Not Gonna Get Us

Новая рутина удивляла. Рутина их общения. Соблюдать границы оказалось легко и приятно. Саша снова плыла по течению, и в этот раз вода впервые держала ее на поверхности надёжно и устойчиво. Была уверенность, что все получится. Что именно? Саша не могла ответить конкретно. Но знание, что Аня снова здесь и уже не исчезнет, подарило мягкое спокойствие. Саша влюбилась. Это было очевидно и неоспоримо, как тот факт, что Аня — прекрасная фигуристка, а Розанов — один из лучших тренеров, с которым ей доводилось работать. Она влюбилась, и понимание этого как-то мягко и сперва незаметно обосновалось уже постоянным, но не мучившим теплом в животе, пустило корни и, если не руководило всеми мыслями и эмоциями Саши, то просто высвечивало их собой. Но не так навязчиво, как она ожидала. И от этого было легко. Это осознание не имело ничего общего с пугающей нервозностью после интимной связи с Аней. От него не хотелось убежать или накрыть голову подушкой в попытке хотя бы как-то заткнуть шум мыслей в голове. Интимная связь. Какое холодное, официальное словосочетание. Будто в неё вступают, как в брак — бесповоротно и с грузом ответственности. Будто кто-то невидимый и наблюдательный фиксирует факт совершившегося в тетрадке со списком грехов, записывая его как что-то, что однажды имело место, и именно потому должно было быть записанным. Типа как в школьном журнале. Но слово секс было ещё ярче, ещё резче, и думать о том, что однажды ночью Аня и Саша действительно занялись сексом, было слишком неуютно. И все же порой Саша позволяла себе озвучить этот факт в голове. От этого по телу пробегала дрожь, а перед глазами проносился образ Ани, как именно того человека, с которым это случилось, и тогда воспоминание казалось ещё запретнее и невозможнее. Потому что Аня… Ну, это Аня. Это ученица, спортсменка, дочь. Невинное создание, пока только маленькая женщина. Не любовница и не искусительница. А просто Аня. Саша старалась больше не вспоминать об этом, потому что не хотела повышать градус тревожности, вспоминая и о том, что было после. Ведь сейчас все наконец-то снова стало хорошо и просто. Комфортно. Они пережили это и пошли дальше. И Саша влюбилась. Это чувство хотелось распробовать. Хотелось слушать только определенные песни и читать стихотворения, цитаты на такую же тему. Было интересно узнать, как другие люди переживали влюблённость, что думали по поводу неё и как высказывались. Ей не хотелось быть в курсе, по крайней мере не вот так сразу, насколько это было взаимно и стоило ли вообще думать о том, чтобы однажды поделиться с Аней своим осознанием. Пока это было неважно. Потому что это было только ее, Саши. Только ее чувства и ее мысли, и она ловила себя на новом оттенке этого каждый день, и было приятно, что это вдруг появилось и вдруг вошло в нее, и это было только ее. Каждый день она чувствовала себя так, будто пребывала в каком-то особенно насыщенном состоянии. Будто что-то вдруг заполнило ее, не переливаясь через край и напоминая о себе только тяжестью в животе и лёгким туманом в голове. Саше нравилось жить в таком утяжеленном состоянии, потому что каждый день вдруг стал желаннее. Каждый день хотелось прожить. Ещё и потому, что каждый день, точнее каждый вечер, в экране телефона возникала Аня и ее мягкая, почти смущённая улыбка. И лишь только смотреть, просто смотреть на неё было одним большим удовольствием. Гораздо более дорогим Саше, чем воспоминание об их внезапной… Интимной связи. Потому что тогда ещё она ничего не знала и не понимала. Тогда ещё она была загадкой для самой себя, и вот только теперь, находясь на сборах в другом городе, она будто случайно позволила себе всмотреться в себя получше и понять. Желание видеть Аню, просто смотреть на неё и слушать ее голос, было настойчивым и неконтролируемым. То, что Саша чувствовала, когда это происходило или когда она просто думала об Ане, было больше неё самой. Казалось, что вместить в себя это невозможно. Это было что-то личностное и надличностное, ее и не ее. Что-то смутное и ясное одновременно, что-то, чему хотелось довериться и просто позволить себе проживать это. Глупо улыбаться без повода, слушать те же сопливые песни и бесконечно думать. Бесконечно перебирать в голове диалоги с Аней, смотреть ее фотографии, обновлять ее страницу в соцсетях в ожидании новых публикаций. Все казалось таким особенным. Таким важным. Саша стала внимательной и чуткой. Все, что касалось Ани или как-то имело к ней отношение, стало иметь большое значение для неё. И это нравилось. — Саня! Боже. Он беспощадно называл ее на все лады. А ведь она даже не косячила. — Серега Александрович? — Ты оборзела. — Я вас просила называть меня Сашей. — Сейчас ведь прилетит тебе. — Ну и пожалуйста, я и не против. — Не от меня. Шуруй на ринг. Там тебя заждались. А заждалась ее подающая надежды юниорка. Кажется, Таня. Или Женя. Неважно. Саша пролезла через канаты и встала в стойку. Это был ее пятый раз на ринге, но по ощущениям как первый. — Дамы, спиной не поворачиваться, по рингу не бегать, коленом не бить и все такое прочее. Погнали. Саша начала с серии ударов ногами, пытаясь прощупать почву. Почва была не очень устойчивой. Ей прилетело два апперкота, и дышать вдруг стало тяжело. Саша ответила хуком, заставив Таню (или Женю?) встряхнуть голову и выдержать дистанцию. Правильно. От опасности лучше держаться на расстоянии. — Таня, начинай атаку! Значит все-таки Таня. Ладно. — Саня, не спать! Какой ещё сон. Как можно было спать, когда на Сашу надвигалась буря из перчаток и подвижных, резких плеч? Удары посыпались, как первый ноябрьский снег — такие же сухие и хлесткие. Саша отпрыгнула назад, ставя блок, и замахнулась на лоу-кик. Это спасло положение. Вот только Женя (то есть Таня) была неуязвима. Она снова пошла в атаку, напирая с таким рвением, что в голове Саши вдруг мелькнула мысль о проигрыше. Она была ещё далекой и гипотетической. Но была. А значит ситуация вполне могла считаться обреченной. Нанося серию прямых ударов, Саша вдруг подумала про Аню. Время пролетело так незаметно. Интересно, чем она сейчас занималась? Наверное, отдыхала или читала книгу? Ей ведь уменьшили количество тренировок. Наверняка Аня уже отдыхала. Или может принимала душ, обмазываясь содержимым своих бесконечных баночек. Значит она была голой? Блять. Нет. Нет! — Твою мать! Саша вдруг полетела и резко ударилась об пол. Так резко, что вместе с криком дыхание на мгновение покинуло ее тело. Что-то липкое и тёплое вдруг потекло в рот и защекотало подбородок. Она хотела снять перчатки и вытащить капу, но сил в руках совсем не было. Их не было нигде. Металлический, неприятно-соленый вкус. Трэш. Перед глазами возник Розанов, как в фильмах заслонявший своей фигурой лампу над рингом. Он поднял ее за руки и приложил к носу что-то холодное и влажное. Жаль. Саше хотелось полежать ещё. Немного отдохнуть. Буквально капельку. Капля крови упала на тренировочную обувь. Голова гудела. — Саша. О. Почему он так назвал ее, если она накосячила? — Саша! — Тут я. Сергей Александрович стянул с неё перчатки. Вокруг суетились какие-то люди. Жени нигде не было видно. То есть Тани. Ох. — Ты чего зависла посреди боя? Ткань, прижатая к носу, мешала говорить. Саша сплюнула в неё, с неудовольствием отметив, что соленое содержимое рта тут же размазалось по лицу. Да что же это такое. И почему так гудела голова? — Воду несите. — А? — Я не тебе, горе ты луковое. Лук. Саша не любила лук. — Стой ровно. — Чего вы вцепились в меня. — Тебе так прилетело, что даже я испугался, — Розанов наконец убрал с лица ткань и вытер последствия неудачного плевка. Какой заботливый. Голова раскалывалась. Нос ощущался как чужой. Будто его и не было вовсе. Убежал куда-то. Прямо как у Гоголя. — О чем ты думала? О ком. М-да. Мысли об Ане приносили не только радость, но и боль. Да ещё какую. Класс. — Ни о чем. — Оно и видно. Приходи в себя. — Пытаюсь. — Пытайся лучше. А то не возьму в команду. — А вы хотели? — Саша пыталась придать голосу больше звучания и энтузиазма, но выходило слабо. — Хочу до сих пор. О. . . . Тяжелый чемодан, быстрое такси, длинный коридор отеля и нервный стук в дверь номера. Номера, в котором Аня ждала ее. Наверное. Саша поправила волосы, спустила рюкзак на землю и убрала наушники в карман. Ладони вспотели, и она нервно провела ими по штанинам. Не помогло. Тяжелая дверь открылась. У Саши синхронно заныло в животе. — Привет. Аня. Настоящая. В свободных спортивных штанах и обтягивающей майке. И… Тапочки с единорогами, серьезно? Она выглядела так, будто и не ожидала гостей — ее глаза на мгновение расширились в изумлении. Это казалось странным. Саша сглотнула. — Привет. — Давай помогу. Аня молча потянула за ручку чемодана, закатив его в номер. Саша прошла следом, скинула рюкзак на скамейку у входа и сняла ненавистную куртку, которую до этого надела непонятно зачем. На улице было тепло, и она вспотела. Ей срочно нужен был душ и холодная вода, чтобы ополоснуть лицо. Мысль о том, чтобы закрыться в ванной и перевести дух, показалась спасительной. — Эм, спасибо. — Да не за что. Господи. Почему так неловко? — Как добралась? — Саша окинула взглядом номер и, обнаружив свободную кровать, со вздохом села. Раздельные кровати. Прекрасно. — Это было долго и муторно. Я чуть не уснула пока ждала тебя. Я думаю и сейчас поспать. — Оу, конечно. Поспи, раз тебе хочется. Саша подняла глаза. Их взгляды встретились, и по знакомому блеску Аниных она с облегчением поняла, что Аня рада ее видеть. Ее лицо наконец было открытым. Открытым для понимания эмоций, и от мысли, что оно наконец перестало быть чужим и нечитаемым, это лицо хотелось взять в ладони и расцеловать. Настолько было радостно. Саша вдруг вообразила себе это. Представила, как она подходит к Ане, наклоняется и мягко, но быстро целует в лоб, в щеки, в нос, и как Аня смущенно морщится и сдерживает улыбку, но не закрывается ладонями, позволяя губам прикасаться к себе. Интересно, насколько эта фантазия вписывалась в рамки их «ничего»? Аня бы не позволила ей сделать это. Не теперь. И Саша бы не сделала этого. Не решилась бы. Удивительная нежность, прилив которой Саша ощутила, подумав об этом, поразила ее, теплом растеклась в животе. Это было… Необычно. Саша вспомнила, как тогда, вечность назад, в машине на обратной дороге от ресторана домой, она уже чувствовала что-то подобное. Когда думала о ладони Ани, которая гладила волосы и едва касалась лица. Так хотелось коснуться ее губами, задержать себя в этом в моменте. Интересно, какое желание было интимнее — то в машине, с арсеналом в четыре бокала шампанского или это сейчас? — Саша? — А? — Я говорю, чем ты займёшься? — Не знаю. Приму пока душ, а там посмотрим. — Окей. Если что, вся левая секция в шкафу твоя. Ты хочешь есть? Саша почти не поела на завтраке. Волнение не позволило. Но она на удивление чувствовала себя сытой. Сытой и какой-то наполненной. — Нет, я завтракала. А ты? — Я тоже. Аня прошла к маленькому холодильнику и достала бутылку воды. Потянувшись к шкафчику рядом, она извлекла из него стакан. В ее руках мелькнул знакомый пакетик с порошком, и Саша нахмурилась. — А что это за порошок? Я помню его. — Допинг, конечно, — Аня с улыбкой обернулась. Бьющее в окно солнце подсвечивало ее волосы. Они блестели. — Эм. — Это успокоительное. Оу. — А зачем оно тебе? — Чтобы успокоиться… — А ты нервничаешь? — Нет, Саша, это не так работает, — Аня растворила порошок в воде, и он зашипел. — Мне прописали в диспансере. Я иногда принимаю их. Обычно в начале сезона. А тут на носу ещё и экзамены, поэтому пью сейчас тоже. — Не знала, что ты так переживаешь из-за ЕГЭ. — А ты не переживаешь? — Не особо. — Почему? — Я все ещё не решила ничего с поступлением. Мне как-то пока все равно. — Остался месяц. — Чуть больше. — Ну, смотри сама, — Аня сделала глоток. — И все же лучше не затягивать. — Когда мне надо успокоить нервы, я пью ромашковый чай. — И когда ты пила его в последний раз? — Уже не помню. — Понятненько, — Аня смерила Сашу долгим взглядом. — Может ты уже разденешься? Руки тоже не мешало бы помыть. Что? А. — Да, точно. Саша как-то суетливо открыла чемодан и вывалила вещи на кровать. Вид тренировочной одежды заставил улыбнуться. Она сложила все в шкаф и, спрятавшись за дверцей, переоделась. Затем взяла полотенце и, кивнув Ане, прошла в небольшую ванную. Саша уже сняла домашний костюм когда поняла, что забыла захватить шампунь и гель для душа. Но выходить почему-то не хотелось. Она воспользовалась теми, что были в отеле, открыв пакетики только с третьей попытки. Шампунь почти не пенился. М-да. Когда Саша вышла, Аня ещё не спала. Она лежала, сложив руки по швам, и смотрела в потолок. Саша заметила тёмные пятна на ее подушке. Стоп. Аня плакала? — Ты чего? — Ничего, все хорошо. Блять. Что значит хорошо, если тонкие дорожки слез огибали висок и терялись в волосах? Аня накрыла лицо ладонями и тихо всхлипнула. — Ты уверена? Молчание. — Аня? От растерянности Саше хотелось убежать обратно в ванную и закрыться. Было ощущение, что она вышла совсем не к месту. И то, что она увидела, совсем не предназначалось для ее наблюдения. Она не знала, что предпринять. Так и застыла у своей кровати с полотенцем на голове. — Я просто устала после дороги. Аня вытерла лицо краем одеяла и отвернулась к окну. Боже. Что делать. Аня плакала. Не рыдала, конечно. Но тихие и быстрые слёзы всегда казались страшнее, чем это. То, что она устала после дороги, звучало как отговорка. Столько поездок и перелетов, и ничего. А здесь вдруг такое. Хотя откуда Саше знать. Да. Откуда ей знать. Борясь с внезапной паникой, Саша легла на кровать и накрылась одеялом. На ощупь оно было словно накрахмаленное. Тишина в комнате давила, усиливая тяжелое ощущение в животе. И в рёбрах. И везде. Она повернулась к окну, уставившись на спину Ани и гнездо ее раскинувшихся по всей подушке волос. Аня дышала медленно и спокойно. Видимо, засыпала. Ох. Бессилие бесило. Наверное, на душе у Ани было что-то, что не имело никакого отношения к Саше. Наверное, она не имела права спрашивать и пытаться поддержать. Наверное, она и поддерживать-то особо не умела никогда. Саша зажмурилась. Удивительно, но они проснулись почти одновременно. По крайней мере, когда Саша открыла глаза и лениво потянулась, Аня уже не спала. Ее сонный взгляд смотрел на неё хмуро и немного отрешенно. Смутная тревога закралась в сердце. Хотя повода не было. Так ведь? — Просыпайся, кузен. Мы идём в зоопарк. Аня вдруг улыбнулась, обнажая ряд ровных зубов. Саша вздохнула с облегчением. — Не поняла. Почему кузен и зоопарк? Ты имеешь в виду, что люди это животные? — Это первый фильм о Гарри Поттере. Фраза оттуда. — Я не в курсе. Не смотрела. — Серьезно? — глаза Ани расширились в искреннем изумлении. — Как так? — Ну вот так, — Саша хмыкнула. Она привыкла к этому вопросу. — Как-то руки не доходили. — Ты столько сериалов смотришь, а Гарри Поттера не видела. Удивлена. — Ещё Властелина колец и прочую фантастику. Это не мое. — Жесть. — А ты все части смотрела? — Конечно. — А хотела бы пересмотреть? — Да. Я люблю пересматривать фильмы. Саша не успела понять, как быстрый вопрос сорвался с губ. — Может покажешь мне? — Хочешь посмотреть вместе со мной? Господи. — Ну да, я это и имею в виду. — Хорошо, давай. Я за. Аня откинула одеяло, изящно поднялась и прошла к зеркалу. Насколько Саша могла заметить, ее глаза немного опухли. Аня помассировала лицо быстрыми хлопками кончиков пальцев и развернулась. — Я ужасно выгляжу, да? Она все ещё была немного сонной и взъерошенной, чем-то похожей на котёнка с улицы. Саша вспомнила о наблюдении перед сном, и в животе заболело. Она бы не хотела хотя бы ещё раз увидеть, как Аня плачет. Это уязвляло. — Нет. Ты выглядишь прекрасно. Блять. Аня улыбнулась. — Ты тоже. — Не смеши, — Саша оглядела своё отражение в выключенном экране телефона и поморщилась. — И не думала. Это правда. — Ну тогда спасибо. Они начали неловкие сборы. — Не поворачивайся пока, пожалуйста. Я переоденусь. За спиной Саши послышался шорох. Тяжело сглотнув, она представила, как Аня снимает с себя майку. Вот она бросает ее на кровать, поправляет волосы, открывает дверцу и на пару секунд замирает в нерешительности. Затем достает нужную одежду, переодевает низ, после верх, поправляет спавшую бретельку… Сердце Саши стучало так громко. Течение времени, эти пару минут, пока Аня переодевалась (ее дыхание немного участилось от усилий, и Саша расслышала это), ощущалось физически, проходило через все ее тело. Ее ноги затекли. — Я все. Саша развернулась на пятках. На Ане были узкие серые брюки, чёрная водолазка и кардиган. И тапочки с единорогами. — А это откуда? — она кивнула на них, сдерживая улыбку. — Подарок. — Не удивлена, — Саша пожала плечами. — От мамы. Оу. — На совершеннолетие? — Нет, на Новый год. Двадцатый. Я их не носила ни разу, а нога у меня с тех пор почти не растёт. Вот решила достать сейчас. — Ничего себе. Красивые. — Тебя они забавляют, да? — Аня улыбнулась одними губами. Взгляд ее был серьёзным. Даже печальным. — Ну, они прикольные. Впервые вижу такие. — Там есть кармашек с замочком. Внутри кнопка. Можно нажать, и они будут светиться. — Покажи? — Не могу, у меня нет батареек. — Можем купить. Аня ответила не сразу. Она вдруг опустила взгляд в пол, и ее глаза быстро забегали по нему, будто она что-то обдумывала. Все это заняло буквально пару секунд. Саша смотрела на неё в упор, не отрываясь. — Спасибо. — За что? — За то, что предложила купить. — Да не за что. Значит возьмём, только узнай, что это за батарейки такие. Саша улыбнулась, внутренне радуясь своей внезапной идее. Очевидно, Ане стало приятно. Она повернулась к шкафу и вдруг застыла на месте. С собой у неё была только спортивная одежда. Делать было нечего. Она хотела надеть толстовку, но на ней красовалось пятно от пролитого соуса, отстирать которое, видимо, теперь могла бы только мама. Выбор пал на фирменный спортивный костюм чёрного цвета с тремя белыми полосками. Тренироваться в нем было слишком жарко, поэтому на сборах Саша его практически не надевала. Стараясь не думать о том, как во время прогулки они будут выглядеть со стороны, Саша вышла из-за дверцы. Брови Ани вопросительно поднялись вверх. Она точно не оставит это без комментария. — Ты теперь как мой парень спортик, — Аня беззлобно усмехнулась. Что? — В смысле? — Ну, знаешь такие пары, в которых парень всегда в спортивных костюмах ходит, а девушка в платьях или классике. — О боже, — если бы Саша умела, то закатила бы глаза. — Тебе теперь будет стремно со мной гулять? — Нет, я не имела этого в виду. Тебе к лицу чёрный. Органично выглядишь. Так. Снова комплименты? — Спасибочки. Из отеля они вышли ближе к пяти вечера. Нижний Новгород считался столицей закатов, и Аня заявила, что они не могут позволить себе пропустить один из них, рассчитав примерное время, за которое можно доехать до набережной. Они решили добраться на автобусе до улицы Рождественская, которая была одной из самых живописных и знаменитых в городе. На ней было очень, очень много кафе, баров и ресторанов. От голода желудок Саши завязывался в узел. Она отвлекалась на виды, красивые здания и Аню, с которой шла почему-то так близко, что они едва не касались плечами. За всем происходящим просвечивало ощущение нервного предвкушения, какое обычно можно испытать, находясь в центре нового, ещё не изученного города. Аня ожидаемо фотографировала почти каждый метр улицы, и Саша попросила ее прислать получившиеся кадры не только Станиславу, но и маме. Это облегчило ее работу. Телефон доставать совсем не хотелось. Хотелось смотреть, вслушиваться и впитывать. Они зашли в лапшичную с символичным названием «Совок», и глаза Саши с непривычки немного заболели от обилия белого. Помещение было целиком в белой плитке с вставками круглых красных столов и вытянутого зеркала в красной раме. Стойка с кассой была покрыта стеклянной плиткой. Очевидно, здесь соблюдали советскую тематику. На фоне других хипстерских заведений такое решение вполне могло сойти за необычное. Аня выбрала место у окна с обзором на улицу. Когда она возвращалась с уборной, несколько человек остановили ее с просьбой сделать фото. Саше показалось милым то, с какой охотой она согласилась. Голодная и немного уставшая, Аня позировала на камеру с неизменной сияющей улыбкой. — Выбрала уже что-нибудь? — Буду лапшу с курицей и овощами. И лимонад. А ты? — Я тогда возьму то же самое. Аня собиралась встать, чтобы пойти на кассу. Саша жестом попросила ее задержаться. — А ты привезла мне батончики? — Да. Я же обещала. — Ну тогда, — она прокашлялась и нервно сжала салфетку в ладони. — Позволь мне заплатить за тебя. — Это с чего ещё? — Я даже не представляю, сколько ты на них потратила. Должна же я хоть чем-то отблагодарить. Вообще, наверное, было бы честно, если бы я сегодня взяла все расходы на себя. Лицо Ани вытянулось в немом удивлении. На самом деле причина была не только в озвученном. Саше просто почему-то хотелось заплатить. У неё были накопленные деньги, которые она перевела на карту, чтобы потратить их в поездке, и их вполне хватило бы на них обеих. — Это не так уж и обязательно. У меня достаточно денег… — Ещё бы их не было достаточно. Просто… — Саша замялась, вдруг почувствовав себя неловко. — Ну вот я так хочу. — Ну хорошо. Раз ты хочешь. Понимающая улыбка Ани спасла положение. Саша сделала заказ и с гордым видом вернулась за столик. — Теперь это выглядит так, будто мы на свидании. Улыбка сползла с лица мгновенно, и Саша едва не покраснела. Вот к чему было говорить это? — Я пошутила, Саша. Расслабься. — Я знаю. Продолжая твою как всегда несмешную шутку, скажу, что я на сегодня побуду твоим парнем спортиком. Блять. Зачем. Зачем? — Вот как? — Аня совсем не выглядела смущенной, и это тревожило. — Да, вот так. — А цветы будут? Эм. — А ты хочешь? — Я не против. Было непонятно, говорила ли Аня всерьёз или прикалывалась. Интересно, этим разговором они всё ещё соблюдали границы? — Ну ладно. Будут. — А игрушку мне в тире выиграешь? Да что же это такое. — Здесь нет тира. — Есть, мы проходили мимо него. — Ну хорошо, выиграю. — А… — Ну что ещё? — Саша не удержалась от улыбки. — Погоди, ещё вспомню что-нибудь банальное. Секунду, — Аня прищурилась, с притворством изображая усиленную мыслительную деятельность. — Нет, увы, не могу. Фантазия кончилась. Ну слава богу. — Вот и хорошо. Саша забрала с кассы поднос с двумя коробочками лапши и лимонадами в стеклянных бутылках, чувствуя себя героем советского фильма про школьников. Они приступили к молчаливой трапезе. — Давай помогу? Аня не могла открутить крышку. Не помогла даже салфетка. Она кивнула, признавая поражение, и удивлённо захлопала ресницами, когда Саша с лёгкостью открыла лимонад и поставила бутылку прямо перед ней. — Да мой парень настоящий силач. Саша чуть не подавилась лапшой. — На то и спортик. — Вообще это слово какое-то глупое. — Ну, не я его использовала первой. — Эй, — Аня легонько толкнула Сашу в плечо. — Ну а что. Остальная часть ужина, к облегчению Саши, прошла без неловких моментов. Когда они выходили из кафе, она почему-то открыла дверь первой, пропуская Аню вперёд. Выиграть игрушку в тире не удалось, но зато по пути на набережную они встретили бабушку с цветами, и Саша почему-то таки купила Ане ромашки. Снова ромашки. Это могло бы стать хорошей традицией. Нет. Вечерело. С набережной дул прохладный ветер, и Саша поежилась. Как всегда внимательная Аня заметила это и достала из рюкзака длинный шарф, больше похожий на плед. — Возьми. — Мне нормально. — Тебе холодно. — Тебе тоже. — Накроемся вместе. Саша не стала сопротивляться. Когда Аня приблизилась вплотную, чтобы ткани хватило на обеих, и коснулась своим плечом её, у неё едва не поджались ноги. Возникло ощущение, что теперь походку нужно было контролировать мозгом. Нарочно, чтобы идти так, как обычно, не показывая волнения. Их волосы электризовались и прилипали к лицу, но Саша совсем не обращала на это внимания. Она сосредоточила взгляд на букете, который трепало ветром. Свежий воздух с реки смешивался с парфюмом Ани, и этот запах окутывал. В него хотелось погрузиться и застыть. — Теплоход. Погнали? — Что? — Теплоход стоит, — Аня указала на судно. Смотревшая под ноги Саша умудрилась не заметить его. — Я предлагаю торжественно встретить закат на нем. А вот это — это уже было романтично. Все больше куда-то в уклон свидания. Не невинной прогулки двух сводных сестёр. — Хорошо, давай попробуем. Вот только, увы, билетов уже не было. Они не успели. Саша отошла от кассы с ощущением искреннего разочарования. Это могло быть красиво. Даже более красиво, чем встретить закат на набережной. Не так банально. Почему ей так хотелось, чтобы сегодня все было по-особенному? Но ведь оно так и было. Этот вечер был до невозможности особенным, потому что они с Аней впервые были наедине в другом городе, далеко от родителей, школы, тренировок и привычной рутины. И когда Саша с новым знанием смотрела на Аню, такую свободную, юную и красивую, на этой набережной, с цветами в руках, на фоне постепенно наливающегося алым неба, выхватывая ее тихие реплики из фраз случайных прохожих, происходящее ощущалось так насыщенно, будто она была на пределе своих эмоциональных возможностей. Или как это сказать? Будто это был фильм, а не реальность, обычно такая приглушённая и привычная. Будто Саша была главным героем «Хорошо быть тихоней». Она видела тикток со знаменитой сценой в туннеле, где он едет с друзьями на машине и вдруг встаёт, раскидывая руки в стороны, такой же свободный и легкий, навстречу ветру и скорости. Навстречу освобождению. Вот только ее никто не целовал. Саша забыла, что она тоже могла быть такой. Такой, как Аня. Она чувствовала себя вне возраста и пола, удивляясь, каким образом вышло так, что все ее внимание и все ее мысли, такие разрозненные и беспокойные, вдруг нашли себя в одной точке и сфокусировались именно на Ане. Вокруг было столько людей, а смотреть хотелось только на неё. Думать хотелось только о ней. Хотелось сделать для неё так много, но чего именно — Саша не знала. Хотелось сделать хоть что-то. Хотелось взять ее за руку и побежать, чтобы шарфоплед развевался на ветру, как супергеройский плащ. Ладно. Просто это был момент, когда она едва ли не впервые почувствовала себя главным героем собственной жизни. И это было приятно. Так приятно, что об этом хотелось кричать. Вот только странная скованность, которую Саша ощущала теперь, стоя напротив Ани и понуро глядя ей в лицо, не позволяла ни кричать от радости, ни брать за руку. Не позволяла ничего. «Ничего». То самое «ничего». Саше вдруг стало очень грустно. — Ты уверена, что билеты кончились? — Я дважды спросила. Их нет, — она наделась, что внезапная тоска не просочилась в интонацию ее ответа. — Давай я попробую. Эм. Аня считала ее настолько беспомощной? Супергероиня с шарфопледом на узких плечах вернулась быстро. Ее таинственная улыбка заставила Сашу вопросительно изогнуть бровь. — Не взлетим, так поплаваем. Саша пропела в уме продолжение куплета, не понимая, к чему была эта фраза, когда Аня вдруг протянула ей билет. Как. — В смысле? Как? — Кассир узнал меня и вдруг внезапно, совершенно случайно у него появилось ещё ровно два билета. Причём бесплатно. То есть за фотку. Охренеть. — Охренеть. Да я гуляю с суперзвездой. — Всего лишь со св… — Я поняла, не продолжай. Аня опустила взгляд в пол, продолжая улыбаться. Щеки Саши вдруг стали очень горячими. . . . Наверное, счастье — это самоутрата. Состояние, когда сознание наконец отключается, и больше не хочется ничего анализировать, осознавать себя и момент, копаться в себе и в нем же. Хочется просто быть. Зависнуть в состоянии свободы от самого себя и отдаться ощущениям. Саша чувствовала себя счастливой. Закат громыхал во все небо, заливая собой горизонт, и она не могла оторваться от этого зрелища. Аня стояла рядом, положив ладонь на край палубы. От созерцания ее по-особенному чуткой руки оторваться было не менее сложно. Саша бегала взглядом от неё к закату и назад. И чувствовала себя счастливой. Будто все ее существование было тренировкой для этого момента. Или для встречи с Аней. Господи, она была настолько переполнена эмоциями, что могла позволить себе даже такую глупую, в чём-то ванильную мысль. Просто ни с кем ещё не было так хорошо. Настолько хорошо, что это казалось подозрительным, потому что так просто не могло быть в обычной жизни, за каждым поворотом которой ждал новый провал. А тут вдруг — полёт. Лёгкость, запах воды и улыбка во все лицо. Как такое было возможно? В последний раз Саша чувствовала себя настолько счастливой только в детстве, во время прогулки по пляжу с родителями, когда папа посадил ее на шею (с которой ей до сих пор пока так и не удалось слезть) и начал кружиться, а мама смеялась и сфотографировала их. — Любит. — Что? — Ты не заметила? Я гадала на ромашке. И правда. Как Саша не заметила? Видимо, закат настолько заворожил. — Опять, хах. — Не опять, а снова. — И что, теперь ты наконец довольна? — Саша повернулась к Ане, поразившись тому, каким ясным и глубоким был ее взгляд. — Довольна. — Поздравляю, теперь ты наконец влипла. — Вовсе нет, с чего ты решила? — Не знаю. Какая-то ты слишком довольная. — Если бы я влипла, я бы точно не была такой довольной, — Аня обернулась на горизонт и обхватила плечи руками. — Значит не влипла? Но он же любит? Он? Ой. Всё. — Нет, я не влипла, — не поворачиваясь, Аня протянула Саше ромашку. — Это твои цветочки. — Нет, это твоя очередь гадать. — Я не хочу заниматься такой ерундой. — Придётся. Аня снова развернулась к Саше. Ее глаза блестели. — В смысле? — Иначе я тебя того. — Чего? — За борт. — Силёнок не хватит тебе. — Проверим? Боже. Саша взяла ромашку, стараясь скрыть дрожь в руках. Благо хотя бы на этот раз Аня ее не заметила. Она начала гадать, всем своим видом стараясь показать, что делала это против своей воли. — Любит. Не любит. Любит. Не любит… Крошечные лепестки уносило ветром, и они терялись в воде. Это было даже по-своему красиво. — Ну и? — Любит. — Мои поздравления. На несколько секунд Аня перестала моргать. И Саша тоже. — Было бы с чем. Саше даже не нужно было, чтобы Аня пыталась выкинуть ее за борт. Она была готова выступить добровольцем. — Как знать. Саша ничего не ответила. Они отправились в отель на такси. По дороге Саша смотрела в окно и без конца переслушивала «Прогулку» Земфиры. Где-то на четвёртый раз Аня вдруг попросила у нее наушник. Саша хотела переключить песню, но случайно нажала на повторное воспроизведение. А потом они приехали. Аккурат к концу песни и прогулки. Это все ещё было похоже на какой-то фильм. У Саши даже не было больше желания иронизировать по этому поводу. Она была в смятении. Хотелось долго молчать и думать. Наверное, со стороны она выглядела угрюмо. Но внутри — без комментариев. После перекуса круассанами и двух стаканов кофе на Рождественской, за которые Саша заплатила с хорошо скрываемым удовлетворением, после концерта уличных музыкантов, на который они наткнулись случайно по пути с кофейни, и танцев Ани под популярные песни (Саша добавила в избранное ролик с этим зрелищем), после волнующей поездки в такси под вездесущую Земфиру (мысли Саши вновь резонировали со строчками песни), после этой прогулки, которая отпечаталась в памяти отголосками фраз, пейзажем заката и алой рябью на воде, после того, как они переоделись, и Саша, избегая неловкости, сделала это в ванной, они стояли у своих кроватей и смотрели друг на друга, и молчание заполнило комнату, так желая быть прерванным. По крайней мере, того хотелось Саше. Она могла бы промолчать или сказать какую-нибудь ерунду, пошутить или лечь и уткнуться в телефон, но что-то тугое и тяжелое где-то внутри неё не давало нормально сделать вдох и могло освободить ее только в том случае, если бы Саша сказала именно то, что должна была. Что именно? Что ж. — Я бы хотела с тобой поговорить. — О чем? Да, о чем? — Мне нужно кое-что тебе сказать. Блять. — Я слушаю. Аня села на кровать и выпрямилась, положив ладони на колени. Эта поза делала ситуацию диалога похожей на ту, в которой ребёнок собирался оправдываться перед сидящим напротив родителем. Саша нервно сглотнула. Аня смотрела серьезно и прямо. Прямо в глаза. — Короче. Я так больше не могу. Аня молчала. Для того, чтобы продолжить, Саше пришлось сделать глубокий вдох. А затем ещё один. — Пока мы не общались, я не могла перестать о тебе думать. Я постоянно о тебе думала. И это было так ужасно. Ну, типа я себя ужасно чувствовала. Даже спала плохо, что для меня непривычно. Саша горько усмехнулась. Слова не казались адекватными для описания того, что она испытывала. — А потом ты снова появилась, и я была так рада, что даже… Не знаю. Это было даже не облегчение, а именно такая радость, будто вот просто от того, что ты есть. Но я не знаю, насколько уместно сейчас говорить это. Все никак не забуду тот разговор перед моим отъездом. Те твои слова. Она и не думала, что почувствует себя так уязвимо, произнося это. От волнения взгляд забегал по комнате, секунду спустя остановившись на руках Ани. Она заламывала пальцы. Хм. Саша начинала острее понимать чувства Ани во время утреннего разговора перед катастрофой. Она действительно тогда оставила ее одну, лишила своей поддержки или хотя бы просто готовности поговорить. Говорить о важном Аня любила настолько же сильно, насколько она любила тишину. И это было даже странно. И сейчас, мысленно распадаясь на маленькие кусочки, растекаясь и плавясь под ее настороженным взглядом, Саша поняла, что в эту минуту больше всего на свете не хотела бы остаться одной. Но не одной в значении того, что она была бы без пары. Без Ани. Не так. Она боялась остаться наедине с этим огромным, пугающе прекрасным, поражающим своей неправильностью ощущением. Потому что Саше было непонятно, как теперь существовать с этим — с этим знанием, что вот есть Аня, и она именно такая. Именно такая, какая ей нужна. И это пиздец. Потому что ещё несколько часов назад она была готова прыгать от счастья и сводившей лицо улыбки, а теперь ей вдруг хотелось плакать, закрыться в ванной и никогда больше из неё не выходить. Потому что пока эти чувства не были озвучены, пока они были только ее, ее личным делом и проблемой, это было терпимо, даже прекрасно. Это давало новое знание о себе, ведь Саша даже не представляла, что однажды с ней случится что-то, хотя бы отдаленно похожее на это. Это было интересно и захватывающе, и Аня была просто образом в ее голове, и она обнимала этот образ словами и мыслями каждое утро и перед сном, и в этом был смысл. А теперь Аня была здесь, прямо перед ней, такая прямая и неподвижная, материальная, тёплая, живая, со своей жизнью и мыслями, со своими чувствами и представлениями обо всем на свете. И сколько в них было Саши? Была Аня, и ее задумчивый, пасмурный вид, как тогда на кухне, ночью, прямо перед тихим, но уверенным «ничего». Вот только это «ничего» никак не могло быть похоже на то, что было сегодня. На ее горящие глаза, довольную улыбку, на идиотское гадание на идиотских ромашках, и это многозначительное молчание после, на долгий взгляд в такси под чёртову Земфиру и благодарный кивок головы, когда Саша вставила батарейки в тапочки-единороги, и они засветились красиво и ярко. Это не могло быть просто «ничего», это, блять, было другим словом, словом «всё», и больше ничем. Саше нужен был знак. Любой. Что угодно. Только не «ничего», молчание или песня про сводных сестёр. Потому что если они и были ими, то точно с Алиэкспресса. Это была подделка, фальшивое нечто, прикрываться которым теперь было просто невозможно. Саша вспомнила себя тем отвратительным утром в комнате Ани, вспомнила ее слова — слова о том же самом. Видимо, закон бумеранга действительно работал на практике. И если ей сейчас прилетит тем же, она… — Я тогда была очень зла на тебя и на себя. Думала, что так и буду злиться вечность. И ещё думала, что не хочу иметь с тобой ничего общего после того, как ты решила себя со мной повести. Типа, что мне не нужны такие трусливые люди в окружении. В близком. О. — Мы в принципе справлялись с границами, да? Неплохо так. Ни о чем таком не говорили. Но я все время чувствовала себя так, будто… Ну вот не знаю, будто что-то тут не то, будто все равно, как ни старайся, клонит куда-то в сторону. В смысле в твою сторону, как-то вот хочется быть ближе, что ли. Но именно не как друзья. Не знаю, как кто. Не могу сказать как пара, это даже звучит жутко. Но что-то вот такое было. И все-таки я захотела для себя безопасности. Но с тобой ее, видимо, фиг дождёшься. Блять. — Я умею драться. И могу защитить. Блять! — Смешно, — Аня грустно улыбнулась, смотря куда-то сквозь Сашу. — И где гарантия, что ты не побьешь меня? Если понимаешь, о чем я. Так. — Зачем мне бить тебя? — Иногда ты выглядишь так, будто хочешь это сделать. Или можешь. — Кто угодно может побить тебя. Не только я. — Но ты стоишь ко мне ближе всех. В отличие от кого угодно. От этого удар только сильнее. Я уже успела это понять. — Но ты всегда можешь дать сдачи. А возможно ты даже намного сильнее меня. — Неважно, кто сильнее. Я не хочу давать сдачи. Я хочу безопасности. Что-то внутри Саши натянулось и тут же оборвалось. — Я могу… Могу обещать ее. — Нет, не можешь. — Нет, могу. Я смогу защитить. — Ты не можешь. — Откуда такая уверенность? — Ты не можешь защитить меня от себя. — От тебя? — Не от меня. От тебя. Да ведь это фактически признание. Аня поднялась и встала напротив, скрестив руки на груди. Они смотрели друг на друга в упор, словно играли в гляделки. — Это не повод бояться меня. — Вполне себе повод. Если не бояться, то просто… Размышлять. — Я в той же самой ситуации. — Вот уж кого не надо бояться, так это меня. — С чего это? — Я могу только давать сдачи. Как ты уже поняла. — Ты всегда теперь будешь припоминать мне тот разговор? — Нет. Я не злопамятна. — Не делай из меня агрессора. — Я и не делаю. — Твои слова говорят об обратном. Аня глубоко вздохнула. — Разве непонятно, чего я на самом деле боюсь? Саша шумно выдохнула. — Ты могла и не использовать метафору, чтобы поделиться этим. — Она обидела тебя? — Немного. — Я не хотела. — Разве непонятно, что я боюсь того же самого? — Понятно. — Ты могла не намекать, что боишься меня. Я не хочу причинять тебе вред. — Но я все равно страдаю. Я не хочу страдать. Саше вдруг стало очень грустно. — Дело не во мне. — Вполне в тебе. — Я могу ответить тебе тем же. — Значит один-один. — Значит мы в одной лодке. Как ты говорила сегодня, не взлетим, так поплаваем? — Если мы обе возьмём вёсла. — Как ты собираешься взять их, если боишься быть уязвимой? Аня моргнула. — А ты? — Можно с закрытыми глазами. — Я люблю контролировать ситуацию. Не смогу с закрытыми. Голос Ани звучал мягко и твёрдо одновременно. Только у неё парадоксальным образом получалось сочетать несочетаемое. Другие люди никогда так не звучали. — Здесь ты не сможешь ее контролировать. — Этого я тоже боюсь. — Значит будем плыть по течению. Без весел. — Это опасно. — Жить вообще опасно. — Значит безопасности можно вообще не ждать? — Получается так. — И к чему мы приходим две метафоры спустя? — К тому, что я не при чем. И ты тоже. Во всем виновата жизнь. — Достойный ответ. Предлагаю его отпраздновать. — Как? — Танец? — Я сейчас вспомнила одну фразу. — Какую? — Падение — начало моего танца. — Кто это сказал? — Кто-то очень умный. — Хорошая фраза. — Под что будем танцевать? — А под что ты хотела бы? — Ответ очевиден. — Земфира? — Земфира. — Тогда я включу «Жить в твоей голове». — Хорошо. Аня взяла с кровати телефон. Ее руки немного дрожали. Саша заметила это. — И каково это? — она хотела удержаться, но не смогла. — Что? — палец Ани замер над экраном. — Жить в моей голове. — Это только ты мне можешь сказать. — Хм. Хорошо. Это безопасно. Глаза Ани немного расширились от изумления. — Мне нравится такой ответ. — Отпразднуем и его. — Включаю. Аня поставила песню, и от самых первых слов легкие Саши словно воспламенились изнутри. Она на негнущихся ногах подошла к Ане и с секунду не решалась решиться на то, чтобы одной рукой приобнять ее за талию. Но это произошло само собой. Она склонила голову на ее плечо, уткнувшись носом в место, где парфюм Ани был различимее всего, и шумно вдохнула. Ее волосы немного щекотали лицо. Рука Ани взяла ее руку, и это прикосновение пустило мурашки по спине. Ее ладонь была тёплой. Под большинство песен Земфиры и без того хотелось плакать. А сейчас — сейчас тем более. Живот мучительно болел, в рёбрах что-то клокотало, под закрытыми веками проносились вспышки. Запах Ани окутывал, обволакивал и так притягивал, что Саша чуть не прижалась ближе. Она вся как-то обмякла и едва держалась на ногах. Это было слишком хорошо. Пугающе прекрасно. Лучше, чем что-либо другое. Но было кое-что ещё. Кое-что не менее… Саша немного подалась назад, прижавшись ко лбу Ани своим. Какое-то время они синхронно подпевали, и она чувствовала ее горячее дыхание на губах. Саша боялась открыть глаза, словно все это было сном, и если бы она открыла их, то пришлось бы проснуться. Она перестала шептать слова песни после второго припева и, зажмурившись, поцеловала Аню. Точнее просто прижалась своими губами к ее. И тут же вздрогнула. Это было как вдруг рухнуть с большой высоты и полететь вниз. И у этого странного, вымученного у самой себя поцелуя был вкус. Соленый и влажный. И это было… Слишком. — Это пиздец, — голос спрятался где-то в горле, и Саша прохрипела. — Полный. Послышался всхлип. Наверное, ее. — Помоги мне. — С чем? — Со всем. — Хорошо. Песня кончилась. Едва выдерживая напряжение момента, Саша отстранилась, слизнула соленую каплю с ямки над губой и быстро вытерла лицо. Голова была пустая и тяжелая. — Саша. — Что. — Посмотри на меня. Саша открыла глаза, поймав долгий и внимательный взгляд. Тяжелый, темнеющий. Почти напуганный. — Нравится вид? — Ты тоже видела, как я плачу. — Но не из-за меня. А я из-за тебя. — Из-за тебя. От услышанного плакать захотелось только сильнее. — Ложись со мной. Почти не разбирая дороги, Саша дошла до кровати Ани и легла в любимую позу эмбриона. Хотелось, чтобы стало темно. Словно прочитав ее мысли, Аня тут же выключила свет. И легла рядом. — У тебя синяки. — Сборы. — Больно было? Что ж. Не больнее, чем сейчас. — Нет. — Нам срочно нужна третья метафора. — Только, пожалуйста, без намёка на поединок. — И не думала. — Можно огонь. Как в том меме с собакой. — Я не хочу, чтобы мы сгорели. — Она и не сгорела. Просто сидела и охреневала от жизни. Как я сейчас. — Только ты лежишь. — Сути не меняет. — Я тоже охреневаю. Мы почти как собаки. — Мне нравится такой расклад, — Саша убрала ладони с лица, впуская прохладу. Глаза Ани подсвечивались в темноте. Видимо, ею же. — Собак никто не понимает. У них свой язык. — Тогда мы точно собаки. Как бы теперь мы не стали дворнягами, блин. — Не станем. — Почему ты так думаешь? — Собаки умные и осторожные. — Не все. Я чувствую себя мопсом. — Значит будешь храпеть во сне? Саша не удержалась от улыбки. Аня тоже. — Если буду, то лучше сразу задуши меня. Это будет прекрасным финалом поездки. — Нет уж, живи. Хоть это и опасно. — Тогда я буду выть. — Ну нет. Давай лучше будем Леди и Бродягой. — Ты Леди? — Конечно. — Класс. Теперь я хочу спагетти. — Можем поесть его завтра. — Только не так, как в мультике. — Конечно. Мы же умные. Саша снова улыбнулась и сделала глубокий вдох. — Ну почему ты такая? — Какая? — Не знаю. Вот такая, какая ты есть. — Не знаю. Хочешь, чтобы я поменялась? — Не знаю. Если ты поменяешься, то перестанешь мне нравиться. — Это признание в симпатии? Я наконец-то его услышала? — Брось. Я призналась тебе ещё раньше. — Ну, ты можешь повторить это снова. — Ты как обычно. — У меня такие длинные собачьи уши, что я тебя толком не расслышала. — Ты не собака, а овц… — Эй. — Извини. Ладно. Ты мне нравишься. Довольна? — Как кто? — Как человек… Который девушка. Блин. — Это точно какой-то собачий язык, я ничего не поняла. — И так меня до слез довела. Ещё и признание теперь требуешь адекватное. Ты мне нравишься как девушка. Всё, больше ни слова не скажу. Теперь было как-то легко. Саша произносила слова с улыбкой. Близость лица Ани вдруг перестала смущать, и она смотрела прямо ей в глаза. — Вот теперь я довольна. — Добилась своего. — Конечно. Я же всегда добиваюсь того, чего хочу. Саша расслышала иронию. — Оно и видно. На Олимпиаде не забудь про этот навык. — Это у меня в крови. — Теперь ты должна сказать мне, что я тебе тоже нравлюсь. — Я тебе давно уже все сказала. У тебя короткие уши. Ты все слышала. — Нет, так не пойдёт. Скажи нормально. — Хорошо. Ты мне тоже нравишься. Все? — Как кто? — Как собака. — Эм. — Как человек… Моего пола. — Сойдёт. Выкрутилась. — Все у нас, блин, не как у людей. — Зато как у нас. — Как у собак. Они тихо рассмеялись. — Теперь ты должна меня обнять и погладить. — У меня лапы, а не руки. — Тогда я сейчас отвернусь. — Зачем ты включила женский режим? — Хах, засчитано. Ладно, я сама. Аня медленно провела ладонью по предплечью Саши и, придвинувшись вплотную, обняла. — Ну и шерсть у тебя. — Чего? — Волосы. Они вездесущие. — Ну прямо как твои. — Так значит третья метафора будет про собак? — Мне нравится. — Получается, трое в лодке, не считая собаки? — Господи, — Саша издала смешок. — Трое в лодке, нищета и собаки. Так правдоподобнее. — А кто третий? — Моя мама. Она выбросит нас за борт. — Или мой папа. — Он за нищету отвечает. — У меня много своих денег. — Купи тогда нам запасную лодку. — Хорошо. Хотя зачем? Собаки отлично плавают. — Ладно. Сами справимся. — Договорились. — Но какой же это пиздец. — Эй, собаки так не выражаются. — Они вообще никак не выражаются. Только лают. — Тем более. Саша медленно, но верно засыпала. — Я отключаюсь. — Я тоже. — А что завтра будет? — Спагетти. — Класс. Ну мир хоть не рухнет? — Вроде не собирался. — А с нами что? — А что с нами? — Что будет? — Саша, я понятия не имею. — Я тоже. — На крайний случай мы умеем плавать. — Я плохо плаваю. — Ты что, снова человек? Собакой нравилась мне больше. — Да уж. Кто просил принимать тебя любой? Вот и я попрошу поступить со мной так же. — Ладно. Так и быть. — Ты овц… — Да уж, человеком стала, а человечность включить забыла. Не стыдно? — Мне уже ни за что не стыдно. Я теперь не знаю, что такое стыд. — Поставим свечку, помолимся за него. — Мы не сможем прийти в церковь. — Почему? — Если мы войдём, то сгорим на месте. Аня тихо рассмеялась. — Вот тебе и огонь. Но я бы этого не хотела. — Жизнь вообще не интересует, чего ты там хочешь, а чего нет. Как можно понять. — На то и жизнь. Но я подумаю об этом завтра. — Я тоже.