Not Gonna Get Us

— Я тебя поймаю. — Попробуй. От резкого движения носки заскользили по полу, и Саша чуть не упала. Аня рассмеялась громко и звонко, побежала по коридору и в три прыжка спустилась с лестницы. Когда Саша помчалась за ней, пространство словно сузилось до ее спины и узких плеч. До волос, свободно летевших в разные стороны. Саша шумно вдыхала воздух, в котором отчётливо слышался ее парфюм. Ей нравился этот запах. Обыграть в догонялки чемпионку мира определённо было амбициозной задачей. Но Саша старалась. Когда они оказались на первом этаже, Аня начала кружить вокруг дивана. Как в детстве на площадке во дворе, когда понимаешь, что тебя вот-вот поймают, и нужно обезопасить свои позиции, заставив противника бегать за тобой вокруг какой-нибудь горки. Это давало знание, что она готова к проигрышу. И воодушевляло. — Ещё не устала? — Ты не настолько быстрая. — Враньё. Саша каким-то чудом перепрыгнула через спинку дивана и, потянувшись вперёд, схватила Аню за руку, резко потянув ее на себя. Вообще, она могла сбить с ног и навалиться прямо на неё, но тогда при падении Аня бы ударилась об пол под весом ее тела. Допустить такую вероятность было невозможно. Поэтому Аня упала прямо на неё и, соскользнув с кожаной обивки дивана, они обе с грохотом оказались на полу. Саша прижала ее к себе, обхватив тонкое тело руками и ногами. Несколько секунд они пытались отдышаться. — Саша, — Аня, смеясь, говорила куда-то в шею. — Ты сумасшедшая. — Я же говорила, что поймаю, — она пыталась сдуть волосы Ани с лица, но выходило так себе. — Не любишь проигрывать? — Не люблю. — Я тоже не люблю. Значит кто-то должен был поддаться, — Аня попыталась отстраниться, но Саша только сильнее сжала ее в объятии. Она была почти горячая и дышала шумно. А ещё — ещё давила своим телом. На все. И это по-странному будоражило. — Намекаешь, что ты поддавалась? — Бинго. — Враньё. Аня прекратила попытки вырваться и расслабилась. Саша зачем-то начала гладить ее по спине. — И когда ты меня отпустишь? — Никогда. — Ну, ослабь хватку, дай хоть взгляну на тебя. Саша исполнила просьбу, разомкнув руки. Аня приподнялась на локтях, оказавшись близко-близко к лицу. Ее влажные глаза улыбались. — Ты теперь мой трофей, — Саша хрипела, как и всегда по утрам. Но в этот раз фраза была произнесена как-то по-особенному томно. Так казалось. — И что это значит? — Это значит… Это значит, что я теперь могу делать с тобой все, что захочу. Она правда не ожидала, что скажет именно это. Но она сказала, и взгляд Ани расширился в изумлении, и что-то вязкое пролилось в животе. И Саша вздрогнула. Оно само. Так было все последние дни. Когда родители (наконец) уехали, сложно было не сознаться себе в надежде на то, что теперь всё наконец должно случиться. Саша не могла не думать об этом. Она ждала. Но ничего не происходило. Совсем. То есть как. Что-то, конечно, было. Они начали целоваться и держаться за руки — в пределах дома. Ночной визит Ани задал этот новый модус в их взаимодействиях, которые все больше стали походить на отношения в паре. Саша продолжала рассматривать бесконечные фотографии Ани со съёмок, ледовых шоу и чемпионатов перед сном (до того, как Аня приходила и ложилась рядом), про себя проговаривая одни и те же слова — моя девушка, это моя девушка. Чаще с вопросительной интонацией, словно в попытке понять собственное отношение к этой формулировке. Она пробовала ее наощупь, шепотом перекатывала на языке, напряжённо всматриваясь в экран, где Аня, во всем блеске своего великолепия, получала очередную медаль чемпионата России. Она была лучшей фигуристкой в стране. В мире. Но она не могла быть её девушкой. Потому что — это Аня. Она ничья, то есть только своя собственная. И они не могли быть парой в нормальном смысле этого слова. И у Саши не было на неё никаких прав. И не должно было быть. Они целовались и спали вместе. Аня была знакомая, тёплая и мягкая, и Саше нравилось засыпать в момент, когда она гладила ее волосы, рассказывая что-то про качество льда, виды лезвий для коньков или правильное питание. Это быстро стало рутиной. Самой любимой частью дня, которую Саша всегда ждала с нетерпением. Но помимо этого было что-то ещё. Что-то тёмное и обволакивающее, проступавшее каждый раз, когда Аня ложилась к ней и обнимала своими тонкими руками. И Саша каждый раз ждала, что вот-вот ее касания станут смелее и требовательнее. Потому что этого очень хотелось. И скрывать это было все тяжелее. Наверное, Саша надеялась на это. Ведь они были совсем одни. Но Аня ничего не делала. И было непонятно, боялась ли она, сомневалась или вовсе не хотела. Саша уважала ее позицию и, конечно, не хотела давить. Просто из-за этого она чувствовала себя неправильно. Как именно? Что ж. Саша чувствовала себя озабоченной. Да, именно озабоченной, потому что разве это нормально — так хотеть другого человека? Так хотеть Аню? Вряд ли. Они ходили по краю. Саша чувствовала это. И — ей нравилось дразнить. Она осмелела. Просто раньше, когда все ещё не было таким, их взаимодействия казались чем-то неожиданным и случайным. Теперь все изменилось. Появилось намерение и, наверное, ответственность. Саша не могла сказать наверняка. Просто было по-другому. Почему? Причина этого лежала прямо на ней и невинно улыбалась. И Саша была в неё влюблена. — С чего такая уверенность? — Аня прижалась к ее горячему лбу и прошептала прямо в губы. — Просто я так хочу. Воздух ушёл из легких быстро и незаметно. И дело не в том, что Аня была тяжёлой. Нет. — Но это ещё не значит, что так будет. — Нет. Значит. Аня улыбнулась как-то снисходительно. Наверное, ей доставляло удовольствие наблюдать за мучениями Саши. Слишком много в ней было превосходства в последнее время. Но это пока. Саша мечтала о провокации. — У тебя голодный взгляд, — Аня усмехнулась. Ещё бы. Какая же она… — Допустим. — А значит, — она поцеловала Сашу в лоб почти по-матерински. — Нам пора завтракать. Да что же это такое. Саша не стала сопротивляться и разжала ноги, позволяя Ане встать. Когда она сделала это, выпрямилась и встряхнула затёкшие руки, Аня вдруг обняла ее и снова поцеловала — в щеку. И в этом было столько неожиданной, почти незаслуженной нежности и, наверное, понимания, что жаловаться больше не хотелось. Хотелось только прижаться сильнее и сказать что-то такое же неожиданное и нежное. Но Саша не могла придумать, что. Только стояла и обнимала в ответ. — Твоим трофеем будет омлет с тостами. — И с грибами? — она чувствовала себя маленьким и капризным ребёнком. — И с грибами. — Спасибо. И все. И Аня подмигнула, уходя на кухню. Готовить завтрак для них двоих. И от мысли об этом что-то переворачивалось в животе. И причина была не в голоде. . . . — О чем же ты думаешь? — Перед прыжком? — Ну допустим. — Перед прыжком я думаю о заходе на него. О самом прыжке, — Аня пожала плечами, — Во время прыжка ни о чем. А потом дальше о программе. — И это все? — И это все. А о чем ты думаешь на ринге? Саша нахмурилась. Стоило ли сказать, что в кульминации поединка в ее голове все время почему-то всплывала Аня? Как в шаблонных фильмах о боксерах, которые бились ради любимой женщины. Любимой женщины? Так. — Вообще ни о чем. — Совсем? — Совсем. — Понятненько. Аня отвернулась к окну с мягкой улыбкой. У Саши ещё были вопросы. Например, как ей удавалось быть такой стабильной. Каково ей было жить со знанием, что именно ей пророчили олимпийское золото. Как это ощущалось — тренироваться в окружении лучших из лучших, зная, что их команда уже который год не оставляла шанса никому другому. Совсем никому. Саша как-то гуглила список спортивных школ и тренеров по фигурному катанию, и он был впечатляющим, но безликим. Она знала, какой особый сорт самолюбия был свойственен спортсменам. Любым, даже не самым перспективным. И ее удивляло, как все эти бесконечные имена и фамилии справлялись с вездесущностью чужого превосходства. Превосходства Ани, например. Ани, которая была ее сводной сестрой. И кем-то ещё. У Саши ещё были вопросы, но почему-то задать их она так и не решилась. Вместо этого она спросила другое, вдруг изумившись, почему не сделала этого раньше. — Почему ты решила поехать со мной? — Мы так давно ждали момента, когда ты начнёшь тренировки. Мне было очень интересно посмотреть на тебя в процессе. И сегодня у меня как раз есть на это время. Мы? Кого Аня имела в виду? Их семью (ладно)? Или себя и Сашу? — Понятно. — Ты не волнуйся, если что. Я в кикбоксинге ничего не понимаю, так что как-то оценивать тебя точно не буду. — Да я и не волнуюсь, — Саша ухмыльнулась. Неправда. Она очень даже волновалась. Это было не то же самое, что приехать к Ане на шоу. Это сложнее. Она представила, как Аня будет смотреть на ее поражение. Слышать критичные реплики Розанова и подколы ребят. Видеть каждое ее движение как в замедленном действии. Господи. — Что-то незаметно. Аня. — Что? — Ты волнуешься. Как обычно — она замечала всё. — С чего ты взяла? — По тебе видно. — Допустим, — Саша вздохнула. — И за что же ты так переживаешь? — Не знаю. — Да брось. Знаешь. — Вдруг у меня что-то не будет получаться, а ты будешь сидеть и смотреть на это, — ей пришлось отвернуться к окну. — А что здесь такого? Ты же на тренировке. Это нормально, когда что-то не получается. И, повторюсь, я вообще не буду никак тебя оценивать. — Все равно как-то неловко будет. — Саша, неудачи на тренировке никак не определяют тебя. Знаешь, сколько раз я обычно падаю за свою? Ты со счета бы сбилась. Саша представила себе, как Аня заходит на прыжок, отталкивается и падает, какое-то время беспомощно скользя всем телом по льду. Представила и вздрогнула. — Спасибо тебе, — она повернулась, стараясь улыбнуться. — Правда. — Не за что. — Есть за что. Саше захотелось лечь на колени Ани и попросить ее погладить волосы. Но она не могла. Смерив водителя убийственным взглядом, она закрыла глаза. А потом они приехали. . . . — Да ну не понимаю я! — Ну так напрягись и пойми наконец! Или тебе в шлеме совсем мозги сдавило, Саня? Ну не пальцами надо бить, а косточкой, вот тут, — Розанов поднял ногу и ткнул пальцем куда-то в начало кроссовка. — Иначе все пальцы себе сломаешь, а оно надо тебе? — Не надо. — Тогда тяни их на себя! Ой. Его крик был слишком громким. Саша развернулась, бросив мимолетный взгляд на Аню в попытке прикинуть, насколько расстояние между скамейкой, на которой она сидела, и рингом, на котором стояла Саша, могло позволить ей услышать этот крик. Аня поймала ее глаза своими и подняла брови. И кроссовок. Схватившись пальцами за носок, она потянула его на себя. Что ж, растяжка вполне позволяла ей не сгибать при этом колено. Конечно же, Аня все слышала. Блять. — Саня! — Что? — Ты меня поняла? — Да. — Тогда ещё раз. И чтоб без косяков! Косяк. Как неудача и бумага, набитая травой и свёрнутая в трубочку. Саша слышала где-то, что после травы люди моментально расслаблялись и хотели долго и бессмысленно смеяться. Ей бы тоже хотелось расслабиться. Спиной она чувствовала взгляд Ани, и он не то чтобы мешал, нет. Знание того, что она смотрела на неё на протяжении всей тренировки, одновременно смущало и давало странное воодушевление. Хотелось стараться больше обычного. А в моменты, когда стараться не получалось, хотелось злиться на себя. Как сейчас. Что ж. Это весьма продуктивно. Может Ане стоило приходить почаще. Саша била лапу неистово и изо всех сил тянула чертовы пальцы на себя. И это сработало, потому что Розанов наконец начал выглядеть довольным. Впервые за последние полчаса. Ей хотелось скинуть защиту с ног. Кожа вспотела и чесалась от резинок, но взгляд тренера был слишком радостным от факта, что Саша наконец включила мозги, и оставалось только догадываться, был ли таким же радостным взгляд Ани в ее спину. Хотелось верить, что да. Потому что конкретно сейчас — Саша была хороша. — Лоу-кик и джеб сделай мне! Она исполнила приказ. — Ещё раз! Локоть вниз! Не заваливайся! И попыталась снова. — Ещё! На меня смотри! И ещё раз. — А теперь серию! Быстро! Руки ныли, будто с каждым ударом кто-то обматывал их цепями и изо всей силы стягивал. Но мысль об Ане не давала остановиться, и в какой-то момент на смену тяжести пришла удивительная лёгкость вперемешку с адреналином. Розанов одобрительно качал головой. Саша просияла. — Вот всегда бы так! Ну можешь же! — он пытался отдышаться, и мысль о том, что Саша смогла его утомить, была слишком приятной. — Могу, — она обернулась на Аню, которая с хмурым видом печатала кому-то сообщение. — Давай по новой. — Идёт. И дело пошло вновь. Розанов все выкрикивал новые комбинации, и Саша все била, стараясь следовать каждому совету и не отвлекаться на мысли об Ане. И все было прекрасно. До определённого момента. Когда Саша обернулась в очередной раз, то с удивлением обнаружила, что по соседству с Аней нарисовался какой-то неопознанный объект. Парень. Высокий и рослый. Она помогала ему завязать бинты на руках, пока он что-то увлечённо ей рассказывал. Эм. Саша попросила тренера о передышке перед рингом и с пустой, но звенящей головой подошла к скамейке. Аня заметила ее не сразу. Видимо, была слишком увлечена созерцанием чужих мускулистых рук. — Можно воды? — Саша окинула взглядом незнакомца и утерла пот со лба. — Конечно, — Аня достала из рюкзака бутылку, протянув ее с милой улыбкой. — Ты не говорила, что у тебя такая крутая сестра, — парень обратился к ней, продолжая держать ладони близко к Ане. Что ж это за бинты такие бесконечные? — А мы знакомы? — Саша мысленно отмахнулась от номинации «сестра». — Я Паша, — он кивнул. — Класс. — Как раз рассказывал Ане, как прошёл чемпионат на призы мэра. — И как? — наверное, в ее голосе было слишком много безразличия, потому что Аня тут же подняла на неё свой внимательный взгляд. — Он победил, — она ответила за него. Вот как. Два чемпиона за милой беседой значит? Что-то кольнуло в животе. — Ну ты крутой, получается, — Саша выдавила подобие улыбки. — Просто очень охота попасть в сборную, пока я ещё не сильно староват для этого, — ответная улыбка Паши была на удивление искренней. — Кстати, тебе лучше не отводить локти в стороны. Я видел, как ты бьешь. Розанов с них всегда бесится. Серьезно? — Да я вроде как поняла. Он мне всю тренировку про это талдычит. — И как, ты прислушиваешься? — Аня перевела внимание на себя. Эм. Если бы она сидела не позади Саши, а напротив, то давно бы поняла, что она прислушивалась. — Да. — Ты молодец, — Паша наконец изволил встать и похлопал Сашу по плечу. Она стерпела. — Продолжай в том же духе. Аня проследила за движением его руки. — Ага, спасибо. Он кивнул им и пошёл к груше. Что это было вообще? — Ты чего? — Ничего, — Саша сняла футболку и почти зло бросила ее на скамейку, оставшись в спортивном топе. — Саша? Она не обернулась. У ринга ждал Розанов. От адреналина осталась простая усталость. Хотелось есть и спать. Забавно, как после нагрузки потребности сводились к самым примитивным. Хотя нет, не забавно. Обычное дело. Тренер подал Саше капу и похлопал по спине. И вот от такого прикосновения поморщиться совсем не хотелось. Она пролезла через канаты и немного размялась. Вскоре к ней присоединилась внушительного вида девушка, имени которой она не знала. Ну и ладно. Соперницы менялись каждую тренировку, и запомнить всех было невозможно. — Погнали! Саша всегда начинала с ударов ногами. Она не знала почему. Хотя, вообще-то, как раз таки именно ноги были ее слабым местом. Но неважно. Соперница попалась подвижная. И технически она была явно лучше. Но Саша злилась — и в этом была вся разница. Поэтому ее атака была более смазанной. И это злило ещё больше. — Саня! Голову включаем! На что она так злилась? Хороший вопрос. Лоу-кик обжег бедро, и Саша попятилась. Ей очень хотелось обернуться, но времени на это не было. Как и на то, чтобы сделать нормальный вдох. Ее щеки горели. Свинг, бэкфист и прыжок назад. Соперница пошатнулась. Победа стала делом принципа. Не из-за Ани. Просто так. Удар прилетел резко и неожиданно. В глазах едва не потемнело. Что за бесконечный раунд? Ах, точно. У Розанова бьются до поражения. За любимую женщину? Это банально. Удар. Подсечка. Сашу едва не сбили с ног. Просто упади уже. Удар. Ещё один. Блок. Просто проиграй. А если она прямо за спиной? Розанов что-то прокричал. Саша не слышала, что. Она думала про Аню. Про то, как ее тонкие пальцы аккуратно расправляли бинт и наматывали его на широкую и мозолистую руку. Не ее руку. Чужую. Атака ногами и удивительная собранность в моменте. Саша была в моменте. Как в той идиотской песне. Просто проиграй. Хватит. Аня смотрела в спину. Как звали того парня? Паша? Будущий чемпион России. Гребанные чемпионы. А что делать безликим и полным надежды аутсайдерам? Правила спорта одинаковы для всех. Одинаково жестоки. Лёгкие горели, а в голову будто пустили газ. Глаза щипало — то ли от него, то ли от пота. Саша слизнула соленую каплю над губой и пошла в атаку, чувствуя себя гребанным вскипевшим чайником с сорванной крышкой. Паша. Какое же идиотское имя. Аня. Аня смотрела ей в спину. Саша смотрела на неё — тогда, на шоу. Кому из них увиденное понравилось больше? Саша ударила несколько раз. Но соперница устояла. Да когда же ты уже проиграешь. Она не любила подсечки, но в этот раз была не против попробовать. Это было необходимо. Потому что Аня смотрела в спину, а пол на ринге был твёрдый, с миллионом микроскопических пылинок и прочего. Если бы Саша упала на него в своём топике, то голой кожей бы прочувствовала каждую из них. А это неприятно. Но, наверное, Ане на льду падать было больнее? Думать об этом не хотелось. Вообще не хотелось, чтобы Ане было больно. Неважно, эмоционально или физически. Так вот, подсечка. Подсечка, чтобы эта самоуверенная будущая чемпионка наконец упала. Может и приятно быть аутсайдером в маленьком мирке таких же маленьких и ничтожных побед. Но только не когда в спину смотрит… Аня. С ней Саша не аутсайдер. Они соразмерны — как спортсменки и просто люди. В это хотелось верить. Подсечка, и соперница упала. Наконец-то. Розанов захлопал в ладоши. В голове стучало так, что Саша едва расслышала похвалу. И все-таки это было приятно. Хвалил он редко, как и подобало настоящему тренеру. Наверное. Саша стянула шлем. Волосы под ним были неприятно-влажными. Дальше перчатки. Она взглянула на дрожавшие руки в бинтах. Чертовы бинты и Паша. И Аня, подошедшая со спины. — Ты молодец, — ее звонкий голос звучал как издалека. Саша обернулась, и взгляд ее, наверное, был почти диким. — Спасибо, — она хрипела. От жажды язык скрипел о нёбо, и это было неприятно. Аня молча протянула воду. Саша кивнула в знак благодарности. И побежала в туалет. То есть не в сам туалет — к раковине. Нужно было срочно смыть противную соленую плёнку с лица. А ещё подумать. Саша осуществила первое намерение и уже готовилась к осуществлению второго, когда дверь уборной скрипнула, извещая о приходе посторонних. То есть Ани. — Все в порядке? — теперь ее голос был близко, с отголосками глухой тревоги. — Да, — Саша встряхнула руки и опёрлась о раковину, стараясь не встречаться с раскрасневшимся лицом в отражении. Это не было правдой. Не совсем. Она была рада неожиданной победе, и дело не в единичности момента, а в том, что это помогало поверить в себя. Если она смогла победить однажды, дважды, трижды, но при этом проиграть десять раз — не страшно. Главное, что она уже побеждала, уже знала, каково это. Но эта победа была немного неправильной, потому что, во-первых, Саше слишком хотелось не облажаться на глазах Ани, а, во-вторых, внезапная ярость от короткого и мимолётного взаимодействия Паши с ней затопила ее быстро и неожиданно. Саша не знала, могло ли это быть ревностью. Ей было стыдно сознаться. Когда она не понимала, как именно должна была себя чувствовать, то обычно выбирала плохо скрываемую угрюмость. Так случилось и в этот раз. — Точно? — Тренировка слишком вымотала, — Саша хотела пожать плечами, но на них словно положили мешки с чем-то очень тяжёлым. — Понимаю. Хочешь помогу расслабить мышцы? Оу. Интересное предложение. — Хочу. Аня подошла ближе и, завороженно уставившись на руку, начала массажировать предплечье, спускаясь до косточки на запястье. Ее пальцы немного побелели от усилий, а сосредоточенность на деле позволила Саше рассмотреть ее лицо. Оно было мягким, трогательно серьёзным и удивительно свежим для человека, который провёл всю первую половину дня за решением профильной математики. И вообще вся она была какой-то чистой и благоухающей на фоне потной и уставшей Саши, и этот контраст между ними немного смущал. Аня приступила ко второй руке и сначала погладила ее, словно пробовала мышцы наощупь. Ее глаза немного расширились, стали похожи на стеклянные. Она не моргала. — У тебя очень красивые руки. — Спасибо, — Саша хмыкнула, выдержав небольшую паузу. — Мне начинает казаться, что ты просто хотела меня потрогать, а массаж был для этого предлогом. — Потрогать? — Аня начала массировать плечи, заставляя выпрямиться. — Зачем мне тебя трогать? — Не знаю. Тебе очевидно… Нравится мое тело. — Оно эстетически приятное, не спорю. Но я решила потрогать его, как ты говоришь, исключительно из благих побуждений. Я сейчас, вообще-то, раскрываю тебе секретную технику наших массажистов. Так что цени это, — Аня улыбнулась. — Да, я ценю. Только не дави так сильно. — Тебе больно? — Нет, щекотно. — Потерпи, я почти закончила. И тут произошло то, что стерпеть было практически невозможно. Аня опустилась на колени, предварительно проверив пол на чистоту. И он оказался чистым. Хотя лучше бы, лучше бы он был весь в песке и грязи, потому что она спокойно присела и, жестом попросив Сашу чуть развести ноги в стороны, начала массировать икры, с каждой секундой поднимаясь все выше. Смотреть на неё сверху вниз, когда она была так близко, шумно дышала от усилий и сидела на коленях, было слишком тяжело. Это… Волновало. В физическом смысле. Саша почувствовала, как вместе с руками Ани на ее ногах что-то начало царапать внутренности, и в животе стало очень пусто и легко. Она молилась, чтобы никто из девочек не вошёл в туалет, потому что, ну, не ей одной ведь это их положение могло показаться двусмысленным? Оно стало ещё более ужасным, когда ладони Ани добрались до бедра и начали по нему хлопать. Как-то громко. Как… — Может уже достаточно? — Саша прокашлялась. Аня подняла на неё взгляд. Невинный и недоумевающий. Сидя на коленях перед ней. Блять. Саша вновь почувствовала себя озабоченной. Как самый последний подросток. И взгляд Ани контрастировал с ее мыслями, и ей стало стыдно за саму себя. — Я почти все. — Я тоже, — пронеслось в голове Саши. Мучение наконец кончилось. Аня медленно поднялась, стряхнула с коленей пылинки и выпрямилась. На ее шее выступила тонкая вена. Саша заметила ее, а потом сделала вид, что очень увлечена созерцанием своих кроссовок. Было в этом моменте что-то неловкое, и смотреть на Аню больше не хотелось. — Спасибо. — Сейчас походишь немного, и мышцы отпустит. Я гарантирую. Аня гарантировала? Что ж. А могла ли она гарантировать невинные помыслы в свою сторону? Потому что пока она стояла на коленях, помогая расслабить мышцы, Саша успела представить, как они заходят в кабинку туалета, закрываются и начинают целоваться, а потом она делает с Аней что-то, что превращает ее в послушный и задыхающийся беспорядок. Вот. — Супер. — Ладно, — Аня встряхнула руки. — Тогда собирайся? Надо тебя покормить. — Хорошо. Какая заботливая. . . . — Так и что ты решила по поводу поступления? — Пока ещё ничего не решила. — Но надо бы уже решить. Вечер застал их сидящими на самом-лучшем-в-мире-диване. Аня вытянула ноги и откинулась на спинку. Она только что поговорила с отцом и выглядела довольно умиротворённой. Ее быстрый взгляд бегал по потолку. — Я знаю, но мне пока не хочется. — Мы вот-вот закончим школу, Саша. Не теряй времени. — Ты говоришь как моя мама, — Саша не удержалась от недовольного вздоха, и он привлёк внимание Ани. — Точнее просто как человек, которому небезразлично твоё будущее. Саша не знала почему, но, когда Аня заводила подобные разговоры, ее тон создавал между ними некую иерархию. Словно она была на ступень выше, как какой-то мудрец, наставлявший юнца вроде неё на пусть истинный. Она даже звучала серьёзнее. От этого было некомфортно. — Спасибо за заботу, конечно. Но я сама со всем разберусь. — Ты всегда так говоришь, а результата все нет. — Ну извини, что я не могу повести себя как ты. — В смысле? — Аня выпрямилась, и взгляд ее стал прямым и тяжёлым. — Когда есть какая-то проблема, чтобы жить спокойно, тебе надо сразу же решить ее. Или типа цель. Вот она есть, и тебе надо тут же ее достичь, чтобы продолжать быть во всем безукоризненной. — Это не так. — Это так, — Саша вздохнула, осознав, как что-то, чему она не хотела дать выход, само просочилось наружу через слова. — И для тебя слишком важно мнение твоего отца. Может это тоже дает тебе мотивации, не знаю. А для меня нет такого мнения. У меня нет авторитета. — Я думала, что мое мнение можно считать важным, — Аня выглядела уязвлённой. — Да, можно. Но ты хочешь поговорить о том, о чем я говорить сейчас не хочу. — Иногда нужно делать что-то через не хочу. Как в спорте. — Но у нас сейчас не спорт, а просто жизнь. И она… Сложнее. Саша на секунду зажмурилась. Мысли толкались в голове, и их хотелось успокоить. Но они не слушались, и обычно это заставляло ее быть такой, какой она быть не любила. — Я и не пытаюсь все упрощать. — Я и не говорю, что ты пытаешься. Так случилось и в этот раз. — Просто твоя мама тоже волнуется, — Аня понизила голос. — Нет, только не надо ее упоминать сейчас, — Саша поморщилась. — Я же не упоминаю твою. Ой. — А при чем тут моя мама? — Очевидно, что у тебя с ней какие-то проблемы. И тебе говорить на эту тему так же некомфортно, как мне на тему поступления. — Необязательно было вспоминать ее, чтобы указать мне на это. — Я не специально. — Понятно. — Я не знаю, что у вас там за ситуация, — наиболее безопасным Саше показалось опустить глаза в пол. — Но я за то, чтобы ты общалась с ней. — Я общаюсь с ней, — тон Ани не предвещал ничего хорошего. — Что-то не очень заметно. — Просто ты не знаешь. Ничего. — Просто ты и не говоришь мне. — Ладно, — Аня устало потёрла переносицу. — Давай закроем тему? И с учебой тоже. Я не буду на тебя давить. — Окей. Саша не могла быть уверена, кто именно из них по итогу получил больший эмоциональный урон от этого короткого разговора. Аня сразу поникла. Грусть делала ее похожей на какого-нибудь медвежонка. В духе тех, что охраняли покой ее комнаты. Блестящие глаза-бусины и полоска поджатых губ. Ночью Аня не пришла спать вместе, и это было худшим потрясением за день. Даже те бинты и идиотский Паша не могли с этим сравниться. Потому что для Саши это было напоминанием, что у неё была своя жизнь, своя рутина перед сном и свои мысли по поводу всего вообще. Потому что сон по отдельности означал сон за тысячи километров от Ани — так ощущалось. Саша закрыла лицо руками и вздохнула. Возможно, чуть драматичнее, чем того требовала ситуация. Она пыталась представить, насколько позволено было пойти к Ане самой. Потому что негласное соглашение спать вместе до этого дня работало безотказно. Аня просто приходила, и Саша просто отодвигалась к стене. А потом они разговаривали или обнимались, и это было чем-то, ради чего стоило прожить очередной день. Будни стали нервными с приближением ЕГЭ и выпускного. Рядом с Аней Саша могла думать только о ней. И это всегда давало чувство защищенности — будто весь остальной мир и его проблемы были где-то там, далеко. И о них не стоило беспокоиться. Аня же была совсем рядом. Всего лишь в соседней комнате, а Саша уже скучала. Вооружившись этим аргументом (каким?), она пошла к ней сама. Гордость была не уместна. Только не в ситуации, когда тебя угораздило влюбиться в собственную сводную сестру. — Привет. — Привет. Проходи. Вот так просто. Аня отложила в сторону книгу, и Саша бросила быстрый взгляд на обложку. «Мастер и Маргарита». Что ж. Саша никогда не читала книги из школьной программы. Единственным доступным ей видом чтения на данный момент были длинные посты умных и успешных людей в инстаграме и прочих соцсетях. Это не лень и скудоумие, нет. Просто новые реалии. — Нравится? — она кивнула на книгу, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Вполне. — Есть интересные цитаты? — Пожалуй, — книга вся была в клейких закладках, и, перебрав несколько, Аня открыла нужную страницу. — Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут. Хм. Где-то Саша уже ее слышала. — Она знаменитая, да? — Да. Ее какое-то время все паблики форсили. Но от того не менее интересная. Ты согласна с ней? — Аня откинулась на подушку. Свет от люстры отражался в ее глазах двумя блестевшими огоньками. — Не знаю. Она вырвана из контекста и поэтому какая-то буквальная. А ты? — Я тоже так думаю. Все-таки в романе речь шла о дьяволе, а мы живем в мире с реальными людьми. Поэтому выделываться особо не стоит. Наверное, надо не то чтобы ничего не просить. Скорее уметь высказывать свои желания адекватно. И не навязываться. — А тебе приходилось просить? — помедлив, Саша присела на край кровати. — Как раз нет, — Аня усмехнулась. — Как-то так случалось, что мне все перепадало само собой. — Это потому что тебя все любят. — Брось. — Я серьезно. — Саша, мне не очень нравится такое объяснение. Будто тут вообще нет моей ответственности, а вот просто потому что. Но та же любовь, скажем, фанатов ко мне — она же не на пустом месте возникла. — Да, извини. — Так было с детства, — Аня вздохнула. — Я никогда не просила новые игрушки или какие-то подарки у родителей. Они сами все покупали. Мне было как-то все равно. Я не очень люблю просить о чём-то и сейчас. Если мне что-то нужно, я могу купить или получить это сама. — Но так тоже не очень. Если ты не будешь ничего просить, как люди поймут, что тебе нужно? — Саша легла рядом, к своему облегчению не встретив никакого сопротивления. — Нельзя быть такой уж слишком сильной и независимой. — Да, это конечно. Я утрирую. Я и не хочу быть сильной и независимой. Повисла пауза. Ты сама готова спасти других от уныния тяжкого, ты сама не боишься ни свиста пурги, ни огня хрустящего. Не заблудишься, не утонешь, зла не накопишь. Не заплачешь и не застонешь, если захочешь. Станешь плавной и станешь ветреной, если захочешь… Мне с тобою — такой уверенной… — Это все пустяки, Саша. — Что именно? — Да неважно. Я просто хотела сказать, — Аня придвинулась ближе, мягко коснувшись лба Саши указательным пальцем. — Я всегда хотела бы знать, что происходит вот тут. У тебя в голове. — Я стараюсь говорить тебе. — Я знаю и ценю это. Но мне странно. Странно, что я хочу знать, что ты думаешь по поводу всего, — Аня не моргала. — Иногда ты так смотришь… Или выглядишь так, будто тебе есть, что сказать, но ты не говоришь. — В большинстве случаев моя голова пустая. Или в ней обезьянка из Симпсонов бьет в тарелки, — Саша улыбнулась, но серьезный взгляд Ани не изменился. —Я тебе не верю. — Ты сон вчерашний, который мне пророчит слёзы… Они рассмеялись. — Господи, Саша. Серьезно? — Лепс крут! — Окей. Какое-то время они лежали в тишине и улыбались. И все было хорошо и спокойно. Пока Саша вдруг не решила снова открыть рот. — Я тебя привлекаю? — В каком смысле? — Ну, в целом. — Не поняла, — Аня повернулась. — Что ты имеешь в виду? — Внешне. Саше было просто необходимо, чтобы ее прямо сейчас засосало в кровать. А оттуда — утянуло куда-нибудь в недра земли, болтаться между тектоническими плитами. — Привлекаешь, конечно, — Аня осмотрела ее с ног до головы, словно искала подтверждение своим же словам. — А почему ты спрашиваешь? Почему? Что ж. — То есть мое тело тебе в принципе нравится? — Отвечать вопросом на вопрос — это как-то не очень, Саша. Но, хорошо. Да, оно мне нравится, — Аня сделала паузу. — Даже очень. И мы уже об этом говорили. Так и к чему вопрос? Господи. — К тому, что… — Что? — Ну, мы… Как бы… Блять. — Скажи уже прямо. — Ну, думаю, ты сама понимаешь, о чем я, — Саша уставилась в потолок, мечтая, чтобы он обрушился прямо на неё. — Эм, а где логика? Ты думаешь, я уже знаю, что ты хочешь сказать, хотя ты до сих пор ни слова не сказала? — Ну да. Как же это все тупо. И что, у всех так? У всех, кто влюблён, мозг внезапно берет отпуск посреди важного разговора? Точнее, нет. Бессрочный отпуск. Вот как. Ладно. Притвориться дурой — всегда проще. — Открою тебе тайну. Я не знаю. Так что скажи нормально. Что ж. Хорошо. — Я хочу тебя. А ты меня, видимо, нет. Потому что… Потому что просто. Может дело в моей внешности, хотя я знаю, что это глупо, ведь ты мне делала комплименты и все такое, но я просто уже устала думать об этом. И ладно бы думать, но и чувствовать… Ну… Каждый раз ты так… Боже, забей. Забудь. Все, проехали. Это был худший момент в жизни. Сашу будто бросили в кипяток, а потом в холод, как зимой после бани, когда зачем-то падаешь в снег, и тебя всего разъедает что-то колюче-горячее. — С чего ты взяла, что я тебя не хочу? Боже. За что ей все это? — Ну, ты… Я не знаю. Просто мне так кажется. Саша перечислила в голове все их «почти» моменты и поёжилась. Ее сознание вдруг стало таким примитивным. Мысли не могли адекватно превращаться в слова. Чувства атаковали все разом. Хотелось убежать и одновременно оставаться на месте. И если бы ее спросили, какой предмет лучше всего мог бы описать ее состояние и всю эту ошеломляющую влюблённость без возможности нормально формулировать желания, что ж. Она бы назвала калейдоскоп. — Я вроде… Я вроде как это и не скрываю. То, что я хочу тебя тоже. В смысле? — Тогда почему… Стоп. Почему? — Что почему? Господи. Аня. — Почему тогда я этого не поняла? — Откуда я знаю? — Аня, чтоб ее, невинно улыбнулась. — Это к тебе вопрос. — Но ты же… Ты сама как бы меня… Ну, ты сама меня останавливала. — Когда? — Аня, не делай из меня дуру, — с этой задачей Саша вполне могла справиться самостоятельно. — Тем же утром. — Утром мы в догонялки играли вроде как. — Ну и? Потом же мы… Боже, я сейчас умру от стыда. Ты издеваешься. Кринж. — Я не издеваюсь, — Аня усмехнулась. — Издеваешься. Ты опять меня нарочно смущаешь. А сама бы… Сама бы хоть раз сказала как есть. — А что я должна сказать? — Вечно я должна что-то из себя выдавливать, — Саша отвернулась, звуча почти обиженно. — Так а что я должна сказать? — В чем проблема? Вот, что я хочу услышать. — Проблемы никакой нет. — Нет, есть. Может ты боишься чего-то? — Да вроде как нет, — Аня недоуменно мотнула головой. Она точно прикидывалась. Это просто возмутительно. — Ну а что тогда? — Хочешь знать, почему мы ещё не переспали? Боже. Саша и не ожидала, что это так ударит по ушам — сочетание «мы» и «переспали». Будто речь шла о каких-то других, пожалуй, гораздо более сознательных людях. Не о них. — Да. Аня выглядела… Необычно. Ее тонкие ноздри трепетали. Взгляд потемнел. Она явно была взбудоражена. Словно злилась или испытывала что-то из того же эмоционального спектра. — Я не знаю почему. Правда. Не знаю. И не знаю, как люди к этому приходят. То есть, нет, я знаю, конечно, — она потёрла переносицу. — Но как бы мы пришли к этому… Я без понятия. Интересно, а это у всех так? Всем людям нужно долго и глупо говорить об этом, прежде чем приступить к действиям? Или это они какие-то особенные? — Значит надо взять и прийти. — Значит надо. Существует некий тайный сигнал к действию, известный остальной части человечества, исключая Сашу? Могла ли эта фраза Ани быть сигналом? Саша решила не полагаться на чутьё. В таких вещах (каких?) надо было действовать… Напрямую. — Надо сейчас. — Тогда выключи свет. О. А вот это уже не сигнал. Это гребанный зелёный свет, пинок под зад и ведро холодной воды прямо на голову. Как тогда, вечность назад. Саша встала и подошла к выключателю. Выключила свет. Развернулась. Аня посветила экраном телефона, и она дошла до кровати. Легла. И застыла. — У меня просьба, — шёпот Ани раздался совсем близко, и Саша нашла в себе силы повернуться, хотя все ее мышцы по ощущениям больше напоминали дерево. Означило ли это, что Саша могла быть бревном в постели? Блять. — Какая? — Не давай мне думать. И сама ни о чем не думай. — Не дам. То есть дам, но не в том смысле. Господи, ты понял… Саша не успела договорить. И вдохнуть тоже. Мягкие губы врезались в ее губы, и все поплыло и замедлилось. Совсем. Охренеть. Хотя Аня попросила ее не думать, Саша не могла. Не могла не думать о ней, о ее запахе, о ее губах и влажном языке в своём собственном рту. Охре-неть. Мозг должен был выключиться, но что-то мешало. Слишком волнительно и жарко было здесь. Настрой, полный смущения и самобичевания за самый неловкий в жизни разговор, вдруг сменился так неожиданно, что нужно было перестроиться. И как можно быстрее. Но Аня — Аня помогала. Со всем усердием дрожавших рук и сбитого дыхания. И языка. Языка во рту Саши. Господи. Словно почувствовав, что Саша почти задыхалась, она вдруг отстранилась. Стало страшно. Очень страшно. Вдруг она передумала? — Ещё одна просьба, — Аня прошептала, закрыв глаза. — Я хочу… Хочу, чтобы ты сделала это сама. Что? — Что? Мозг. Заткнись. Просто заткнись. То тебя не было, то ты вдруг появился. — Я хочу, чтобы ты удовлетворила себя сама. А я буду смотреть. Это… Определённо самое неожиданное, что Саша только могла услышать. — Почему? — Мне так нужно, — Аня дышала тяжело, но звучала твёрдо. — Не пойми меня неправильно, но… Но мне так нужно. Можешь под одеялом. Неважно. Что ж. Это не очень честно. Но Саша не могла позволить этому моменту просто растаять в воздухе. Только не теперь. Она накрыла ноги одеялом, мучительно вздохнула и, устроившись поудобнее, закрыла глаза. Осталось только представить, что она была одна. Сделать это было бы сложно, если бы только она не была такой готовой. Теперь было совсем не до смущения. Саша дотронулась до себя. И воздух сжался в горле и снаружи. Часы тикали. Казалось, прошла вечность. А дальше — дальше будто был сон. Тяжелый, густой и обволакивающий. . . . Она мягко надавливала на нужную точку, боясь услышать неприличные звуки. Но они уже были. Стены комнаты уже засвидетельствовали ее тихий стон, когда чужая холодная ладонь вдруг медленно легла на живот и, задрав майку, застыла на груди. Саша посмотрела на Аню. Она была уверена, что взгляд этот был жалобным, почти умоляющим (сделать что — прекратить или не останавливаться?), наполненным страданием и отчаянным желанием удовлетворить себя здесь и сейчас. Шея и спина вспотели, горячие капли стекали по вискам и щекотали уши, но по-настоящему влажно и горячо было внизу, между бёдер, где ее рука уже практически скользила по намокшей ткани белья. Ее хотелось вытереть о простынь, но мысль о том, чтобы прерваться хоть на секунду, показалось страшной. Нельзя, нельзя прекращать, только не сейчас, когда пальцы Ани вдруг зависли в воздухе, а потом опустились прямо… Господи, прямо на сосок и начали поглаживать его, едва касаясь, и это послало такую горячую волну через все тело, что Саша выгнулась в спине и больно закусила губу. Ее грудь будто соединилась с ноющим низом живота под ее кожей, как будто какой-то невидимый маятник отправлял импульс то к ней, то к нему, и с каждым касанием этих точек он качался все сильнее, все приближал ее к краю, к берегу, как волны, как идущее через них судно, как взгляд Ани, внимательный, темнеющий, зависший на ее глазах и гипнотизирующий их собой. Что Аня делала. Что она с ней делала, и как она это делала, если она не делала ничего особенного, если она просто лежала рядом и дышала тихо, неслышно, у самых губ Саши, которые вдруг приоткрылись и судорожно глотнули воздух, когда Аня мягко зажала центр ее правой груди между пальцев, и живот стянуло тугим узлом. Железным, раскалённым и прочным, как камень, как цепи, как сама смерть, потому что, да, Саша умирала прямо сейчас, прямо здесь, в эту секунду, пока уже затёкшая рука продолжала двигаться, и это было невыносимо, влажно и так хорошо, что она умирала. И Саша зажмурилась и сжалась, почти готовая разбиться, но Аня вдруг убрала руку, и ее словно сбросили вниз со скалы. — Пожалуйста, верни ее, — она захрипела, широко раскрыв глаза и проваливаясь в пропасть чёрных зрачков. — Не закрывай глаза, — раздалось где-то рядом и одновременно далеко почти эхом. — И я продолжу. — Я не могу… Я не могу так, не могу смотреть… Я скоро… Блять, я скоро… — Смотри на меня, Саша. Господи, что за мучение, что за наказание, что за кошмар, как Саша могла смотреть, как она могла не отводить взгляд, когда она была готова взорваться прямо сейчас, обжигаясь собой, когда она так бесстыдно ласкала себя и не могла думать ни о чем другом?! — Хорошо, хорошо, — она почти стонала, рвано хватая ртом воздух. — Только верни ее мне. И Аня исполнила просьбу, и лицо не дрогнуло. Ее рука вернулась к поглаживаниям и касаниям, но движения стали резче, потому что Сашу начало трясти, и она застонала прямо ей в губы, будто сознаваясь в своем безумии, будто признавая то, что причиной этого безумия была она, Аня, маленькая женщина, юная красавица, невинная школьница и самая настоящая искусительница и ведьма. Ноги Саши задрожали. Она пульсировала и сжималась, и ее рука, так привыкшая к нагрузкам, почему-то так устала, что хотелось оторвать ее и бросить куда-нибудь в угол. Но она продолжала, сильнее, требовательнее давить на точку в себе, там, внизу, в самом волнующем месте себя, и нужно было ни в коем случае не менять положения, не переставать и не снижать темп. Она готова была плакать и извиваться, выгибать спину и кричать от нахлынувших ощущений, но глаза Ани завораживали, и, должно быть, считывали все эмоции по ее собственным глазам. Саша смотрела на ее спокойное и ровное лицо в темноте, растекаясь от ее пальцев на своей груди, и злилась, изнемогала, ведь это нечестно, нечестно, чтобы так было, чтобы ее, Сашу, так трясло и швыряло по кровати, как по мачте на судне, которое через волны, и берег близко, пока Аня не двигалась и не дышала, и смотрела долго и пристально. Она дьявол, нет, она хуже, она смерть, она хочет убить ее собой и смотреть, как Саша умирает, потому что это почти смерть, почти конец, по крайней мере сейчас, когда все вот-вот кончится, когда ее вот-вот отпустит, и, боже мой, Саша помогала ей погружать себя все глубже и держать над водой одновременно. Саша напрягла бёдра и сжала колени, и они затряслись, и ее рука горела огнём. Она хотела застонать, потому что все, она зависла, готовясь пролиться через край, и ей было необходимо сделать что-то такое, чтобы… Она подалась вперёд головой и врезалась в губы Ани грубым и отчаянным поцелуем. Он проглотил все звуки, весь ее стон, и Саша выгнула спину. Язык Ани касался ее языка, ее пальцы безжалостно сжимали грудь, и Саша с рычанием укусила нижнюю губу Ани, и что-то солёное и металлическое горячей каплей попало в рот. Почти как тогда, той ночью, лёжа на Ане, когда Саша укусила ее дважды, ведь ей так хотелось, почему-то так сильно хотелось передать ей эту отпускающую тяжесть через боль. А сейчас она сделала это снова, но так сильно, что Аня шикнула и в ответ сжала грудь почти грубо, почти больно, однако больно не было, было только хорошо, настолько хорошо, что Саша застонала и выгнулась снова, почувствовав, как сокращаются мышцы, как пульсирует нечто под ее рукой, и как ее отпускает. Она погрузилась в воду, и звуки остались на поверхности. Где-то там, вдалеке. И последнее, что она видела — широко распахнутый, тяжелый взгляд Ани, провожавший ее на самое дно. И Саша застыла. — Ты в порядке? Она открыла глаза, поймав встревоженный, даже напуганный взгляд. Саша хотела ответить, но не могла. Слов не было. Не было ничего. Только ее тело, такое невесомое и лёгкое. И шум в ушах. — Саша? Она встряхнула тяжёлую руку. Ее будто обернули цепями и гирьками. — Да. — Я подумала, что ты отключилась, — Аня издала нервный смешок. Саша повернулась к ней полностью. Вид красной ранки на губе Ани на мгновение зажег что-то в животе. — Прости. Я тебя снова укусила. Я не хотела. — Все хорошо. — Мне нужно, чтобы ты меня обняла. Аня придвинулась ближе и накрыла своей рукой ее спину. Саше вдруг стало неловко за то, насколько она вспотела. Наверное, Аня могла это заметить, ведь она гладила кожу теперь уже тёплой ладонью. Точно могла. Сашин мозг включился так быстро. Она не успела перестроиться. Будто в фильме показали новую сцену. Сцену, в которой, обмякшая и слабая, она прижималась к Ане и дышала ей в шею. Несколько слезинок потекли по лицу, и Саша всхлипнула. — Ты плачешь? — Нет, — она поджала уставшую руку под себя. — Просто как-то… — Что? — Просто, — Саша шмыгнула носом. — Я не думала, что так будет. — Тебе было неприятно? Аня знала, что это не так. Но почему-то спросила. — Нет, приятно. Даже очень. Безумно приятно. — Хорошо. Я рада. Рада? Аня рада? Но что… Что с ней делать? — Почему ты хотела, чтобы я смотрела на тебя? — Не знаю. Просто хотелось тебя видеть. Слёзы щекотали кожу. Саша не знала, почему ей хотелось плакать. Это было такое облегчение и освобождение. Его остатки выходили вместе с влагой из глаз. Она прижалась теснее, дышать стало жарко, волосы Ани лезли в лицо, но Саша не обращала на это внимание. Она растворялась и будто проваливалась в кровать. — Знаешь, ты реальная, а я мечтаю о тебе. — Что это значит? Ладонь Ани гладила по спине спокойным и долгим движением. Будто все это безумие и вправду было сном, а теперь они лишь медленно и лениво от него просыпались. — Я не знаю, как сказать. То есть я мечтаю о тебе, даже когда ты со мной. Рука Ани дрогнула. Саша услышала над собой тяжёлый вздох. — Значит я девушка твоей мечты? — Может быть. Ей нравилось, как пахла кожа Ани. Так, будто она только что вышла из душа. Свежо и чисто, с легкими нотами какой-нибудь очередной баночки со средством для тела, и при этом в запахе угадывалась и сама Аня. Что-то, присущее только ей. Как когда вдыхаешь кожу ребёнка, и ее запах смешивается с запахом материнского молока, и это лучшее, что только способно уловить человеческое обоняние. Аня ведь когда-то была ребёнком. Малышом в кроватке, державшимся за бортик. С вихром тонких волос, милыми щечками и слюнявым ртом. Интересно, как она выглядела в то время. Саша попыталась представить себе это. А теперь она была взрослой. Она была девушкой, способной на страсть и желания, такие отчаянные и смелые. Она была той, кто сжимал грудь другого человека и помогал дойти до пика — не только этим движением, но и фактом своего присутствия рядом. Саше вдруг хотелось, чтобы такую сторону Ани знала только она. Никто больше. Чтобы только с ней Аня была такой. Хотелось удовлетворить ее хрупкое тело, понять и узнать его, как Саша понимала и знала свое. От этой мысли что-то знакомо потянуло внизу живота. Саша устала. Она была сонной и расслабленной. Но ещё она была выносливой и сильной, и хотя такая слабость после оргазма уже случалась с ней много раз, она ещё никогда не ощущалась так остро. И Саша бы тут же уснула, будь она одна. Но сейчас рядом с ней лежала Аня. Аня, которую хотелось коснуться в ответ. Хотя бы как-то. Саша медленно провела языком вверх по ее шее, поймав движение гортани, когда Аня сглотнула и шумно выдохнула в ответ. Рука Ани все ещё гладила спину. Саша убрала прилипшие к лицу волосы и мягко поцеловала тёплую кожу. Несколько раз. И услышала несколько тихих вздохов. Тихих, но требовательных. Она погладила острое плечо и ключицы, медленно провела ладонью по позвоночнику под майкой, и пальцы собрали мурашки на коже. Аня чуть выгнулась в спине и перестала гладить в ответ. Теперь ее ногти слегка царапали, чуть дрожа, и это был зелёный сигнал ко всему, что Саша собиралась сделать. Она ни о чем не думала. Ничего не видела. Глаза были закрыты, лицо все ещё утыкалось в шею Ани, но смотреть на неё необходимости не было. Саша уже чувствовала ее реакции, усилившиеся, когда она провела рукой по бедру и остановилась на животе. Теперь нужно было всего лишь опустить ее чуть ниже, найти нужное место и надавить. Всего лишь. Но это была Аня, ее тело, ее белье и ее запах, и почему-то решиться на это было сложно. Словно Саша не имела права, хотя, конечно, теперь это было не так. Поэтому она опустила руку ниже на белье и издала невольный стон, заглушенный этой духотой, волосами и шеей, но Аня услышала его и чуть дернулась. Он сам собой сорвался с губ, потому что Саша не ожидала обнаружить ее настолько влажной и готовой. Дышать. Нужно было продолжать дышать. Это было почти как себе. Почти то же самое, да? У Ани точно такое же тело, пусть оно и в разы тоньше, но органы у всех устроены одинаково, и возбуждение работало на всех одинаково. Оно заставляло белье намокать, и в этом не было ничего удивительного. Но Саша удивилась. И Аня начала дышать шумно и рвано. Ее ногти царапали плечи. И ощущение безумия происходящего, при всей напряжённой сосредоточенности Саши, снова накрыло ее с головой. Двигаться левой рукой было не очень удобно, но Саша старалась. Она провела пальцами вверх и вниз, представляя себе, что это было не тело Ани, а ее собственное. И это заглушило беспокойство. Саша начала мягко касаться ее, и сложно было не подумать о том, во что погрузились бы ее пальцы, если бы не белье. Спасательный круг, ограждавший их от этой пугающей откровенности. — Чуть выше, — раздалось над ней. Голос Ани преобразился, казался чужим. Но он был уже не спокойным, с отголосками контроля, каким Саша слышала его, зажмурившись от ощущения, когда Аня трогала ее грудь, нет. Он был тихим и сломленным, звучал мягко и уязвимо, и вся пограничность состояния Ани вдруг уместилась в этот короткий комментарий. Саша приняла его во внимание и продолжила начатое. Когда она надавила немного сильнее, но так же мягко, совершая знакомые круговые движения, Аня застонала снова. Звук ее голоса будто разбудил что-то в самой Саше, и нечто внутри неё отреагировало вязким желанием, расползавшимся от рёбер к животу. Ей захотелось услышать его снова, как если бы Аня удовлетворяла ее голосом в ответ на прикосновения. Это возбуждало. — Быстрее. Пожалуйста. Рука начинала неприятно затекать, и Саша надеялась, что ее не сведёт судорогой, потому что от интенсивности движений она задрожала. Ей хотелось застонать в ответ, но дышать стало совсем жарко и тяжело, и вместо этого ее губы снова коснулись шеи Ани короткой дорожкой влажных поцелуев. Аня постукивала пальцами по плечу, чуть больно сжимала его, и оставалось только догадываться, что происходило в ее голове. Хотя Саша практически знала. Она также знала, что нужно было не останавливаться, а только ускоряться и держать ровный темп, лишь надеясь, что сила в руке могла выдержать это. Аня была влажной, почти сочилась, и это было невероятно. От одной мысли, что она была такой из-за неё, у Саши кружилась голова. Ещё немного. Ещё немного, и она сможет выдохнуть и расслабиться. Но сначала Аня. И ее безумие. Рука горела огнём. Саша снова провела по коже языком, снова поцеловала, не останавливаясь, почти готовая взорваться, и Аня вдруг задрожала всем телом, начала сводить ноги и вздыхать совсем громко и тяжело, будто хотела, чтобы все прекратилось. Но Саша не останавливалась. Она почти сделала это. Она мечтала сделать это и тонула в горячей, податливой мягкости под своими пальцами. Это было… Потрясающе. Слишком. Даже лучше, чем самой себе. Будто они слились в одно. Саша улавливала каждое движение, каждую реакцию и пропускала их сквозь себя. Все существо Ани, все ее желание и жажда были сейчас здесь, под ее рукой, в ее власти, и это сводило с ума. Она была на пределе, и Аня затряслась вдруг так сильно, что чуть не оттолкнула ее, но Саша не останавливалась. Ей так долго хотелось наконец ощутить это, снова почувствовать, как Аня теряла контроль, как тихая, спокойная, привычная Аня, становилась дикой, нетерпеливой и требовательной, как вся она плавилась и растекалась под ее рукой, и только Саша могла заставить ее быть такой. Слишком хорошо. Так хорошо, что Саша впилась губами в плечо, чуть кусая и втягивая кожу. И Аня взорвалась. Прямо под ее губами и пальцами. Вся. Разом. Господи. Какое-то время Саша ещё держала руку на ней, помогая плавно спуститься с пика. Ее глаза были закрыты. Она улыбалась. Аня перестала дрожать и замерла, вжимаясь в ее тело. Совсем как маленький и беззащитный котёнок. Что ж. Она ведь и царапалась почти как он. — Один-один. — Заткнись. Просто заткнись. Это — это было второе дно злосчастного ящика Пандоры. И Саша провалилась в него в надежде на бесконечный полёт.