Страшно, очень страшно

      Никаких грузовиков (ни с пряниками, ни без) по пути в город им так и не встретилось. Похоже, Смерть предпочитала действовать строго по плану.       Что ж, вот, вам, мисс Аддамс, задачка со звездочкой, всё как вы любите. Где-то на промежутке между пунктами Д и Н, в дождь, синяя машина столкнется с розовым грузовиком. В котором часу это произойдет, если сейчас на небе ни облачка?       Формул для решения таких задач нет. Не придумали ещё.       Придётся хорошенько поломать голову. В тишине и одиночестве, безо всяких раздражителей.       — Остановите вон там, — Синклер ткнула пальцем в один из магазинчиков с одеждой. — Идти со мной не надо, иначе сюрприза не получится, — она выпорхнула из машины, помахала: — Я ненадолго.       Тишина и одиночество откладывались. И, более того, теперь Уэнсдэй приговорена к обществу Уимс. Туманное «ненадолго» могло означать как двадцать минут, так и все два часа.       Двадцать минут — ладно. Как-нибудь переживет. Но два часа?! Быть может, Смерть всё же не чурается импровизации, и теперь палачом выступит не водитель грузовика, а сама Уэнсдэй? Два часа — это шесть раз по двадцать минут.       Долго.       Достаточно долго для непредумышленного убийства.       — Уэнсдэй, ты уверена, что тебе ничего не нужно? — спросила Уимс, повернувшись к ней.       Вопрос непростой:не то с намеком, не то с подвохом.       — Кофе, тишина и одиночество — всё, что мне нужно, — помедлив, ответила Уэнсдэй.       Кофе, тишина, одиночество и никаких вопросов с двойным дном.       Она вышла из машины. До «Флюгера» недалеко, можно и пешком дойти.       К тому же есть шанс, что Уимс по дороге потеряется: заглянет в какой-нибудь магазин, начнет блуждать по его лабиринтам, примерять тряпку за тряпкой, безделушку за безделушкой, и кто знает, быть может, повстречает голодного Минотавра.       Не потерялась. Вопреки надеждам, она не польстилась ни на один из магазинов. Шла следом. Как почетный караул... или как не менее почетный конвой.       Во «Флюгер» Уэнсдэй зашла под аккомпанемент разлетевшихся по полу кофейных зерен. По-идиотски разулыбавшийся Тайлер Галпин выронил большой блестящий пакет, едва заметив её на пороге.       — Уэнсдэй, эм... привет... Ты одна тут?       Она оглянулась. Почётный караульно-конвойный отвлекся на разговор с какой-то дамочкой.       — Хотелось бы, но нет. С надзирателем.       Галпин бросил взгляд поверх её плеча:       — А... Ты с мисс Уимс. Вы тут по делу или?..       Возмутительно бестолковый вопрос.       Как будто бы их с мисс Уимс может связывать какое-то там «или»!       Возмутительно бестолковый вопрос требует ответа под стать:       — У нас свидание... или что-то вроде. Сначала мисс Уимс расщедрится на чашку кофе, а потом повезет меня в гостиницу. Я считаю, что стою больше, но кто я такая, чтобы спорить с директрисой, верно?       Удивление сделало с Тайлером Галпином практически невозможное — он стал выглядеть ещё глупее, чем обычно.       — Эм... Ты же шутишь, да?.. Ха-ха... наверное...       — Да, она говорила, что мне никто не поверит...       Закончив недолгий разговор, Уимс переступила порог кафе. Зашагала прямо по рассыпанным кофейным зернам. Уэнсдэй могла поклясться, что слышит их предсмертный хруст под острыми каблуками.       — Уже заказала? — ладонь легла ей на плечо, мягко сжала. — Можешь взять ещё мороженого, считай это компенсацией.       И приторная улыбка, и своевольная рука, и слова — всё делало ситуацию даже не двусмысленной, а вполне однозначной. У короткой, в один акт, шутки появилось продолжение. И судя по взгляду Галпина — многообещающее.       — Почему мистер Галпин так на меня смотрел? — спросила Уимс, когда они сели за столик у окна.       — Как? — тоном невинным, самым невинным из всех возможных, поинтересовалась Уэнсдэй.       — Как на опасную преступницу.       — Вы она и есть. Самая опасная из ныне живущих. И будь я мэром, построила бы для вас изолированную тюрьму на маленьком острове.       Уимс склонила голову к плечу:       — И как часто ты бы меня навещала?       — Я бы вас вообще не навещала. У меня, как у мэра, было бы полно других дел. К чему мне тратить время на какую-то преступницу?       — Почему на какую-то? Ты же сама сказала, что я самая опасная из ныне живущих. Наверняка за мной нужен глаз да глаз. Контроль. Кто знает, вдруг я сбегу в первый же день, а тебе будут докладывать, что всё в порядке? — Уимс подалась вперёд: — Тогда весь город будет в опасности, но это полбеды. Главное, в опасности будете вы, мэр Аддамс.       Окно, столик, стены кафе — всё вдруг как-то потускнело, превратилось в серый фон.       Остались только они.       Вдвоем в туманном мареве.       Глаза Уимс больше не казались лужами, нет.       Её глаза — сталь острейшего из клинков.       Не трогай, девочка, поранишься.       Уэнсдэй зачарованно потянулась ближе:       — И что бы вы сделали?       Уимс улыбнулась. Мечтательно, многообещающе:       — Для начала — связала бы. Крепко. Поверь мне, вязать узлы я умею.       И Уэнсдэй, недоверчивая и скептичная Уэнсдэй, поверила этому полушепоту.       — ... А потом?       Её голос звучал хрипло и сдавленно, словно один из узлов уже затягивался на шее.       — А потом включила бы ту самую блюзовую радиостанцию. Или, возможно, всего одну песню.       Знала, несомненно, эта женщина знала толк в пытках.       — Я бы пела, пока не охрипла. Наутро вас, мисс Аддамс, нашли бы мертвой.       — Мертвой бы меня нашли уже через десять минут, — хмыкнула Уэнсдэй. Побарабанила пальцами по столу. — Что ж, пожалуй, вас всё же стоит навещать. Скажем, раз в месяц.       — Четыре раза в месяц. По пятницам. Постройте мне двухэтажный особняк на скале, и мой голос, как и чек на избирательную кампанию, у вас в кармане.       В их туманном мареве Тайлеру Галпину было просто неоткуда взяться, но всё же вот он. Бесцеремонно вторгся, с глухим стуком поставив перед Уэнсдэй чашку кофе. Его руки слегка подрагивали. И едва ли страха.       Вторая чашка так и осталась стоять на подносе, угрожающе позвякивая.       Что Галпин собрался сделать?       Вылить кофе мисс Уимс на голову?       Уэнсдэй в красках представила потеки черных капель на припудренном лице, гущу в пепельных волосах. Картина сладкая, такая же сладкая, как и кофе в чашке на подносе.       В конце концов, сахар не такое уж и зло.       Она едва заметно кивнула.       Фас, пёсик, фас.       Но не решился.       Галпин не решился.       Его смелости хватило лишь на то, чтобы небрежно поставить чашку на стол да поскрежетать зубами.       «Какое разочарование» — могла бы сказать Уэнсдэй, если бы была хоть капельку очарована Тайлером Галпином.       Он отошел на каких-то несколько шагов и вернулся. С подносом, прижатым к груди, словно щит. С жаждой убивать в глазах. Персей готовый отрубить голову Медузе Горгоне, не иначе.       — Знаете что? Это уже слишком! Я понимаю, вы там в этой своей школе все сплошь из себя не такие, но это... это...       Уимс лениво повернула к нему голову:       — Мистер Галпин, не могли бы вы изъясняться понятнее?       — Понятнее? Ладно, хорошо.       Он швырнул поднос на стол. Уэнсдэй торопливо подняла свою чашку, спасая от неминуемого столкновения — ей хотелось сполна насладиться грядущим представлением, потягивая крепкий кофе.       — Я расскажу отцу, и вас посадят, — Галпин навис над мисс Уимс. — И уж поверьте мне, посадят надолго! И больше вы не сможете ни одну ученицу принуждать к такому... К такому!       Уимс недоуменно моргнула, посмотрела на Галпина снизу-вверх:       — К какому такому? Боюсь, я вас не понимаю... — она повернулась к Уэнсдэй: — Ты не знаешь, что мистер Галпин имеет в виду?       Уэнсдэй пожала плечами.       — Что я имею в виду? Что я имею в виду?! Я имею в виду все те мерзости, которыми вы занимаетесь со своими...       — Какие мерзо... — Уимс нахмурилась, бросила внимательный взгляд на Уэнсдэй, хмыкнула. — Ах, вот оно что! Мерзости, значит...       Она улыбнулась.       И эта улыбка не имела ничего общего с приторностью и сахаром.       Эта улыбка обещала грозы, бури и шторма.       Уимс поднялась. Медленно. Словно давала шанс на отступление.       Галпин, к его чести, отступать не собирался, но выглядел маленьким и жалким. И дело было не в росте.       Уимс сделала шаг к нему, он отошел на два.       Она надвигалась на него, как надвигается цунами на беззащитный город.       Уэнсдэй сделала маленький глоток кофе. Что ж, этот день не так уж и плох.       — Мистер Галпин, кто я, по-вашему? — снисходительно спросила Уимс.       — Эм... Директриса? — Галпин отвел взгляд, залепетал: — Уэнсдэй сказала, что вы... — он замялся, опустил голову.       — И что же сказала Уэнсдэй?       Беды не миновать.       Цунами вот-вот накроет город.       Галпин не мог заставить себя произнести услышанное.       Кишка тонка.       Уэнсдэй аккуратно поставила чашку на стол:       — Она сказала, что, вы, мисс Уимс, сначала расщедритесь на чашку кофе, а потом повезете её в гостиницу. Она, конечно, полагает, что стоит больше, но кто она такая, чтобы спорить с вами, верно?       Вот-вот цунами сменит курс.       Уэнсдэй замерла в предвкушении.       Небрежным жестом Уимс отослала Галпина прочь.       Повернувшись, оперлась ладонью о стол. Наклонилась:       — Для свидания со мной, мисс Аддамс, вы слишком молоды.       Уэнсдэй не могла, никак не могла, оставить этот выпад без ответа.       — Молодость партнерши во все времена была исключительно преимуществом, но никак не недостатком.       Уимс улыбнулась. Так улыбается лучник, точно зная, что пущенная им стрела попадет в цель.       — Молодость, мисс Аддамс, возможно. Неопытность — едва ли.       Стрела со свистом пролетела мимо?..       Нет.       Всё же задела.       Оцарапала.       Уэнсдэй приподнялась:       — Осторожнее, мисс Уимс, Тайлер Галпин по-прежнему за вашей спиной. Достаточно будет одного моего кивка, и он позвонит отцу. Шериф вас не любит, правда? Он и разбираться не станет. Скрутит, закует в наручники. А я и слова не скажу в вашу защиту.       — Вам настолько хочется увидеть меня в наручниках?       — Это единственные браслеты, которые вам подходят.       Всё.       Точка.       Уэнсдэй села обратно.       Последнее слово осталось за ней.       Покачав головой, Уимс взяла поднос и повернулась к Галпину:       — Принесите мне сердце.       — Сердце?       Сердце?       Эта женщина умеет удивлять.       — Сердце, мистер Галпин. Что здесь сложного? Найдите девчонку посмазливей, вырвите сердце и принесите мне.       Галпин побледнел. Бросил взгляд на Уэнсдэй.       — Нет, мистер Галпин, не эту. Этой я вырву сердце сама, — Уимс улыбнулась. Тонко и кровожадно.       Быть может, у неё в роду нашлось место не только сиренам, но и парочке вампиров?       Голыми руками невозможно вырвать сердце — Уэнсдэй знала это, но сейчас ей казалось, что можно, и Уимс, в свободное от работы время, только тем и занимается, что вырывает сердца, как иные вырывают сорняки у себя в саду.       Руки Уимс не были свободно опущены вдоль тела, нет, Уэнсдэй могла поклясться, что они уже подбираются к ней. И вот— вот острые ногти прочертят след: от правого плеча к рёбрам. А потом сильные пальцы, безо всяких инструментов, проткнут кожу, сломают рёбра и доберутся до сердца.       — Мистер Галпин, не валяйте дурака и не делайте из меня монстра большего, чем я есть на самом деле. Я говорю о пирожном «Черное сердце».       Несмотря на то, что речь шла всего лишь о пирожном, разыгравшееся воображение Уэнсдэй не собиралось сдаваться и рисовало сердце настоящее: черное, живое, отчаянно бьющееся.       Когда Галпин принес бисквит в форме того, что романтичным идиотам представляется сердцем, она разочарованно вздохнула.       — Вот то, что может исправить даже самый дрянной день, — Уимс ловко отделила ложкой маленький кусочек и отправила в рот.       Прикрыла глаза от удовольствия.       Что-то, какая-то неведомая сила, не позволила взять и отвернуться к окну. Уэнсдэй смотрела, во все глаза смотрела: на то, как блестящая ложка безжалостно отделяет кусочек за кусочком; на рот в недрах которого исчезает бедное «черное сердце»; на то, как прикрываются густо накрашенными ресницами глаза.       Она сидела, не зная, куда себя деть.       Глупое тело вело себя странно. Ему было не то жарко, не то холодно. А сердце, её черное сердце, отзывалось тупой ноющей болью, словно это его делили на мелкие кусочки и с наслаждением поедали.       — Хочешь попробовать? — предложила Уимс.       — Я не ем сладкое. Оно слишком... сладкое, — Уэнсдэй отвернулась к окну, чтобы не видеть распотрошенное «Черное сердце».       — А, может быть, ты просто боишься?       — Боюсь? Чего? — Уэнсдэй бросила на неё короткий взгляд.       — Того, что тебе понравится. Так бывает, Уэнсдэй, особенно в юности. Думаешь, что знаешь себя, а потом вдруг в твоей жизни появляется что-то или кто-то, кто совершенно точно не должен привлекать, но привлекает. И в этом нет ничего страшного. Просто нужно решиться, позволить этому чувству быть и превратиться во что-нибудь... Понимаешь меня?       Удивила. Эта женщина снова удивила.       Уэнсдэй медленно повернула голову от окна:       —... Мы ведь сейчас не о пирожном?       — Не о пирожном.       — Не знаю, что меня поражает больше. То, что, вы, в самом деле, намекаете на подобное или то, что вас больше не смущает моя неопытность.       — Что? Нет! Уэнсдэй, я не о себе! Я об Энид. Ты ведь ради неё поехала в город, так?       Уэнсдэй резко склонилась над чашкой, глядя на своё темное отражение. Собственная сконфуженная физиономия её интересовала мало, в отличие от возможности прямо сейчас занырнуть на самое дно и раствориться в кофейном небытии.       Сделать всё, что угодно, лишь бы не ощущать на себе этот пристальный и насмешливый взгляд.       Сделать всё, что угодно, лишь бы избежать удушающего, в очень-очень плохом смысле, стыда.       Чушь какая! Как будто её волнует, что думает о ней Уимс... или всё же волнует?..       — В этом нет ничего страшного. Тебе всего шестнадцать, это пора открытий. Уверена, твои чувства взаимны, иначе Энид не старалась бы тебя задеть.       — Так вы ещё и купидоном подрабатываете?       — На полставки. Просто... не знаю... возможно, я вижу в тебе себя. Мне в твоём возрасте не помешал бы совет. Не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки и лишала себя шанса на счастье. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь» — я считала это глупостью, но теперь — нет. Потому что в своё время, не сделав шага в неизвестность, вынуждена гадать, что было бы, если бы... — она вздохнула.       Уимс не улыбалась. В кой-то веки. Смотрела серьезно, уголки губ опущены.       Сейчас она выглядела старше лет на пятнадцать.       Она выглядела настоящей. Словно под слоем современной бессмысленной мазни обнаружилась выцветшая, никому не известная работа Да Винчи.       О ком и о чём сожалеет женщина добившаяся всего?       Уэнсдэй обнаружила себя размышляющей об этом дольше, чем следовало бы. И размышления её сопровождались чувством, смутно похожим на зависть к тому, кто смог нанести Уимс столь глубокую рану.       — Уверена, что не хочешь попробовать? — Уимс подтолкнула к ней тарелку с бисквитом.       — Я не ем сладкое, я же сказала. И я не боюсь. Я ничего не боюсь.       — Ну, разумеется, не боишься.       И этого хватило.       Мягкого тона, на кончике ножа приправленного беззлобной насмешкой, хватило, чтобы девочка с каменным сердцем поддалась. Брезгливо, двумя пальцами, она схватила маленький кусочек. Отправила в рот.       Сладко, очень сладко.       Торопливо запив пирожное кофе, Уэнсдэй оттолкнула от себя тарелку:       — Если меня стошнит, виноваты будете вы.       Ей не понравилось, нисколько не понравилось приторное «Черное сердце» и всё же, отчего-то, она по-прежнему не могла перестать смотреть, как Уимс ест.       — Тебе всё-таки понравилось, и ты хочешь ещё?       — Нет, жду, когда вы подавитесь.       Уимс покачала головой:       — Мерзавка. Маленькая мерзавка.       Уэнсдэй прикрыла довольную улыбку чашкой кофе и отвернулась к окну.       Какая разница, кто именно нанёс Уимс незаживающую рану? Всё уже в прошлом. Сейчас маленькая мерзавка именно она — Уэнсдэй, верно?       Всё так, но!..       Оставалось это маленькое, назойливо жужжащее над ухом «но». Чувство зависти хоть и притупилось, но до конца не исчезло.       А, быть может, это и не зависть вовсе?..       Развить мысль Уэнсдэй не успела. В кафе вбежала растрепанная, с безумно горящими глазами Синклер:       — Нам нужно ехать! Срочно!       Уимс неторопливо доела оставшиеся кусочки пирожного и только тогда спросила:       — Что случилось?       — Аякс! Он пригласил меня на свидание! В семь часов!       Уэнсдэй мельком посмотрела на циферблат наручных часов Уимс. Ещё и четырех нет. До Невермора ехать около получаса. За два с половиной часа всяк можно успеть подготовиться. Впрочем, это же Синклер. Ей и десяти часов не хватит.       Уэнсдэй допила кофе, молча поднялась.       Но из кафе так и не вышла.       Стоило ей ступить на порог, как с безоблачного неба начали падать мелкие капли.       Начинался дождь.       Смерть сделала свой ход.       В скором времени солнце и вовсе исчезнет, небо заволокут тучи — в этом Уэнсдэй не сомневалась.       В скором времени, если ничего не предпринять, на дороге окажутся два трупа.       Она бросила вызов Смерти, да только сможет ли её одолеть?..