Лето рыдает цветом

      Порой мне казалось, что каждый квадратный метр этого заведения обладает собственным уникальным характером и неповторимой атмосферой.       В зависимости от того, в какой части помещения я находился, его пространство воспринималось неодинаково, как будто оно грубо сшито из обрывков разного полотна…       Так, например, ближняя ко входу барная стойка всегда виделась очень открытой и общительной, каждый раз стремясь затянуть меня в социальную активность. То ли это потому, что там гнездились люди, исключительно склонные к такому, то ли тонкие, неуловимые обстоятельства каждый вечер делали ход в пользу совместного времяпровождения, подталкивая к нему всех собравшихся.       Так или иначе именно там я произносил свой тост, салютуя всем присутствовавшим посетителям, ведь знал, что могу так поступить, не боясь показаться глупым или смешным.       Однако, это было единственным, что я мог там делать – выплёскивать себя наружу и выворачиваться наизнанку перед другими, ведь это место никак не принимало одиночек. Обстановка либо ненавязчиво ломала всякие их планы на уединение, либо выдворяла их прочь, освобождая стулья для тех, кто был готов питать здешний настрой на праздность…       Всего десятью метрами дальше от входа существовала вторая стойка. В её мире, наоборот, царили только скромность и одиночество. При этом она отнюдь не пустовала. В дни больших дискотек или концертов она была буквально отрезана от остального здания непробиваемой толпой. Всех тех, кому удалось разместиться там, укрывал толстый купол громкой музыки, бурлящей из находившихся поблизости динамиков.       Попадая туда, я чувствовал лишь отрешенность. Реальность здесь ощущалась слишком густой и сдавливающей. Она загоняла моё сознание в угол, где я оставался только наедине с собой. И даже не смотря на обильное окружение у меня не получалось ей противостоять. Думаю, ни у кого не получалось. Я видел, как бедняги молча тянули напитки из своих ёмкостей и поникши смотрели на пузырьки в них. Похоже, они также, как и я оказывались в её плену.       При любой попытке выбраться из этой ловушки я лишь упирался в глухую кирпичную стену, уходящую непостижимо ввысь. И ни другие выпивающие, ни бармен, суетливо звенящий бутылками, не смогли бы услышать в этом шуме мои просьбы о помощи. Трагедия пинкфлойдовских масштабов, не иначе…       В любые же менее загруженные дни, дальний бар и вовсе не работал, наотрез лишая смысла посещение своих окрестностей. Да и метафорическая стена в таких случаях отказывалась пропускать внутрь всяких случайных гостей, заблудших в её владения.       Как ни крути – эта территория была поистине одинокой – либо объективно пустуя, либо субъективно – запирая прибывших в безмолвной прострации и зыбкой тоске.       Однако, клуб ещё мог предложить странникам куда податься.       В зале существовало одно изолированное местечко, которое вполне могло служить эмоциональным противовесом для любой из барных стоек. Оно представляло собой небольшой уголок, отведённый для курения и, кроме этого, подходивший для того, чтобы просто посидеть там и расслабиться.       На его небольшой площади размещались старые диваны и низкие столики, покрытые липкими пятнами со слоем пепла. С холодной стены свисал пожелтевший плакат, изображавший перечёркнутую сигарету. Он иронично подмигивал стаканчикам, наполненным окурками, что услужливо стояли на каждом столе и хихикали ему в ответ…       Пожалуй, витавшая в воздухе эстетика вполне соответствовала уровню злачности всего остального заведения…       Здесь не было ни бара, ни мест для танцев, в свете чего всякая интенсивность обходила стороной эту зону, а спешный ритм увеселительных процессов замедлялся в непривычной для себя обстановке. Сюда в поисках умиротворения шли люди, желающие с головой окунуться в разговоры или в тактильное осязание друг друга.       Наверное, из всех это были самые непринуждённые квадратные метры. Они смиренно и самоотверженно несли на своих плечах твердыню спокойствия и тишины в этом цветном океане движения и шума. Её вершину венчали единственные в помещении два окошка, плотно чем-то заклеенные и еле пропускавшие уличный свет. Однако, даже их было достаточно чтобы служить маяком для всех, желавших найти приют…       Мы с Викой тоже искали его там. Нами овладела уверенность, что только эта маленькая планета сможет сейчас нас понять и принять. Только туда мог податься я в своей тяжелой мечтательности и Вика в её нежном умате. Поэтому, когда она за руку потянула меня вперёд, я воодушевлённо полетел за ней как хвост за кометой по направлению прямо в этот прокуренный уголок местного космоса.