Лето рыдает цветом

– Давай ещё по ягеру! – внезапно раздалось над моим ухом.       Тут же довольное пьяное лицо Андрея появилось между мной и сидящей по соседству девушкой, которой я пытался что-то рассказывать. Впрочем, она явно давно меня не слушала, о чём однозначно возвещал стук её ногтей по экрану айфона. Спасибо Андрею, что он хоть и неосознанно, но решительно оборвал этот и без того неловко таявший контакт.       Думаю, мне не столько хотелось внимания этой девушки, сколько просто нравилось рассматривать её внешность вблизи. Её ярко зелёные волосы были похожи на игрушечные, а смотря на них сбоку можно было практически поверить, что это голова куклы. Единственным, что выдавало в ней человека с такого ракурса, были уже отросшие корни волос цвета грязной соломы.       Когда я опускал глаза чуть ниже в поисках её взгляда то редко его находил. Тогда моё внимание начинали занимать очки округлой формы, которые она всегда носила приспущенными на нос. Такой непрактичный, но элегантный баланс трудно поддерживать. Я наблюдал как раз за разом её пальцы касались глянцевой оправы и плавно перемещали её на несколько миллиметров то выше, то ниже.       После этого мой взгляд продолжал следовать за её рукой и дальше. Она направлялась к пластиковому стакану, который уютно расположился на барной стойке рядом с резиновым ковриком. Ловким и стремительным движением она подносила его края к губам. Дело нескольких секунд – она заканчивала глоток и возвращала ёмкость на прежнее место. Спустя несколько таких циклов она практически с удивлением обнаружила что что пить уже нечего, после чего поспешила встать из-за стойки и отправиться к выходу.       На стакане остался след от её помады. Последние капли красного вина быстро стекали по стенкам, собираясь в небольшую кольцеобразную лужицу на дне. Вскоре она истощится, образуя плёнку, а затем и вовсе высохнет и потрескается. Такое поведение свойственно остаткам достаточно дешевого вина, а я не сомневался, что оно здесь именно такое. Бегло оглядев заламинированный листок меню, я быстро убедился в своей правоте. Черная страница предлагала на выбор только одно вино – Кадарку по сто пятьдесят рублей за порцию. Впрочем, ничего удивительного.       От дальнейших рассуждений меня отвлёк ударивший в нос знакомый запах. Это была удивительная смесь трав, цветов, фруктов и кореньев. Судя по всему, Андрей не стал дожидаться моего ответа и заказал нам два шота немецкого ликёра. – Спасибо, – тихо произнёс я.       Мы любили Ягермайстер. Он достаточно хорошо сочетался практически с любым содержимым желудка, и отправлялся туда куда охотливее, чем его братья по крепости. Мы выпили. Сделав вежливую паузу, спирт, по своему обыкновению, нанёс удар всеми свойствами по моей ротовой полости и глотке. Я слегка поморщился и поспешил запить это ощущение пивом, что у меня оставалось.       Я поднял голову и задумчиво уставился на висевший под потолком диско-шар. Эта обстановка и то, чем мы в ней занимались были невозможными ещё два месяца назад. Стоило только дожить до июня, как мы с головой нырнули в новую жизнь. Мы провели множество дней и ночей в разных заведениях или просто гуляя по Петербургу. Наши будни наполнились новыми добродушными лицами и совместными с ними планами. Даже воздух в квартире казался другим – очень лёгким и как будто бы незнакомым. Но в сегодняшнем дне что-то ощущалось совсем не тем.       Куда-то исчезло то дух захватывающее счастье первого летнего месяца. Тогда, с разницей в девять дней, нам с Андреем исполнялось по восемнадцать лет. Каждый из этих дней я был готов смеяться и петь, едва проснувшись поздним утром. Поднявшись, я любил наблюдать с балкона как солнечный свет разрезает густую листву, а по асфальту струятся зелёные тени. В те дни, пожалуй, в моей голове не проросло бы ни одно зерно сомнений.       Ныне часть этих эмоций уступила место беспокойству. Вдруг я больше никогда в жизни не стану счастливее, чем в этот самый миг? А ведь секунды неустанно маршируют друг за другом, штурмуя часы и календари.       Однажды вслед за той секундой, в которой я был счастлив придёт следующая, в которой этот полёт сменится чем-то более прозаичным. Может быть новая секунда принесёт привычку, пресыщение или толерантность к возбудителям этих чувств. Или может быть она просто заберёт сегодняшние обстоятельства навсегда. Если они уникальны, то дня, подобного этому больше никогда не случится.       Возможно, поэтому я так отчаянно стараюсь оставаться в этих моментах максимально долго. Я запоминаю каждую деталь и каждый отклик своего восприятия. Я стараюсь, но память не безразмерна, и когда я вновь загребаю как можно больше деталей, они убегают от меня сквозь пальцы. Кажется, что лишь камера способна наверняка отобрать у жадного времени эти драгоценные мгновения.       «Не снял, значит, не было», – они говорят. Странно, ведь у съемки нет восприятия, а есть лишь сухие бесцветные факты. Наши мысли и настроения весили бы гораздо больше любого файла, но съемке такой формат не ведом. Разве можно зная это перекладывать на камеру всю ответственность за сохранение момента? Разве будет существовать этот момент если никто не пронёс сквозь время принадлежащие ему чувства? Знаешь, я устал об этом думать.       Должно быть я выпил слишком много, чтобы оставаться просто весёлым и приземлённым, но и слишком мало, чтобы совсем отключить мозг и, пошатываясь, радоваться своему положению. – Так о чём ты с ней говорил? – снова прервал мои мысли Андрей.