Лисий огонь

      Основной проход опять упирается в массивные двери. Легко отодвинувшаяся створка открывает зал. На полу, в центре небольшого кольца, очерченного каким-то порошком, сидит мужчина. Шире, создавая внешний круг, стоят свечи. Вьющийся над ними густой дым закручивается неестественными петлями.       Отряд, внимательно оглядываясь, ступает в помещение. Под стенами, куда бы ни падал взгляд, лежат трупы. Судя по запаху, некоторые находятся здесь не первые сутки.       — Что за… — Сатоши поражено распахивает глаза и грязно ругается, но, несмотря на присутствие принцессы, его никто не одергивает.       Глаза человека, окружённого свечами, открыты, но на появление чужаков он никак не реагирует.       — Чем так мерзко… пахнет? — Досё сдерживается в последний момент.       — Трупы же, — говорит Сатоши, но командир явно не это имеет в виду. Запах действительно ужасен, он облепляет нос, горло, оседает в легких.       — Свечи. Сальные, — Такао никогда не видел ничего подобного, лишь читал в старинных трактатах. — Непривычный запах, потому что топлёные из людей. Воины прикрываются рукавами, силясь хоть немного защититься от вони. Мэй натягивает на лицо маску и идёт вдоль стен, осматривая трупы.       — Здесь óни, — из-за маски голос звучит глуше обычного. — И Вэнь. Рука самого свежего из трупов покоится на глиняной плошке. Кадзу подходит ближе и поднимает мертвецу голову.       — Точно.       — Пригодился хозяевам еще раз, — бесстрастно отмечает Такао.       — Услужливый, — хмыкает Кадзу.       Кровь из разрезанных вен уже не сочится — плошка полна до краев. Масамунэ проверяет труп óни — маски нет. Мэй поворачивается к мужчине в центре зала. Он сидит на тонкой шерстяной циновке и смотрит прямо перед собой, почти не моргая.       — Кто это? — спрашивает Йоко.       — По описанию похож на императора, — тихо отвечает Масамунэ.       — Это он, — подтверждает Хван.       Один из самураев, низко кланяясь, шагает чуть ближе и, не издав ни звука, падает замертво. Йоко и Фэн кидаются к нему, но Такао вскидывает руку:       — Стоять.       Оба застывают. Такао указывает на свечи, между которыми попала нога мгновенно умершего бойца.       — Не касайтесь и не переступайте через них, — Такао чутко прислушивается к своим ощущениям, которые вызывают магические потоки, переполняющие зал. — Эту черту может пересечь лишь существо из Нараки.       — Но… Наш император внутри, — Досё выглядит растерянным.       — Его туда завел тот, кто очертил круг, — поясняет Такао. — Император… В данный момент он словно одной ногой там.       В глазах Мэй он видит не просто страх — лисица в ужасе.       — В Нараке, — лицо Мэй белое, как полотно.       — Я могу ошибаться в формулировке, но… да, — ему бесконечно жаль Мэй. И одновременно страшно — она выглядит так, будто вот-вот сломается. Выросшая без родителей, потерявшая мать, волею судьбы прошедшая по трупам и рекам крови к отцу, чтобы найти его… таким.       — Он видит, слышит нас? — спрашивает Хван.       — Вероятно, — кивает Такао.       Мэй медленно подходит и замирает в шаге от запретной линии, присматривается к внутреннему кольцу.       — Это не пепел, — шепчет она. — Прах.       — Господин? — пробует позвать Хван. В глазах Кина Хаттори - пустота и отрешенность. — Я Хван Одзаки. Сын Ёсицунэ Одзаки. Меня представляли при дворе…       Император по-прежнему не реагирует.       — Нужно как-то убрать всю эту погань, — морщится Досё.       — К этому нельзя прикасаться, — возражает Такао.       — Чем-то раскидать? — предлагает Йоко. — Нагинатой, например.       — Госпожа, ты погибнешь, едва коснувшись свечи. Не сдвинешь и до праха не дотянешься.       Сатоши раздраженно поторапливает:       — Мы теряем время. Дождёмся, что сюда нагрянут те, кто эту дохлятину сюда набросал, а нужное так и не сделаем.       Мэй приседает и зовёт, всматриваясь в лицо мужчины:       — Император, — глаза Кина Хаттори вдруг чуть меняются. Веки медленно опускаются и поднимаются. Император смотрит на Мэй и сонно, одурманенно спрашивает:       — Морико?       — Нет, император, — ее голос дрожит. — Я Мэй.       Сунув руку за воротник, она показывает медальон с фиолетовым камнем, таким же, какой украшает перстень на руке Кина.       — Мэй… — повторяет он. — Мэй? Помню… Такая взрослая… Садись… Рядом.       — Мэй, спроси о Вратах, — просит Такао.       — Тебе не нужно было… Приходить на кладбище… — бормочет император. Голос затихает.       — Скажи, где Врата? — спрашивает Мэй.       Взгляд императора упирается в трупы у стен.       — Смотреть на могилы вокруг… Садись…       Мэй всхлипывает, но пересиливает себя.       — Отец… — по белой щеке скатывается слеза. Тяжело давшееся ей слово действует — император смотрит прямо на неё.       — Мэй?       — Да, это я, — повторяет она. — Я пришла, чтобы помочь.       — Моя дочь… Доченька, мой маленький ирис.       Такао, стоя сзади, шепчет:       — Не молчи, продолжай, — сейчас он ненавидит себя, но они должны закончить начатое.       — Отец, я пришла, — Мэй не отпускает взгляд правителя. — Прошу, скажи… Где Врата? Где Привратник?       — Сад… В саду.       — Врата в саду? — уточняет Мэй.       — Гулял… С Морико в саду…       — Врата, отец, — Мэй бьет крупная дрожь.       — Да, в саду… Они закрыты. Не подойти… Стерегись.       — Сад… Сад ирисов? Это рядом, — говорит Хван.       Сад ирисов действительно находится рядом, в императорском крыле — Такао помнит план.       — Отлично. Скорей, — снова торопит Сатоши. — Я без всякой черты сдохну, если мы сейчас же не уберемся отсюда.       Такао хмурится, держа у носа ладонь: запах эликсира и бинтов немного перебивает смрад. Кадзу и Масамунэ выглядят самыми спокойными. Ронин за годы охоты на óни много раз видел следы их «трапез», и просто гора трупов эмоций у него не вызывает. Аогавара и Белая арена отучили Кадзу от впечатлительности. Мэй дрожит, не обращая внимания на то, что маска холодного спокойствия давно слетела. На трупы ей скорее всего наплевать, нарушен ее душевный покой.       — Идём, — говорит Кадзу, но Мэй не двигается с места, продолжая вглядываться в лицо своего отца.       — Нельзя оставлять императора здесь, — возражает Досё.       — Мы тут не ради него, — шипит Сатоши.       — Ты можешь что-то сделать? — спрашивает Хван у Такао.       — На это нет времени, — отказывается Такао.       Мэй поворачивается к нему. В покрасневших глазах плещется скручивающая внутренности боль, когда она шепчет:       — Помоги.       — Мэй, нам правда нужно… — но она не даёт договорить.       — Дьявол, Такао, это мой отец! Прошу, помоги.       Такао вздыхает:       — Вероятность есть.       — Пробуй, — говорит Кадзу, поднимая Мэй на ноги.       Сатоши снова выплевывает ругательство.       — Чего мы ждём? — не выдерживает Досё.       — Я думаю, — ледяным тоном обрывает его Такао, вспоминая все, что когда-либо читал об óни.       — А если задуть? — предлагает Хван.       — Я же сказал, мне необходимо подумать, — Такао чуть повышает голос.       — Такао, — в голосе неожиданно успокоившейся Мэй прорезается уверенность. — Магия ёкаев ограничена, помнишь? Чем сильнее, тем грубее. Здесь повсюду одна смерть. А прервать смерть…       — Можно жизнью, — подхватывает Такао. — Нам нужна жизнь.       Пережившая нервное потрясение лисица невероятно быстро додумалась до верного ответа. Они же как раз обсуждали это незадолго до похода на столицу.       — Нужно семя, — требует Такао.       — Чего? — вырывается у Тосио Руми.       — Семя. Семечко, — терпеливо повторяет Такао.       Ни на кого не глядя, он требовательно протягивает руку в сторону ладонью вверх.       — Зернышко. Только живое. Не жареное… Дайте мне семечко.       Воины растерянно хлопают по поясам и доспехам.       — У меня есть тыквенные, но сухие, — говорит Виен.       — Нет, нужно живое, способное прорасти. Давайте же, во дворце полно еды, кладовых и кухонь.       — Подожди, — вдруг говорит Масамунэ. Из одного из своих мешочков он вытряхивает знакомую смесь сои и падуба. Разворошив пальцев горстку, выуживает пару целых зернышек и вкладывает их в руку Такао. — Семена остролиста. Должны быть живыми.       Такао кивает и берет одно:       — Маленькое, — повертев зернышко в пальцах, он поясняет, — кольцо свечей — барьер. Он нужен, чтобы защитить внутренний круг — круг смерти. Если я не ошибаюсь, прервав его жизнью, мы разомкнем барьерное кольцо. В общем, надо бросить зернышко на прах. Если не поможет…       Он не заканчивает мысль. Подойдя почти вплотную к незримой черте, кладёт на ноготь крохотное семечко и кидает щелчком пальцев. Попадает. Как только семечко касается узкой полоски пепла, ближайшая свеча гаснет.       — Отлично, — говорит Такао. Удачно бросив второе, он гасит следующую свечу, расширяя «проход». — Господа самураи, кто-нибудь из вас изволит войти в круг и вынести императора?       — Вот так… просто? — спрашивает Досё. — Никаких… не знаю… волшебных премудростей?       Вместо ответа Такао лишь надменно приподнимает бровь. Йоко и Виен шагают внутрь, и ничего не происходит. Они быстро выносят императора за пределы зловещего кольца.       — Спрячьте его в другой комнате, и идём.       Мэй отпускает руку Кадзу и, выходя из зала, стягивает маску и капюшон. Бег, небольшая лестница, короткий коридор и, наконец, улица. После зала с трупами ночной воздух кажется особенно свежим и сладким, и Такао с наслаждением вдыхает полной грудью. Мэй, полностью собранная, обходит вдруг остановившегося Хвана и замирает тоже. Они видят Врата. С открытой галереи, на которую они вышли, просматривается весь раскинувшийся во внутреннем дворе сад. Изящные клумбы с живыми символами императорского рода, разбиваясь на островки, уступают место широко разлившемуся мелкому пруду.       Плоские, торчащие из волы куски базальта, образуя дорожку, ведут к каменным вратам. Опутанные раскручивающимся вокруг золотыми нитями, они выглядят красиво и величественно. Мэй шипит и дергает рукой. Вокруг врат, на берегу или по щиколотку в воде, стоят óни и рэйки, некоторые из них не скрывают свой истинный облик. Другие выглядят как люди, но их выдают полные неистовой злобы и презрения нечеловеческие взгляды. По меньшей мере двадцать пар глаз.       — Если всех перебить, врата разрушатся? — спрашивает Тосио Руми.       — Нет, — Такао спокойно оценивает их шансы. — Впрочем, мы их и не перебьем.       — Какие ж, в конце концов, уродливые твари, — Хонг вздыхает и морщится, будто это самое важное.       — Почему они не нападают? — Йоко заметно нервничает.       — Сами придём, — дергает щекой Кадзу.       Такао резко произносит:       — Итак. Мэй Хаттори нужно дать шанс распечатать Врата. То есть обеспечить ей проход к ним и возможность приложить печать. Затем врата нужно незамедлительно уничтожить.       — Как? — недоуменно спрашивает Хван.       — Как угодно. Как любой предмет, вмещающий магию. Разломать, повалить… Свет вокруг — то самое мешающее рэйки волшебство. Но и разрушить врата нельзя, пока оно действует.       — Жаль, — вздыхает Хван. — Пару ваших зарев отсюда…       Такао переглядывается с Мэй и улыбается:       — Да, пожалуй, хватило бы.       — Прекрасно, когда есть конкретные задачи, — говорит Досё.       — Хорошо, что сегодня дождь был. Люблю, — вставляет Фэн.       Масамунэ неожиданно произносит:       — Закономерно. Где же ещё… Совсем не изменился. Обнаглел. Даже старше выглядеть не пытается.       — Тебе сегодня везет? — ухмыляется Кадзу.       — Да. Господа, третий слева мой. По возможности, разумеется. С вашего позволения.       — Можешь и тех, что рядом, взять. Не жалко, — фыркает Сатоши.       Самурай из сотни Мэй интересуется с легкой надеждой:       — А рэйки, óни… сильно живучие?       — Мы будем держаться как можно дольше. Однако сегодня нас всех убьют. Их слишком много, — Досё честно озвучивает, о чем думают все, кто сталкивался с этими существами.       — Тогда чего стоять? — спрашивает Сатоши. — Все равно ведь… Все равно восхода не увидим.       — Мэй, спрячься, пока бой не завяжем, — просит Кадзу. — Поняла?       Во взгляде Мэй бушует непокорное пламя, но она кивает. Кадзу берет ее за руку и серьезно смотрит в глаза:       — Ты доберешься до Врат. Сделаешь как надо, — наверняка остальным кажется странной такая нежность синоби по отношению к принцессе, но никто не вмешивается.       Мэй и Кадзу ещё пару секунд смотрят друг другу в глаза, безмолвно обмениваясь чем-то, понятным только им двоим, а затем Мэй сжимает губы и отходит.       Такао оглядывает ее в последний раз, скользит взглядом по тонкой, затянутой в черное фигурке. Возможно, сегодня она погибнет. Скорее всего, сегодня погибнут все. Но вместе они будут до самого конца.       — Выживи, — одними губами безмолвно умоляет Такао.       — Приготовьтесь, — командует Досё.       — Тень накинешь? — спрашивает у Такао Хонг.       Такао широко поводит рукой, будто демонстрируя спутникам сад. Воздух между ними и противником тут же чернеет, перекрывая обзор. Люди бросаются в разные стороны. Туда, где они стояли, одновременно бьет несколько зеленых огненных змей. Магия разбивает часть стены: острая щепка отлетает в сторону перемахнувшей через ограждение и скрывшейся в высоких цветах Мэй. Тень быстро рассеивается: в ней уже нет надобности. Свою функцию она выполнила, все члены отряда рассыпались по двору, готовые связать боем врагов. В стороне, где исчезла Мэй, мелькает рыжая вспышка — лисицу заметить и достать значительно сложнее.       Такао обрушивает волшебную линзу на ближайшего óни — он то ли кричит, то ли рычит от боли. По саду раскатывается звон оружия. С разных сторон гудит колдовское пламя. Люди бросаются в отчаянную, самоубийственную атаку, выторговывая своими жизнями время для Мэй.       Один из óни вдруг поворачивается на месте и срубает мечом цветы у своих ног. Рыжий хвост, уже скрывшийся в высокой траве, он не замечает. Следить за передвижениям Мэй сейчас сродни самоубийству, и Такао полностью сосредотачивается на бое. Он отправляет волну зарева сразу в двух óни, прикрывая Досё и Виена. Самураи не щадят себя, размахивая мечами и едва уворачиваясь от вражеских плетей.       Лисица огненной стрелой мелькает значительно ближе к воротам и вдруг замедляется и трясет узкой мордочкой. Такао кажется, что в шуме сражения он слышит тонкий скулеж. Ее замечают; не раздумывая, Такао швыряет пылающий магический шар в рэйки, что уже замахнулся над Мэй. При столкновении с противником шар взрывается, на несколько секунд осветив голубоватыми отблесками весь сад; лисицу снова не видно.       Совсем рядом, выбиваясь из общего шума, звучит пронзительный визг — ещё один самурай из сотни Мэй умирает болезненно, но быстро. Масамунэ бьется с привычным уже мастерством и хладнокровием. Ему наперерез несётся рэйки; Масамунэ ослепляет его щепоткой падуба и сои и смещается вбок. Тут же на рэйки появляются фиолетовые путы бегущего мимо Хвана. Следующий взмах катаны ронина цепляет болтающуюся на поясе маску. Масамунэ плавно переступает; его клинок, набрав неимоверную скорость, описывает над головой петлю и резко опускается, рассекая призрачную сущность рэйки и раскалывая маску пополам.       Такао облепляет чёрной тенью морду óни, что сражается с Сатоши и Хонгом. Они налетают на ослепленного противника вдвоём, расчерчивая тело ударами ножей. Стянув маску с убитого, Сатоши наступает на неё, ломая.       Масамунэ резко опускается на колено, пропуская над головой огненную плеть; Такао узнаёт его противника: именно из-за него самурай стал ронином. Такао щурится и решает не вмешиваться — сегодня Масамунэ наконец закончит то, что не сделал много лет назад. Масамунэ подныривает под бушующий огненный хлыст, но вместо смертельного удара рубит по ногам. Óни воет, повалившись на траву. Горсть порошка, и морок, скрывающий истинное обличье врага, рассеивается.       — Несколько лет назад… Был вечер, дождь. Самурай спросил тебя об Аогаваре. Вспоминаешь? — бесстрастно спрашивает Масамунэ.       — Ааа… так это ты? — рычит óни.       — Мое имя Масамунэ Араи. Ты посмел поднять руку на моего господина Мокити Эккена. Я пришел тебя убить, — холодно произносит церемониальные слова Масамунэ.       — Надо было те… — Масамунэ не дослушивает и рубит. Голова óни тяжело откатывается в сторону.       Вокруг мешаются запахи сырой после дождя земли, крови и цветов ириса. Такао замечает прыжок лисы совсем рядом с вратами, и в следующее мгновение поднимается уже Мэй, сжимая тэссэн. Отвлекшись на неё, Такао чуть не пропускает удар, падая и уворачиваясь от чужой магии в последний момент. Над головой пролетает белесый росчерк; достигнув здания на краю сада, он взрывается ослепительным светом.       Деревянная стена загорается. Такао вскакивает, складывая пальцы в атакующий пасс, с бинтов капает кровь; однако неизвестный, создавший свет, куда-то исчезает, и Такао бьет прозрачной линзой в силуэты, гонящиеся за Виеном и кем-то из островитян. Он оборачивается: Мэй бежит к вратам, перескакивая через трупы. Далеко от неё сбоку бежит Хван, сразу за ним следует Кадзу. Они словно играют в кровавую версию салок. Первый отражает вражеское оружие и магические атаки бледно светящимся диском, напоминающим линзу самого Такао. Кадзу, то и дело высовываясь из-за своеобразного щита, бросает сюрикэны, а приблизившихся противников бьет ножом. Тандем действует весьма эффективно, постоянно отвлекая на себя нескольких врагов.       Прикрывая друг друга, с рэйки дерутся Хонг и Сатоши, не уступая ему в ярости. Фэну пока везёт: убив одного врага и ранив другого, сам он остается целым. И все же они погибают. В разных частях сада один за другим падают лучшие самураи, которые пошли за Мэй — долго противостоять натиску óни и рэйки невозможно. На берегу, у начала базальтовой дорожки, огромный óни добивает кого-то из самураев — опознать полупритопленного человека невозможно. Мэй решительно шагает в его сторону. Не дожидаясь, пока противник обернется, она прыгает на спину обитателю Нараки, словно желая оседлать. Ухватившись одной рукой за рог, она с яростным рыком тэссэном вспарывает ему горло до позвонков. И тут удача изменяет ей — грузно оседающее тело заваливается прямо на неё. Стремящийся ей на помощь воин, не добежав, вспыхивает как факел и кричит, падает в цветы и быстро затихает. Ночь озаряет ещё одна вспышка.       Становится светлее: пламя пожара распространяется, готовясь вот-вот перейти на террасу соседнего здания, как раз ту, на которой недавно стоял отряд. Мэй с трудом выбирается из-под поверженного врага сама. Такао видит ее краем глаза, опуская на своего противника одну линзу за другой.       Мэй поднимается, и, пошатываясь, ступает на дорожку из торчащих из воды камней. Дорожка изгибается, выходя на отмель. Между Мэй и врагами остается всего несколько прыжков, когда рядом с ней возникает рэйки и пытающийся его задержать Досё. Не останавливаясь, Мэй швыряет в рэйки огненный шар. Атака его не убивает, но сильно замедляет, позволяя Досё продолжить бой с удвоенной яростью. Узкий нож не задевает самурая; но его клинок проходит сквозь призрак, не задевая маску. Вспыхивает зелёным, и командир падает у кромки воды, скорчившись и зарывшись в траву лицом. Доспех на спине чернеет, прогорев в нескольких местах насквозь.       Рэйки довольно рычит, и следующая пламенная плеть устремляется к Мэй… И падает, погаснув, уперевшись в рефлекторно выставленную руку. Пораженный случившимся, рэйки скалится, занося оружие. Мэй крутится на камне, танцуя, и ускользает от атаки. Грация, техника и твердость духа сплетаются в одно целое и воплощаются в чуть размытых от скорости движениях Мэй. Словно насмехаясь над самими законами мира и равновесия, она изгибается шелковой лентой и ударяет точным косым ударом: отточенные грани раскалывают маску. С пронзительным воем, напоминающим свист урагана, рэйки исчезает. Порыв ветра сдувает его, словно клок тумана.       Мэй рвётся вперёд, протягивает руку с печатью к вратам и словно упирается в невидимую стену. Золотой свет, дрогнув, мигает, но не исчезает. Врата остаются запечатанными, а над садом вдруг раздаётся женский голос.       — Не вышло? — глубокий, красивый и фальшиво заботливый. — Ай-яй, как же так?       Звенит мелодичный смех. Голос слышат все; он звучит словно отовсюду. Óни и рэйки замирают и поворачивают головы. Проследив направление их взглядов, Такао видит приближающуюся к Мэй женщину. Та не идет — плывет над землей, едва касаясь ногами травы. Такао находится довольно далеко, но сразу узнает ее — наложница императора, которую они закрыли в одной из комнат. Мэй что-то говорит ей, но из-за расстояния Такао ее не слышит. Зато прекрасно слышит женщину: по-видимому, расстояние для неё не помеха.       — Да. Привратница, — она явно отвечает на вопрос Мэй, — красивое женское тело удобно. Управлять вожделеющими его человеческими самцами легко. Ты ведь это сама используешь. Однако наложница — никогда… Сношаться с едой отвратительно. Впрочем, у всех свои шалости.       Оказавшаяся на ее пути Йоко делает резкий выпад, и нагината пронзает говорящую насквозь. Тело привратницы разделяется. Женский труп валится на землю и… ничего не происходит. Йоко, пнув тело лженаложницы, неуверенно озирается на остальных членов отряда. В следующее мгновение странная передышка заканчивается. Бой закивает вновь; óни и рэйки, словно их стеганула плеть хозяйки, с бешеным рыком бросаются на воинов. Мэй остаётся на месте, словно околдованная.       — Врата, Мэй! Не стой! — кричит Кадзу, и тут его отбрасывает назад. Падая, он успевает сгруппироваться, но прикладывается затылком о каменный борт клумбы. Мэй даже не поворачивает в его сторону головы.       Такао, продолжая раскидывать противников магией, подбирается ближе и слышит глухой стон Мэй:       — Нет. Я притворяюсь, а вы превращаете душу в маски, — лицо Мэй искажается в болезненной гримасе.       Короткий росчерк белого огня попадает в самурая с Островов, горящее тело валится в воду.       — У тебя не выйдет, — с трудом произносит Мэй. — Врата… уничтожат.       Мэй переводит взгляд на Кадзу: к нему, только поднявшемуся с коленей, раненому, перемазанному своей и чужой кровью, двигается рэйки. Кадзу замахивается ножом, но слишком медленно. Два тела сливаются в одно. Кадзу выпрямляется и поудобнее перехватывает оружие. На губах играет злая усмешка. С губ Мэй слетает отчаянный крик, рвущий душу на части. Кадзу шагает вперёд… Поводит плечами, дергается обратно — на его месте остаётся стоять растерянный рэйки.       — Паскуда, — шипит Кадзу и сразу атакует сзади, наугад, не видя подвешенную к поясу маску. Клинок полукругом проходится по телу рэйки. Нож прорезает маску точно под глазами.       Такао удовлетворенно кивает и метит заревом сразу в маску следующего óни. Новый невидимый «таран» на этот раз отшвыривает Кадзу намного дальше. Такао теснят в ту же сторону.       Сад пронзает крик боли: Масамунэ подобрался совсем близко к Мэй, держа в правой руке катану, а в левой зеркальце. Бросив зеркальце, он выхватывает из-за пояса последний мешочек со смесью падуба и сои и рассыпает прямо перед собой. Привратницу снова становится видно, но смесь оказывает эффект куда слабее, чем с óни или рэйки. Масамунэ атакует мечом, однако удар, способный лишить руки, оставляет лишь сочащийся белой кровью порез. Ронин кувырком уходит от волшебного огня — по траве за ним тянется чёрная полоса.       Резким движением толкнув воздух в сторону Мэй, Привратница поворачивается, чтобы заняться Масамунэ всерьёз. К Масамунэ пытается прорваться Тосио Руми, но его перехватывает и заставляет пятиться очередной óни.       Мэй падает на колени. Сейчас ее взгляд очень напоминает остановившийся взгляд Кина Хаттори, и сердце Такао сдавливает страх. Мэй шарит руками по земле, будто что-то ищет. Не найдя искомое, медленно вытягивает из наплечных ножен клинок и упирает себе в грудь.       — Мэй! Мэй!!! — Такао кричит во всю силу своих легких, пытаясь достучаться до неё.       Мэй слегка вздрагивает и открывает глаза, находит взглядом Такао.       — Мэй, это иллюзия! — он надрывается, не жалея глотки. — Не верь ей!       Мэй далеко, но ее взгляд проясняется. Даже на таком расстоянии Такао видит, как огонь вспыхивает в темных глазах. Она что-то говорит Привратнице, перехватывает клинок и режет ладонь, как тысячи раз резал свои Такао. Касается золотого света, окружающего Врата, и свечение исчезает. Вспыхивает ослепляющее все вокруг зарево, и Мэй, скрываясь, ныряет в воду. На Такао нападают сразу два óни, и ему приходится отбиваться от чередующихся выпадов мечей и магии. Линза отталкивает одного, сокол-послушник целится когтями во второго. Бинты на ладонях давно размотались, но Такао не обращает на это внимания; он с трудом стоит на ногах, пошатываясь.       Внутри каменной арки закручивается темнота, разбавленная мерцанием, бледным, но постепенно становящимся все ярче. У самого берега стоит, раскинув руки, Привратница.       Из воды выныривает Мэй и сразу находит взглядом Такао. Он слышит ее отчаянный крик, продолжая удерживать двух óни:       — Масамунэ! Нужно помочь!       Следующая атака вынуждает Такао опустить линзу. Второй óни замахивается мечом, но катана ронина пробивает его горло насквозь. Такао отшатывается и сжигает второго заревом — почерневшее тело падает. Потеряв слишком много сил, Такао опускается на одно колено, опираясь о землю рукой. Не сдаваясь, Масамунэ вновь нападает на Привратницу. Та, не отрывая торжествующего взгляда от Врат, магией отшвыривает его, сбивая Йоко Наён.       Мэй выбирается из воды между Вратами и Привратницей.       — Прочь! — шипит та. — Прочь или сдохнешь!       Привратница собирается атаковать снова, но медлит: явно боится задеть Врата.       — Уберите ее! — кричит Привратница, и ближайшие óни бросаются к Мэй.       Мэй разводит руки, складывая пальцы в сложный пасс. Вокруг нее вспыхивает кольцо бушующего огня. Одновременно с этим Привратница решается и атакует снова. Поднятая Мэй стена гудящего пламени отгоняет подоспевших óни и поглощает белый огонь Привратницы. Мэй тут же разворачивается и посылает в Врата мощную волну зарева, после чего без сознания падает в воду. Темнота внутри арки исчезает. По саду пролетает отчаянный вопль Привратницы. Врата, качнувшись, кренятся, и Привратница бьет магией в воду, пытаясь, очевидно, достать Мэй. Сумев уйти от удара, Мэй вновь выныривает, облепленная грязью и илом. Врата идут трещинами.       — Нет-нет-нет-нет! — кричит Привратница.       Все, кто еще сражается — люди, óни, рэйки, замерев, смотрят на каменную арку. Опоры продолжают рушиться, из расширяющихся щелей бьет свет. Такие же трещины появляются на Привратнице. Она воет от боли, дико, жутко, пронзительно… Ее скрючивает. Мэй, поскальзываясь, на четвереньках выбирается на берег. Врата взрываются на миг раньше Привратницы. Такао успевает выкрикнуть отчаянное «Мэй!» и поймать взгляд золотых глаз, прежде чем крупный обломок взрывает землю рядом с ней и заваливается, похоронив Мэй под собой.       Дальше начинается форменный ад. Óни и рэйки приходят в ярость от гибели своей хозяйки и бросаются в бой с намерением добить всех. Йоко, не спеша с героической смертью, зовет отступать к воротам дворца. Такао понимает ее моментально: там идёт штурм, полно самураев императора с одной стороны и сёгуна с другой. Остатки отряда срываются с места и ведут ёкаев за собой. Увидев у себя в тылу такого противника, самураи императора теряются. Зато не теряется Йоко, с криком «бей чудовищ» вновь бросаясь на рэйки, и те отвечают магическим огнём. Расчет оказывается верным — самураи с готовностью вступают в бой с новым, доселе неведомым противником. На сильно поредевший отряд никто не обращает внимания — воинам очень легко выбрать между людьми и чудовищами. Все это Такао наблюдает словно сквозь туман, пока в голове бьется лишь одна мысль: «выжила ли?»       Да. Магией сдвинув обломок арки, Такао от затопившего облегчения опускается на колени. Мэй не раздавило камнем, она каким-то чудом оказалась в небольшой земляной ложбинке. Бледный, с сухими блестящими глазами Кадзу прижимает пальцы к шее Мэй и кивает, нащупав пульс. Такао глубоко вдыхает и закашливается — неосознанно он задерживал дыхание все время с того момента, как опустился на землю.       — Надо вернуться, — бросает Кадзу, и Такао кивает. Они вновь присоединяются к своему отряду, помогая добить оставшихся ёкаев.       Такао едва стоит на ногах, но мысль «жива» вселяет в него второе дыхание, позволяя бить огнём снова и снова. Самураи императора не знают, как драться с óни или рэйки, пытаются взять силой и численным превосходством. Это не помогает, и они погибают один за другим. Часть противников сбегает, остальных рубят на куски.       От ворот доносится шум — воины Савады захватывают дворец. Такао тихо обращается к Кадзу:       — Позаботься о Мэй. Мы поищем гостей из Нараки.       Кадзу дергает щекой и кивает. Такао находит Масамунэ, и вместе они покидают поле боя. Следующие несколько суток они проводят без сна и почти без передышек — нужно добить всех, кто сражался с ними в саду ирисов. Контракт, вернее, выполненную его часть, они не обсуждают.