На чужой войне

      Яркое июльское солнце пробивалось даже сквозь жалюзи, и Андрей чувствовал его на коже своей обессилевшей правой руки. Рядом раздавалось мерное пиканье аппаратов, свидетельствовавшее, что он всё-таки ещё живой. Но Андрею это всё уже давно надоело. Каждый день адские боли. Постоянное ощущение судна под задницей, которое меняют раз в несколько часов, и постоянный запах мелкого, реденького от больничной пищи дерьма. А ещё гнили. Гниющего мяса... его гниющих органов, которые ещё круче благоухали в почти перманентно спёртом воздухе его узкой палаты. Чёрт, да всё это он мог бы ощущать и дома, но родителям так хотелось, чтобы он был в хосписе! Как будто этот хоспис может что-то изменить! Они даже морфия дать ему то ли не могут, то ли не хотят!       От одной мысли о доме и родителях Андрея охватила ярость. Ярость часто охватывала его. А ещё ощущение полного бессилия. Сейчас его всё чаще посещала мысль, что его просто бросили. Конечно, он и раньше был не особо-то любимцем у родителей, окруживших дополнительным вниманием его младших сестру с братом, но только после попадания в хоспис к нему пришло понимание: он никогда в принципе желанным ребёнком не был. Его просто убрали с глаз долой, чтоб не портил своей измождённой, болезненной харей семейные фото.       Были предновогодние праздники, когда Андрей узнал диагноз – рак. Сначала ему обещали выздоровление, с хорошими шансами, повели на терапию... но затем по всему организму пошли метастазы, и развивались они очень стремительно. Сначала ему попробовали вырезать опухоль в печени – и через полтора месяца рецидив, но уже с кишками. Потом вдобавок к метастазам ещё и тромб в правой ноге – и в итоге он остался без голени. А самое паршивое – ему просто пытаются продлить жизнь! Не излечить, а просто растянуть его агонию!       Он перевёл взгляд на окно. Солнце... такое яркое. Такое тёплое. Его ласковые лучи на коже – вот единственное, что ему доставляло хоть какие-то приятные ощущения. Но даже сейчас, как ни зови, медсестра не придёт и не откроет эти поганые жалюзи. Рядом была каталка – на ней его иногда возили на всякие осмотры, которые лишь констатировали факт: он умрёт. Скоро. Но не так скоро, как ему самому хотелось бы...       «Простите. Простите, пожалуйста. Я больше не могу терпеть...»       При попытке сесть тело отозвалось новой вспышкой адской боли, но Андрей к ней привык. Лишь один сдавленный стон – и вот он уже смог сесть. Дыхание давалось с трудом, и от этого усилия начался новый приступ мигрени. Перед глазами плавали разноцветные пятна. Рука заныла – капельница ещё была воткнута в вену. Но зато он сидит. Да, он сидит! Он впервые за две недели сумел сесть без посторонней помощи!       Кое-как переведя дух, Андрей оглянулся. Вроде бы на его стоны, крики и скрип кровати никто пока не идёт – ну конечно, ведь там, где он лежит, сразу бежать на любое ЧП – много просишь! Жди, когда плановый обход, а до тех пор терпи и не смей ныть! Вот не могли его родители хотя бы хоспис получше отыскать?..       Снова нацелившись на окно, Андрей кое-как развернулся и свесил здоровую ногу с кровати. Линолеум был очень холодным, но совсем скоро он сможет почувствовать солнце. Сможет почувствовать... сможет...       – Ыах! – вскрикнул он, отталкиваясь от кровати руками и вкладывая остатки сил в опору. Нога сразу же подкосилась, но он сумел упасть на широкий подоконник. Жалюзи сорвались с креплений и перелетели через него, по пути приложив по спине. Канюли в носу дёрнулись, и рядом брякнулся о батарею кислородный баллон. Снова прилив адской боли по всему телу... но он на подоконнике. Остался последний рывок...       Окно далось на удивление спокойно – всё-таки уборщица забыла тут ручку, когда проветривали. Хотя следовало бы её убрать... но Андрей решил идти до конца.       «Простите. Простите, пожалуйста. Я больше не хочу терпеть...»       Последний рывок. На грохот таки прибежала медсестра – но только и увидела, наверное, как его единственная пятка напоследок мелькнула в окне. Испуганное «Куда?!» нагнал его уже на полпути к земле...              Тишина. И голова гудит... но не как в больнице. Неужели его откачали? Прекрасно, зато теперь адской боли в теле нет – видать, всё ниже шеи отнялось, или... или нет? Андрей попробовал осознать, что происходит. Его усилий пока не хватало даже на то, чтоб открыть глаза, но чувства понемногу возвращались.       В носу точно не было канюлей, и он спокойно дышал. А воздух... пахло, кажется, чем-то медицинским, вроде спирта... или перекиси? Точно он разобрать пока не мог, но зато почуял кое-что другое. Хвоя? Надо же, кто-то установил освежители воздуха. Но воздух не спёртый, а очень даже свежий... и когда он услышал над головой шуршание шторы, он понял, почему – кто-то просто открыл окно. Затем вернулось осязание, и Андрей понял, что он лежит под пледом на немного жёстковатой кровати. А затем что-то коснулось его ноги. Его правой ноги. С ёкнувшим сердцем Андрей распахнул глаза и судорожно втянул воздух.       Вокруг была не палата, из которой он выбрался. И вообще не палата. Это комната! Но главное не это – обе его ноги на месте! Он даже попробовал ими пошевелить – обе работают! Он снова сможет нормально ходить! Нет, даже бегать! От счастья даже слёзы навернулись на глаза. Он больше не инвалид! Если бы только не рак... или уже и рака нет?       – Мрмяу? – услышал Андрей недалеко от своего уха.       Повернув голову, он увидел довольно крупную рыжую кошку, уставившуюся на него разноцветными глазами. Странно, кошка выглядела знакомо... но он не мог вспомнить, где до этого он её видел. Тем не менее, кошке он был явно знаком – ну или она просто была ласковым созданием, раз она боднула его в щёку и улеглась рядом, громко, но мягко так мурлыкая.       Кое-как Андрей приподнялся на локтях, чтобы погладить её. Кошка была очень крупной – это было видно по ладони. Или... стоп. Домашние кошки такими крупными не бывают! Да и кровать, если вдуматься, уж подозрительно большая... а остальная мебель – и подавно. Или... это он маленький?! От внезапного озарения Андрей резко сел, а голова буквально запульсировала, и перед глазами снова заплясали разноцветные пятна. Ну да, всё было слишком хорошо, чтоб всё стало нормально – теперь у него галлюцинации. Сейчас они пройдут, вновь накатит адская боль, а зелёные обои с повторяющимся старомодным орнаментом превратятся в бежевую краску. И он снова вырастет... и нога пропадёт...       Но как только он проморгался, комната никуда не делась. И нога никуда не исчезла. Иллюзия настолько прочная? Поперёк его ног легла кошка, подставив спину, чтобы её погладили, и выжидающе уставилась на него. Что ж... если это иллюзия, то пока она довольно приятная.       В этот момент со скрипом раздался сначала скрип двери, а потом стук чего-то по полу. Словно бы упала книга. Вздрогнув, Андрей испуганно поднял глаза.       В дверях стояла женщина. Уже не самая молодая, но и не старая, как ему казалось. Её золотистые волосы были собраны в строгий пучок на затылке, а ярко-синие глаза, круглые от удивления, уставились прямо на него. Словно бы она не ожидала увидеть его здесь. Или она не ожидала, чтобы он проснулся – кто знает? Но прежде, чем Андрей что-то смог произнести, она кинулась к нему и заключила в объятья.       – Андреас! – шептала она, расцеловывая его. – Боже мой, ты очнулся! Слава всем святым, ты очнулся! Ты очнулся, сынок!..       Кажется, она плакала, а от того, как она громко шептала, у Андрея сильно разболелась голова. Но в ней начало что-то всплывать... она говорила не на русском, но он понимал. Он не видел её до этого, но он точно её знал. Каждое её прикосновение было ласковым, словно июльское солнце. Она явно не видела его в палате, они не встречались, но... он сумел ухватить одно слово, что всё вертелось, но никак не давалось: «Mor». «Мама». Это его мама! Как же он так долго не мог это вспомнить?! Но это же сказка, да? Это ложь. Его мама выглядит по-другому, и она оставила его умирать в хосписе... нет, его мама не могла так поступить! Она обнимает его сейчас, и он тоже обнимает её в ответ! Мама никогда бы так не поступила с Андреасом! Никогда, ни с ним, ни с его старшим братом, Свеном! Стоп. Откуда у него старший брат?! Он же был самым старшим в своей семейке!       – Мама, у меня голова болит... – простонал он. – И пить хочу...       – Ничего, малыш, голова обязательно пройдёт, – всхлипнула в ответ мама. – Сейчас принесу молока...       Она торопливо направилась на кухню... на кухню же?.. а Андреас... или ещё Андрей?.. вылез из кровати. Господь всемогущий, как же высоко окно! В той палате с этим проблем не было. Хорошо, что рядом был стул, на который он и залез, и выглянул в окно.       Впереди, за небольшим забором, было видно лес. Странно, он выглядел невероятно знакомым. Ну да, они со Свеном и папой часто ходили туда поохотиться! Папа и Свен стреляли, а ему пока не доверялось ружьё, он ещё маленький. Странно, вспомнив это, Андреас почувствовал жгучую обиду... несмотря на то, что ружьё, как он помнил, было очень тяжёлым для его рук. Вот ничего, подрастёт – и покажет, что он стрелок не хуже! Нет, погодите, он же никогда не был на охоте... голова снова заболела...       – Андреас, куда ты залез? – сзади подошла мама и, поставив молоко на подоконник, взяла его за руку. – Доктор Ларсен сказал, что тебе нужно больше лежать.       – Но мама, – Андреас повернулся к ней, – я хотел посмотреть на лес.       Боже, ну и детский же у него голос! Он почти и забыл о том, что его сиплый баритон остался там. В той жизни. Которую он сам же прервал... нет, ничего он не прерывал! Как он может так расстроить свою маму? А папу? А Свена? И всех ребят из их компании?       – Мама, я дома! – раздалось из прихожей.       – Свен! – тотчас повернулась к двери мама. – Андреас очнулся, скорее иди сюда!       Раздался короткий топот – кажется, по лестнице... да, они были на втором этаже – и в дверях появился вытянутый мальчишка в рубашке с закатанными рукавами, штанах с подтяжками, в ботинках и... гетрах? Неужели их кто-то до сих пор носит?! Хотя стоп...       – Братик! – Свен уже спокойнее подошёл, немного отдышавшись. – Как ты себя чувствуешь?       Андреас, отпив молока, поднял взгляд на его лицо и ответил:       – Голова болит... немного. Когда шумят.       – Это нормально, сынок... – мама мягко усадила его рядом с собой на кровати. – Мы все так волновались, когда ты ударился головой... видишь же, что бывает, когда бегаешь, не разбирая дороги...       – Я ударился головой? – переспросил Андреас.       – Да, и очень сильно, – кивнул Свен. – Твои друзья сказали, что ты упал головой на камень.       Знают ли они, что перед ними не Андреас? Что перед ними какой-то Андрей, родом из какого-то городка совершенно другой страны, и что ему гораздо больше, чем... сколько ему? Лет восемь? Или девять?... или девятнадцать?..       – А... ага... м-мне снилось... – растерянно пробормотал он.       – Да? Что снилось? – с любопытством спросила мама.       – Мне снилось, что я уже большой, – произнёс Андреас. – И что я живу... в другой стране. В другом месте. Я помню... что я умирал, и что меня... меня бросили... – и он даже всплакнул. Удивительно, он мог так расстроиться из-за плохого сна! Или это был не сон?.. он уже совсем запутался...       – Чшш, тихо, малыш, – тотчас обняла его мама, гладя по голове. – Тебя никто не бросит. Мы рядом, и папа скоро вернётся с работы. И друзья твои, Фридхейм и Регнер, приходили тебя проведать! Ты не один, Андреас, ты не один...       Свен сел рядом и тоже обнял его, и ему только и осталось, что закрыть глаза и попробовать осознать это. У него теперь есть та семья, о которой он мечтал... или которую всегда имел. А та жизнь – это просто страшный сон. Просто сон, рождённый ушибленной головой. Рядом с ним мама и старший брат, а за ужином отец, как всегда, будет рассказывать о том, какие ещё чудачества и происшествия он узнал на работе... всё будет хорошо. Ведь так?              В Нордланде стояло прекрасное лето 1924 года. Первая Европейская война закончилась десять лет назад. После её ужасов многие всерьёз верили, что то была «Война, положившая конец всем войнам»...