Сделка

Pov Лиза: Я отняла плечи от двери и направилась в барный зал. На часах было почти десять. Еще немного и толпа станет расходиться. Пришла пора последних коктейлей и заказов. А значит, Кате с Максом будет легче и мне можно, наконец, уходить домой. Я вышла в зал и удивленно уставилась на Макса, голова которого была повернута в сторону входной двери. За те четыре минуты, что меня не было — зал заметно опустел. Странно. — Макс, а где народ? Что случилось? — спросила у бармена. — Не может быть, чтобы все так быстро разошлись. — Нет, конечно, — оглянулся парень. — Там драка, Лиз, и, кажется, серьезная! — сообщил с блеском в глазах. — Только что двое здесь сцепились, но вылетели на улицу. Само собой и народ выкатился следом. Я бы и сам посмотрел, но бар не могу оставить. — А-а. — Слушай! — схватил за руку Макс. — А давай ты присмотри? — заглянул в лицо. — Я только на секунду! Выгляну, посмотрю что там и как, и обратно! Ладно?! Я осмотрела зал — пожала плечами, соглашаясь. — Ладно. Я знала, что иногда здесь случались разного рода стычки. Хотя директор как мог старался обеспечить заведению и его посетителям спокойную атмосферу, но недопониманий и вспышек все равно не удавалось избежать. Одно радовало — дежурная бригада полиции реагировала быстро и слажено, и обычно все конфликты удавалось замять на корню. — Только недолго! — встав на место бармена, крикнула в спину. Вытерла полку, убрала использованные бокалы, выставила в стойку новые, проверила спиртное и даже успела обслужить супружескую пару, смешав в шейкере «Пина Коладу», когда сердечко неожиданно екнуло. За стеной бара на улице раздалась сирена, и я, как лиса на дичь, повернула нос по ветру. Посмотрела в сторону входных дверей, медленно задвинула подальше бутылки со спиртным и вышла из-за барной стойки в зал, чувствуя в душе проснувшееся беспокойство. Да где же там Макс! Обещал же, что всего на секундочку! — Девушка, а где бармен? Мне бы еще коньячку плеснуть. — Что? Ах да, сейчас… — Какие у вас глаза красивые, всю жизнь бы смотрел! И пальцы, как у пианистки, — и все это не вполне связной речью. Оно и понятно — суббота, народ отдыхает. — Вы, случайно, не свободны сегодня после работы? А то бы мы могли пойти… — В этом месте предложения у подобных клиентов часто возникают трудности с фантазией. Действительно, куда можно пойти с незнакомой девушкой глухой ночью? Но этот выкрутился. — Погулять? А? На звезды посмотреть? — Спасибо. Случайно, нет. — Ну, извините… Макс вернулся минут через пять. — Ну, что там? — не выдержала я. — Что, правда, драка? Серьезная? — Да уж, не покурить вышли! — непонятно ответил и растянул рот в довольной улыбке. Зайдя за дубовую стойку, налил в бокал минеральной воды и залпом опрокинул в себя. — Мордобой вышел на славу! — сообщил веско, отставляя минералку в сторону. — Правда сегодня один за троих успевал. Сначала с качком сцепился, потом с его друзьями, потом снова с качком, когда тот оклемался… А там уже и ребята подоспели. — Холодно! — Макс повел широкими плечами под тонкой футболкой и потер ладони. — Лизка! — позвал, хотя я и так во все глаза смотрела на него, пытаясь ухватиться за некую мысль, неясной картинкой вырисовывающуюся в голове. — А? — Шла бы ты домой, и так задержалась сегодня. А хочешь — в подсобке отдохни. Но я уже смотрела в зал, в сторону входа, отворачиваясь от парня. — Хорошо… Я вышла на улицу. — Лизка? Ты что здесь делаешь? Стас. Подошел незаметно со спины, заслонив собой обзор бара, и развернул за плечи. — Я? Так это… Макса ищу, нашего официанта, — нашлась, что сказать. — Главный ругается. Скоро конец смены, а он где-то запропал. А мне уже домой пора уходить. — Раздетая? Ты серьезно, Лиз? — Еще как! Да я убегаю уже! На секундочку выскочила! — махнула рукой в сторону входа. Оббежав парня, остановилась, поднимая к нему лицо. — Стас, а что тут случилось-то? Мне сказали — была драка? Малышенко поджал губы и сунул руки в карманы брюк. — А ты не видела? — Нет. Я в подсобку уходила. — Была, — кивнул в ответ. *** На следующее утро я проснулась от невыносимой головной боли, сил не было от слова совсем, и я решила, что сегодня пропущу универ. Выпила анальгин, насилу дойдя до кухни из-за страшного головокружения. Кристины опять не было дома. Я открыла глаза, когда за окном наступили сумерки. Моё самочувствие стало только хуже. Сколько же я проспала? Чувствую, как ноги и спина наливаются нездоровым пьяным жаром. Меня окутывает непреодолимая слабость и всё, что я смогу сделать — накрыть горящие глаза ладонями. Похоже, у меня поднялась нешуточная температура, и мне страшно хочется пить. — Привет, я думала, ты как всегда на своей работе. — Отвечаю удивлённо, заходя в спальню, смотрю на девушку и замечаю, что её лицо выглядит болезненно. — Ты в порядке, как себя чувствуешь? — Немного голова болит, подумала, надо отлежаться день-другой. — Мне кажется, тебе нужен врач, Индиго. — Не поверив этим словам, я подошла к матрасу и, наклонившись, дотронулась до её лба тыльной стороной руки. — Я, конечно, мало разбираюсь, но у тебя определённо сильный жар. Я сбегала на кухню и принесла из аптечки градусник. Через пару минут Индиго вернула его — 40, 2°. — Я вызываю скорую, иначе ты сгоришь. Не в прямом смысле, но до летального, Индиго. — Пытаясь отшутиться, проговорила я. Моя сожительница невнятно проборматала что-то. Я подошла к окну на кухне и набрала 103. Скорая приехала достаточно оперативно. Я поинтересовалась, понадобится ли моя помощь, пока они здесь, так как мне нужно было сходить в магазин. Услышав отрицательный ответ, я быстро вышла на улицу. Вернулась буквально через десять минут. Врачи уже провели осмотр: простуда, переходящая в ларингит, очень повезло, что это было замечано, на сколько возможно, вовремя; и дали рекомендации по лечению. Когда я зашла в комнату, Индиго спала, на её лице отражалась слабость и усталость. Я выключила основной свет и включила подсветку над столом, села на кровать и начала просматривать новости в ленте. *** Я проснулась из-за кашля до боли в животе. За окном было темно, на часах половина второго, но в комнате горела настольная лампа. Я приподнялась на локтях и заметила Кристину, которая сидела, подогнув ноги, и смотрела на меня. — Кристин, ты почему не спишь? — просипела еле слышно я. — У тебя долго не сбивалась температура, я смотрела, чтобы состояние не стало хуже. — Ответила она устало. — Пить хочешь? Я только кивнула головой. Захарова ушла на кухню и через пару минут вернулась с кружкой в руке. Там был чай с малиновым вареньем. Она села на кровать напротив меня и подала стакан. — Спасибо… — Ответила я, сделав пару глотков. Пила я долго из-за больного горла, мелкими глотками. Закончив, я отдала ей кружку и немного помявшись спросила. — Мне нужно в туалет, но боюсь, сама не смогу дойти, не могла бы ты мне помочь? Извини, знаю, что прошу многого. — Индиго, перестань блять. — Ответила Кристина, помогая мне встать. — Идти можешь? Я вновь положительно кивнула. Кристина придержала меня за талию — в другую руку взяла мою. Я плохо понимала происходящее — все так бессвязно, как в глубоком болезненном сне, где нет ни лиц, ни предметов, есть только больно жалящие сознание мошки и дурацкие расшатанные качели. Кажется, сделала длинный шаг вперед и оказалась в спальне. Pov Кристина: В целом, ночь прошла вполне спокойно. Температура поднялась лишь один раз, в частности, из-за того, что Индиго завернулась в одеяло с головой. Немного раскрыв её, я тоже легла. Не спав большую часть ночи, я проснулась от разговора по телефону. — Привет, Вил, не могла вчера позвонить: ужасно себя чувствовала. Да, да, сейчас уже лучше, не волнуйся. Вил, ты мне конспекты скинь, пожалуйста, ладно? Спасибо, и я тебя, до встречи! — Доброе утро, ты как? — Немного лучше, но все равно ужасное недомогание и горло болит. Я встала, подошла к столу и взяла спрей-флакончик. Немного стряхнула его и протянула Индиго. — Держи, должно полегчать. Лекарство горько-сладкое, так и хочется его выплюнуть или запить водой, но она через силу глотает жидкость, опускает голову на подушку и вновь размыкая губы для вздоха. — Мне нужно отъехать, ты сама справишься? — Да, думаю, да. — Я позвоню попозже. — Хорошо. Я быстро умылась, оделась и, не позавтракав, отправилась по делам. Pov Лиза: Сегодня мне было лучше, хватило сил даже на то, чтобы умыться и попить чай с бутербродами. Все так же ощущая сильную слабость, я прилегла, решила взять книгу, ведь очень любила это занятие, хотя в последнее время читала редко из-за отсутствия времени и нагрузки в учёбе. Шарлотта Бронте «Джейн Эйр» (отрывок из романа) / Голос у него стал хриплым, он выглядел как человек, готовый сбросить невыносимое иго и очертя голову броситься в омут безумств. Я поняла, что еще немного, еще один толчок — и я уже не смогу на него повлиять. У меня оставалось только это мгновение — ускользающее в прошлое, — чтобы удержать его, образумить. Оттолкнуть, попытаться бежать, выдать испуг — значило бы обречь на гибель себя… и его. Но я не боялась. Нисколько. Я ощущала внутреннюю силу, даже власть, и она поддерживала меня. Минута была угрожающей, но не без своего очарования. Наверное, то же чувствует индеец, когда скользит в пироге по быстрине между камнями. Я взяла его стиснутую в кулак руку, разогнула скрюченные пальцы и сказала мягко: — Сядьте! Я буду разговаривать с вами, сколько вам будет угодно, и выслушаю все, что вы скажете, разумное и неразумное. Он сел, но не смог заговорить сейчас же. Я уже некоторое время боролась со слезами, изо всех сил старалась их удержать, так как знала: ему не понравится, что я плачу. Однако теперь я сочла, что им следует дать волю. Если этот потоп его рассердит, тем лучше. И вот я разрыдалась. Вскоре я услышала его умоляющий голос: он просил меня успокоиться. Я сказала, что не сумею, пока он в бешенстве. — Но я же не сержусь, Джейн, а только слишком уж сильно люблю вас. А вы заставили свое бледное личико хранить такое упрямое ледяное выражение, что я не выдержал. Ну-ну, утрите глазки. Его мягкий голос свидетельствовал, что он справился с собой, а потому я, в свою очередь, успокоилась. Теперь он попытался положить голову мне на плечо, но этого я не допустила. И не позволила обнять себя. Нет! — Джейн! Джейн! — сказал он с такой горькой печалью, что каждый мой нерв затрепетал. — Значит, вы меня не любите? И ценили только мое положение в обществе, привилегии моей жены? А теперь, считая, что стать вашим мужем я не могу, вы избегаете моего прикосновения, будто я жаба или горилла. Эти слова поразили меня в самое сердце, но что я могла ответить или сделать? Вероятно, мне следовало ничего не делать и ничего не говорить, однако меня охватило глубокое раскаяние из-за того, что я причинила ему подобную боль, и я не могла подавить желание пролить каплю бальзама на нанесенную мною рану. / — Индиго? Индиго! — Привет. — Ты почему не отвечаешь? Все хорошо? — и голос такой: не то злой, не то встревоженный. — Что ты за человек такой? — Кристин, все нормально… Сбросила. / — Нет, я люблю вас, — сказала я. — Даже больше, чем прежде, но я не должна показывать это чувство или потакать ему. И говорю вам о нем в последний раз. — В последний раз, Джейн? Как! Ты думаешь, что сможешь жить рядом со мной, видеть меня ежедневно и — если ты все еще любишь меня — сумеешь оставаться холодной и далекой все время? — Нет, сэр. Я убеждена, что не смогу, и поэтому вижу лишь один выход. Но вы придете в ярость, если я о нем упомяну. — Упомяни! Если я взбешусь, то ты ведь владеешь искусством слез. —Мистер Рочестер, я должна покинуть вас. / Не знаю, сколько прошло времени, но стало темнеть и в замочной скважине повернулся ключ — Кристина вернулась. — Всё нормально? Хуже не стало? — Спасибо, я в порядке, на сколько это возможно. — Что делаешь? — спросила Кристина без особой заинтересованности. — Читаю. — Сказала я, приподняв книгу в руке. — Интересно? — Очень! Хочешь, я немного почитаю вслух, может, тебе тоже понравится. — Осторожно спросила я, ожидая отказа. Хотя в душе надеялась, что Кристина согласится, потому что чувствовала некую пустоту, может, одиночество внутри. — Да, думаю, мне это будет полезно. По пальцам одной руки можно посчитать, сколько книг я прочитала за свои 22. — Ответила Захарова, усмехнувшись. Она прилегла на кровать, повернулась на бок в мою сторону, и я продолжила: / — Надолго, Джейн? На несколько минут, чтобы пригладить волосы — они немного растрепались — и умыть лицо, которое горит лихорадочным румянцем? — Я должна оставить Адель и Тернфилд. Я должна расстаться с вами навсегда. И начать новую жизнь в ином месте среди других людей. — Разумеется. Я сам сказал тебе то же. Не стану упоминать про это безумство — про разлуку со мной. Наоборот, вы должны стать частью меня. Что до новой жизни, то так и будет. Вы еще станете моей женой. Я не женат, вы будете миссис Рочестер и буквально, и официально. Я буду с вами, пока мы живы. Вы поселитесь в моем доме на юге Франции — в белой вилле на берегу Средиземного моря. Там вы будете вести счастливую, безмятежную, невиннейшую жизнь. Не страшитесь, что я хочу склонить вас ко греху, сделать моей любовницей… Почему вы покачали головой? Джейн, будьте же разумны, не то я вновь впаду в отчаяние! Его голос и руки дрожали, крупные ноздри раздулись, глаза засверкали, тем не менее я осмелилась возразить: — Сэр, ваша жена жива, нынче утром вы сами это признали. Если я буду жить с вами, как вы описали, я буду вашей любовницей. Называть это иначе — просто словесные ухищрения и ложь. — Джейн, я не кроткий человек, не забывайте об этом! Я не умею долго терпеть, я не хладнокровен и не бесстрастен. Из жалости ко мне и к себе пощупайте мой пульс, убедитесь, как часто он бьется… и поберегитесь! Он обнажил запястье и протянул мне руку. Кровь отхлынула от его лица, губы побелели. Я была в отчаянии. Довести его до такого состояния сопротивлением, которого он не терпел, было жестоко, но уступить я не могла. И я инстинктивно, как любой человек в безвыходном положении, воззвала о помощи к Высшей Силе. — Господи, помоги мне! — невольно сорвалось с моих уст. / Отложив книгу, я взглянула на Кристину. Она спокойно спала. Время было около девяти. Мне было жаль её, она устала: целую ночь просидела надо мной. Я встала, поправила её одеяло и ушла на кухню заваривать чай с малиновым вареньем, которое, как я поняла, Захарова купила специально для меня.