и открыл глаза! Юта тут же зажмуривается, чтобы этот «Джон», спешащий откуда-то из недр роскошного особняка размером с целую галактику, ничего не заметил. Вот ещё. Он вроде как был против присутствия Юты, так что дружить с ним он не станет.  — Марк, ты пялишься на этот кусок шерсти уже второй час. И это не считая того времени, как ты звонил на секундочку моему парню, чтобы ещё два часа донимать его расспросами о том, как «перевязать лапку» и «что делать, если он хвостиком не шевелит». Ничего! Он просто нагло дрыхнет на твоей кровати! Из бодрой речи Юта делает для себя два вывода — с Марком он подружится, он буквально обязан ему, а вот Джон… — Я ушёл, мне нужно отсмотреть материал и начать монтировать. А ещё у меня видеозвонок с Джемином через час, так что, будь добр, развлекайся со своим подопечным сам. — Ага. Пламенная речь Джонни абсолютно не волнует Марка, как и предупреждение Джэхена из недр дома, о том, что, если лис очухался, нельзя разрешать ему портить мебель и вещи. — Я буду смотреть за ним, — в сотый раз обещает Марк. Хочется оскалится и заявить, что надзиратель Юте не нужен. Да, он не человек, но большинство привычек этого вида ему известны. Как и способность понимать и перенимать речь, общаться будучи в лисьем образе, что делает кицунэ даже более совершенным видом, чем люди. У старших ютыных сородичей, говорят, есть звёздный шар, иногда большой — размером с яблоко, иногда — совсем, как жемчужина. Внутри него кицунэ копят свои духовные магические силы. Эту сферу каждый лис тщательно оберегает ото всех, ведь в плохих руках он может творить зло. О существовании шара, или как его называет Кун — хоси но тама, — известно не много. Сончан и вовсе считает такие магические объекты не более, чем лисьей хитростью. Но как может быть выдумкой то, что признаёт даже Кун — глава и защитник их леса. Однажды, Юта уверен, у него будет свой хоси но тама и он станет очень могущественным лисом! В сонных раздумьях Юта чувствует мягкое поглаживание по лапам и легкое почёсываение за ушком. Это так здорово ощущается, что хочется ткнуться носом в протянутую к нему ладонь и даже облизать ее. Невиданное чудо, потому что Юта позволяет себе нежности только с Джисоном — его двадцатилетним, ещё совсем крошечным родичем по материнской линии. Обычно, когда лисы собираются в стаю, они шумно гуляют и устраивают весёленькую жизнь отбросам на дороге, обкрадывают мародеров и приносят добычу добрым божествам, чтобы они вернули их, кому положено. Юта гордится тем, что лично покусал одного мужика, который постоянно приставал к местной девчушке, а она — по доброте или глупости, на ее усмотрение, — кормила лисиц сладостями. — Не бойся, лисёнок, этот здоровяк тебе ничего не сделает. Джонни на самом деле и предложил позвонить Джемину, чтобы узнать, как лечить твои раны. Японский бог, какое благородство. Если бы Юта не притворялся спящим, он бы точно заржал и вдоль и поперёк облаял заботу Джонни. Силы понемногу возвращаются к нему, да и похоже человеческие методы лечения помогают. Юта замечает, что Марк вымыл всю его шерсть и лапы, а на заднюю наложил повязку, похожую на ту, которой перемотал потрепанное когтями тельце. От ласковых поглаживаний хочется примостится поближе или даже забраться на ручки. Что Юта в общем-то и делает, укладывая морду на колени Марка и виляя хвостом. — Лисёнок! Лисик, как же тебя зовут? Марк похоже так радуется, что сейчас на его крики сбежится весь дом. А хотя, тем двум здоровякам похоже плевать на нового обитателя виллы. И Юта смелеет настолько, что поднимает на Марка глазки, похоже ещё немного слипшиеся от долгого сна, и ёжички-кошечки, он впервые видит Марка вблизи, рассматривает его внимательные озорные глаза, острые скулы, искреннюю радость в уголках губ. Юта готов поклясться, что никогда прежде чья-то внешность, будь-то совершенные аякаши или божества, не поражала его так. Он ощущает мощную духовную энергию, которая полнится в сердце Марка, и предстаёт перед миром в его желании защищать слабых. Эта энергии такая прочная и ясная, что Юте начинает казаться, что Марк может видеть и слышать гораздо больше обычных людей. И вероятно, благодаря этой способности ему удалось услышать жалобные стоны раненого кицунэ. — Привет, лисик. Какой ты хорошенький. Какой пушистый. Как ты? Бок и лапка не болит? Иди ко мне, лисёнок. Со стороны ютына морда и смешанное осознание выглядят, ну, мило? Иначе чего Марк так улюлюкает и поднимает Юту к себе на колени? — Мррррк! Он пищит, и ему так хочется сильнее закутаться в духовную энергию Марка, понюхать его снова, что Юта тянет вперёд нос и утыкается в щеку. Марк заливисто смеётся.

***

— Марк, ты уже придумал, что будешь делать со своим новым четвероногим другом? — сонно спрашивает Джэхён, проплывая утром на кухне мимо Марка, забавно улыбающегося на попытки лисёнка откусить бусинку на завязке от капюшона его толстовки. — Судя по тому, как он с ним сюсюкается, они уже перешли на новый уровень, — успевает прокомментировать Джонни, снимая турку с плиты. Он шарится в огромном шкафу с посудой, пытаясь понять, какая из представших перед ним ёмкостей подойдет для кофе, чтобы Джэхёну не пришлось фыркать и читать лекцию о том, из каких кружек в его доме пьют чай, а из каких — эспрессо. Судя по молчанию, Джонни угадывает. — Как смешно, — усмехается Марк. Пытаясь отвоевать бусину, он отодвигает от себя рыжее недоразумение в повязках везде и всюду, и устойчиво опускает его рядом с собой на пол, чтобы не пробрался на стол. Из своей тарелки Марк бы и не против покормить, но если лапы окажутся на посуде, голова Джэхёна покраснеет и лопнет. — Я пока не знаю, он не очень хорошо бегает и хромает. Джемин сказал, что не стоит сразу выпускать его в лес. — На твоём месте я бы боялся того момента, когда он начнёт, — замечает шутливо Джэхён, пропадая в недрах холодильника, и выныривает из него с коробкой из ресторана. Еды они набрали впрок, чтобы уделить больше внимания своим делам, а не готовке. — Не волнуйся, Джэ, я прослежу, чтобы он ничего тебе здесь не покусал. А вот на счёт задницы Джонни не уверен, — поглаживая лиса за ушком, говорит Марк и двигается ближе к столу, разглядывая его на предмет ложки для своего полу-остывшего рыбного супа. — Давайте не будем о задницах. Мы не для этого пораньше встали. И, если честно, Марк, твоя ему куда симпатичнее будет, — прокашливается Джонни, намекая на марков потрясающий талант держать свой зад в форме, почти не прибегая к особым усилиям. На пристальный взгляд самого Марка он поднимает руки вверх и пожимает плечами. — Ты точно не поедешь с нами в город? — Точно, не на пару же дней приехали, будет ещё время на шоппинг. Я присмотрю за лисёнком тут, не надо ему в город выезжать, мешаться только будет и испугается, — смотря на пушистый комок возле своей ноги, Марк чуть не роняет рис в тарелку и едва не расплескивает суп по столу. — Придумал ему имя? — отвлеченно спрашивает Джэхён, уже смирившись, что интерес к лисёнку захватил его с первого дня и Марк будет с ним возиться до последнего. — Пытался, но ему что-то не понравились мои варианты. Ни Тодд, ни Хоши, ни Сакурай… Джэхён посмеивается, выливая остатки кофе из турки в свою кружку, и с удивлением смотрит, как лис потягивается на полу, смешно вытягивая лапы. — Не понравились? Что, так и сказал? — Не сказал… вроде бы не сказал. Он просто фыркал как-то брезгливо. Как будто я не предлагаю, а угадываю. А ещё у него глазки такие… осмысленные, что ли. Как будто понимает всё, что я ему говорю, — совершенно без задней мысли выдаёт Марк и искренне верит в то, о чём говорит. Единственное, в чём он сомневается — как это возможно. Лисы хоть и где-то недалеко от собак, но не настолько же умны, чтобы понимать почти каждое слово — это приводит в замешательство. Марк дрессировал как-то своего щенка в детстве. Ну, точнее пытался — успехи, откровенно говоря, оставляли желать лучшего и закончились где-то на элементарных командах. Лисёнка же будто приучали ко всему — и к людям в том числе — с рождения. Если Марк просил не кусаться и не дёргаться во время перевязки, он фыркал, шевелил усами, скулил, но никуда не убегал — смотрел только так жалобно, будто понимал, что нужно потерпеть. От этого внутри что-то ёкало. — У-у, Марк, сколько пальцев видишь? — прихлебывая свой кофе, спрашивает Джонни и поднимает перед собой руку. — Вижу два пальца и одного шутника, — отмахивается он и продолжает жевать рис. Марк точно знает, о чём говорит, и этого у него никто не отнимет. Несмотря на разговоры про ранний подъем, сборы заканчиваются едва ли не к полудню: Джонни вспоминает, что не зарядил второй аккумулятор для камеры, а Джэхён сначала долго думает, что ему может пригодиться в городе на два дня, а потом составляет список «сувениров» для семьи и друзей, о которых его никто не просил, однако на вопрос «зачем?» следует бескомпромиссное «потому что могу», и аргументов против как-то не находится. Ещё они оба какого-то чёрта час ищут свои вещи, которые оказываются не там, где они их оставляли вчера, и все подозрения падают на Марка, когда Джэхён находит свою кепку на люстре, потому что у него ничего не пропало. Выигравший прятки Джонни, чтобы не терять время, скидывает всё в машину, и когда они оба, наконец, салютуют на прощание, Марк в каком-то смысле вдыхает полной грудью. Нет, друзья у него лучшие, хоть порой подкалывают и дурачатся, но не слишком-то они разделяют тягу Марка к покою, иногда просто помолчать, подумать и, что называется, потупить на окружение. Вилла Джэхёна Марку нравится… но в вакууме, а не на окраине деревушки. Здесь домики деревянные, невысокие, без ограждений, с тростниковыми крышами и маленькими террасами. Перед въездом в поселение — небольшое рисовое поле; у каждого хозяина — свой маленький огород и хозяйство. Просёлочные дороги по бокам красиво заросли кустами, и всё это окутано запахом травянистой влаги и дорожной пыли. Крупный дом с забором смотрится здесь немного нелепо, но Марку ли судить, ему в нём уютно. До самого обеда Марк наслаждается спокойной улицей, на которой почти не слышно людей — только шаги, утопающие в гравийных тропинках. Он качается из стороны в сторону, оттопыривает карманы шорт и лишь потом заходит обратно на территорию виллы, прикинув, что забор достаточно высокий, чтобы лисёнок никуда не сбежал, и с ним можно погулять после перевязки. В доме тихо, под ногами Марка даже не скрипят полы, и пока он поднимается в свою спальню, ему слышен каждый звук: ветер немного дёргает окно, работает кондиционер, а ещё что-то звенит. Что-то маленькое и очевидно полое, из-за чего Марк быстро узнаёт свои амулеты на рюкзаке. Ему сказали, что они привлекают добрых духов и удачу, и не то чтобы он склонен верить в такие вещи, но иногда вера хотя бы во что-то немного придаёт уверенности, даже если это плацебо. Марк думает, что кое-кто решил поиграться с его вещами и в целом не ошибается. Правда, он всё равно не ожидает увидеть из-за приоткрытой двери, как амулеты качаются сами по себе, а рыжий хвост, чуть распушившийся и напоминающий пламя свечи, движется рядом и совсем их не задевает. Звон лисёнку определённо нравится — он крутится вокруг ножки стула, на котором лежит марков рюкзак, пригибается к земле, следя за покачивающимися фигурками, шевелит ушами, навострив их на звук, и неизменно не приближается достаточно близко, чтобы коснуться носом или лапой. Будто сам воздух колышет амулеты, заставляя их раскачиваться, как маятники, беспорядочно ударяться друг о друга и разносить по просторной спальне короткое эхо. Когда Марк понимает, что закрыл окно перед уходом из комнаты, чтобы чей-то любопытный нос случайно из него не вывалился, и это не могло быть следствием ветра, становится до странного тревожно и непонятно. Он садится на кровать, смотрит на лисёнка, пытаясь найти в чёрных хитрых глазах ответы, но тот только строит непричастную мордочку и крутит головой вбок. В такие моменты Марку кажется, что он опять много надумал и пора прекращать свои практики «прислушивания к природе». Наверно, этот рыжий комок игривости ему просто очень нравится. До такой степени, что хочется с ним поболтать. Марк не страдает от одиночества совсем, но такое по-детски наивное желание у него иногда возникает. Мечтать ведь никто не запрещает.  — Мелкий, — Марк чешет макушку, — мы с тобой тут вдвоём остались. Сейчас заменим тебе бинты на чистые и пойдём гулять на улице. Здорово, да? Только как же мне тебя называть? Лисёнок дёргает хвостом из стороны в сторону, изображая легкое негодование. С чем же он не согласен? С тем, что Марку никак не удаётся дать ему имя или с тем, что он так панибратски обратился к лису? Марк хихикает: — А что? Тебе же год от силы, ещё совсем юный лисёнок. Марк не ожидает, что лис пихнет его лапкой и очень серьезно взглянет в глаза. А потом ударит лапкой ещё четыре раза. Непонятно как работает их общение, но невероятным образом он предполагает: — Пять? Пять лет? Но почему тогда ты такой крошечный?! Рыжая морда ложится ему на колени и очень по-человечески вздыхает.

***

Марк замечает, что за городом время как будто течёт медленнее, и он даже на третий день в деревушке чувствует лёгкое головокружение — тело привыкает к чуть более свежему воздуху. Среди побочек этого временного чуда есть невыносимое желание спать к вечеру, которое контролировать практически невозможно. Лису вечер как будто ни по чём, и он неустанно играется с какой-то плюшевой игрушкой Джэхёна в виде осьминога, которую он вообще-то использовал как украшение интерьера, но потом решил, что лучше так, чем заточенные о все ковры когти и следы зубов на мебели. Марк минут пять пытается его успокоить, ещё пять — отлепить от себя, чтобы перестал просить погладить и почесать шею, издавая свои довольные лисьи звуки, и наконец укладывает к себе на колени, посматривая на маленькие клыки. Очень умно с его стороны не беспокоиться о бешенстве диких зверей, о котором Джонни периодически напоминает, но Марк старается аккуратно. Когда Марк сдаётся от одолевающей сонливости, он наконец закрывает свой ноутбук и решает сначала сходить в душ, а потом сменить повязки своему питомцу. Джемин говорил, что трижды в день должно быть достаточно, а ещё прибавил, что раны затягиваются «быстрее, чем я когда-либо видел». И действительно, царапины под повязкой выглядит уже не такими глубокими. Марк не силён в зоологии, но даже на таких живучих хитрых зверушках, как лисы, не должно заживать так стремительно. Пусть они даже дикие и с хорошим иммунитетом. — Чудо природы, — озвучивает он вслух, и лисёнок заинтересованно поднимает ухо, открыв блестящие глаза и смешно высунув кончик языка. — Да, про тебя говорю. Идёшь на поправку, малыш. Лис вновь удовлетворённо закрывает глаза и продолжает спокойно лежать. С прозвищем он похоже смирился, за неимением возможности определиться с именем. Марк упускает тот момент, когда начинает с ним говорить на постоянной основе, потому что собеседников у него на ближайшие два дня нет особо, а высказывать мысли кому-то нужно, к тому же зверёк вроде как отвечает и реагирует: они выяснили возраст, любовь лиса к тофу и курочке, а ещё то, что им нравится играть с мячом. И вообще, кто не говорил со своими питомцами? У Марка, правда, не питомец, но всё равно считается. Покончив с перевязкой на боку, он забинтовывает лапу, и лисёнок засыпает, пригревшись на марковых коленях и уткнувшись носом в его пижамные штаны. Уведомление о сообщении из динамика мгновенно растворяет подкравшийся сон. Джонни и Джэхён присылают фотографии из бара. Не себя правда, а алкогольной карты с пометками, что они хотят попробовать, но потом на экране высвечиваются и их счастливые физиономии. Судя по Джэхёну и его красным ушам, счастливые они из-за уже продегустированного. Марк спрашивает, как прошел день, на что получает краткий фотоотчёт с обещанием пересказать какую-то офигительную историю о том, как они запихивали все «сувениры» в машину, как к Джэ слишком настойчиво клеилась девушка-консультантка в магазине с пластинками и как Джонни чуть не подарил местной речке свою камеру, пытаясь заснять каких-то пёстрых уточек. Марк только посмеивается и перебирается в постель — иного он и не ожидал. От чата его отвлекает маленькая лапа, мягко трогающая по щиколотке — лисёнок сидит у изножья и тянет нос вперёд, как Марку кажется, намекая на большое свободное пространство рядом с ним. — Что, хочешь поспать со мной? Лисёнок тут же оживлённо крутится вокруг себя, топчется на месте и одобрительно склоняет голову. Они так хорошо начинают понимать друг друга, что Марк не только правильно считывает весь этот его подвижный энтузиазм, но и похоже разбирает словесное подтверждение. — Ладно, давай сюда, — он хлопает по простыни рядом с собой и с усмешкой смотрит, как лис быстро семенит лапками по одеялу ближе к нему, после чего сворачивается в рыжий клубок, пристраиваясь к боку Марка спиной, и складывает голову на лапы, почти доставая хвостом до усов. Марк украдкой делает фотографию, и пока Джонни с Джэхёном что-то улюлюкают в ответ, он открывает окно на замену шумному кондиционеру и выключает свет. Вокруг кровати почему-то пахнет лесом, немного свежестью и влагой, но это лишь помогает скорее уснуть под лисье сопение под боком.

***

— А так меня слышно? Джонни? — Звука… нет. — А так? — Ты просто от…ываешь рот, Марк. Марк тяжело вздыхает. Джонни приспичивает позвонить по фейстайму именно тогда, когда он гуляет по той части деревушки, которая находится в низине, и интернет ни к чёрту. Ему приходится осмотреться и, найдя взглядом какой-то валун, забраться на него, чтобы поправить ситуацию. Работает всё ещё не очень, но хотя бы лагает не так сильно. Джэхён и Джонни «радуют» его новостью о том, что задержатся еще на день, и Марк решает не уточнять зачем. Сам уже догадался, что те не отошли от ночной пьянки и скорее всего будут отлёживаться в отеле до темноты. Под вечер собираться в дорогу так себе, к тому же прогноз обещает сильный ливень, что здесь не редкость в летний сезон. — Стой, если ты гуляешь, то кто присматривает за этим шерстяным клубком? — встревает неожиданно Джэхён откуда-то из глубины отельного номера. Джонни морщится от громкости его голоса и измученно падает лицом в подушку, взявшись за голову. — Он со мной. Не волнуйся, твои шлепки от Гуччи пока целы, — смеётся Марк и наводит камеру на лисёнка, гоняющегося за своим хвостом и кусающего траву неподалёку. Утром он неожиданно обнаруживает, что маленький лис не питает никакого интереса к тому, чтобы сбежать домой, в лес, а скорее везде таскается за ним, что выясняется довольно элементарно. На открытую дверь дома и распахнутую калитку он скучающе зевает и лениво потягивается, поэтому Марк идёт на риск — берёт его с собой на небольшую прогулку по деревне, совмещённую с фотоохотой. Он не профессионал, как Джонни, но его инстаграм определённо не станет хуже от атмосферных кадров из японской глубинки. А если там будет ещё и лисёнок, то внимание обеспечено. — Вы оба с какой-то другой планеты, — комментирует Джонни, даже не став спрашивать, как Марку так быстро удалось приручить рыжее недоразумение, — ладно, мы постараемся приехать завтра к обеду. Солнечных деньков не так много осталось, а у нас в планах ещё дикий кемпинг, надо подготовиться. Если честно, в какой-то момент о планах про походы в лес Марк забывает. Точнее старается о них не думать весь день, потому что тогда начинает вспоминать свой навеянный чем-то непонятным сон, который таковым совсем не ощущался. Ему виделось, будто он просыпается от звона амулетов. В комнате влажно и слышна морось ночного дождя с улицы через открытое окно. Чужого тепла рядом нет, Марк фокусирует взгляд сквозь слои темени, чтобы найти лисёнка, и натыкается на блеснувшие жёлтым светом глаза в темноте, смотрящие на него. Когда голова наконец-то приходит в норму после секундного сердечного приступа, Марк понимает, что лис просто сидит на подоконнике и смотрит куда-то наружу. Собственные шаги по ковру ощущаются слишком реально, как и окружающие его звуки, предметы и тени. Детали слишком очевидны, чтобы их игнорировать, но Марк всё равно убеждает себя в том, что ему всё это приснилось, как так за окном, где со второго этажа открывается вид на окраину леса в нескольких метрах от забора, он видит молниеносно испаряющуюся тёмную фигуру. Потом его тут же тянет обратно в постель мутным видением под звон амулетов, а ещё кто-то тихо и успокаивающе говорит: «Спи спокойно, Марк». Джэхёну и Джонни он, конечно, об этом не рассказывает, а потом думает до вечера, правильно ли поступил — в конце концов, ему могло не показаться и какой-то странный тип вполне вероятно ночью ошивается рядом с виллой. Их похмельная болезнь доставила бы хлопот, однако в случае чего они могли бы и под ночь приехать. Думая об этом, очевидно, не своевременно, Марк хмуро смотрит туда же, куда смотрел в своём предполагаемом сне, только в сумерках, и не замечает никого. Все-таки показалось. Судя по тому, что Марк видит на мониторе своего ноутбука, красивым фотографиям в профиле быть. Остаётся только немного поработать в редакторе. Узкие улицы, невысокие дома и растительность вокруг с разных ракурсов и фокусировкой выглядят очень камерно и уютно. На снимках почти нет людей — Марк специально старался никого не смущать, чтобы не привлекать к себе много внимания, хотя, возможно, на фоне лисёнка, бегающего за ним по пятам, это казалось мелочью. Марку приходилось часто носить его на руках, чтобы он не мучился со своей лапой, так что центром внимания в любом случае была его вытянутая усатая морда. Видимо, за день лис умаялся, потому что засыпает даже быстрее Марка — причём на том же месте, что и вчера, только не свернувшись клубком, а в какой-то странной позе, в которую животные ложатся, когда им жарко. Лапы вытянуты, голова на подушке — напоминает то, как спит Джэхён. От этой мысли Марку смешно, и он незамедлительно делится ей с Джонни. — Ты сейчас похож на маму младенца, которая считает своим личным долгом каждому отчитываться обо всех вещах, которые происходят с её чадом. Звучит скорее как шутка, чем реальное раздражение. В какой-то степени Марк за это благодарен — за то, что Джэхён и Джонни хоть и бурчат постоянно, но его право на роль няньки для хоть какой-то зверушки, которой у него сейчас нет из-за запрета в общежитии, не притесняют. Чем бы дитя ни тешилось. В конце концов, Марк из них самый младший, может себе позволить эту привилегию немного поэксплуатировать.

***

*** Деревенская жизнь заставляет Марка делать те вещи, которые раньше для него казались чем-то нереальным, сошедшим со страниц фэнтезийной книги — он встаёт без будильника в восемь утра и, что самое главное, не чувствует усталости или желания заснуть снова. Магия какая-то. Он само собой осознаёт, что всё это, как и в сказке про Золушку, продлится ровно до определённого момента — момента, пока Джэхён и Джонни не вытащат его на ночные гуляния в город, — но насладиться мгновением ему никто не запретит. Открыв глаза, Марк понимает, что хочет чихнуть. Всё из-за того, как настойчиво чей-то пушистый хвост, наэлектризовавшийся от постельного белья, лезет ему в нос. Ещё более смешно ему становится когда он видит, как лисёнок дёргает задней лапой и что-то тявкает во сне. Впрочем, это не повод его будить, поэтому Марк решает без лишнего шума принять душ и придумать себе что-то на завтрак. Джэхён тем временем ответственно скидывает ему в сообщения отчёт о том, что они уже встали и начинают собираться обратно в деревню, хотя не то чтобы Марку нужно персональное уведомление — он и так легко может проследить динамику всего их дня по одним только сторис Джонни. Завтрак, как всегда бывает утром, когда ещё немного тупишь после сна, не придумывается, поэтому Марк лениво возится с кофе, параллельно просматривая социальные сети и отвечая на сообщения. У Джонни это получается намного ловчее, но в конце концов выходит неплохо. В скором времени какие-то странные звуки со второго этажа напоминают о наличии ещё одного наверняка голодного обитателя виллы, и Марк поднимается с кофе в свою спальню, чтобы не тянуть с приобретением заряда энергии. Бодрящий напиток ему становится резко не нужен, когда он видит на дальнем краю своей постели внушительных размеров кокон из одеяла. Настолько внушительный, что больше похож не на завернувшегося в одеяло лисёнка, а на человека. И пока до Марка доходит этот факт, он оказывается стоящим близко от кровати, а нечто с рыжей макушкой, спящее на подушке, наверняка слышит его удивленный громкий вдох. Кокон из одеяла шлепается на пол с противоположной от Марка стороны, а раздавшийся во всём доме грохот заставляет его вздрогнуть и так и застыть в оцепенении. Не лучшая реакция тела на ситуацию из всех возможных, но чем богаты. И нет бы бежать на кухню за своим айфоном, звонить в полицию и валить на главную улицу, но он стоит и наблюдает, пока из-под одеяла не показывается ярко-рыжая голова с круглыми чёрными глазами, которые расширяются с каждой секундой только сильнее, и без остановки смотрят на Марка со вселенским отчаянием. Незнакомый парень, глупо моргнув, выдаёт безнадёжно-красноречивое: — Юта, тебе пиздец. Где-то тут у Марка срывает оцепенение, да и рыжий выглядит достаточно безобидно, чтобы бояться его всерьез. — Юта? Кто такой вообще Юта и ты, кто такой? Нечто, так и сидящее в одеяле, показывает на себя пальцем, и Марк, хотя и начинает находить заметное сходство с одним мелким лисом, все же рявкает: — Руки подними и не двигайся. Я на баскетбол ходил, могу чашкой в нос зарядить. — Хорошо, хорошо, — и хотя руки он поднимет, но согласие звучит жуть, как иронично. — Я все расскажу… — Сидеть! — Марк явно мнит себя дрессировщиком, но кто бы не, когда в доме непонятным образом находится чужой человек. Юта послушно садится на пол, складывая руки и ноги в позу отъевшегося кота — перед собой. Марк бы посчитал это не более чем странной привычкой, если бы его лисёнок не делал также. И если бы из-за спины у Юты не мелькал…. Хвост? — Что это? Юта опасливо оборачивается и стоит расстроенную морду. Он трогает свой хвост и хнычет. И его писк совсем как у лисёнка. — Охренеть, — ошалело твердит Марк, догоняя ситуацию. — Ты кто такой? — Ну, — Юта кивает, морда расплывается в широкой улыбке и рыжая челка падает на глаза. — Я — кицунэ. Матернувшись, Марк оглядывает своего гостя с ног до головы. Ну да, выглядит, как самый обычный японец, даже одет в юкату, но сзади виляет лисий хвост. Морда у этого Юты жалобная, а глаза проницательные и… знакомые. Пока Марк рассматривает и думает, стоит ли связать и выгнать непрошеного посетителя, ему чудится лисий писк. — Где лисенок?! — Марк задирает руку с чашкой, готовый кинуть ее, если понадобиться. — Марк, твой лисенок — это я. Я — кицунэ. Мы рождаемся лисами, но после пятидесяти лет можем превращаться в форму человека… Поверить в бред о существовании лисиц-оборотней так же сложно, как и в то, что сидящему перед ним юноше стукнул полтинник. Но чем больше слов произносит Юта, тем больше его голос кажется знакомым. Марк уже слышал его во сне, слышал от лисенка, слышал, когда тот будто говорил с ним. — Пятьдесят… Пять, — бормочет Марк. Так вот, почему лисёнок тогда ударил его лапкой пять раз. Он хотел сказать свой настоящий возраст, пока Марк упрямо звал его мелким. С пятёркой Марк догадался. А вот на десятки лет промахнулся. А Юта все равно подхватывается и скачет рядом: — Да-да, Марк! Я тогда хотел тебе сказать, что мне уже пятьдесят. Я не мелкий, но я просто… я молодой. И у меня, видишь, что есть, — Юта с горечью поднимает свой хвост, — хочешь, я прямо сейчас стану лисенком? Дернув бровью, Марк протягивает руку, чтобы потрогать рыжий хвост. Превращение он вряд ли сейчас перенесет спокойно для своего разума, а вот потрогать шерсть для начала — здравая идея. Юта действительно выглядит, как лис: острое лицо и темные глаза, вертлявый и шустрый. Первый шок проходит, и мозг включается в работу, а еще Марк по-настоящему ощущает себя с Ютой-человеком точно также, как с лисом. Будто бы душу его видит, какую-то непонятную энергию, которая соединяет их двоих. — Значит, ты тот самый лис-оборотень из всяких там легенд? — Кицунэ, — настырно повторяет Юта. Марк отставляет чашку и, гордо сложив руки, произносит: — Тогда, если ты мой лисенок, как ты говоришь, у тебя вот тут, — Марк тычет прямо в ютын бок, — должны быть царапины. Тебя же ранил какой-то зверь. Я хочу увидеть. Кончик хвоста дергается из стороны в сторону, и Юта оторопело пялится в пространство несколько секунд, обдумывая свою лисью судьбу. А после кивает: — Я покажу. Но только потому что это ты, Марк. Потому что ты спас меня там, у водопада, и я обязан тебе теперь, — Юта выглядит очень серьезным и, прежде чем распахнуть юкату, добавляет, — тебе удалось приручить лиса, Марк. Еще до того, как Марк видит наполовину зажившие следы от когтей, он уже верит Юте.