Истории 143 участка

----------- ✶ -----------

Основные действующие герои: Ли Феликс (Stray Kids) — новичок патрульный Со Чанбин (Stray Kids) — инструктор и напарник Феликса Хван Хёнджин (Stray Kids) — новичок патрульный

----------- ✶ -----------

У Феликса искры на кончиках пальцев и звёзды в глазах, руки по старой привычке теребят липучки бронежилета, а губы сжаты, в попытке сдержать неуместную адреналиновую улыбку. Чанбин рядом поразительно сосредоточен на дороге — смотрит прямо, крепко сжимая руль, еле заметно сводит брови. Всё-таки нервничает. Феликс прижимается лбом к стеклу, успокаивая вьющиеся в голове мысли, пока Дженни (сегодняшняя диспетчерка) докладывает об изменениях на поле, её заглушают сирены на крыше и бешено стучащее сердце. А ведь утро начиналось как обычно: остывший кофе в бумажном стаканчике, подсохший с одного уголка сэндвич и Хёнджин, давящий улыбку во все тридцать два. — Тэмины, — детективы-напарники из УБН, так уж их прозвали в участке. — берут нас с Чонхо в основную команду! — О, — Феликс открывает рот, не в силах найти в себе нужных слов, и заключает: — Круто! Хёнджин переступает с ноги на ногу и становится похож на щенка, которого вот-вот поведут на прогулку, только усов да пушистых ушей не хватает для полноты картины. Первое большое задание крайне волнительно. Феликс им гордится, но завидует, рад, так сказать, только не от всего сердца. Всё ещё помнит, что один патрульный до сих пор на больничном после небольшой перестрелки, а тут УБН, у них всегда всё масштабно, серьёзно и чаще всего — кроваво. — На сову похож, — Хёнджин разряжается своим неповторимым смехом, Феликс невольно улыбается, подхватив заразу. — А ты на собаку, — парирует Феликс, сильно тыкая Хённи пальцем в бок. — Бездомную или миниатюрную? — Джисон появляется из ниоткуда. — Кинг чарльз спаниель, — Феликс знает толк в собаках, не зря в детстве собирал коллекционные журналы о породах. — Значит миниатюрную, — Джисон смëтся и исчезает так же внезапно, как до этого появился, только и крути растерянно головой, пытаясь выцепить его взглядом. — Мы будем в порядке, — неожиданно серьëзный Хëнджин напрягает и смотрит пристально глаза в глаза. — Обещаю. И Феликс верит, Хëнджин ведь только что поклялся на мизинцах, а это дело серьёзное. Тогда почему по языку прямиком в грудную клетку горечью стекает беспокойство? — У тебя взгляд прям как для побитого жизнью котёнка, — Хёнджин ерошит волосы на голове Феликса, разрушая идеальный беспорядок, — только я котёнок, а ты взгляд. — Хван! Отчаливаем! — Феликс улыбается как-то грустно и провожает Хёнджина взглядом, пока тот, послав воздушный поцелуй, чуть ли не вприпрыжку, добирается до Юнги, скрываясь за поворотом. Туда-сюда снуют патрульные, тёмно-синими волнами перекатываясь по коридорам. Феликс ждёт своего напарника, пробирающегося ледоколом сквозь коллег, хотя ему больше подойдёт быть пивной пенкой, спокойно плывущей по волнам до места назначения. Чанбин хмурится и сухо здоровается с Тэёном, тот в полном обмундировании ждёт капитана — даже спецназ едет, что, на самом деле, не удивительно, а Феликса с Чанбином не позвали. И где-то, (не совсем) глубоко в душе, Феликс надеется, что Джисону с Хёнву тоже придётся весь день патрулировать улицы. Одного счастливого получателя нового опыта за раз будет вполне достаточно. Где-то сбоку человек решает вдохнуть весь кислород в комнате, Феликс оборачивается и видит перед собой Джисона. И откуда он опять взялся? У него сердечки из глаз сыпятся, хоть в ведëрко собирай да раздавай нуждающимся. Феликс прослеживает за взглядом и цепляется за Ли Минхо, выходящего из кабинета капитана, он в бронежилете и с крайне серьëзным выражением лица. Это многое объясняет. — Хан, — хочется похлопать друга по щекам и надеть солнцезащитные очки, ещё лучше пакет на голову. — Ты в нём дыру прожжёшь. — Йо, не выйдет, на нём же броник, Ликси, — и ведь даже не поспоришь. — И то верно, — Феликс отводит взгляд, опасаясь утонуть в сахарном болоте бесконечно льющейся влюблённости. Скверная была бы смерть, достойная премии Дарвина. — Вы в патруле? Джисон резво кивает, ему, кажется, совершенно всё равно, где и с кем работать, у него под веками между роговицей и сердечками, вместо хрусталика, кошачья улыбка Минхо. А Феликс удовлетворённо расслабляется и торопится к нетерпеливому напарнику, похлопав Джисона по плечу. И на ходу трясёт рукой, сбрасывая фантомные сердца — это не его любовь, нельзя просто так бесцеремонно взять и вляпаться. — Доброе утро! — Чанбин в ответ кривится, кивает Тэёну и двигает в сторону парковки, Феликс спешит следом. Чанбин не часто бывает в хорошем настроении по утрам, тем более если что-то нарушается в его золотом списке четырёх правил хорошего дня: здоровый восьмичасовой сон, отсутствие сверхурочных, никаких угроз жизни на предыдущей смене и никакого кипиша в участке. Сегодняшнее утро, как максимум, может предложить первое, да и то с натяжкой, взгляд у Чанбина тяжёлый, подчёркнутый тёмными полумесяцами на нижних веках. Смена намечается не из лёгких. В машине тихо и пахнет нагретой солнцем пылью, Феликс глубоко втягивает приятные ароматы, запоминает и фиксирует в мыслях обволакивающее спокойствие. Чанбин шумно садится, громко пристёгивается, трескуче заводится и оглушительно чихает, поднимая в воздух летнюю пыль и пульс Феликса. — Не нервничай так, Ёнбоки. — А сам барабанит по рулю не в такт. — Вы хорошие копы. После подобных фраз умирают книги и заканчиваются фильмы. В голове теперь буря, на лице ничего кроме россыпи веснушек (Хёнджин говорит, это поцелуй солнца — Феликсу кажется, что кормушка для птиц). Феликс вообще-то умирать не хочет. И никого хоронить — тоже. Внутри салона по-прежнему ни звука, только шелест покрышек да стрёкот поворотников. И пока Чанбин копается в радиоволнах, Феликс барахтается, путаясь в собственных мыслях. Он не может не впускать в голову шаткий строй беспорядочных переживаний, опутанных незримой нитью оптимизма и уверенности. Хёнджин ведь просил не волноваться, в его глазах было столько пляшущей безумными искрами надежды. И Феликс будет стараться, забивая мыслительное пространство работой. Смена тянется пережёванной пачкой жвачки, джисоновскими цветными слаймами и улыбкой Хёнджина, пока Дженни белым шумом не растекается по слуховым проходам, не бьётся драм-н-бейсом о барабанные перепонки. У Феликса шампанское вместо крови, пузырится по венам, выпрыгивает искрами, врезаясь в мозги адреналиновыми иглами. Маячки, ярче огня в глазах, раскрашивают улицу в красно-синий, только 3D-очки никто не захватил: в бардачке кроме документов, забытой богом шоколадки, смятых салфеток да аптечки — ничего. «Всем патрульным автомобилям»

«Требуется подкрепление»

«Открыт огонь»

«Офицер ранен»

«Офицер ранен»

Чанбин выключает радио, Чанбин резко разворачивается, Чанбин бьёт по плечу, Чанбин связывает с реальностью. Говорит что-то быстро, Феликс кивает как болванчик, растекаясь дождевыми каплями по лобовому стеклу. Феликсу в бронежилете неуютно, чужеродно, он словно цыплёнок в черепашьем панцире, но послушно продолжает затягивать фиксаторы. И теребит всю дорогу липучки, по несколько раз втирая соль с ладоней в тёмные штанины. Чанбин смотрит грозно-грустно, бросает через зеркало заднего вида тяжёлые взгляды, Феликс чуть наклоняет голову вбок, чтоб не ушибло. Чанбин тормозит под свист возмущённых покрышек, пригибается под оглушающую редкую стрельбу, не зная точно, откуда летит. За углом соседнего здания переливается тёмная макушка Хёнджина, рукой его оттесняет Юнги, и Феликс не видит, всё ли с ними хорошо. По телу с холодной водой бегут мурашки и огненные волны, Чанбин дёргает за жилет, пряча за укреплённым боком патрульной машины, стоит только первым стальным жалам пробить корпус. Там больше не пахнет тёплым спокойствием и солнечной пылью, только железом и дырками от пуль. Тэён (Феликс узнал его по острому взгляду и нашивкам на куртке), вцепившись в лямки жилета, тащит кого-то через дорогу, скрываясь за высокой клумбой. Сверху вниз на них с интересом смотрят хищные цветочные глаза, Феликсу кажется, что над головой раскинулись не менее кровожадные заросли, но над ними только затянутый тучами тусклый подсолнух. Когда стреляют в тебя, откуда-то изнутри давит пугающее чувство азарта, накрепко связанное со страхом и лëгким налëтом паники; когда же приходится стрелять тебе, изнутри давит только острое желание не попасть в цель — того и гляди проткнëт насквозь. Если не попадëшь. Феликс выпускает пару пуль в сторону бликующего прицела и, кажется, что именно он — тот, кто пришёл с ножом на перестрелку. Пистолет против винтовки? А всего-то… Мысль пулей вырывает из сознания с корнем, она бежит по руке липкой массой, нестройно скатываясь по изгибам и впитываясь в рубашку. Черепаший панцирь не защищает лапы, вот поэтому, Феликсу и не нравится быть черепахой. Чанбин же под боком кипит, выплëскиваясь через края бранью, искрами из глаз и порохом со свинцом. Феликс морщится от такого коктейля — он бы предпочëл кофе со льдом. Температура кипения Чанбина — одна пуля в его напарнике. Феликса за ближайший угол дома, скрываясь от перекрёстного огня, перетаскивает Бин. У него холодные дрожащие руки, корнями впивающиеся в плечо, сквозь которые перетекает угрожающее беспокойство. Вокруг воздух огнём трещит, плавит пули и греет замерзающее тело. Феликс ловит пальцами взгляд Хёнджина, тот мечется по лицу диким мотыльком, щекочет веснушки, цепляясь лапками за ресницы. У него под рёбрами инсектарий — и Феликс, прикладывая ухо к чужой груди, слышит как они начинают копошиться, шелестя крыльями — Хёнджин говорит, что они летят к солнцу, и смотрит так липко-влюблённо, а Феликсу никакого клея не нужно, они давным-давно сшиты викриловыми нитями. — Идти можешь? — Феликс только оглушительно кивает, кровь бежит быстрей, чем он успевает вспоминать слова. — Ребята тебя подлатают, только не спи. У Феликса вселенная плавится, опускаясь давящей тяжестью на веки, время закручивается в тугую спираль, и в ушах то ли шумит растерянное сердце, то ли стреляют где-то совсем близко. Он дрейфует, цепляясь за чужое плечо липкими пальцами, по алым волнам, хоть и прижимает рану какой-то тряпкой. В носу на рецепторах повисли стальные балки да ржавые гвозди, на губах сухо, легко и бледно, никакой дождь не поможет, а в глазах — угольки носятся из угла в угол, Феликс за ними следить не успевает, голова от мельтешения идёт кругом. Чанбин всё упорно идёт, и Феликс готов поспорить, что они прошли не меньше одной марафонной дистанции, хотя помнит, что видел белый фургон скорой не так далеко. Но время — кисель, расстояние — моток шёлковых ниток. Феликс — мотылёк с опалёнными крыльями. Он хочет к тёплой лампе и стеклянным стенкам. Вздрагивает всем телом, когда из под бока пропадает чанбиново тепло, вместо него теперь длинные пальцы в латексных перчатках. Вместо свежего воздуха и железа — пластиковый купол. Вместо явного беспокойства — плещущийся на дне чужих тёмных зрачков туманный страх за его жизнь. Феликс закрывает глаза и осторожно вдыхает, не желая тонуть. Но всё равно неизбежно тонет да болтается между дном и солнцем, пока не цепляется за горячие пальцы в кофейных кольцах.