Сделка

Pov Лиза: Заболела я гораздо серьёзнее, чем полагала, и двумя-тремя днями не отделалась. Кристина большую часть времени проводила со мной, как бы я не пыталась отнекиваться и отказываться. Хотя, в любом случае, это её решение. В универ я вернулась только в понедельник. До нового года осталось полторы недели. Сегодня в баре выходной. Весь вечер свободен, а это значит — что уже через двадцать минут, наскоро переодевшись в толстовку, джинсы и ботинки, сунув под шапку и шарф волосы, я выбегаю на улицу в городскую предпраздничную суету. Сев в автобус, я сняла перчатки и протерла стекло. Всю дорогу разглядывала украшенные праздничной новогодней атрибутикой витрины магазинов и окна домов. Проезжаю мимо университета, и когда автобус подходит к набережной, выхожу. «С наступающим Новым годом!» — встречает меня широкий праздничный плакат, а ноги сами идут к новогодней лавке, торгующей елками, разноцветными гирляндами, блестящей мишурой и новогодними игрушками. Пробежав глазами по товару и поддавшись внезапному желанию, я выбираю несколько шариков. Как красиво! Было бы здорово увидеть такую новогоднюю красоту на широкой ветке, припорошенной дождиком и серпантином. В моем детстве было немного шаров — мать пила, денег всегда не хватало, да и это было так давно. Мы встретились с Виолеттой и пошагали вдоль набережной, предварительно купив горячий шоколад. Настроение было отличное, смеялись и разговаривали о планах на каникулы: точнее, Вилка рассказывала, как проведёт Новый год, ну а что касается меня — я ничего не знала, к матери ехать уж точно желания не было. — Как поживает твоя соседка? Не обижает? — спросила Вилка, сделав глоток из стаканчика. — Нет. Вил, она совсем другая дома, правда. — Почему-то мне было так приятно это отметить. — Ой не знаю, не могу такого представить даже. Агрессор — другая… *** Следующие два дня прошли рутинно, сессия наконец-то подходила к концу, преподаватели задавали гораздо меньше домашней работы, жизнь определённо налаживалась! Единственное, что показалось мне странным — Захарова не появлялась дома уже вторую ночь. Но я не предала этому сильного значения, ведь такое происходило не впервые. Pov Кристина: Меня ужасно знобит. Голова, судя по ощущениям, скоро совершенно взорвется, а неутихающий гул в ушах оглушит. Дышать лицом в подушку с разбитым носом и губой, крайне неудобно. Спать хочется, но сегодня я уже не усну. На улице видно солнце и город снова начинает новый день. Я не знаю, сколько времени, не знаю, какой сегодня день. И совершенно не догадываюсь, что вновь опаздываю на пары, но мне абсолютно все равно. Сквозь тупую, приглушенную таблетками, боль, я переворачиваюсь на спину: от серьёзных ушибов и ран она болит, режет, отрезвляет. Меня передергивает от мерзкого ощущения самой себя. Телефон завибрировал на столе ужасным звуком, который, словно молотом, бьёт по слуху и заставляет недовольно морщиться. Не успев посмотреть, кто же пытался до меня дозвониться, я слышу звук поворота ключей в замочной скважине. Я знаю: сейчас мне опять будут читать морали, неодобрительно смотреть и даже могут накричать. Стас проходит в комнату и ничего не выражающим лицом смотрит на меня. Недовольно вздыхает, откладывает рюкзак к стене и, даже не снимая с себя куртку, садится напротив. — Снова. Ты снова связалась с Илюхиными парнями, да? — строгим голосом говорит Стас. Ему не нужен ответ. Он и так все прекрасно знает. — Крис, кажется, я уже говорил тебе, что не надо, блять, этого делать. Я киваю. — И что опять вижу? Ты же понимаешь, что им нихуя не стоит прикончить тебя? — Я понимала и знала. Да и вопрос был риторическим. После нескольких минут молчания, без лишних слов, он взял меня под руки и аккуратно посадил на кровать, сразу же снимая футболку и отбрасывая ее на пол. Повернув спиной к себе, Стас взял салфетку, уже смоченную в перекиси, и приложил к самой глубокой ране. — Сейчас будет больно, терпи. И я терплю, как всегда. Без слез. Спину сильно щипит от антисептического действия препарата, но я стараюсь не дергаться. Телефон беру в руки только на следующий день, замечаю пропущенный и сообщение от Индиго: все в порядке? Конечно, нет, делеко не в порядке, но за это время я более или менее оправилась и сегодня собираюсь объявиться дома. Pov Лиза: Было около семи вечера, когда раздался звонок в дверь. Я подумала, быть может, это Захарова. Но в голове промелькнула задняя мысль, что она могла бы сама открыть дверь — у неё ключи. Всё же я щелкаю замком, распахивая дверь нараспашку… Чтобы через мгновение застыть столбом, наткнувшись на взгляд стальных глаз. — Ну, здравствуй, Лизонька. Как ты тут без меня, не скучала? Высокая фигура, массивная грудь. Серые глаза под тяжелыми бровями… Изогнутые в злой усмешке тонкие губы… Дэн. Нашел. Он. Меня. Нашел. — Ну что, парень? Чего молчишь-то, не ошиблась я? — слышу голос Павловны откуда-то снизу, пока пытаюсь проглотить расширивший горло до немоты ком, и он отвечает: — Не ошиблась, она. А теперь исчезла, старая, брысь! И не вздумай мне глазом отсвечивать. Урою в землю, поняла? Дверь квартиры с шумом захлопывается, а я вздрагиваю, не то от хлопка, не то от звука низкого голоса, от которого у меня стынет в жилах кровь и подгибаются колени. — Солнышко… Чего молчишь? Придумала историю с женишком, сбежала… А я спасать тебя приехал. — Дэн подступает ближе, резко и небрежно хватая меня за плечи, а я ловлю глубокий вздох. — Зачем ты меня дразнишь? Я ведь мог не сдержаться. — Уходи! — голос предает меня, но руки от ненавистного прикосновения оживают и упираются в мощную грудь. — Немедленно, слышишь! Убирайся! Я. Тебя. Ненавижу! Ненавижу! Только попробуй тронь меня! — испуганно выдыхаю, отступая под мужским натиском в глубь квартиры, и упираюсь спиной в стену. — И я… И я… — Я чувствую, как мой голос срывается, и в отчаянии закусываю губы, не желая, чтобы он видел, как они дрожат. — Ну? Что ты, Лизонька? — Он неумолимо приближается. — Что ты мне сделаешь, скажи? — Упирает ладони в стену по обе стороны от меня и скалится, так противно… Склонившись к лицу, скользит ненавистными губами по шее. — Ошибаешься, моя девочка, — ловит пальцами подбородок, заставляя взглянуть на него. — Ты мало что можешь сделать мне, а вот я могу сделать с тобой многое. И с твоим женишком тоже. Ты ведь знаешь: я слов на ветер не бросаю, а сейчас, к тому же, страшно зол на тебя! — руки парня вновь впиваются в меня, сильно прижимая к мужскому телу. — Я так скучал! Говорил же, что найду, что не отпущу! А ты… Шлюха! — рычит он. — Кто он?! Кто тот урод, с которым ты живешь? — Ты не посмеешь… — Лучше ответь. Если хочешь, чтобы он жил… Вот они, цепи, вновь на мне, и я почти послушна. А ведь, считай, поверила, что спаслась. — Никто. Он не верит мне, ни капли, и не собирается уходить. Господи, хоть бы Кристина не вернулась сейчас. Сейчас, когда… когда он, кажется, позволит себе все, а я не смогу его остановить. — Пусти меня, слышишь! — закипаю, бессильно сопротивляясь настойчивым рукам. — Да… — Я убью себя! И ты никогда меня больше не увидишь! Дэн на мгновение застывает, затем больно впивается губами в мой сжатый рот, целуя. — Он успел кем-то стать для тебя, да? — отрывается, зло проведя щетиной по щеке, чтобы, запрокинув голову, запустить пальцы в мои волосы. — Да, моя девочка? Успел? — резко опускает руки, нашарив пальцами и расстегивая на мне ремень, стягивает с меня свитшот. Легко пресекая напором мои отчаянные попытки борьбы. Джинсы ползут с бедер, спина ещё сильнее упирается в стену, и вслед за свитшотом он стягивает с меня футболку. Проводит ладонью вдоль позвоночника ниже, сминая ягодицу и тесно прижимая к себе. — Ненавижу тебя! Не смей прикасаться ко мне, слышишь! Не смей! — Чем он лучше, Солнышко, ответь? Лучше трахает тебя, чем я? Так скажи, что хочешь! Как тебя трахнуть так, чтобы ты застонала подо мной? Чертова сука! Его руки становятся еще смелей и нетерпимее, губы безжалостней, и вот уже бюстгалтер летит прочь, а грудь сминается в жадных пальцах. — Отпусти, сволочь… Больно! — Я плачу… Поклялась никогда перед ним… и вот опять. Сука! — Не могу, так долго ждал. — Грубая мужская пряжка ремня касается оголенного живота. Пальцы пробираются между ног, бесстыдно вздергивая тело вверх. — И что в тебе такого, что я схожу с ума, как последний дурак? Раскрой секрет, моя девочка. Я знал, что ты будешь моей. Так зачем сопротивляться тому, что неизбежно? — Я не игрушка, Громов, я человек. Меня нельзя пообещать, купить или продать. Нельзя просто взять! Я не хочу тебя! Не хочу! Когда же ты это поймёшь, блять… Он смеется, но в его сиплых коротких выдохах мало веселости, как и нежности в терзающих тело пальцах. — Не хочешь меня, говоришь? А кого же ты тогда хочешь? — тонкие губы вновь у моего лица, а рука жестко ложится на скулы, сдавливая их. — Кто тебя возбуждает так, что ты сама готова раздвинуть ноги? Готова встать на колени и заставить кончить одним касанием языка, впустив в свой рот? Кто? Я знаю, что сейчас будет больно, — не от удара, нет, он ни разу не ударил меня, — но от того, что в ненавистной близости он не станет жалеть мое тело. Белье рвется на мне, как ветхий хлопок, опадая куда-то в спущенные к коленям джинсы, руки в мощном рывке задираются над головой. Пах Громова напряжен и требовательно трется о живот, молния брюк скользит вниз… — Сука! Ты специально заводишь меня, я знаю! Но ты напрасно думаешь, что я откажусь от тебя. Давай же, моя хорошая, как скажешь! Сейчас я готов сыграть по твоим правилам, но после ты ответишь за свои слова! Он с силой наваливается на меня, прижимается задыхающимся ртом к шее, оставляет болезненные засосы, а я лишь зажмуриваю глаза, стискивая руки в кулаки, сдвигая ноги, готовая сопротивляться до последнего. Ожидая от него новые витки гнева, но вместо них слышу вдруг до боли знакомый голос Кристины. Негромким приказом раздавшийся совсем рядом: — Тихо. Не дергайся и отойди от неё. — Голос Захаровой настолько холоден и обманчиво спокоен. — Дэн, мне кажется, или ты намерился в моем доме трахнуть мою девушку? Спина Громова напрягается, и он коротко оглядывается, сужая взгляд стальных глаз. — Твою девушку? Крис? — вмиг холодеет в голосе. Слезы бессилия и страха катятся по щекам, стекают по шее, душу заполняет тяжелая вязкая муть безысходности от осознания ужаса происходящего. Я думала, что сбежала, думала, спаслась, и вот, все повторяется снова. — Пожалуйста, Дэн, отпусти! Рука Громова касается моей голой груди, большой палец властно, с удовольствием очерчивает напряженный сосок, пока я, затаив дыхание, прижимаюсь к стене, не сводя с Кристины глаз. Она тоже следит за рукой, плотно сжав губы. — Прости… — только и выдыхаю я одними губами, встретившись с ней взглядом, в то время как Дэн безжалостно расправляется с моей гордостью, вновь учащаясь в дыхании. Но внезапно он обрушивается возле меня. Сбивая ногами ковер и тряся головой, порывается встать, но жесткие удары Захаровой, оказавшейся над ним, в грудную клетку и, сразу за тем, в лицо, кажется, впервые в жизни лишают его сознания. Кровь хлынувшим из носа ручьем заливает некогда так уверенно выпяченный подбородок, стекает на шею, капает на пол… Ноги не держат меня, и я падаю на колени, запутавшись в спущенных с бедер штанинах джинс. Оседаю на пол, поджав ноги и прикрыв лицо и грудь руками. Кристине не нравится соседство парня со мной, и я чувствую, как тело, оторванное от пола, переваливается к дверям, давая мне возможность дышать. — Лиза… — руки Кристины подхватывают меня за голые плечи и осторожно вздергивают вверх. — Вставай, нельзя тебе на полу — простудишься. Подожди… — натягивают на бедра джинсы, застегивают ремень, надевают футболку, затем свитшот, пока я безвольно стою, крепко зажмурив глаза. — Обопрись об меня! — Индиго! Ну же, посмотри на меня, — подбородка касается рука. Пальцы осторожно пробегаются вдоль щеки. — Пожалуйста… — Уже все хорошо. Для тебя все закончилось, ты понимаешь? Pov Кристина: Индиго практически не реагирует на мои слова. Она дышит, но словно не живая, здесь ее нет. Мы проходим в спальню и я усаживаю девушку на кровать. Бегом иду на кухню, открывая холодильник, беру бутылку. — Тебе нужно выпить. — Говорю просто, но требовательно. Индиго смотрит на свои руки, ничего не отвечая, но через пару секунд, не сопротивляясь, берет и выпивает залпом четверть бутылки. На её лице нет никаких эмоций, сука, лучше бы она ревела навзрыд, чем так! Я аккуратно кладу ее голову на подушку. Сажусь рядом. Моя рука лежит на спине Индиго. Через некоторое время я предлагаю ещё немного вина. Выпить, чтобы навсегда забыть, чтобы заполнить в сердце пустоту. Я сама делала так множество раз. Сейчас она в состоянии, когда абсолютно не может совладать с собой, ей нужен сон. Но это сложно — заснуть. Алкоголь расслабит тело и мозг не выдержит сопротивления, она провалится. Через минут семь, Индиго засыпает, и я тяжело выдыхаю. Осторожно залезаю на кровать, ложусь рядом, приобняв Индиго, потому что она переодически вздрагивает, и я боюсь, что проснётся.