Могло быть и хуже

После того, как за Хайдом закрылась дверь, Гермиона не спешила отправляться домой, так и продолжая стоять практически у самого порога здания, размышляя о том, что только что произошло. Все это взаимодействие было странным: от начала и до самого конца. Кто ее, вообще, тянул бежать за ним? Кто ее заставил ведать совершенно незнакомому человеку о своих личных переживаниях, отнимая этим его время?.. Не могло же ей быть настолько одиноко, что она искала собеседника в каждом и, тем более, в том, кто напоминал ей о прошлом? Могло. Девушка не поддерживала практически никаких контактов с новым окружением, а о старом даже заикаться не стоило. Краем глаза Грейнджер заметила, как в окне одной из квартир зажегся свет. Скорее всего там жил Себастьян. По крайней мере, теперь она была чуть более спокойна, подтвердив одну из своих теорий насчет личности Хайда. Он был просто… Хайдом. Обычный незнакомец, задевший ее за больное место своим существованием. Мерлин, как это жалко звучит. Видимо, несколько лет работы в Министерстве растратили не только ментальный ресурс девушки, но и угробили ее способность здраво мыслить. Горько хмыкнув, Гермиона неосознанно бросила последний взгляд на «то» окно и развернулась, направившись домой. Еще один выходной день, который она сможет провести наедине со своими мыслями, а затем ее ждет возвращение на работу в привычную рутину, которая позволит ей забыться еще на неделю. Или на месяц. *** На следующий день девушка проснулась с книгой на лице, совершенно не помня, как и во сколько времени она заснула. Часы показывали полдень. Мерлин. По всей видимости, она умудрилась провести как минимум полночи за чтением и отправиться смотреть сны лишь под самое утро (в понимании обычных людей). Ее внимание привлекли непрочитанные сообщения, уведомления о которых надоедливо мерцали на маленьком экранчике телефона. Гермиона поставила чайник одним взмахом палочки, затем с помощью нее организовав на голове какое-то подобие домашней прически, завязав волосы в пучок, и потянулась к мобильнику, искренне надеясь, что не проспала ничего важного. Крукшанкс, заметив, что хозяйка наконец-то соизволила прийти в себя, нагло мяукнул. — Крукс, подожди, сейчас я тебя покормлю, я не могу делать столько дел одновременно… Три — еще ладно, но четыре? Имей, пожалуйста, совесть. Контакт отправителя сообщений нехило смутил Грейнджер. «Маргарет». Учитывая их катастрофически испортившееся за последний месяц взаимоотношения, получить от нее сообщение, даже несколько, показалось Гермионе неприлично странным. Коллега старательно ее игнорировала на работе, даже отправляла других работников центра, чтобы передавать важные бумаги, а тут внезапно решила лично написать. «Нам нужно поговорить», — Первое сообщение. «Я зайду где-то в час», — Второе. Девушка озадаченно свела брови к переносице, но тут же спохватилась: времени на размышления у нее не было, ведь до обозначенного прихода незваной гостьи уже оставалось не так долго. Еда Крукса, утренний чай, яичница, быстрый душ, более-менее приличная одежда… Звонок в дверь. Убедившись, что волшебная палочка надежно спрятана от взора посетительницы, Гермиона пропустила коллегу в квартиру. — Мио, слушай… — Маргарет заговорила практически с порога. — Нам правда нужно поговорить. — Я тебя слушаю, — холоднее, чем планировалось, ответила Грейнджер, прикрыв за гостьей дверь. Видимо, мысли о Снейпе так действуют на организм: заставляют резать собеседников металлом, вместо обычного голоса. Заразно. — Во-первых, я хотела извиниться за то, что игнорировала тебя на работе весь месяц, а во-вторых… — Уайт вздохнула, нервно потерев ладони. — Я думала над тем, что ты мне тогда сказала в столовой. Ты права, безусловно. Распространяться о пациентах подобным образом, действительно, очень неэтично и невежливо. Позавчера, когда ты стала прямым свидетелем нашей «драки» с Хайдом, я поняла, что, возможно, очень сильно перегибаю палку, потому что ты была рядом, и я ярко увидела контраст его отношения ко мне и к тебе. Он читался даже во взгляде, понимаешь? Но потом… То, что он подумал, что мы вместе его обсуждаем за его спиной, учитывая то, как сильно тебе была противна эта идея… Короче, он обвинил тебя в том, в чем ты не участвовала, в чем была виновата и замешана только я, что как бы, теоретически, могло испортить его отношение к тебе, к незнакомому невинному человеку, поэтому мне стало дико стыдно, и я хотела извиниться еще и за это… — Маргарет, — Гермиона спокойно остановила поток мыслей девушки легким жестом руки. — А ты не думала о том, что обсуждая его со мной, ты так же «теоретически портила мое отношение к нему», к незнакомому мне человеку? Уайт покраснела со стыда, опустив взгляд в ноги и принявшись рассматривать носы своих туфлей. — Думала. Это все неправильно и очень непрофессионально, правда. Признаться честно, я знала, что этим и занимаюсь, но мне просто нужно было излить свои эмоции кому-то, а с тобой на работе я общаюсь… Общалась ближе всего. — Маргарет поправила аккуратные серебряные часы на запястье. — К тому же, ты всегда рассказывала какие-то интересные факты о пациентах. Я тоже хотела поделиться с тобой чем-то. — Я рассказывала тебе не факты о пациентах, а факты самих пациентов. Они часто делятся со мной интересными знаниями и информацией о своих хобби. Грейнджер и вправду могла устроить целую библиотечную «экспедицию» после того, как кто-то из пациентов упомянул какое-то историческое событие, увлечение или же научный факт. Эта информация нужна была ей не только из личного интереса и все еще присутствовавшей страсти к изучению нового, но и для того, чтобы иметь возможность заговорить с теми же людьми на темы, которыми им были интересны, показать, что она помнит их увлечения, сблизиться. Однажды, посетительница между строк заикнулась о том, что ее в детстве успокаивало оригами. Гермиона купила цветную бумагу и книгу со схемами, выучив несколько из них, чтобы потом на сеансах вести беседы за созданием бумажных фигурок в более комфортной для той пациентки обстановке. — В любом случае, я перед тобой извиняюсь, Мио. На несколько десятков секунд в квартире воцарилась тишина. — Хорошо, но… Я не думаю, что способна так легко простить твое отношение к пациентам, полностью противоречащее профессиональному уставу и правилам, пока не увижу, что ты стараешься его активно менять. Маргарет выглядела еще более подавленной, чем тогда, когда она только пересекла порог. — Я уже стараюсь. Поэтому, есть еще один вопрос, который я хотела с тобой обсудить. Он касается Хайда и нашей с ним обоюдной проблемы. Гермиона заинтересованно взглянула на собеседницу и молча указала ей рукой на диван, понимая, что эта часть разговора могла затянуться, а проводить его, стоя у входной двери, будто готовясь в первый подвернувшийся момент выкинуть гостью из квартиры, было неприлично. — А при чем здесь я? — Не при чем, я просто хотела… Узнать твое мнение. Не понимаю, почему я не могла серьезно задуматься над этим раньше, — Уайт нервно посмеялась, — но, поскольку Хайд посещает центр уже довольно давно, бланки для подписей и учета на его имя нам утверждают сразу на несколько месяцев вперед, чтобы не возиться с бюрократией и их оформлением каждый раз по ходу дела… Короче, я хочу снова нарушить правила, но в этот раз во благо. Всеобщее, думаю. — Не произноси больше эту фразу, пожалуйста. — Грейнджер чуть не поперхнулась. — Какую? Что я хочу нарушить правила? — Нет, ту, что про «всеобщее благо». — Ладно?.. — Уайт прочистила горло, готовясь приступить к повествованию своей основной идеи. — После последнего скандала, расписываясь в бумагах Хайда, я внезапно подумала: «Как бы мне хотелось дать ему все бланки сразу и не видеть его ближайшие полгода». Так вот, почему бы мне и вправду так не сделать? — Его посещения отмечает администратор центра или ты — единственный человек, на котором держится весь его учет? — Поймав мысль коллеги, Гермиона серьезно задумалась над предложенной ею идеей, которая потенциально могла избавить от лишней нервотрепки и Хайда, и Уайт. — Единственный. До меня у него был другой врач, но она уволилась, поэтому теперь осталась только я. Думаю, что можно собрать с него несколько подписей сразу, а потом ставить печати, собственные подписи и заверять бумаги тогда, когда у нас обычно походят плановые встречи, потому что по закону полностью «выписать» я его еще не могу: по первым данным у него сейчас должно было оставаться всего полгода учета, поскольку он стоит на нем в нашем центре уже почти пять лет, но из-за той единственной неявки сроки были продлены еще на полгода-год. — Маргарет затихла, ожидая реакции на свое предложение. — Раньше ты не шла ему на подобные уступки, потому что издевалась? — Я точно не уверена… Возможно. Но в большей степени я лишь выполняла свою работу. Сейчас я поняла, что ему действительно будет легче без всего этого, — Уайт обвела себя руками, имея ввиду их с Себастьяном рабочие встречи. — Что думаешь? После их с Хайдом вчерашнего разговора Гермиона еще сильнее захотела ему помочь. Отчасти, по пошлым причинам, которые она для себя выделила, отчасти, потому что ей все еще было перед ним стыдно. Хотелось как-то загладить свою вину перед ним хотя бы верным решением со стороны, отблагодарить за то, что он ее выслушал, даже поддержал словом. То, что предлагала Маргарет, и вправду могло с этим помочь. Морально уж точно. — Думаю, что это неплохая идея, и мистеру Хайду она придется по душе. *** Распрощавшись с пациентом, Гермиона облегченно выдохнула. Видимо, такие же идеи преследовал и Крукшанкс, устало потягивавшийся в соседнем кресле. Первый будний день недели, а рабочая рутина уже затянула в себя настолько глубоко, что времени и сил на сторонние размышления совсем не оставалось.Утром они с Маргарет по ставшей непривычной за последний месяц «разлуки» традиции зашли в здание Центра вместе, беседуя о чем-то отвлеченном. Коллега даже встретила ее с двумя стаканами кофе: еще одна попытка примириться окончательно. Видимо, она полностью взялась за восстановление своей репутации в глазах Грейнджер. Раздался стук в дверь. Гермиона взглянула на часы, но по расписанию сейчас у нее был перерыв: она никого не ожидала. Спустя пару секунд на пороге кабинета появился парень лет девятнадцати-двадцати, слегка смущенно прятавший глаза, будто пытаясь найти что-то на полу. Он держал в руках коробку конфет. — Мисс Грейнджер? — поинтересовался он, хоть и сам прекрасно видел табличку на двери несколько мгновений назад. — Я хотел поблагодарить Вас за книги, которые Вы передали через мистера Хайда. На то, чтобы сложить два плюс два не ушло много времени. Грейнджер тут же расплылась в улыбке, как только осознала, что перед ней стоял Льюис, сын Ванессы Гонзалес. Парень собрался с силами и подошел чуть ближе, аккуратно опустив «подарок» на стол. — Мистер Хайд сказал, что Вы, возможно, не ждете благодарностей, но я решил, что оставлять это просто так не могу, а через маму их передавать… Сами понимаете. Гермиона умиленно рассмеялась, но практически сразу же задалась вопросом, причиной чего стала уверенность Себастьяна в том, что она не ждала ничего взамен. Она, конечно, действительно ничего не ждала, но для незнакомого человека подобное суждение было странным. Хотя, вероятности того, что она кричала это всем своим видом во время их встреч, девушка не отрицала. — Я надеюсь, что эти книги Вам пригодятся, — улыбаясь, ответила она. Следующие минут десять прошли в бурном обсуждении учебы. Льюис показался Гермионе неприлично сильно похожим на ее саму. Особенно, перед поступлением в Хогвартс. Ей тогда так сильно хотелось узнать все, что только было возможно, из-за интриги перед новым и неизведанным, перед всем тем количеством новых предметов и тем, к которым у нее не было доступа прежде… Парень разговаривал практически без умолку, охваченный предвкушением начала студенческой жизни, а Грейнджер активно поддерживала его энтузиазм так, будто сама сейчас вновь готовилась к поступлению. — Уверена, что мама тобой невероятно гордится, — в какой-то момент беседы сказала она. Гермиона не ожидала, что ее произнесенные слова поддержки были способны так сильно откликнуться в ее собственном сердце. Она не знала, гордились ли когда-нибудь ее родители ею по-настоящему. Они бесспорно ее любили. Всегда. Однако с этой любовью приходили и требования, которые, возможно, девушка ставила сама себе. «Получила хорошую оценку — похвалили, сказали, что любят». Ей всегда казалось, что, будь оценка ниже, на ту любовь можно было и не рассчитывать, поэтому Грейнджер старалась всегда и во всем получать лучший результат из всех возможных. С учебой проблем не возникало, ей нравилось приобретать новые знания, но многие другие «критерии» вызывали сильную тревогу. Как только она узнала, что является волшебницей, тревог стало в разы больше. Родители долго сопротивлялись и отказывались мириться с новой информацией, отпускать свою единственную дочь невесть куда… С тех пор, когда девушка начала проводить бОльшую часть времени в магическом мире, их отношения с семьей начали портиться, они начали отдаляться друг от друга. Тем для обсуждения на совместных вечерах или за столом становилось меньше. Часто родители не знали, как реагировать на то, о чем им рассказывала Гермиона, а сами рассказать что-то обыденное ей не могли, поскольку она «отставала» от течения их бытовых дел, политики, социальных драм и всего прочего, привычного их «обычному» миру. Если ее мать и пыталась по крупицам собирать информацию о магическом мире, чтобы не разрывать контакт с дочерью окончательно, то отец внезапно оказался чересчур замкнутым к освоению настолько новых концепций и просил сменить тему. Уже потом Гермиона поняла, что его просто пугала неизвестность, потому что он переживал за свою «кровинушку». Обидно, что это осознание пришло слишком поздно. — Льюис, — за время беседы они решили перейти на «ты», — у тебя случайно нет мобильного номера мистера Хайда? Желая отвлечь себя от мыслей о своей «кровоточащей ране», Грейнджер решила вернуться к рабочим вопросам. Если она хотела помочь Себастьяну, стоило сделать это так быстро, как только было возможно, чтобы не заставлять его сидеть и с горечью ожидать очередной ненавистной встречи с Маргарет через месяц: других способов подписания бумаг раньше они с коллегой не обнаружили, расписание было забито, а сам Хайд в свое свободное время и на секунду в этом месте не покажется. Идея пришла к Гермионе внезапно. Из баз Центра мобильный пациента человеку, не являющимся его врачом, достать было невозможно; Уайт слушать он бы не стал, — поэтому стоило попытать удачу. Кроме того, признавать себе это Грейнджер отказывалась, но номер Себастьяна ей хотелось иметь и по личным причинам. — Есть… Только не говорите ему, что это я дал номер, потому что он меня придушит, — Льюис недоверчиво взглянул на собеседницу и, открыв контактную книгу, протянул ей телефон, чтобы она смогла переписать все, что ей было нужно. — А зачем он тебе? — Хочу поблагодарить его за то, что так быстро передал тебе книги, — не думая, ответила Грейнджер, закончив выводить номер своим аккуратным почерком на листочке для пометок. Помимо номера Хайда, Льюис по ее просьбе оставил ей и свой: они решили, что могли бы стать друг другу идеальными партнерами для совершения вылазок по книжным магазинам и библиотекам. Встретить такого же заинтересованного в тех же вещах человека было редкостью, поэтому Гермиона ухватилась за предоставленную возможность. С соседкой по этажу или с Маргарет подобное провождение времени бы не увенчалось успехом. Распрощавшись и еще раз усыпав Гермиону благодарностями, Льюис покинул кабинет. — Крукс, как думаешь, оно того стоит? — спросила девушка, медленно переводя взгляд с мобильного телефона, лежавшего перед ней на столе, на лист бумаги с номером Хайда. — Я понимаю, что это как-то непрофессионально и дико, — вторгаться в личное пространство человека хоть и таким образом, — но я же собираюсь сделать это без злого умысла, да? Кот медленно моргнул, одобряя каждое действие и мысль хозяйки. Взяв себя в руки, Гермиона набрала номер. — Слушаю. — Знакомый голос прозвучал резко. Отлично сработало бы на телефонных рекламщиках. — Мистер Хайд, добрый день, это Гермиона Грейнджер из Центра… — Она не успела договорить, как Себастьян прервал ее смешком на том конце линии. — Неужто. — В этот раз он звучал заинтересованно. — Не мог же я впасть в кому на целый месяц и не заметить того момента, как мне снова придется появиться в вашем «чудесном» заведении? Гермиона хмыкнула. — На самом деле, я звоню, чтобы протолкнуть одно предложение, которое сделала мисс Уайт. На другом конце скептично фыркнули. — Если это что-то, что заслуживает моего внимания сию секунду, то дерзайте. Грейнджер, осторожно подбирая слова, описала Хайду то, что они с коллегой обсуждали вчера днем. Она была полностью уверена в том, что мужчина оценит их инициативу, потому что ему она была выгодна, но от волнения почему-то все еще слегка подрагивал голос. — Мне бы не хотелось, чтобы Вы ждали еще месяц, дабы с этим разобраться, но сейчас, к сожалению, запись забита... Вы могли бы подъехать вне «времени»? — Гермиона закончила свою «пламенную» речь, но встретилась только с молчанием в ответ. Она даже отставила трубку от уха, чтобы убедиться, что собеседник все еще был «на проводе». — Вы теперь знаете, где я живу, мисс Грейнджер. — Короткий, но весьма пропитанный смыслом и посылом ответ, сразу за которым раздались гудки сброшенного звонка. «Великолепно», — мысленно выругалась Гермиона, посмотрев на Крукшанкса, чтобы найти в нем моральную поддержку: «Но, теоретически, оно того стоит,» — добавила она спустя несколько секунд, взятых на обдумывание результатов их разговора. *** Звонок Грейнджер оказался для бывшего зельевара большой неожиданностью. Северус прекрасно помнил о своих мыслях, заполонявших его голову несколько дней назад, связанных с тем, как можно было «раскрыть» реальные причины нахождения Гермионы вдали от магической Британии. Удача, видимо, в этот раз была на его стороне, потому что никаких адекватных причин для потенциальной встречи Снейп придумать так и не смог: следить за девушкой он не собирался изначально, а поджидать ее в каком-то определенном месте все еще не входило в его планы. — Вы теперь знаете, где я живу, мисс Грейнджер. — Северус сбросил трубку, надеясь, что Грейнджер поймет намек. То, что она простояла под окнами здания, в котором проживал Снейп, еще какое-то время после расставания, не было для него загадкой. Другой вопрос был в том, сможет ли она найти в себе силы и наглость на то, чтобы прийти лично. Точной даты или времени бывший зельевар называть не стал, потому что практически никуда не выбирался из дома: в этом просто не было нужды, да и для прогулок мест вокруг особо не было, не говоря уже о доступности окружающей среды. Работа из дома с редкими явлениями в офис его полностью удовлетворяла, поэтому ежемесячные посещения Центра лишь сбивали привычный «отшельнический» график. Снейп не ждал, что Гермиона спохватится и прибежит к нему ровно в тот же день, потому что он понимал, что у девушки тоже были свои дела и заботы, как и довольно изматывающее рабочее расписание. Кому, как не ему, — человеку, проработавшему в школе длительный срок, — было знать, насколько сильно высасывают жизненную энергию постоянные контакты с людьми в строго структурированной и регулируемой атмосфере. Какого же было его удивление, когда вечером донесся стук в дверь. *** После созвона с Хайдом Гермиона не могла спокойно сосредоточиться до конца рабочего дня, благо расписание сегодня количеством пациентов не «славилось». Ей было страшно. И неловко. Даже учитывая то, что они договорились с Маргарет и решили, что тайно нести бумаги на подпись пациенту на дом — не так уж и криминально, если об этом никому не известно, нервы все равно давали о себе знать. Выслушав пожелания удачи от Уайт, Грейнджер в первую очередь решила направиться домой, чтобы занести Крукса и предоставить ему условия для заслуженного отдыха, будто бы он не спал в кресле или на чужих коленях в течение всего дня, а затем уже идти к Себастьяну и разбираться с бюрократией. Оказавшись в своей квартире и выпустив кота из сумки-переноски, Гермиона почувствовала сильную усталость. Возможно, так сразу не стоило одаривать Хайда визитом, но, раз тот не уточнил никаких дат и времени, то он, вероятно, был свободен и ждал ее именно сегодня. Не хотелось бы потом таскаться туда-сюда весь оставшийся месяц, в попытках обнаружить хозяина дома. — Всего пара минут, — успокаивала девушка сама себя, — я зайду, он подпишет бумаги и можно будет возвращаться домой. Собравшись с силами и поправив перед зеркалом волосы, превратившиеся в черт знает что к вечеру, Грейнджер вышла из квартиры. Всю дорогу до здания, где жил Хайд, она вытирала потевшие ладони о джинсы и проигрывала в голове все возможные варианты развития событий. «Ну не выкинет же он меня, раз сам намекнул,» — размышляла Гермиона, представляя, как у нее перед носом закрывается дверь: «Он показался мне более вежливым, чем люди, снисходящие до подобных приветствий…» Миновав несколько кварталов, девушка остановилась у нужного дома. Входная общая дверь, как и во многих зданиях в этом районе, была не заперта. Подобные «особенности» американцев все еще не переставали удивлять Гермиону: как можно было мириться с тем, что в столь плотно населенном городе в твою парадную может заглянуть любой человек? Хотя, именно здесь, судя по висевшему на стене домофону, в далекие времена было безопаснее, если он, конечно, когда-либо работал, а не был установлен лишь для красоты или выполнения «плана», как в том доме, в котором жила она. «Мерлин, ты так не хочешь туда идти, что позволила себе отвлечься на несколько минут на домофон?» — внутренний голос совершенно справедливо подтолкнул Грейнджер, и она, зайдя вовнутрь, направилась вверх по обшарпанной лестнице, окружавшей старый потрепанный лифт, явно рабочий, но таковым не выглядевший и не внушавший доверия. Мысленно досчитав этажи до нужного, поскольку отметки отсутствовали, девушка остановилась, осмотрев три двери, которые вели в разные квартиры. У одной из них отсутствовал «приветственный» коврик. Гермиона рассудила, что, если Хайд передвигался на кресле, то толку от него особо не было, да и удобства он точно не прибавлял, поэтому, на мгновение зависнув, она постучалась, надеясь на то, что интуиция ее не подвела. Дверь открылась спустя минуту, течение которой показалось Грейджер вечностью. Хайд встретил ее стоя, сильно опираясь на трость, и рассматривая с нескрываемым интересом. У него в зубах была зажала сигарета. — А… — Гермиона окинула хозяина квартиры взглядом, не находя слов из-за вновь взявших ее под свой контроль нервов. — Не думали, что я могу пользоваться своими двумя? — вздернув бровь, иронично спросил Себастьян, развернувшись, чтобы прохромать чуть дальше в квартиру и позволить гостье войти. — Честно признаться — да, не думала, — Гермиона стыдливо опустила взгляд, спустив с плеча сумку. — Просто Вы и сами тогда в Центре сказали это, и… — Перемещаться в «хорошие дни» по квартире и совершать путешествия по городу — далеко не одинаковые по трудоемкости вещи. Однако я удивлен, что Вы, работая в таком месте, даже не допустили возможности амбулаторного использования кресла или чего-то в том же духе, — Хайд хмыкнул, внимательно наблюдая за ней. Он был одет в обычные домашние спортивные штаны и старую растянутую футболку с несколькими дырками от сигарет в самом ее низу. Созерцание Себастьяна в таком виде подтвердило давнюю догадку Гермионы о том, что татуировок у него было явно больше, чем одна лишь забитая шея: рисунки покрывали практически всю его левую руку, не считая кисти и пальцев. «Рукавом» назвать это было сложно, поскольку композиция больше представляла из себя хаос, а не что-то складное и сочетающееся, но и сборищем партаков величать это было нельзя. Захотелось рассмотреть все «дизайны» индивидуально, потому что Грейнджер показалось, что так можно было узнать о их «носителе» намного больше информации, но Хайд держал дистанцию. — Не разувайтесь, — бросил он, как только понял, что девушка чересчур долго и пристально его разглядывает, — пройдемте к столу, чтобы быстрее закончить с моими страданиями на ближайшие полгода. Вслед за мужчиной Гермиона прошла в тускло-освещенную комнату, вмещавшую в себя как небольшую стандартную Нью-Йоркскую кухню, так и диван, визуализировавший что-то вроде зоны гостиной. Его квартира не отличалась метражом, но точно была больше той, которую снимала она: как минимум — не студия. Откуда-то из соседней комнаты доносилась музыка. Жестом руки Себастьян, из вежливости потушив сигарету и отправив ее в раковину, пригласил гостью присесть за скромный двухместный столик, стоявший прямо у окна. — Вот. Все бланки, — Гермиона вытащила из сумки бумаги и положила их перед Хайдом, — убедитесь, что ставите нужные даты на нужных документах, иначе у всех нас будут большие проблемы. Мужчина кивнул, взял с подоконника ручку, лежавшую рядом со свернутой газетой, и принялся рассматривать бумаги. А Грейнджер принялась рассматривать его. Свет, попадавший в комнату с улицы через окно, практически идеально обрамлял лицо Хайда, практически оставляя собой «треугольник Рембрандта» на его «теневой» щеке. В таких условиях Себастьян выглядел старше: морщины были чуть более заметны, как и седина в волосах, а под татуировкой на шее, прежде всегда скрываемой воротником куртки, явно вырисовывался рубец большого грязного шрама, похожего на ожог. Хайд внимательно изучал документы, пытаясь выявить в них какой-то подвох, поэтому Гермиона воспользовалась этим временем для того, чтобы рассмотреть его татуировки. Добрая половина рисунков была выполнена на древнегреческую и древнеримскую тематику, а между ними присутствовали растительные вкрапления в виде веточек различных растений. Расколотая голова Давида, какая-то аллегория на Данте и Вергилия… — Готово. — Мужчина протянул ей подписанные бумаги, но Гермиона все еще не сводила взгляд с его руки, теперь развернутой к ней внутренней стороной предплечья. Между всеми историческими и мифическими изображениями проходили непонятные тусклые выцветшие линии. Грейнджер присмотрелась в попытках собрать их в цельный рисунок, но, как только он прояснился, она тут же пожалела о своем решении. Практически под силуэтом Сатира «красовалась» Темная метка. Сердце пропустило удар. Побледневшая Гермиона подняла взгляд на лицо Хайда… Нет, уже точно не Хайда. Нервно сглотнув и не замечая его ухмылки, она шокировано раскрыла рот, но слова не лезли наружу. Насколько идиоткой нужно было быть, чтобы настолько быстро убедить себя в том, что человек, как две капли воды похожий на ее бывшего профессора и поведением, и внешностью, и голосом, им не является? Профессор был мертв. Но, судя по Темной метке и шраму на шее человека, сидевшего перед ней, правдой это не было. В последнюю встречу он вел себя так, что смог убедить ее в обратном… Вероятно, он изменился. Неужели нельзя было даже предположить подобный вариант? Она чувствовала себя обманутой, сильно обманутой: столько лет верить в одно, стараться пройти через это, проработать, побороть, найти силы двигаться дальше… Однако одновременно с этим чувством появилось и облегчение, будто бы снеся собой огромную гору с ее плеч. — Как?.. — на выдохе спросила Грейнджер, не веря ни своим словам, ни своему сознанию. — Простите… У меня… Есть несколько вопросов. — Даже в этом не сомневаюсь, мисс Грейнджер, — расплывшись в улыбке Чеширского кота, ответил он и сдался, опустив бумаги на стол, потому что принимать их сейчас точно вряд ли кто-то собирался. — У меня тоже для вас кое-что есть. Мужчина вновь потянулся к подоконнику и вытащил из-под газеты свернутый листок, положив его на документы. — Вы забыли в одной из книг свое «любовное послание». Гермиона зависла, не сводя взгляда с собеседника. Хотелось к нему прикоснуться, провести пальцами по шраму на шее, чтобы убедиться в том, что он действительно сейчас сидел напротив нее, что он был жив, что он не был галлюцинацией поехавшей на скорби от слишком большого количества потерь девушки. Сотни вопросов заполоняли голову все больше и больше с каждой последующей секундой. От удивления эмоции переросли в неловкость: Гермиона резко вспомнила их последний разговор. Мерлин, она напрямую сказала ему о своих чувствах, о боли, принесенной его уходом, о скорби, выразила ему благодарность… Конечно, ей хотелось бы, чтобы профессор это знал, но… В перспективе нынешнего момента Грейнджер поняла: он завуалированно давал ей понять, что не достоин всех тех эмоций, он на самом деле ее не поддерживал, он лишь отрицал все ее слова. Хотел ли он, чтобы она обдумала его высказывания и перешла через них, отпустила, прекратив его «трогать»? — Профессор, я… Гермиона была потеряна. Она мечтала о возможности сказать ему столько всего, но, как только эта возможность появилась, у нее не осталось слов. Видимо, они были ему и не нужны. — Я уже давно не являюсь Вашим профессором, — буднично подметил мужчина, словно то, что сейчас происходило, являлось обычной повседневной ситуацией. — Тогда… Мистер Снейп?.. Он хмыкнул. — Можно и так, но, знаете, у меня есть имя. Даже два. Выбирайте на свой вкус. Снейп скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Было весело наблюдать за тем, как простое осознание, которое должно было прийти к Грейнджер еще давно, согласно его ожиданиям и оценке ее умственных способностей, настолько сильно выбило ее из колеи сейчас. На самом деле, ему это было отчасти на руку, но последствия сего открытия, сделанного ею, все еще немного пугали. — Мистер Снейп, — называть его по имени было неловко, поэтому Гермиона остановилась на формальном обращении, — как Вы… Я лично занималась Вашими похоронами и не понимаю… — Ее голос дрожал, а взгляд то и дело метался по собеседнику так, будто она видела его в последний раз и пыталась по максимуму запомнить то, как он выглядит. — Мне казалось, что Вы догадаетесь намного раньше, мисс Грейнджер, — невпопад к ее потоку мыслей произнес он. — Зачем Вы здесь? — Я узнала Вас сразу, но не могла поверить, потому что… Вы умерли у меня на… Я… — Гермиона быстро залепетала, потому что сознание работало быстрее, чем та скорость, на которую был способен ее язык. — Пожалуйста, скажите, как Вы выжили? Я прошу… — Театральное представление, — ответил Снейп, слегка склонив голову набок. — Вам не следует знать большего. Гермиона молча прожигала бывшего профессора умоляющим взглядом, надеясь хотя бы на еще одно слово, которое могло все прояснить. — Мисс Грейнджер, Вы не думали, что я могу не хотеть обсуждать это? — вздохнув, спросил Северус. Он бы ответил ей сразу, ему было не сложно это сделать: с пересказом кошмаров, преследовавших его практически каждую ночь проблем не возникнет, потому что он помнит все в мельчайших подробностях. Однако, соблюдая предосторожность, он не хотел открываться и сразу же вываливать все свои карты на стол. По крайней мере до того момента, пока он точно не убедится в том, что Грейнджер находилась здесь не в политических министерских целях. Гермиона разорвала зрительный контакт, притупив взгляд. — Зачем Вы здесь? — повторил свой вопрос Снейп. — Я… Принесла Вам бумаги на подпись, — непонимающе отозвалась девушка. — Салазар, я не поверю, что у Вас не осталось никаких способностей думать со школьных времен, — Северус закатил глаза, тяжело вздохнув. — Я имею ввиду не данный момент, а весь факт Вашего нахождения вне магической Британии, — он сделал паузу. — И то, что Вы находитесь здесь, никому об этом не сказав. — Откуда Вы?.. Снейп указал глазами на письмо, лежавшее перед ней. — Честно? — Грейнджер засмотрелась в одну точку. — Я просто хотела сбежать. Мне надоело то, что я не могла спокойно жить, делать то, что я хочу, без осуждений и обсуждений со стороны, мне надоело, что все вокруг смогли устроится, а я чувствовала себя запертой… Еще и давление окружающих, их ожидания от меня, как от «героини войны», — она сделала пальцами кавычки, — все это удручало и сковывало. Очень сильно. А потом я поняла, что кроме работы меня ничего не держит, и вот… — На мгновение задумавшись, Гермиона спохватилась: Снейп, скорее всего не хотел слушать ее очередную слезливую историю, он только хотел убедиться в том, что она не представляет угрозы. — Не подумайте, я Вас не выслеживала, ничего такого, я здесь только из своего желания начать жизнь с чистого листа, если можно так выразиться. Выслушав ответ девушки, Северус притих, переняв на себя задачу рассматривать собеседника. Он ей поверил, хоть и чувствовал в ее словах долю недосказанности. Если бы они не были правдой, хотя бы частично, то не существовало бы того письма Поттеру и бурной реакции Грейнджер на его собственное существование. — Не только лишь Вы обладаете этим желанием, — выдержав паузу, наконец произнес он, понимающе кивнув, — только Вам не пришлось спасаться от Азкабана. Гермиона резко подняла на Снейпа глаза. Если он хотел бежать, то она стала призраком прошлого, не позволявшим ему абстрагироваться от того, через что он прошел. Хотя, если бы он был настолько против подобной встречи, стал бы он продолжать разговор? — Вы признаны героем. Вас бы не посадили. За Вас заступился Гарри, предоставив Ваши воспоминания Визенгамоту, и весь Орден, включая Дамблдора, оставившего после себя заверенные пергаменты с тем, что и почему он поручал Вам делать, поэтому Вас публично оправдали. — Это не отменяет всего того, что я делал, как и не отменяет того, что отношение всех людей к определенному человеку контролировать невозможно, мисс Грейнджер. Как бы Вы поступили, когда с одной стороны на Вас смотрят Пожиратели, воспринимающие Вас как предателя, со второй — студенты, кому пришлось терпеть пытки при Вашем пребывании директором, и родители, потерявшие своих детей по тем же причинам, а с третьей — Министерство и вся остальная общественность, считающая Вас монстром? Существование хороших поступков не отменяет плохих, и я это прекрасно понимаю, а мои плохие поступки явно имеют больший вес. — Но я не знаю ни единого человека, считающего Вас монстром. — Вы либо знаете мало людей, либо моя «смерть» внесла свою лепту. «О покойниках следует говорить либо хорошо, либо никак». — О покойниках говорят либо хорошо, либо ничего, кроме правды, — поправила его Гермиона, все еще надеясь хоть как-то показать Снейпу его ценность. — Люди знают правду, они уважают Вас и Ваши поступки, сэр… — Она задумалась, желая привести реальный пример. — Минерва, узнав то, чем Вы занимались на самом деле, простила Вам последние годы, понимая, что иного выбора и выхода у Вас не было. Она… Я часто заставала ее говорящей и извиняющейся перед Вашим неподвижным портретом в кабинете директора… Она думала, что Вы ее игнорируете, но продолжала молить о прощении. Я никогда не видела, как профессор МакГонагалл плачет, но… — Довольно, мисс Грейнджер, — выдавил Снейп, борясь с комом, вставшим поперек его горла. Он не привык к хорошему отношению к себе, даже если это отношение являлось лишь показным, поэтому принимать подобную информацию было сложно. Особенно сложно, учитывая их с Минервой совместное прошлое, длившееся совсем не одно десятилетие, и его крах, которому бывший зельевар никак не мог противостоять. Ему было плевать на геройские титулы, потому что он искренне считал, что их не заслуживает, но такие слова о человеке, практически являвшемся ему родным, били слишком больно. Приводя свой план в действие он даже не задумывался над тем, что ему кто-то способен простить все то, что он сделал, он не думал, что кто-то будет по нему скучать, горевать, извиняться перед ним за неверные суждения. Стыд уколол прямо в сердце. Но стоило ли стыдиться желания впервые за долгие годы обрести собственную жизнь, независящую ни от кого более? Нет. Парадокс. — Забирайте документы и идите отсюда. Стоило прогнать Грейнджер до того, как разгуляется его любопытство, разбушуются его эмоции и нагрянут глубокие воспоминания и сожаления о прошлом. Она ведь тоже была сильно озабочена его «смертью», сильнее, чем следовало, а то, как на подобное отреагировать, кроме как «отпугнуть», Северус не знал. — Я смогу зайти потом, сэр? — сама, не понимая, что на нее нашло, спросила Гермиона, посмотрев на бывшего профессора с нескрываемой надеждой в глазах. Северус вздохнул. — Будто бы я способен Вас остановить, мисс Грейнджер, а переезд я пока что планировать не готов. Гермиона поднялась с места, собрав бумаги слегка трясшимися от переизбытка эмоций руками обратно в сумку, и направилась в сторону прихожей. Снейп встал следом. — Мисс Грейнджер, — мужчина обратился к ней, когда она уже практически закрыла за собой дверь, — отправьте это чертово письмо Поттеру. Не запирайте саму себя в клетке одиночества. Он произнес это с долей незнакомой (в его исполнении) Гермионе эмоции. Она точно прежде не слышала того, чтобы зельевар обращался к кому-то с заботой. Почему его волновали ее отношения с друзьями, которых он терпеть не мог? — Наверное, Вы правы, сэр. Спасибо.