Уэнсдей-терапия

Max Richter - Richter: Organum

Ксавье шёл к художественному магазинчику, сжимая-разжимая кулаки. Душа Уэнсдей была права в том, что сама Уэнсдей, похоже, готова предпринять любые меры, чтобы уничтожить всё хорошее в себе. Только никакая это не душа, а древний демон, который уже закончил оплетать Ксавье нитями кукловода. Но настоящая правда, как ни прискорбно, стояла за Уэнсдей: он совсем забыл, кто она такая. Забыл, что она полна чувств, что в их последнюю встречу в Неверморе она ему слабо улыбнулась, как бы намекая: «Я твой друг, Ксавье, и я благодарна тебе за терпение». Все эти воспоминания стёрлись, заменённые на ненависть и презрение. Ксавье не поспевал за сменами своего настроения и, в итоге, действовал, как подросток близкий к истерике: на поводу эмоций, не обдумывая последствия. Их встреча закончилась настолько быстро, что он даже не был уверен в действительности произошедшего. Ещё недавнее желание быть для Уэнсдей другом обратилось в прах. Во всех её действиях он теперь видел только одно: отвращение ко всему человеческому, к доброму. В голове голос Лилит нашёптывал в искусственном страхе: «Я могу исчезнуть, мне страшно». И этот голос сейчас подгонял Ксавье, вынуждая ускорить шаг чуть ли не до бега, чтобы успеть купить в магазине новые холсты до того, как случится непоправимое. Обратно он вернулся только к позднему вечеру. Путь из Джерико до ближайшей остановки к его дому на автобусе занимал около часа. Остановка находилась как раз у той заправки, где Ксавье закупался продуктами. Дорога через лес тянулась ещё на три километра. Проделав весь этот путь снова на голодный желудок, у Ксавье не оставалось сил на то, чтобы попытаться нарисовать Уэнсдей. Он надеялся увидеть её во сне. Как только его голова коснулась подушки, он провалился в тёмную бездну, где не было никаких встреч на балконе. Вторую ночь подряд Лилит выжидала, когда Ксавье дойдёт до нужной ей степени отчаяния. Утром он проснулся с ощущением, что этот солнечный свет ему ненавистен. Он будто вытаскивал тонущего Ксавье за шкирку, как уверенный в своём деле спасатель. Но Ксавье хотелось уйти на дно. Не зря спасение утопающих — дело рук самих утопающих. В этот день он завесил дома все шторы, в надежде, что это поможет ему продлить сон, а, значит, повысить вероятность скорейшей встречи с душой Уэнсдей. Но Лилит не появилась и в третью ночь. В пятый день без снов от Ксавье осталась только внешность, да и та уже походила на образ бездомного, который сбежал из психушки. Он призраком бродил по дому, не выходя на улицу. Дни тянулись так медленно, что он перестал следить за часами. Рассвет снаружи или закат — он не знал. Ему было глубоко насрать. Половина продуктов в холодильнике стухла, Ксавье сгребал их в отдельную кучу, даже не выбрасывая, и ел в основном то, что не требовало приготовления: консервы, закатки, остатки сосисок, изредка развлекая себя йогуртом. Это помогало ему не терять вес до критической точки. Хватало на то, чтобы поддерживать критическую планку. В распорядок дня Ксавье входил тяжёлый подъём, когда ему казалось, что ещё одна такая ночь — и он просто накроет своё лицо подушкой. Не вставая с кровати он тянулся за телефоном, чтобы бездумно листать новости или включать любое видео на фон, пока тело набиралось сил, чтобы суметь добраться до кухни. Забросив в рот две ложки открытой тушёнки, Ксавье возвращался в постель, снова утыкаясь мутным взглядом в экран. Вечером процедура поглощения еды повторялась с фразой: — Вот и заморили червячка, друг. Но в пятый день он ещё добавил: — Ты прости меня, но мне кажется я скоро перестану с тобой разговаривать. Сил совсем нет. Так Ксавье и провёл эти дни, общаясь только со своим желудком, который уже даже не отвечал урчанием в ответ. Сил действительно оставалось мало. Но Лилит, наконец, готовилась снова выйти на сцену, чтобы разыграть перед Ксавье драму, которая могла стоить им обоим жизни. Распорядок шестого дня ничем не отличался от всех предыдущих, только организм Ксавье, похоже ощущающий приближение конца, начинал подавать экстренные сигналы своему хозяину. В доме по-прежнему был мрак, слегка смягчаемый слабыми проблесками света, пробивающегося через участки, где заканчивались шторы. Ксавье, сгорбившись, сидел на стуле перед холстом посреди комнаты. Он даже сходил в душ с утра, потому что окутывающий его аромат уже начинал походить на что-то нездоровое. Страдания по Уэнсдей слегка ослабли, позволяя ему позаботиться о себе больше, чем прежде. Завтрак он также приготовил более объёмный, хотя смог съесть только половину, так как желудок уже не мог вмещать в себя порцию здорового человека. Мысль нарисовать Уэнсдей никогда не покидала Ксавье, просто он слишком уповал на сон, ведь там они хотя бы могли поговорить. Но теперь, подозревая, что она могла вообще больше никогда не прийти к нему, он готов был рискнуть и прибегнуть к принуждению. Трясущиеся руки макали кисти в краску и старались выводить ровные линии на холсте, но неоткуда больше было брать необходимую энергию, даже плотно покушав перед этим. Ксавье загнал себя в состояние глубокой депрессии, где уже само сознание не выпускало его из состояния немощи. Силуэт Уэнсдей получался кривым и неуверенным, будто он видел её под толщей воды, покрытой рябью. Закончив попытки сделать её лицо красивым, он устало бросил кисточки на пол и, даже не поднимая рук, дёрнул пальцами в направлении картины. Подобие Уэнсдей пошевелилось, словно деревянная кукла. Тело неуклюже вылезало из границ холста, а лицо сохраняло отстранённое выражение, будто Ксавье создал восковую скульптуру, а не ту девушку, по которой тосковало его сердце. — Уэнсдей, это ведь ты? — он никогда не называл её «Аддамс», как ту, которая уже мысленно умерла в его сознании. Ожившая «кукла» тупо стояла перед ним, глядя куда-то в стену. Никакой реакции на его вопрос. — Наверное, я что-то нарисовал неправильно. Подожди, сейчас доделаем. Ксавье поднял с пола кисточку, макнул её в чёрную краску и провёл по губам подобия Уэнсдей, пытаясь вывести улыбку. Вышла какая-то дерьмовая мазня. Его это рассмешило дурным смехом, похожим ни то на всхлипы, ни то на заикание. — Господи, пиздец! Если я зашёл так далеко, что будет следующим? Нарисую родителей и познакомлю с ней? Ха-ха! А потом у нас будет полный дом бумажных друзей! Уэнсдей, милая, принеси мне спички, я сожгу тебя. Девушка осталась неподвижной. Ксавье злобно фыркнул, уходя на кухню. Рядом с газовой плитой лежали длинные зажигалки. Он схватил одну из них, возвращаясь в комнату. — Пошла нахуй, — и маленький огонёк загорелся прямо на кончике правой косички. Дойдя до безликого лица, он осветил пустые глаза, в которых не читалось вообще ничего, и Ксавье подул на неё, от чего огонь погас, а фигура, похожая на Уэнсдей, осыпалась на пол пылью от угля. Он опустился на кровать, в которой уже образовалось углубление от его тела. Руки, опирающиеся о костлявые колени, болтались между ног. — Если эта ночь будет такой же, как предыдущие, я этого больше не вынесу. Какой во всём этом смысл? Я так больше не хочу. Мне так нужна помощь… И он завалился на бок, проваливаясь в сон, который принёс ему спасение. Если это можно было так назвать. — Ксавье! Ксавье, ты слышишь меня?! Пожалуйста, очнись! Быстрее! Лилит орала, схваченная лохматой рукой громадного чудовища. Ксавье, не понимая, что происходит и не веря, что это всё взаправду, распахнул глаза на другой стороне. Он лежал посреди каменного балкона, а напротив, за его границей, тело Уэнсдей болталось в руке гиганта. — Ксавье, лук! Справа от тебя, пожалуйста, целься в глаз и побыстрее! Я прошу тебя! Времени размышлять не было, он потом успеет обо всём подумать. Увидев лежащее рядом оружие, он быстро схватил его, наводя оттянутую тетивой стрелу аккурат в глазное яблоко монстра. Пальцы легко отпустили тонкую нить, со свистом провожая неизбежную смерть гиганта. Раздался оглушительный рёв, пальцы, сжимающие Уэнсдей, разошлись в стороны, и она упала в метре от Ксавье. Чудовище ещё несколько секунд шаталось из стороны в сторону, после чего с грохотом свалилось во тьму у подножия каменной башни. Ксавье подбежал к съёжившейся фигурке, крепко обнимая её. — Почему ты не позвала меня раньше. Скажи, почему ты заставила меня так долго ждать?! — его шёпот перешёл на крик. — Прости меня, прости. Я боялась, что ты не справишься с этими монстрами, я хотела подготовить тебя, даже достала оружие! Но Уэнсдей явно что-то чувствовала, и этот ублюдок появился из ниоткуда. Я так счастлива, что ты спишь в это время, иначе я бы так и не смогла позвать тебя на помощь, — Лилит обхватила его шею руками, поглаживая мягкие длинные волосы. — Пожалуйста, не оставляй меня больше никогда. Я был в аду! Если бы ты не явилась ко мне сейчас, я бы вряд ли смог проснуться завтра. Но теперь я точно знаю, что делать. Я не оставлю тебя, Уэнсдей, даже не пытайся меня выгнать. Я проснусь, приведу себя в порядок и после этого больше никогда тебя не оставлю. Ксавье шептал это всё ей в ухо, как умалишённый, покачиваясь вперёд-назад. В голове выстраивался чёткий план действий, который на все сто процентов соответствовал плану Лилит, из-за чего она дьявольски улыбалась, утопая в его объятиях. Второй шаг был совершён. Она позволила себе расслабиться в этих прекрасных творческих руках, ведь третий шаг за неё собирался сделать уже сам Ксавье.