Алфавит

Мише 30, у него неудачный брак, грустная жена, совсем маленькая дочь и работа в секретном подразделении изучения данности — сокращённо СПИД. За окнами Советский Союз, на душе кошки, а в душном кабинете никого. Неделю назад Мише дали ассистента, которого он боялся и постоянно отсылал подальше по разным мелочам. Илья его не боялся и вообще ничего не боялся, Илья был немного сумасшедшим по мнению Миши, потому что громко говорил о том, о чем не говорят даже тихо, потому что жил в детстве в Германии, а это значит: видел больше, чем видели почти все в Мишином мире, потому что приходил на работу со стеклянной бутылкой лимонада и смотрел на всё и всех большими зелёными глазами, похожими на крыжовник, потому что был слишком молодым, потому что... У Миши всегда было много "потому что", наверное, от того, что в его мире было совсем нельзя говорить "почему?" Миша работал над абсолютно новым проектом, пока что носившим кодовое название БВ (Би-Ви) или же "Бесконечность Вселенной". Он пытался доказать, что где-то есть ещё сотни тысяч таких же Миш Бoсовых, таких же лабораторий, таких же институтов, таких же Союзов, стран, материков, океанов и планет. Иногда Миша позволял себе мечтать о какой-то чудесной жизни там, в совсем другой такой же вселенной, но это было редко, потому что Миша был реалистом и очень хорошо знал — чем больше ты знаешь в этом мире, тем больше вероятность того, что однажды ночью к твоему дому подъедет машина и заберёт тебя навсегда, а может и жену заберёт, и отправят тогда совсем маленькую дочь в детский дом и дадут другую фамилию, и она никогда не узнает, кем были её папа и мама, и как они жили, и как счастливы были в какой-нибудь другой вселенной. А Илья не был реалистом, Илья мечтал о космосе, о далёких звёздах и галактиках, о жизни в других измерениях и счастье не где-то там, в не доказанных вселенных, а прямо здесь и сейчас. И это пугало и завораживало Мишу, потому что Илья был свободен, а свобода была неизвестной, неизученной переменной в его мире, и он всегда, глядя на него, терялся и куда-то проваливался, пытаясь понять, как Озoлин работает и как с ним управляться. А потом у них была ночная смена, и Илья принёс две бутылки лимонада и сказал так же просто, как говорил и делал всё на свете: "пойдём выпьем?" И Миша пошёл, как будто он не взрослый и серьёзный учёный, а так — просто человек. А потом они сидели на полу смотровой площадки среди установленных там телескопов и более сложных приборов, и пили лимонад, и смотрели на звезды, и Илья рассказывал о Боге, в которого он не то чтобы верит, но некоторые мысли имеет, и о вселенных рассказывал так, как будто уже видел их, и просто так о жизни рассказывал, медленно, с длинными паузами и без какой-либо оглядки. А Миша слушал и впервые не пытался прогнать его, прогнать эти новые свободные идеи и мысли другого человека и свои собственные немного мятые и неуместные, но тоже непохожие ни на что другое. Миша думал о длинных пальцах и глазах, похожих на крыжовник, и о голосе, об интонациях, об улыбке, спрятанной где-то в уголке губ. Миша думал об Илье и старался не анализировать эти мысли, потому что они были страшнее ядерной войны и интереснее любой науки. Только когда они поднимались с пола и Илья протянул ему свою руку, чтобы помочь, Миша на секунду поддался, потерял концентрацию и то ли одним касанием, то ли коротким взглядом выдал себя, свои мысли и ещё даже несуществующие чувства, а Илья понял. Понял и ничего не сказал, просто так же, как раньше, смотрел большими глазами, говорил не следя за тем, кто его слышит и слушает, и помогал Мише в лаборатории. А потом Миша перестал спать. Потому что, когда он закрывал глаза, он видел ту ночь, когда они впервые говорили, и ту ночь, когда говорили в последний раз. Уже был ноябрь, и они прощались у метро — просто как коллеги, ну, максимум как приятели, и пошёл первый снег, лёгкий, честный, свободный, и они стояли под ним и никак не могли разойтись, а потом Илья скрылся в переходе и Миша пошёл домой, думая о том, как завтра они встретятся в институте и снова будет день, будет лаборатория, будет он и Илья, миллионы других вселенных, где, возможно, они могут говорить без утайки, или могут держаться за руки, или быть просто счастливыми, или, может, есть вселенная, где Миша не боится признаться себе, что влюбился, или может... мечты не доводят до добра, а Миша забыл об этом, забыл. А потом Илья не пришёл в лабораторию. И на следующий день. И ещё через один. И ещё. И вообще больше никогда. И Миша перестал спать. А потом начал пить снотворное по настоянию жены, а потом и спать начал, и жить дальше, и изучать вселенные, и пить лимонад иногда, и снова перестал мечтать, перестал думать о чём-то большем, чем то, о чем было можно, и перестал радоваться первому снегу, и вообще радоваться перестал. Через 20 лет его, уже ставшего известным в Советском Союзе учёным, найдут мертвым в собственной кровати — слишком большая доза снотворного, несчастный случай или черт его знает что, а ещё через 10 лет, уже после развала СССР, будет напечатана найденная и сохранённая его дочерью рукопись. Единственный ненаучный труд её отца. "Белая ночь" — история о двух молодых людях, которые одной летней питерской ночью случайно попадают в другую вселенную, а потом в ещё одну и ещё, и, конечно же, они проходят через множество испытаний и попадают обратно в Питер уже совсем другими людьми, и сидят совсем другие, пьют лимонад и говорят о чём-то совсем другом, и о счастье, потому что в конце обязательно должно быть счастье — хотя бы у них, хотя бы так.