Уэнсдей-терапия

— Ёбаная сука… Ёбаная сука! Почему же так плохо?! Что я сделал, чтобы всё это чувствовать? Ксавье сидел на кровати, свесив голову, и перебирал спутанные пряди волос между пальцами. На улице светало, но ему не было никакого дела до того, что происходило вокруг. Весь спектр эмоций бушевал внутри. В особо тяжёлые моменты осознания своей никчёмности он начинал тянуть волосы сильнее, будто желая выдрать их с корнем. Но это всего лишь являлось способом замены одного вида боли на другую — физическую. Ксавье никак не мог понять, почему не может остановиться рыдать. За всю жизнь он мог сильно злиться, орать, бросаться вещами, вымещать накопленное внутри любым способом, кроме слёз. Он был из тех, кто считал, что настоящие парни не плачут. Когда Уэнсдей подкинула в его мастерскую лживые улики, после чего его связали цепями, как псину, и держали в клетке, он был в ярости. И, одновременно, с разбитым сердцем, ведь казалось, что их общение только начинало снова налаживаться. Но все эти эмоции быстро прошли, заменяясь полным безразличием. Сейчас же он был близок к паническому шоку из-за своего состояния. Душа Уэнсдей была в опасности, но, при этом, не позволяла помочь ей. Ещё и снова выкинула его из своего сна — единственного места, где он чувствовал себя полноценно счастливым человеком. Что если за время его отсутствия Уэнсдей в реальности натворит ещё больших бед? Ксавье старался не представлять себе будущее, где, засыпая, он будет видеть пустые бессмысленные сны, а его встречи с ней на балконе навсегда останутся в прошлом. Этого его сердце могло не выдержать. Когда рыдания поутихли, психика перешла в режим блокировки любых эмоций, чтобы не дать своему хозяину сойти с ума окончательно. Он, наконец, отпустил волосы, которые оставили красные полоски на пальцах. В ушах шумело от подскочившего давления, но больше его удивил звук ниже: урчание живота. — Почему бы тебе не заткнуться, мистер Вечно Голодный Желудок? Как же меня всё заебало… Ксавье попытался встать с кровати, но перед глазами запестрили чёрно-жёлтые точки. Он мешком рухнул обратно. — Ха-ха, кажется, я скоро вообще отсюда не смогу подняться, — если он не мог поговорить с Уэнсдей, то почему бы не насладиться монологом? Немного отдышавшись, он предпринял новую попытку, увенчавшуюся успехом. Опираясь о стену, будто он дед в последние недели своей жизни, Ксавье медленно поплёлся на кухню. Живот продолжало скручивать от голода. — Уже почти дошли, друг. Что у нас есть вкусненького в холодильнике? К его счастью холодильник был полон выбора, благо вчера Ксавье хватило ума сходить до магазина у заправки. Он схватил сосиски, тут же открывая одну и заталкивая в рот целиком, и хлеб с паштетом. С полки над плитой достал макароны. Одна сосиска — это всего ничего, но учитывая то, что Ксавье похудел на пять килограмм за последние две недели, этого хватило, чтобы почувствовать толику необходимой энергии. Макароны с сосисками отправились в воду, а сам он сел рядом у стола делать себе бутерброды. Голова была пустая, он тихо напевал себе под нос какую-то мелодию. Когда вся еда была готова, Ксавье, чуть не давясь, ел её прямо из кастрюли, закусывая бутербродами. Становилось легче. Он старался фокусировать своё внимание на окружающих предметах: «вот окно, за которым светит раннее солнце; вот моя посуда, из которой я ем; в холодильнике много продуктов, попробую их все перечислить» и т.д. Это спасало его от вспышек мыслей о Уэнсдей. Даже если какая-то незначительная пробегала где-то в дальнем углу его головы, он тут же чувствовал, как тиски сжимают его сердце. Вернувшись в комнату, Ксавье обнаружил, что у него закончились чистые холсты. Тем лучше, раз его возлюбленной захотелось перерыва — будет ей перерыв. Но он знал, что если бы хоть один холст лежал рядом, готовый к использованию, он непременно попытался бы связаться с Уэнсдей. Действительно, прямо как собачка на поводке. Ксавье переключил своё внимание на телефон, который уже несколько дней лежал выключенным. «Надо бы поставить его на зарядку хотя бы…» Он сел на стул у панорамного окна с видом на озеро, постукивая ногой о деревянный паркет, и ждал, когда включится мобильник. Экран приветственно засветился, и Ксавье зашёл в соц. сети. Он по порядку рассматривал новые сообщения, бормоча под нос имена тех, кто ему написал: — Аякс, конечно, переживает. Энид поблагодарила за гостеприимство. Бьянка спрашивает «Всё ли с тобой нормально?» Пф… Уэнсдей согласилась встретиться. Снова Аякс… Стоп, что?! Его сердце, до этого так безутешно пытающееся биться ровно, подпрыгнуло где-то до района горла. Ксавье вскочил со стула, бешеным взглядом уставившись в экран. Пальцы с такой силой сжимали телефон, что, казалось, стекло разойдётся трещинами. Последнее сообщение отправлено 4го июля. Ксавье даже не сразу бы сказал, какой сейчас год, не говоря уже о дате. — Сегодня восьмое число, боже… Пальцы, не слушаясь хозяина, уже набирали: «Давай завтра в Джерико у кафе. Прости, что долго не отвечал. Закончился интернет. Ты ведь ещё не передумала?» Это был его шанс увидеться с настоящей Уэнсдей спустя долгих 38 дней с их последней встречи. Если не считать тех, где он кувыркался с её душой. И если она сейчас не пошлёт его подальше к чёрту. Но главной целью встречи, конечно же, было острое желание разобраться, почему она игнорирует свою человечность, как может так издеваться над невинным существом, которое жило внутри неё. Ксавье не знал, что чувствовать: радость, гнев, боль, надежду или волнение. Он выбрал чувствовать всё сразу. Уэнсдей увидела сообщение от Ксавье спустя три минуты: после того, как закончила чистить зубы и заплетать косички. На короткое мгновение её сердечко тоже резко подпрыгнуло, не так высоко, как у Ксавье, но уверенно выбивая из колеи стабильного состояния. Сны прекратились вместе с видениями, ведь больше ничего не могло провоцировать на это. Когда Аддамс увидела, что её сообщения остаются непрочитанными, то не особо удивилась, но напряглась, озабоченная догадками, что именно послужило причиной: Ксавье погряз в своих плотских утехах с самозванкой или окончательно выжил из ума? Так или иначе, она не могла узнать правду, хотя Энид начинала ежедневно просить её поехать вместе с ней к домику Ксавье, чтобы убедиться, что тот вообще жив. Но Уэнсдей оставалась непреклонна, скрывая от всех то, что ей страшно. Всю жизнь она скрывала свои чувства. Что бы ни происходило внутри неё, она неизменно сохраняла внешнее спокойствие. Ни один человек не мог подобраться к ней близко, не ужалившись. Все считали еë бездушной сучкой, которая много о себе возомнила. Она поняла, что это бросает людям вызов: кто же растопит сердце Аддамс и заберёт себе? Романтично для всех, опасно для неё. Она в красках представляла, как кто-то завладевает её главным органом и сжирает на десерт. Буквально. Поэтому, факт того, что к ней всё равно особо не приближались, только успокаивал. Ведь так она была в безопасности. Особенно после произошедшего с Тайлером. Но Ксавье, сам лично даже не применяя никаких усилий, казалось пробивался через её блоки. Перед глазами Уэнсдей постоянно проплывали образы из видений, заставляя низ живота стягиваться в тугой узел. Что, если бы это действительно была она? Там, на его коленках, позволяет ему рисовать на своём теле и сжимать бёдра. Даже самые огнеупорные прутья, за которыми билось её сердце, начинали плавиться от этих мыслей. «В 14:00 у кафе, без опозданий. Мне не нравится долго ждать.» На следующий день

I Monster — Who Is She?

Ксавье заметил её тонкую фигурку, переходящую через дорогу. Она была ещё где-то в десяти метрах, но этого хватило, чтобы волнение развилось до уровня «опасно для жизни». Руки вспотели, глазные яблоки пульсировали вместе с грохочущим сердцем. «Пережить бы ещё эту встречу». Уэнсдей видела, как он стоит у кафе, где она поцеловала Тайлера, и её накрыли странные воспоминания. Она уже позволила одному человеку проникнуть глубже, чем позволено многим, но при виде Ксавье она хотела, чтобы он попробовал зайти ещё дальше, только с ней, а не с той грёбаной лживой старухой. «Ты сходишь с ума, Аддамс, а эта встреча сведёт тебя в могилу». — Давно не виделись, Аддамс. — Здравствуй, Ксавье. Они пожали друг другу руки, каждый испытывая разные ощущения. Он думал о той, кто сидел внутри неё, вспоминая тепло её рук. На удивление, руки Уэнсдей оказались теплее. Она думала, как его ладонь скользила по груди своей копии, из-за чего её пожатие оказалось чуть грубее рассчитанного. И немного дольше. — Если ты не против, я бы хотел уйти на кладбище, там поспокойнее и нет лишних глаз. — Ты сам знаешь, что это моё место, не пытайся мне завуалированно угодить. — Нет, правда. Я не хочу находиться в центре города даже спустя месяц после событий в Неверморе. Пошли. И они ушли по направление к кладбищу, проходя мимо искорёженной статуи Крекстоуна. Перед встречей Ксавье был уверен, что вывалит на Уэнсдей все накопившиеся вопросы сразу, но, видя её спустя столько времени, он не смог воспроизвести запланированные чувства. По сравнению с той, кто ждал его во снах, она казалась более чёткой, каждое её движение вызывало ностальгию: будто сейчас они выехали из академии, чтобы прогуляться, пока их никто не засёк. Между ними нет пропасти, в которой кишат тайны, они просто встретились здесь, чтобы позлить директора. Но нет больше ни директора Уимс, ни их прежнего времени в Неверморе. — О чём ты хотел со мной поговорить, Ксавье? Мы можем долго ходить молча среди могил, но это быстро наскучит. — Для чего ты сейчас подбираешь этот идиотский тон? Здесь никого нет, не перед кем красоваться своей холодностью. Те, кто под землёй, скорее усмехнутся твоим потугам. А меня это уже давно не впечатляет. Теперь это было больше похоже на то, чего он ожидал. Ни радости встрече, ни «Как у тебя дела, Ксавье?», только запущенная стадия похуизма. Ксавье начинал злиться, ведь именно в этот момент её невинная душа могла страдать под напором окружающих её монстров. — Я ничего не подбираю. Ты, видимо, забыл за это время, кто я такая. — Уж простите, не было желания вспоминать колкие обвинения и надменность. — Мне показалось или мы разошлись на хорошей ноте? Зачем ты предложил встретиться, если имеешь такое мнение обо мне? — Ты сама решила задать такой тон диалогу. Они шли достаточно близко друг к другу из-за узкой тропинки между могилами. Он мог чувствовать, как иногда их плечи бились друг о друга. — Тогда, если ты так считаешь, вместо того, чтобы тратить моё время, лучше бы оставался в своём доме, занимаясь только дьяволу известными делами. Эта встреча не приносит никакого удовольствия. — Что ты сказала? Уэнсдей не успела отреагировать. Ксавье разъярённым зверем накинулся на её тело, придавливая к чьему-то хлипкому памятнику. Рука сдавила шею, а его лицо было так близко, что она видела, как в его зрачках пляшут безумные бесы. — Ты в край ахуела со своим поведением, Аддамс, — Он направил на неё свой указательный палец. — Думаешь, что тебе всё сойдёт с рук, раз ты такая неприступная и любого испепелишь своим взглядом, а? Не смотри на меня, как испуганная овечка, я уже сыт по горло этим лицемерием. Ты омерзительна, задумайся над этим! Ксавье отпрянул от неё, тяжело дыша. Вся эта встреча стала быть похожей на злую шутку. Изначально плохая идея. Он должен вернуться и как можно быстрее пытаться спасти ту, кому грозила опасность. — Я нагулялся, спасибо. До свидания, Аддамс, — и он скрылся среди надгробий. Уэнсдей хотелось разбить здесь всё, но уважение к мёртвым не позволяло. Только когда пальцы Ксавье обхватили её шею железной хваткой, она заметила, насколько острым стало его лицо. Болезненные круги под глазами начинали впадать сильнее обычного. Он бросался в неё этими оскорблениями, будто иглами, а она думала только о сохранении невозмутимого лица, чтобы он ни в коем случае не догадался о том, что ей больно. Чертовски больно. И по-прежнему страшно за него. Уэнсдей так и не смогла выдавить из себя интересующие её вопросы. Каждый раз, когда она готова была спросить: «Кто такая Лилит? И почему она принимает мой облик, когда готовится встретиться с тобой?», она тут же вспоминала их с Ксавье вместе, ей становилось неловко и стыдно. Что вообще с ней происходило? Куда делись не покидающие её уверенность и упёртость. Уэнсдей чувствовала, что это осуществление того самого страха, где Ксавье — тот самый человек, кто сожрёт её сердце на десерт. Очевидно, Ксавье руководило безумие, цепкие пальцы этой грёбаной лживой старухи вцепились в него, словно пиявки, и качали из него последние силы. Что она могла сделать? Всю жизнь она руководствовалась одним правилом: держать всё в себе, никого не подпускать, ближе одного метра — опасность. А сейчас между ними были несчастные пара сантиметров, его рука покоилась на её шее, но совсем не так, как в своих мечтах представляла Уэнсдей. Всё самое лучшее себе забрала проклятая демоница, оставив ей обозлённого безумца. Аддамс отошла от покосившегося надгробия только когда спина Ксавье окончательно пропала из виду. Ещё некоторое время ей пришлось бродить от могилы к могиле, чтобы увеличить расстояние между ними двумя. Последнее, чего ей сейчас хотелось — это случайно столкнуться с ним в городе. Наконец, решив, что времени прошло достаточно, она направилась к выходу, желая поскорее покинуть это место и вернуться к Энид. Кто бы мог подумать? Внутри неё бушевал ураган, но снаружи лицо Уэнсдей оставалось невозмутимым.