after war

      Это была зима, холодная, как никогда. За окном регулярно выпадали осадки, но это был не снег – пепел падал с неба, покрывая своей серостью всю почву. Это была зима сорок первого. На улице начинало вонять гнилью, каждый раз, когда мужчины в камуфляже проходили мимо. Сколько бы горячих ванн они не принимали – им никогда не отмыть кровь на своих руках.       Она помнит этот запах, он преследовал ее еще несколько лет, после того, как в сорок пятом армия Третьего Рейха отступила, оставляя литовские земли в покое. Ей было всего одиннадцать, когда это началось. Бедную девочку сиротку в первые же дни оккупации забрала к себе многодетная семья – они были Людьми.       В одну из беззвездных ночей, в их дом ворвались фашисты. Мать приказала немедленно спускаться в подвал, вход в который был накрыт подертым ковром, но в отличие от остальных детей, она не послушалась, прячась за огромным сундуком в гостинной. Они были страшными, большими и очень злыми, они не были обособлением человека – у людей нет длинных когтей и икл, они не превращаются в зверей и не кидаются на мирных граждан.       Отца просто съели, а мать увели и кинули в машину. Солдаты стали выносить из дома все, что попадало под руку: дешевые вазы, столовые приборы, обшарпанные детские игрушки. Настоящей находкой был большой сундук в гостинной. Когда мужчина, от которого несло железом, подошел к пряталке, ей показалось, что это конец, но тот поступил куда хуже – увидев испуганную девочку, фашист подмигнул ей, рассмеявшись, и оставил самостоятельно сводить концы с концами.       Но она выжила. Девочка встала на ноги и пообещала себе, что уничтожит всех нелюдей, что были причастны к смерти ее родителей. Правда, она не учла, что сама была изгойкой. Нет, девушка не выла на луну, не пила кровь и не превращала людей в камень, снимая шапку – она была безликой, но при этом примеряла кучу масок на себе.       Будучи в более зрелом возрасте, когда у самой уже был муж и маленький ребенок, женщина вступила в сообщество, что занималось уничтожением грязнокровок. У каждого были свои мотивы для того, чтобы стереть с лица Земли уродцев, но у всех была одна цель. Спустя немного времени, оказалось, что к ее дочери перешли способности и, беспокоясь за свое место в сообществе, женщине пришлось соврать, что малютка умерла от туберкулеза. Так маленькая Лариса попала в интернат для изгоев.       Союз охотников на уродцев был недальновидным – они объявили войну тем, что сильнее их самих в несколько раз. Тогда погибло много людей, в том числе и глава семейства Уимс. Ее цели изменились – теперь дорога в чистилище была открыта для всех изгоев.       Те, кто пережил кровавую бойню, стали работать усерднее. Семья Гейтс далась в науку, разрабатывая отраву для ублюдков и передавая рецепты вместе со всеобщей ненавистью из поколения в поколение. Глава семейства создал элексир для того, чтобы тело старело медленнее и братство смогло исполнить свою миссию. Вещество осмелились попробовать не все, но те, кто это сделал, почувствовали прилив сил. Гейтсы были ведущими в борьбе с изгоями, остальные всего-лишь пешки.

***

      – Я была всего-лишь пешкой, – начала женщина, стоящая в дверях, – но после смерти Лорел мне пришлось взять все в свои руки.       – Мойра? – от удивления черные брови поползли наверх.       – Признаться, убийство Ларисы… – на мгновение седовласая запнулась, – директрисы Вимс немного подкосила меня, но у меня не было времени на собственные переживания, ведь теперь я главная в этом деле.       – Кажется, я не совсем понимаю, что тебе нужно, – такая маленькая Уэнсдей стала горой перед волчицей, якобы защищая от возможного нападения старушки.        – Не беспокойся, твоя подружка меня не интересует, – руки Синклер быстро нащупали чужие костяшки, сплетая пальцы так крепко, будто это сможет повлиять на исход текущего разговора, – мне нужна ты.       – Пожалуй, я откажусь, можно мы поедем домой? – это вызвало смех у Мойры. За секунду старуха превратилась в женщину средних лет с довольно крепким телосложением.       – Это была не просьба Уэнсдей. Знаешь, каких мне сил стоило пробраться в дом Йоко, чтобы меня не разоблачили, и разбить ее смартфон? А перевоплотиться в полицейского, чтобы забрать Тайлера? Он, кстати, послушно стоит за дверью, чтобы в случае чего стать моим секретным оружием.       – Хайд тут… – тихо пискнула Энид, на что Аддамс стала поглаживать ее руку большим пальцем.       – Хочешь объяснений или мы сразу перейдем к делу?       – Думаю, я бы послушала в чем тут дело, – выплевывая последние слова, нахмурилась девушка.       – Ну да, разумеется. Будет невежливо убивать тебя, не сказав причину, – Вимс засмеялась, закрывая за собой дверь и проходя вглубь комнаты, – у нас было что-то вроде культа, поклоняющемуся Крекстоуну, мы верили в то, что с его помощью сможем очистить земли от ничтожеств.       – Я его убила.       – Это правда, сейчас его нельзя воскресить, потому что твоя дальняя родственница наложила проклятие на Джозефа. И теперь она должна восстать из мертвых, чтобы снять его. Скажи, тебе никогда не приходилось сталкиваться с Гуди?       – Нет, – соврала студентка.       – Что ж, очень жаль. В таком случае, нам придется использовать твою кровь и тело, чтобы переселить в него душу предка.       – Звучит интересно, но почему ты так уверена, что я соглашусь?       – Потому что у тебя нет права выбора и либо я убиваю тебя безболезненно, либо это делает хайд и поверь, его методы куда неприятнее, – и мускул не дрогнул на лице женщины и ее самоуверенность начала раздражать Аддамс.       – Я уже побеждала хайда однажды и с радостью сделаю это снова, – зарычала из-за темной спины Синклер.       – О, моя милая, прости, что не поздравила с твоим первым перевоплощением, но неужели ты думаешь, что я такая дура, что поверю в возможность трансформации без лунного света? – волчица, даже не смотря на то что и поджала фантомный хвост, не перестала клацать зубами.       Повисло молчание, Уэнсдей думала. Выходов из этой ситуации было так много, но каждый из них казался проигрышным. Сейчас девушке больше всего хотелось верить в теорию о том, что весь мир это симуляция, потому что в ней плохого финала не может быть. Возможно, Аддамс даже чувствовала страх. Не за себя, за изгоев, за родителей, за свою, с недавних времен, возлюбленную, чьи ладошки уже вспотели настолько, что вода тонкой струей потекла по запястью. Студентка всегда мечтала умереть эффектно и, кажется, сейчас у нее есть такая возможность, вот только пользоваться ею брюнетке совершенно не хочется.       – Хорошо. Что мне нужно сделать, чтобы умереть от твоих рук? – Аддамс сделала шаг вперед, вызывая улыбку у Мойры.       – Знаешь, мне всегда казались методы Гейтсов слишком замудренными. Зачем придумывать велосипед, если можно просто поговорить? Рада, что мы нашли общий язык.       – Ты не ответила на мой вопрос, – продолжала наступать студентка.       – Нам нужно спуститься в тайную комнату, там проведем обряд.       – Я согласна.       – Уэнсдей, нет! – крикнула оборотница, хватая девушку за плечи.       – У меня есть одно условие – отпустите Энид и не трогайте ее.       – Отпустить ее, чтобы девчонка побежала звать на помощь и сорвала нам обряд? – хмыкнула Вимс, – нет, она либо будет присутствовать с нами, либо проведет досуг с Тайлером, но после, так уж и быть, если твоя девочка согласится встать на нашу сторону – мы ее не тронем.       – Можно дать нам время попрощаться? – утвердительно кивнув на предыдущие слова, спросила девушка.       – Не больше десяти минут, – женщина развернулась на носках и покинула комнату. Со спины она и правда чем-то напоминала покойную директрису.

***

      Пальцы два раза щелкнули перед статуей Эдгара По и тайная дверь открылась. Четверо спустились вниз, проходя в комнату, где Уэнсдей уже когда-то валялась без сознания. Местечко достаточно мутное, чтобы понравится Аддамс, если не учитывать сложившиеся обстоятельства.       На полу была вычерчена огромная пентаграмма, в середину которой, Мойра приказала сесть. Сама женщина отправилась к столу, где принялась выготавливать отраву для брюнетки – Тайлер, уже будучи в теле хайда, стоял рядом, чтобы в случае нарушения договора, наброситься на обеих. Синклер кинулась к девушке, присаживаясь рядом и обнимая ее со спины. Она надеялась, нет, она верила, что Уэнсдей что-то придумает. Это же Аддамс, в ее голове шестеренки крутятся со скоростью света!       – Я не захочу жить, зная, что тебя не будет, – проскулила волчица.       – Не драматизируй, ты забудешь меня быстрее, чем тебе кажется, – девушка развернулась к блондинке, чтобы в последние секунды насмотреться в ее зеленые глаза.       – Ты не можешь этого знать, – недовольно насупив брови, возразила Синклер.       – Я все знаю, Энид, – так же спокойно продолжала писательница. Она провела ледяными пальцами по румяным щеках, мысленно угнетая себя за то, что никогда этого не делала раньше, – ты достойна лучшего, чем вечно игнорирующую, закрытую и холодную чурбанку.       – Это совсем не про тебя, – ответила волчица, поддаваясь на чужие ласки и прижимаясь к девушке сильнее, – нет, очень часто, конечно, про тебя, но не сейчас.       – Не хочу нарушать свои же обещания, не в последние минуты своей жизни.       – Я не уйду, – Синклер сжала свободную руку, подтверждая свои слова, а внутри студентки кратер начал извергаться.       – Я верю, – на пол тона тише ответила Уэнсдей.       Она вдруг почувствовала узел поперек своего горла, поэтому стала немедленно моргать, чтобы ни в коем случае не пустить дурацкую слезу. Умирать и правда не очень хотелось. Как иронично, еще несколько месяцев назад, Аддамс мечтала, чтобы ее болгаркой распилило, а сейчас сжимала чужую руку так сильно, будто это была последняя ниточка, что держала девушку на пропасти к смерти.       – Мне кажется, я влипла, – призналась брюнетка.       – Издеваешься? А я ведь предупреждала тебя, чтобы ты не ехала, – возмутилась другая.       – Нет, я не про это. Мне кажется, я впервые испытываю что-то глубже, нежели дружескую привязанность.       – Простые смертные называют это влюбленностью, – на мгновение Синклер забыла обстоятельства, в которых обе находились, позволяя бабочкам внутри начать танцевать вальс.       – Влюбленность, точно. Ненавижу это слово, – усмехнулась Аддамс. Девушка заметила, как сильно дрожат губы у Энид, поэтому уверенно накрыла их своими.       Несмотря на способности Уэнсдей, ей бы понадобилось пол жизни, чтобы научится нежности. Переживания за другого человека, легкость в ощущении, привязанность и глубокие чувства – все это было чем-то запредельным для Аддамс. Признаться, она и сейчас считает, что любить – это сложнее ядерной физики, но старается искренне передать другой частичку света, которым оборотница наполняла писательницу на протяжении всего их пути.       – Надеюсь, я не помешала вашей любовной истории, – сломала момент Мойра, – Энид, детка, отодвинься в сторону, чтобы не мешать нам.       Синклер оторвалась от брюнетки, неуверенно делая шаги в сторону. Аддамс одобрительно кивнула той.       – Тебе нужно выпить это, – женщина поставила перед другой чашу с ядом.       – Все до последней капли? – Уэнсдей подняла темные глаза на высокую фигуру.       – Все до последней капли, – утвердительно кивнула Мойра.       Она обернулась к волчице, еще какое-то время рассматривая ее прекрасное лицо с нежными очертаниями, а после криво улыбнулась, беря в руки чашу и начиная хлебать отраву.       – Нет! – не выдержав, Энид хотела кинуться к возлюбленной, но женщина, в чьих руках сейчас была власть, схватила за плечи оборотницу, заставляя смотреть, как Уэнсдей опорожняет чашу до последней капли. Кажется, Мойра упивалась страданиями обеих.       – Вот так, послушная девочка, – изгойка подошла к, и без того полумертвой, Аддамс, проводя большим пальцем по ее пухлым губам и стирая остатки яда с них, – а теперь мы будем ждать, пока твое сердце не пропустит последний удар.       Студентка схватила женщину за руку, сжимая ее со всей своей злостью, а после отбросила в сторону. Черные глаза теперь состояли на все сто процентов из ненависти, о, как же ей надоело самолюбие Мойры! Уэнсдей собиралась подняться, чтобы отвесить той хорошую пощечину – все равно уже терять нечего, но силы стали постепенно покидать юное тело.       Энид кинулась к девушке, кладя ее голову на свои колени и начиная перебирать темные пряди. В отличие от Аддамс, она никогда не сдерживала эмоций, поэтому сейчас пускала водопады по своим щекам. Первое время холодные руки вытирали струи слез своими пальцами, но тело с каждой минутой ослабевало все сильнее, отчего рука невольно упала на плиточный пол.       – Может, еще не поздно что-то придумать? – шептала блондинка, стараясь справляться с дрожью в губах.       Побледневшая еще сильнее голова отрицательно замотала. Уэнсдей жаль, что она вела себя, как последняя идиотка, слепо отстраняя от себя человека, что жизнь отдаст за нее, но в то же время, Аддамс рада, что их взаимоотношения не переросли во что-то серьезное – так Энид будет легче отпускать ее.       Девушка всегда желала себе достойной смерти и сейчас считала, что на этом пункте можно поставить жирную галочку. Она смотрела, как блондинистые пряди прикрывали ангельское личико, слушала, как милый голос шептал такие бессмысленные утешительные фразы и кривилась, когда другая запиналась из-за собственного плача. Синклер прижала ее к себе настолько сильно, что слышала, как каменное сердце завершало свою симфонию, отыгрывая последний такт. Оно начало замедляться, когда держать глаза открытыми уже было чем-то запредельным для Уэнсдей.       Молчали все. Мойра ехидно улыбалась, наблюдая за тем, как парочку влюбленных разлучает смерть и, Энид готова поклясться, что сдерет эту улыбку с ее противного лица, как только наберется смелости отпустить брюнетку. Но, может, Синклер и не придется это делать – сверху послышались мужские крики, а всего через мгновение, дверь в тайную комнату была выбита, после чего шаги толпы были слышны уже неподалеку.