На чужой войне

      Ещё один день. Ещё один день серости, в сером доме, сером городе. В сером мире. Так видел каждодневное своё пребывание Ефим. Все люди вокруг... что они делали в своей хмурой жизни? Только ходили из точки А в точку Б... вероятно, и ему это грозит.       Он ненароком вспомнил слова матери: «иди гулять, нечего в экран втыкать!». Как будто в этом месте хоть что-то есть, что он не видел! Вся «красота» на улице была видна лишь тогда, когда выглядывало солнце, и заключалась она в... пожухлой грязно-жёлтой степи вокруг города. В ржавых гаражах рядом с домом. В брошенном заводе за гаражами. Вот уж действительно, «иди гулять!». А ведь когда-то он рвался гулять... а его не пускали, мол, «не бегай – ушибёшься, не лазай – разобьёшься!». Да, свою маму он считал не менее странной личностью, чем она – его.       Первое, что Ефим услышал, выйдя на улицу – грохот бумбокса в девятке, медленно катившейся под окнами. Громкость была такая, что, казалось, асфальт под ногами вибрировал. Ну да, ещё один повод «пойти послушать природу». А потому он поспешил надеть наушники и врубить на стареньком плеере плейлист с опенингами его любимых тайтлов.       Да, он любил аниме. Даже тратил значительную часть своего скромного заработка и стипендии на то, чтобы покупать фигурки, которые любовно расставлял на полке в своей комнате. Эта самая серость заставляла его бежать в миры, наполненные красками, в которых, разумеется, его ждали бы лучшие тян, победы и почёт... ну или испытания, которые бы он мог преодолеть! Кажется, это называлось «знать, где упадёшь»... ведь если подумать, то очень многие герои тайтлов откровенно тупили в решающие моменты, а исключения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Уж он бы наверняка нашёл все лазейки в какой-нибудь «системе геймера», дабы стать всесильным!..       Когда Ефим переходил дорогу, земля резко ушла из под ног, а бок поразил раскат боли, такой, что окружающая реальность, сбавленная отборными опенингами, поплыла перед глазами. Он почувствовал странное ощущение, будто бы он летит, а затем раздался отчётливый, перекрывший наушники хруст, вспышка боли на короткий миг поразила уже голову... и пришла тьма. Что произошло? Неужели он мёртв? Так, стоп, но он же продолжает мыслить... «мыслю – значит, существую». Неужели его сбил грузовик?! Так, что дальше, он окажется перед какой-нибудь богиней, или?..       Странно, Ефим сейчас чувствовал... сожаление. Казалось бы, он должен радоваться, но... не выходило. Он оставил в старом мире свою мать! Несмотря на их постоянные споры о его увлечениях, он всё-таки её любил, и не хотел оставлять её таким образом! А почему никто из исекайнутых японцах об этом не вспоминает?! И почему лишь единицы совсем не помнят той страшной боли, которая следует перед смертью?! Да и опять же, если вдуматься, то смотреть тайтлы куда веселее, чем быть их героем...       Впереди забрезжил свет. Интересно, куда он выведет? В рай, в ад, в иное посмертие? Или в новый мир, на перерождение? Забудет ли он обо всём, что знал прежде, или будет помнить каждую мелочь?..       Но вот, наконец, белый свет охватил его с головой. Поморщившись, Ефим кое-как протёр глаза, чтобы различить ветви большого дерева. Кажется, дуба. И небо над головой было чистое – ни облачка. Неужели он всё-таки исекайнулся? Да, вот это номер! Но нужно сейчас попробовать понять – а что вообще происхо?..       Когда Ефим попробовал пощупать себя, то сразу же осёкся в своих мыслях. Что ж, он явно не был в лучшей форме, когда покидал тот мир – всё-таки, ожирение было не самой приятной его деталью – но тут грудь уж как-то слишком сильно разрослась. Да и на прежнюю толстовку, в какой он ходил, его нынешняя одежда как-то не походила... и вот, когда он сумел поднять голову, то увидел... грудь. И не его разросшиеся от жира титьки, а натуральные женские буфера, прикрытые платьем...              Мальчик распахнул глаза. Он пытался кричать, но с его губ сорвался лишь протяжный тяжёлый стон. Голова гудела, а в темноте он не мог разглядеть ничего. Он чувствовал одновременно и холод, и тепло. Дышать было очень сложно, а в горло словно натолкали стекла. Его тотчас поразил кашель. Сухой, невероятно болезненный и долгий, он продлился не меньше минуты перед тем, как спазмы наконец-то отпустили его.       Придя в себя, мальчик попробовал оглядеться и понять, что происходит. Тело его было почти что сковано тяжёлым одеялом, а на голове была уже чуть остывшая грелка. Он болен?.. наверное, раз при попытке даже чуть высвободиться и пустить к телу побольше воздуха он сразу начинает страшно мёрзнуть, и при этом болит горло. В комнате кромешная тьма – значит, либо окон вовсе нет, либо они плотно задёрнуты.       Мальчик поймал себя на мысли, что почему-то не может вспомнить что-то... что-то очень важное. Это как-то связано со сном? Ну да, конечно же! Его там превратило в девчонку! Или нет?..       «Вспоминай. Ну же... давай, ты же не башкой ударился...»       Кое-что он начал вспоминать. Серый город в сером мире... или только сам город был серым?.. то, что он был страшно скучным, он помнил точно. И какие-то мультики, только не чёрно-белые, как он помнит в кинотеатрах, а цветные, яркие... может, ему снился какой-то мир наоборот, где всё серое, а мультики и фильмы цветные? Кажется, там его звали Ефимом... или стоп, он и есть Ефим! Или нет?.. почему-то в мозгу возникает какое-то другое имя. Кажется... Иосиф? Нет, чуть по-другому: Йозеф! Да, точно, Йозеф!       Вот теперь многое начинало вставать на места. Ещё во вторник он побежал гулять вместе с со своей подругой... нет, единокровной сестрой, белокурой Агнес, в сад усадьбы, в которой они жили. Всё было покрыто февральским снегом, и липкие хлопья кружили в воздухе. Они долго носились среди сугробов, кидали друг в друга снежками... и вот девочка случайно поскользнулась и оказалась посередине замёрзшего пруда, обнажив прозрачный лёд за собой. А когда она осторожно попыталась встать, раздался треск, и он, Йозеф, кинулся к ней. Он успел достаточно сильно пихнуть Агнес, чтобы она отъехала к краю, а потом провалился в воду... не утонул, вода была ему едва ли выше пояса, но пока сестра бежала за помощью, он успел основательно продрогнуть. Неудивительно, что он заболел, и ему сейчас так трудно дышать! И жар... у него страшный жар и лихорадка – по крайней мере, эти слова Йозеф слышал от врача, что его осматривал.       Да... только в горячечном бреду ему мог привидеться тот сон... сон длинной в жизнь. Или нет? Что, если на самом деле это был не сон? Что, если он всё ещё некий Ефим, которого сбил чёртов грузовик? Чёртов толстый анимешник...       «Стоп. Откуда я знаю это слово? Ну же, Йозеф, соображай... ты правда Ефим? Или ты выдумал это слово, пока спал?»       От всех этих размышлений голова разболелась только сильнее. Ефим... то есть, Йозеф попробовал ощупать себя. Он точно не толстый, даже на против, он даже несколько худощав. Кровать ему явно велика... и комната тоже крупная... да и по воспоминаниям ему куда как меньше лет, чем было в его сне... а может, это просто другая жизнь? Почему его подселили именно в мальчика, провалившегося под лёд? Или он переродился раньше, а теперь только вспомнил свою жизнь? Покажет только время. Вроде... вроде бы отец из своей поездки по делам должен скоро вернуться в поместье. Отец?.. отец кого? Ефима или Йозефа?       «Если и говорить про недостатки перерожденческих исекаев, о которых я так мечтал... то есть, мечтал Ефим, то главный – никогда не разберёшь, где чья память, и какая память реальна. Но если о таком мечтал Ефим...»              На утро Йозеф – для себя он решил, что всё-таки он Йозеф, а не Ефим – чувствовал себя уже несколько лучше, чем ночью. Уже никакие горячечные кошмары не терзали его разум, и голова болела значительно меньше. Через небольшой зазор между шторами в комнату проникал свет – что ж, у него, по крайней мере, есть окно.       – Йозеф! – в комнату вошла мать с подносом. – Ты проснулся, мальчик мой!       Мама... глядя на неё сейчас, Йозеф чувствовал нечто странное. Он помнил свою мать из другого мира... или из сна... в общем, мать Ефима. Если вдуматься, то это была благодушная, но вечно занятая женщина, хотя и, как ему казалось, слишком зашоренная в своих вкусах. Упитанная женщина за сорок с волнистыми каштановыми волосами. Мама же Йозефа была полной противоположностью – иссиня-чёрные волосы, тёмно-синие глаза и стройная фигура. Вдобавок ко всему – платье горничной... только не стереотипно-откровенное, а строгое, викторианское... так, откуда он взял это слово? «Викторианское»... странно, но чего-то очень сильно не хватает. Чего-то очень важного... но вот чего?..       – Мне приснился... ум... очень странный сон, мама, – проговорил Йозеф, проглатывая меж тем яичницу и немного морщась от ощущений в горле.       – Доктор Браун сказал, что это нормально, – мягко улыбнулась мама. – У тебя вчера вечером был такой страшный жар, что неудивительно, что тебе снилось всякая чушь. Без обид, малыш, – она мягко потрепала сына по волосам.       Однако тут Йозеф осознал, чего же не хватает. Не хватает Агнес! Его верной подруги, его старшей единокровной сестры, с которой они так дружны!       – Мама, а где Агнес? – спросил он, даже оторвавшись от еды.       – Агнес очень сильно за тебя беспокоится, Йозеф, но не может сбежать с уроков, – провела рукой по его щеке мать. – Ты же знаешь, какой он, этот господин Веллингтон! Но как только занятия закончатся, она обязательно придёт, вот увидишь!       Перед обедом Агнес действительно посетила его, ещё раз горячо отблагодарив за то, что он вытолкнул её со льда. Они подолгу говорили... вернее, говорила она – Йозефу для этого не хватало сил, и вдобавок слишком болело горло. Она даже читала для него свою любимую книгу, «Сказания Тёмных Веков». Странно... в памяти Йозефа такие моменты были невыносимо скучными, но теперь его страшно интересовали все эти перипетии судьбы рыцаря Баярда, отвага и гнев короля Свена Огнебородого, красота глаз Фридгерт Снежной Косы... может, что-то ему передалось от того самого Ефима, сбитого грузовиком?       – А там было? – прохрипел Йозеф, когда Агнес неожиданно перелистнула несколько страниц сразу.       – Так... глупая история. Глупая и несправедливая, – надула губки Агнес. – Может, я лучше прочитаю про Виолетту из Корлеоне? Там куда интереснее!       Это было подозрительно. Агнес обожала читать, она восхищалась этими историями... неужели она такая плохая?       – А можно... ну... хотя бы вкратце? – спросил Йозеф.       – Там та глупая история про героическую Валькирию и Злого Человека, – фыркнула Агнес. – Только тут ей переложили на манер старых северных саг. Я не верю в неё... ведь твоя мама такая добрая! Она добрейший человек из всех, кого я встречала, и... ты же знаешь, что тётя Ноа и мне как мама? И ведь и ты сам спас меня вчера!       Пока Агнес причитала о несправедливости мира с таким пылом, на какой только способна чистая и невинная душа, Йозеф задумался. Вернее, задумался всё-таки Ефим, сидевший внутри него. Такие подробности он помнил только в одной вселенной, и только на словах про Валькирию смог вспомнить. Ну да, конечно, «Хроники Валькирии»! Он исекай... то есть, переродился именно в этом мире, в теле полударксанина, младшего сына барона фон Леренау из Эрцгерцогства Лендорф.       Главное, что знали и Йозеф, и Ефим – что дарксан в Империи, частью которой является Лендорф, ненавидят всеми фибрами души. Их угнетают на всех уровнях, считают грязью просто за сам факт иссиня-чёрных волос и тёмно-синих глаз. В независимой Галлии, что как раз имеет общую границу с Лендорфом, ситуация такая же, и лишь немногим лучше отношение в странах Антантической Федерации. Но есть и исключения – их с Агнес отец, барон Густав Карл фон Леренау, искренне полюбивший одну из своих служанок, Ноа Орштейн, и даже порывавшийся на ней жениться в юности – но тут она сама его остановила.       И вот теперь Ефим переродился в теле маленького Йозефа, полукровки, который даром что унаследовал больше отцовскую внешность – глаза-то мамины. Они с Агнес были неравны по своему статусу, и, скорее всего, за пределами поместья его, Йозефа, ждёт судьба груши для битья – прямо как Ефима в школе.       «М-да, сбылась мечта идиота...» – с тоской подумал Йозеф.              Февраль 1925 выдался очень снежным в Лендорфе. Один из наиболее западных регионов Империи, он одним из первых познал на себе тяжёлые удары прошедшей одиннадцать лет назад Европейской войны, и многие семьи оплакивали смерть своих сынов, павших во славу Империи. Лендорфские юноши сражались отчаянно, рвались идти в первых рядах и последними покидали поле боя... и то, что Империя была вынуждена пойти на перемирие в 1914-м, их отнюдь не обрадовало. Именно здесь впервые пошли разговоры об «ударе в спину», о том, что именно дарксане, социалисты и непокорные бреславы не позволили Империи взять то, что принадлежит ей по праву...