why don't u love me, daddy?

Дождь затянулся с ночи до середины следующего дня. Был выходной день, но Эрен проснулся рано. В воздухе комнаты витала влага, она оседала на стенах и стеклах, приковывала парня к постели. Он пошевелился, перевернувшись на бок, и обнаружил на электронных часах время 07:20. Это немного злило: всю неделю Эрен вставал рано утром и, умываясь, мечтал о предстоящих выходных днях, во время которых собирался оторваться «по-взрослому» — поспать до одиннадцати и потом целый час пить кофе на кухне. Он с трудом поднялся и потрогал свои волосы: они были влажные, кончики завились и прилипли к коже. Под подушкой лежал телефон, и Эрена раздражало, что первая мысль после пробуждения каждое утро не менялась вот уже месяц. Сначала он шел на ее поводу и заглядывал в телефон, находя там диалог и нужную страничку в социальных сетях, проверял время последнего посещения и понимал, что ничего нового не появилось. Ни фотографии, ни нового друга. Эрен вообще мало понимал, зачем это делал и о чем думал в этот момент. Но сегодня не поддался и просто пошел умываться. Завтрак был обычным, вполне себе вкусным, хотя говорят, что в первое время после расставания все кажется поблекшим. Это было не так, Эрен даже с удовольствием осознавал, что некоторые вещи его все еще радуют: какая-нибудь пластинка из коллекции, играющая по утру для настроения, онлайн-стрелялка, в которую он влил половину зарплаты, сигареты, походы с Флоком в бар «От заката до рассвета». И еще что-то, наверное, было, но так сходу и не вспомнишь. Дождь накрапывал за окном, на балконе скопилась вода, и превратились в кашу намокшие листья с деревьев, и Эрен даже не мог выйти покурить. Покурил в окно и потушил сигарету о недопитый чай в чашке. Эрен не выдержал, глянул в телефон, на автомате прокрутил пальцем диалоги далеко-далеко вниз (настолько давно они уже не общались). «Был в сети 24 мая» — то есть не заходил в сеть уже как два дня. Эрен и правда хотел спросить, как у него дела и что нового происходит в жизни, но заранее знал, что, скорее всего, ничего нового не узнает. У Леви редко происходило что-то новое, он не любил это «новое», он жил привычками. Первое время это жутко раздражало, но спустя год отношений Эрен понял, что привычки и однообразие не такое уж и скучное дело — в любой, даже самой невероятной жизни должна быть стабильность. Это то, что он успел перенять от своего любовника, но теперь оно осталось с ним вроде как на всю жизнь, поэтому сейчас вновь раздражало. Магазины, кафе еще не работали, друзья спали как все нормальные люди. От скуки он принялся за уборку, поставив пластинку. «Everywhere At The End Of Time» — назывался альбом. Это была одна из тех привычек, которые привил Леви — устраивать генеральную уборку в выходные. По-настоящему скучное занятие, только для людей за тридцать, но вскоре Эрен привык и понял прелесть чистого дома, пусть и любил не меньше, когда книги валялись на полу, а на люстре висели кеды, от которых периодически отваливалась грязь. И в той, и в другой крайности было что-то родное, но вот Леви его в этом не понимал. Однако вскоре они договорились вставать в выходной попозже и приниматься за уборку тоже попозже, но приниматься точно. К обеду дождь наконец закончился, к тому моменту Эрен жутко захотел есть. Он вышел из дома и отправился в пекарню, в которой, к тому же, продавались готовые салаты. Леви любил готовые салаты, но не любил готовить выпечку, потому что возиться с ней считал делом грязным и неблагодарным — съедается быстро, а последствия готовки убирать часа два. Длинные ресницы Эрена тяжелели, на них оседала влага. Эрен заметил, что женщина, с которой они постоянно болтали, сегодня работала на кассе. Эрен взял сладкий пирог и салат, она что-то щебетала как всегда в веселом расположении духа, но Йегер на этот раз почти не обращал внимание и только «угукал». — Что-то давно не видно вашего мужчины, — сказала она. Эрен подумал, что это какая-то сцена из тупой мелодрамы, где все напоминает о человеке, с которым расстался герой, и играет заунывная грустная музыка, дождь бьет по стеклам, а герой принимается рассказывать свою историю почти случайному человеку. — Он… по работе уехал, — сказал Эрен. Желания рассказывать всё точно не было. Ну, а что он скажет этой женщине, которая по чистой случайности стала чуть роднее, чем ее сменщицы? «В жизни каждой пары наступает кризис и все такое, понимаете. Когда кажется, что уже не любишь. И я кусок дерьма, потому что повелся на поводу у этого ужасного чувства». Он сформулировал эту мысль в своей голове, но вслух так и не сказал. — Вот как. Надеюсь, скоро вернется, мне нужно спросить совета у мистера Аккермана по поводу ухода за азалией. Что это такое, Эрен понятия не имел. Какие-то его цветочки из миллиона других цветочков в уже не их общей оранжерее. — Когда приедет, я специально пошлю его к вам, — улыбнулся Эрен. Эта улыбка всегда заставляла женщину таять, и она игриво произносила, что на мальчиков помоложе ее тянет все-таки больше, чем на его идеального мужчину. В обед Эрен зачем-то снова проверил их давний диалог — Леви по-прежнему не заходил в сеть с двадцать четвертого мая. Эрен предположил, что в такую погоду он точно копается в оранжерее, потом читает книжку в кресле за чашкой чая, он любил это все по-стариковски спокойное, а потом отправляется на прогулку с их собакой. По субботам с метеостанции за три тысячи километров от них звонит Ханджи, они разговаривают полтора часа, и когда она начинает повторяться в своих новостях, говорит: «У Эрена от твоего бубнежа случился приступ зевоты, всё, пока». Интересно, что Леви говорит теперь, когда она наверняка знает, что они уже не вместе. Ханджи не предпринимала попыток позвонить Эрену — и правильно, он бы не нашелся, что ответить. Он много раз пытался сформулировать, на что решил поменять устоявшуюся семейную жизнь: на трепещущее чувство влюбленности. И вот расступились тучи, и солнце заглянуло в чистую, сверкающую кухню. Он поменял пластинку на сборник легенд рока и принялся за еду. Эрен включал музыку теперь всё чаще. Солнечные лучи дробились на блики и бегали по стенам кухни. Йегер думал все это время, какое из ощущений правильное, а какое обманчивое. Он думал об этом вот уже почти месяц — почти месяц, потому что первую неделю был уверен в своей инициативе расстаться. Эрен всегда знал, чего хочет. Он, например, не хотел, чтобы папа решал, куда ему поступать — Эрен не послушался и вообще никуда не поступил. Он влюбился в мужчину старше почти на десять лет и получил его очень быстро — настолько сильно этого хотел. Эрен хотел расстаться и был уверен в своем решении, но потом что-то пошло не так. Потому что одно исходило из другого, и это заставляло Йегера чувствовать настоящий ужас. Спустя неделю подумал, что сделал неправильный выбор, но тут же собственный глас его перебил — ты попросту страшишься изменений и с непривычки чувствуешь себя ужасно. Когда в квартире не осталось никого, даже собаки, Эрен почувствовал щемящее одиночество и испугался, что человек на самом деле не ищет любовь, а ищет, как бы ему избавиться от одиночества. Это погрузило его в какую-то яму раздумий на несколько дней, и теперь стало казаться, что все действия людей продиктованы простым нежеланием быть одинокими. Отголоски этого ужаса все еще остались в нем, потому что прямо сейчас Эрен чувствовал одиночество. И закравшиеся мысли позвонить, поговорить, приехать — пугали, потому что все это как будто было теперь фальшивым и не от любви. Позвонил Флок, пригласил потусить и «подцепить девочек, ну или, если хочешь, мальчиков». Эрен сослался на простуду из-за переменчивой погоды на этой неделе и положил трубку. Пластинка закончилась, солнечные блики прокрались дальше и освещали теперь темный коридор. Эрен подумал, что от присутствия Леви почти ничего не осталось. Аккерман был из тех, кто предпочитал минимум вещей, чтобы не собирать лишнюю пыль, поэтому все быстро увез с собой в сад и поселился там. Здесь остались только два растения, которые почти не требовали ухода — Эрен помнил про их существование, но делал вид, что срать на них хотел, и поливал раз в две недели. Это даже обидно. Что остались только растения, не осталось даже собаки. Ни одной вещички, которая бы пахла его парфюмом. Голова сегодня была забита всякой дрянью паршивой. Эрен расстался с ним, потому что перестал чувствовать это сумасшедшее чувство влюбленности. В то время Леви даже начал казаться брюзжащим мужиком, который идет на поводу у своих травм и Эрена с собой утягивает. Семейная жизнь с Леви не казалась теперь пределом мечтаний — прежде всего Йегер вообще никогда не хотел семейной жизни, но, когда встретил Аккермана, все перед глазами померкло, и вот они уже живут вместе и собаку завели. А потом стало так ужасно скучно. Но за весь месяц Эрен ни разу не воспользовался своей свободой. Хотя на работе девчонки прознали, что он теперь не встречается со своим мужиком, и вроде как делай теперь то, зачем все это затеял. «Заходил пять минут назад» — мерцало наверху экрана. Интересно, решил ли он заняться своей личной жизнью. Эрен так хотел себя же самого забить ногами. В последний раз они созванивались две недели назад, потому что долгожданная посылка Леви пришла на адрес квартиры, и Эрен отправил ее курьером в их дом за городом. Леви был спокоен и не спросил ничего того, что бы не касалось посылки. Йегер потом надрался и нашел, до кого доебаться, подрался с какими-то пацанами и спьяну так спутался, что стал драться с Флоком; опешившие парни просто ушли, и это была самая тупая история в жизни Эрена. Йегер даже не знал, что сказать. Он сел на автобус и отправился за город, в их дом. По дороге он размышлял, с чего начать свое унижение, но не нашелся в ответах. Дождь накрапывал, но небо почти стало ясным. Пёс учуял его еще за забором и звонко загавкал и заскулил. Эрен открыл дверь калитки своим ключом и почувствовал себя вором, никак не человеком, который прежде здесь жил и расхаживал в трусах. — Здравствуй, — сказал Леви. Он так говорил, когда они еще не встречались и когда каждая их встреча сопровождалась какой-то вопиющей сдержанностью от Аккермана. Уже потом он раскрыл все секреты и сказал, что в тот момент сопротивлялся себе и пытался не влюбиться. — Что случилось? — Привет, ничего не случилось, — Эрен стал не уподобляться себе прошлому и не перешел на «вы», хотя тогда не мог долго слезть с этой привычки. — Хотел поговорить. — И зачем придумали телефонную связь, — сказал Леви, Эрен только усмехнулся: — Так не хочешь меня видеть? — Может быть, хочу, но не моей инициативой было разъехаться, чтобы не видеться. В оранжерее пахло сырой землей и кустовыми розами. Леви принялся дальше копаться в своих цветах. — Насколько я помню, ты хотел поговорить. — Да хотел, только не знаю, о чем. Теперь думаю, что просто хотел тебя увидеть. Леви выдохнул. Как будто даже устало, изможденный вниманием и присутствием Эрена. — У тебя кто-то появился? — зачем-то сказал Эрен. Этот вопрос был такой тупой, просто ужасающе тупой и обидный, но Йегер не мог выдержать молчания. — Я не из тех, кто прыгает из отношений в отношения. Сойдутся так звезды — ладно, не сойдутся — ничего страшного. Но хотел бы я просто сказать, что тебя это не касается. — В самом деле, меня это и правда больше не касается. Послушай, Леви, — проговорил Эрен, замолк; Леви вытянулся, обратил взгляд на Йегера, в руке у него были засохшие цветы розы, — мне кажется, я начинаю понимать только сейчас, почему люди вместе живут двадцать, а то и больше лет. До тех пор, пока не умрут и все такое. Я тебя больше не люблю, как любил раньше, когда мне башню сносило, и я думал, что это проблема. — Жаль, что ты не имеешь привычки спрашивать мое мнение по этому поводу, а просто всё решаешь сам. — И правда. Жаль. Эрен хотел подорваться и обнять его такого: в белой косынке, перепачканной землей, и с засохшими розами в грязных рукавицах. Но сдержался, потому что все еще не имел права на прикосновения. Теперь у него не было такого исключительного права. — Мое прощание с прежней жизнью затянулось на месяц, и я думал, что просто боюсь перемен или одиночества. Но я ничего не боюсь, только потерять тебя. Леви выдохнул. Выкинул засохшие розы в ведро, снял рукавицы. Йегеру показалось, что руки Аккермана дрожат, но ощущение было мимолетное, и все же. Эрен поднялся, Аккерман теперь был близко и вновь смотрел снизу вверх, и Эрен мог укрыть его в объятиях своих огромных рук.