Мой город на горе руин

      Марина была в своём стиле и очень много говорила о себе, в том числе о прошедшем дне, о преподавателях в университете, о родителях и о Марсе. Каждый день у неё словно бы что-то происходило, но в то же время все истории сводились к тому, что эти сутки ничем не отличались от предыдущих, и это постоянство её как бы угнетало, но больше скорее радовало, если судить по тому, как она рассказывала, какие подбирала выражения и как при этом лучезарно смотрела. Казалось, серые будни вызывали в ней радость, а желание приключений было скорее неосуществимыми смешными мечтами, входящими как раз-таки в такие любимые будни.       Но в этот раз её активно перебивала Алиса. Стоило только Марине начать увлекаться своим рассказом, как Алиса тут же врывалась в повествование и уводила диалог в какие-то совсем немыслимые дебри. Марина из-за этого злилась — ей требовался покорный тихий слушатель, лишь кивающий и иногда задающий наводящие вопросы. А вот Алиса не хотела ни быть слушающим, ни быть рассказывающим, она металась из стороны в сторону и радовалась этому так по-детски, что Слава зачаровывался, то и дело засматриваясь на её черты лица.       Обе девушки были красивы. Притом, каждая по-разному: их черты лица не сходились ни в чём. У Марины были длинные прямые волосы цвета каштана, модельные губы, выразительные широкие глаза серого цвета с лёгким зелёным оттенком и аккуратный ровный нос. Алиса же по ассоциациям казалась Славе феей-эльфийкой. Она была миниатюрной, с курносым носом, лёгкой улыбкой и тонкими бровями, и только глаза показывали нечто большое, слишком глубокое, завлекая в тёмный-тёмный шоколад, порой задорно поблескивающий от всяких глупостей, не иначе. Да и волосы у неё были пропитаны лёгкостью, не свисали грациозно длинной рекой на лопатки, как у Марины, а прыгали вместе с её лицом, сияя отблеском синего, зелёного, бордового и лилового.       Рядом со славой шли две великолепные дамы, и ему за себя было почти стыдно. Он искренне считал себя не достойным их великолепия и утешал себя только тем, что оделся в кое-то веки достойно (хотя и это его не спасало от собственных мыслей самоуничижения).       — Слав, а если выбирать между мной и Мариной, то с кем бы ты стал встречаться? — схватив Славу за локоть, задорно спросила Алиса, чем сильно смутила идущую по другую сторону от парня Марину.       Слава боялся этого вопроса, но отчасти ожидал его, уже успев изучить характер Алисы, ему только стало немного жаль Марину, явно считающей такую тему слишком личной, а сам вопрос нетактичным.       — А, может, я не хочу ни с одной из вас встречаться? — нашёлся он с ответом.       — Тебе кажется. Или тебе не нравятся девушки, или ты просто слишком серьёзно относишься к отношениям! Это ведь всего лишь хорошее совместное времяпровождение, — беззаботно сказала Алиса, так и не отпустив его руку.       — Это не так! — воскликнула Марина с честным негодованием на лице. — Ты обесцениваешь отношения! Это не просто совместно проведённое время, но и… нечто личное. Это намного больше, чем просто вместе, ну не знаю, гулять. Это ведь и помогать в разные моменты, выслушивать, о будущем совместном думать, понимаешь?       — Не понимаю, — с улыбкой ответила Алиса и потянула Славу на себя. — Ты так же думаешь?       Слава скренился к ней, недовольно выдохнув, чуть ли ни как норовитая лошадь, встряхнул головой и с удовольствием выпрямился, поглубже в карманы убрав ладони.       — Не знаю. Я не думал об отношениях от слова совсем. Не знаю, какие они должны быть. Как у Анны Карениной с Вронским или как у параллельной ветки книги, Лёвин что ли, с его женой. Или вообще как в Мастере и Маргарите с этими полётами, цветами и рукописями…       — Божечки, ты такой забавный! Ты Окси понравишься, отвечаю, — перебила его Алиса, усилив на нём свою хватку. — Всё по книжкам сравниваешь?       — Они показывают чужие отношения, из которых можно вычленить то, что ближе себе, — ответил ей спокойно Слава со смесью умиротворения и сосредоточенности на губах. — Понимаешь, мой отец и мать любили друг друга, я это понимаю по, м-м-м, отношению матери к отцу после всего того, через что они прошли. А мой отец… скажем так, он умер по своей вине и очень сильно перед этим ругался с нами. Но они всё же были довольно долго в браке, очень долго на самом-то деле. И я слышал много историй из их жизни. Перед переездом мама говорила об этом: между ними было что-то такое, светлое, так сказать. Но сейчас она в отношениях с человеком, которого любит явно не так. Совсем, я бы сказал, не так. Паша ещё ни разу не объявлялся, лишь один раз я слышал, как он ей звонил. И я не понимаю ни первых её отношений, ни вторых. Возможно, я ещё не дорос до того этапа или просто не понял всей прелести любви, поэтому обращаюсь к книжкам для обогощения своего опыта. И это я только про школьную программу сказал, а ведь есть ещё французская литература, английская, немецкая и в целом иностранная. У каждого народа в отношения и любовь вкладывается что-то своё, несмотря на некоторое очевидное сходство… В общем, я заболтался. Если коротко, то я уже ответил: не знаю.       Слава повернул голову то к Марине, то к Алисе, проверить, как они отреагировали на его затянутую речь, не утомились ли, но обе девушки его удивили. Марина смотрела куда-то в сторону задумчиво, чуть нахмурив густые брови и едва-едва поджав губы, а Алиса глядела прямо на него в ответ с крышесносной улыбкой, глазами выдавая любопытство и наслаждение от услышанного.       В этих глазах он чудом не тонул, а вполне себе мог, настолько глубокими и поглощающими они ему показались.       — Это очень интересно, — негромко сказала Марина, отмерев, но не перестав смотреть чересчур задумчиво.       — Это забавно, ты прикольный парень, — широко улыбнулась Алиса. — Я теперь ещё больше хочу потаскать тебя по району. Может, и в наше место пойдём. Тебе точно будет нескучно бродить по ночным улицам?       — Это будет скорее захватывающе, — отзеркалив Алису, ответил Слава. — Я в этом районе уже почти все улицы обошёл…       — А я все! Он прикольный, заброшенный, но с людьми и животными, обжитой, а будто бы всеми брошенный. Но есть ещё разная куча всяких других мест! Ты был на заброшках?       — Там же опасно, — отозвалась Марина, смотря на Алису так неодобрительно, будто бы её сейчас позвали прогуляться вечерком по одному из самых криминальных районов города.       — Был, — коротко ответил Слава, выдержав на себе удивлённый взгляд Марины и веселящийся Алисин.       — Чудесно! Ты мне нравишься всё больше и больше, Славик! Значит, и туда смотаемся. Я здесь весь город знаю. Не так хорошо, как какой-нибудь Оксич, ему ж места всякие для порисулек его нужны, но тоже очень хорошо знаю и многое из того, чего он не знает. И тусы классные знаю! Вписочки там всякие разные. Был на вписках?       — Нет, я больше улицу люблю.       — Неее, вот это скучно. Одной улицей сыт не будешь! Надо брать от жизни всё! Но не бойся, я тебя со всем познакомлю, всё покажу! — авторитетно заявила Алиса.       Слава только плечами пожал да кивнул, не желая спорить с ней. В каком-то смысле это ему тоже было интересно, потому что было частью города. И потому что там было много всяких разных людей и веществ, добавляющих красок в жизнь. А краски он очень любит. Только Марина осталась очень недовольная, сжала челюсть и губы, с трудом сдержавшись от протеста. Она принимала, что Слава был не только её и указывать ему не имела никакого права, но в тот самый момент это желание обладать и защитить перелилось в её глазах. Слава это заметил, но проигнорировал.       Они шли дальше, уже намереваясь скоро расходиться. Марс преимущественно стал плестись рядом с ними, отвлекаясь только на знакомство с мимо проходящими сородичами.       — Слушай, — вспомнил вдруг Слава, — Лис, а что ты там про Окси говорила? Почему я ему понравиться должен?       — А? Да он прост тож задротит по книжкам. Мы когда вместе тусим, он читает в свободное время. Курит, пьёт, а вместе с тем читает! — негодовала Алиса. — И книжки у него быстро меняются. Правда, не знаю, что он о них думает, но почитать он явно любит. Вот, и ты тут заливаешь про Каренину там, Мастера какого-то. Я не читала, если честно, ничего из этого, так что вот меня этим не нагружать. Я буду отпираться! А Оксичу мож понравится это.       — Почему «Оксич»? — спросила Марина. — У него имени что ли нет?       — Я хуй его знает, какое у него имя, — разведя руки, ответила Алиса. — Он не говорит. Я ж говорила, он в маске постоянно, в перчатках, в тёмной одежде. Его без маски никто не видел, его голос никто не знает. Кроме разве что Вани, но он пиздеть чужие секретики не будет, а это явно Оксин секрет. Ну а мы привыкли уже, что ли. Не лезем.       — Забавно, — сказал Слава. — Мож, он боится, что его поймают?       — Вероятно, — пожала плечом Алиса. — Дело-то ж незаконное. Но за это не так много и дают, а мы б его не сдали. Ну лан, мож он нам не верит. Обидно! Ну и ладно.       — Или себя не любит, — предположила Марина. — Типа, выглядит некрасиво. Кожа обгорелая или ещё что-нибудь такое.       — Да! Или такое! Да там столько всего напридумывать-то на самом деле можно. Мы с ребятами однажды всю ночь теории разные накидывали. Обкурились и такой бред предлагать стали, закачаешься, — хихикнула Алиса.       Марина хотела что-то ответить ей, явно выразив неприязнь к веществам, но её перебил звонок телефона. Это был её отец, вежливо интересовавшийся, когда она придёт домой и ненавязчиво её туда загоняющий. Марина, закончив с ним общаться, сразу же попрощалась со всеми, пристегнула к поводку Марса и торопливо пошла домой.       Слава же гулял с Алисой до двух ночи по уже знакомым закоулкам. И первой сдалась Алиса, сказав про работу. На прощание она поцеловала его в щёку совсем рядом с уголком губ. И он поплёлся домой, медленно куря и смотря преимущественно в ночное небо. Вокруг царило умиротворение, его не нарушали даже редкие проезжающие машины.       Холод пропитал кожу, забрался в обувь и под куртку, но только не в голову. Слава был рад прошедшему вечеру и совсем не думал о скором подъёме в школу. Он был влюблён в эту атмосферу, в эти улицы, он был влюблён в Алису.       Дома свет был выключен, из комнаты матери доносился едва слышный нежный храп, на кухне громко жужжал холодильник, переодически намертво затихая. В кромешной тьме Слава добрёл до дивана, разделся в два счёта и утонул во сне.       Выплывал неохотно, день в школе прошёл как бы мимо него, зато вечер полностью захватил всё его внимание. Они договорились с Алисой встретиться в шесть часов вечера возле небольшой кафешки в сорока минутах ходьбы от Славиного дома, поэтому он даже домашнюю работу толком не сделал, лишь самую обязательную, но и ту спустя рукава.       Оделся так же, как и прошлым вечером, только с причёской не заморачивался, и взял лёгкие чёрные перчатки. Матери в момент, когда он уходил, дома ещё не было, так что сказать она ничего не смогла.       Теперь по пути не встречалось никаких пьяниц с бабушками, и в целом всё прошло без случайных встреч. Он пришёл в назначенное место, Алиса вышла из кафе к нему навстречу и поцеловала в щёку в знак приветствия, а Слава её приобнял в ответ, слегка коснувшись кожи её лица носом.       — У нас сегодня длинная программа, — уведомила Алиса важно. — Хотя сегодня и четверг, я планирую тебя полностью погрузить в свой мир. Знаю, что ты хочешь позырить на граффити, поэтому в мою экскурсию включены и места, где обычно их полным полно, а уже вечерком мы пересечёмся с Ванькой, ну и Оксичем. Где один, там и второй.       — Мы с Тамарой ходим парой?       — Ты о чём? — не поняла девушка. — Опять книжная штука какая-то, да?       — Агния Барто. Это детские стихи.       — Из детских стихов я помню про мишку без лапы. Мне это испортило всю психику, после этого я зареклась читать стихи.       — Что ж у тебя в школе по литературе тогда было?       — Списывать-то мне никто не запрещал, — подмигнула Алиса и по-детски схватила его за руку, сразу начав целеустремлённо идти вперёд.       Вид вокруг менялся стремительно быстро. То они, переговариваясь о работе кассиров и менеджеров, шли по улицам, заполненными вывесками, уличными витринами и прохожими с разными брендированными пакетами, то переходили на улицы, состоящие только из невысокой стены домов, временами с арками, пропускающими в тихие дворы, а временами с интересной облицовкой и даже годным экстерьером, словно они были не обычными домами, а самыми настоящими культурными памятниками. Алиса любила резко прерывать тишину, начав рассказывать о местах, в которых «весело проводила время», потыкала в окна, сказав «тут была такая вписка, закачаешься», на другое окно: «а вот здесь я потеряла девственность», на третье: «а здесь мой сука-бывший снимал или снимает до сих пор», и у Славы складывалось такое впечатление, будто бы она знакома не только с внешней стороной зданий, но и с их внутренней кухней, со всеми людьми за окнами и с самой историей каждой отдельной квартиры.       Они проходили мимо сотен жизней, счастливых людей и тех, кто сегодня мог потерять близкого или умирал из-за какой-то болезни сам. Слава всё замедлял и замедлял шаг, вслушиваясь то в журчащую речь Алисы, то в городском шум, единым комком, сплетающимся из разных нитей и попадающим прямиком в черепную коробку, без разбора на его состовляющие.       — А здесь я со скейта упала, — с надутым лицом уведомила Алиса, встав посреди тротуара. Её взгляд был устремлён в неровный асфальт.       — Хочешь поругаю его за то, что сделал тебе больно? — спросил с серьёзным видом Слава.       Алиса вскинула на него голову, повглядывалась несколько секунд в его глаза и вдруг прыснула да заулыбалась широко, а на Славу набросилась с объятиями.       — Ты такой милый, Славик, — сказала она. — Ну что, не устал ещё? Я хочу тебя в один бар сводить. У меня там знакомый, по коктейльчику выпьем и дальше пойдём, согласен?       — С тобой хоть на край света, Лис. Только, надеюсь, много тратиться не будем?       — О чём ты? — возмутилась праведным и очень милым гневом Алиса. — Я угощаю. И это не обговаривается! И так, пошли!       Мимо проезжал общественный транспорт, а они уже где-то девятый километр прошли пешком, посматривая на пассажиров сочувственными взглядами. Воздух царил вокруг приятный, им хотелось дышать, тем более в такой приятной компании, да и погода располагала к себе. Слишком холодно не было, и темно не было, и дороги были сухими, а всё равно летало что-то такое преддождевое. И спустя два часа прогулки правда прошёл семиминутный грибной дождик. Слава даже намочиться толком не успел, а Алиса нарочно прыгала по кругу, будто танцевала на продолжение хорошей погоды, подставляла небу сияющее лицо и выставляла ему язык. На неё такую было невозможно не смотреть, она приковывала внимание случайных прохожих, а тем более внимание своего нынешнего компаньона.       Они пришли в бар, людей там было немного, играла громкая драйвовая музыка, в такт которой механически Слава начал качать головой и изредка притоптывать ножкой. Он с интересом оглядывался, по пару секунд останавливаясь на лицах посетителей, намереваясь разгадать их причину посещения этого места, предугадывая следующие действия, слова, изменения мимики и делая в голове ставки на царящие между сидящими за одним столиком отношения. Алиса тем временем, оставаясь такой же невероятно активной, стала приставать к бармену, подпрыгивать, опираясь ладонями о барную стойку, и что-то восхищённо говорить со снисходительной улыбкой слушающему зеленоглазому парню, который минуты две протирал один и тот же стакан. Слава запустил для себя новую игру: сколько ещё работник будет «накрахмаливать» этот несчастный стакан. Но бармен вдруг повернулся в его сторону, они пересеклись глазами и как-то само собой улыбнулись друг другу. Алиса неожиданно оказалась рядом и притянула Славу к стойке.       — Скажи милый парень, — сказала она своему знакомому.       Бармен оценивающе оглядел Славу с застывшей лёгкой улыбкой на губах, усмехнулся и кивнул.       — Поебался бы с ним? — продолжила дальше свой допрос с пристрастием Алиса, а у неё со страстью делалось буквально всё, будто бы в этом была её цель в жизни.       Слава едва не поперхнулся, но сразу же надел скетичную маску на лицо и с лёгким осуждением уставился на Алису, а та только жадно смотрела на паренька бармена. Тот коротко облизал нижнюю губу и опять кивнул.       — Видишь, а я говорила, что ты милый, а ты стесняешься.       — А в этой толстовке даже красивый, — поддакнул бармен. — Только чёлочку спусти немного вправо, чтобы бровь закрывала, — прищурив один глаз, договорил он, и чуть поддался назад корпусом, всё так же держа стакан в руках. Походил в это мгновение он на художника, рисующего с распластавшейся перед ним моделью.       Слава удивлённо уставился на него, отнёс крашенные в зелёный волосы и чёрную серьгу в ухе паренька к «пидорству» и фыркнул.       — И зачем мне быть красивым?       — Чтоб себе нравиться, глупый, — подмигнула Алиса, толкнув его в бок. — А как плюс ещё и окружающим людям, например, мне или Никите.       — Куда ты меня приписать всё хочешь?       Никита издал булькающий звук и покачал головой.       — Алиса любит сводить всех и вся, — объяснил он поведение своей знакомой, будто бы знал её с самого детства. — Ты не переживай так или переживай и не общайся с Лис. Поверь, дальше больше. Да и кто знает, насколько это всё безосновательно.       — А не проверишь — не узнаешь! — наставительно изрекла Алиса и даже для собственной убедительности выставила указательный палец вверх.       Бармен-Никита скукожил лицо, сильно поджав губы и немного опустив их уголки, и щёлкнул девушку по носу. У него была яркая мимика, да и сам он был ярким с располагающим к себе голосом. Слава не уследил за собой, как уже стал рассматривать его более внимательно, так, как сам Никита недавно осматривал его — оценивающе. Но когда он взял себя в руки, только головой махнул раз и со вздохом приземлился на высокий стул.       — Ты мне выпивку обещала, — напомнил он своей сопровождающей.       Алиса с лицом, обещающим как минимум шалость, а как максимум настоящее бедствие, потёрла ладони друг о друга и наклонилась к бармену, стала ему шептать что-то такое, от чего лицо у того сперва нахмурилось, а затем разгладилось, повеселело и приняло такой же вид, обещающий всякие неприятности. Слава вдруг пожалел, что согласился пойти с ней в бар и позволить за себя платить, а ведь они ещё даже ни одного арта не встретили, только несколько тегов на фонарных столбах и неприметных стенах жилых домов. Но отступать он не собирался, только быть осторожнее.       — Уно моменто, — выговорил весело Никита и ловко потянулся к бутылкам с чем-то светлым.       Слава за созданием коктейля следил неотрывно, а скорее за умелыми руками, которые оказывались то тут, то там, создавая эффект собственной всемогущественности. Алиса же наблюдала за ними двумя с лёгким прищуром и поднятым вверх уголком губ.       Уже готовый коктейль Никита поставил прямо перед Славой на стол с шаловливым выражением лица. Подвох обнаружился сразу же. Коктейль шипел. Слава интуитивно даже отпрял от него, после чего настороженно приблизил свой нос и уловил карамельный запах. Коктейль даже не шипел, он скорее трещал, как тонкий слой льда или сухие осенние листья под тяжёлыми ботинками. Слава прикрыл глаза, вдохнул поглубже, прислушался и улыбнулся, вспоминая конфету-шипучку из детства.       — Это — «Жидкий ток», он — слабоалкогольный, так что с одного бокальчика не унесёт, — осведомил его Никита и стал делать второй такой же коктейль Алисе.       Слава решил отпить своего, и вкус его приятно удивил.       — Никита — хороший бармен, — сказала Алиса довольным голосом, будто бы сама себя хвалила. Но хвалить человека ей было приятнее, она светилась от навыков своего знакомого и гордилась ими так по-детски честно, что Слава растаял в очередной раз и был готов простить ей любую шалость и поддержать её в любом начинании. Такую светлую душу хотелось защищать от всего ужасного внешнего мира, держать при себе в тепле и уюте, в своих оъятиях. Только вот её характер временами становился боевым и дерзковатым, так что заточить её в четырёх стенах или огородить от ночных прогулок и вписок с левыми людьми идеей было гиблой. Слава об этом подумал и успокоился, да и к тому же — они ведь даже не были парой.       — Я на заочке, — сказал Никита, потирая очередной стакан. — Учусь на юриспруденции, можешь себе представить? Совсем мозги уже едут от нашей любимой конституции. Временами так всё бросить хочу, ты бы знал. А ты где, кстати, учишься?       — Давай я тебя удивлю, — усмехнулся Слава. — Мотаю одиннадцатый год в местах ближнего к дому пребывания. Ну, относительно ближнего.       — Ты серьёзно ещё школьник? — развеселился Никита. — Йоу, тогда я тебе ничего не давал. Сам понимаешь, нет восемнадцати — нет выпивки.       — А это — моя, — вмешалась Алиса.       — Спаивание несовершеннолетних: статья 6.10, до трёх косарей штраф.       — Юрист, — вздохнул Слава. — Тебе несложно работу с учёбой совмещать? Да и не мешает работа сдавать сессии и ещё какую-то там лабуду?       — Именно, что лабуду, — трагично сказал Никита и мотнул головой. — На самом деле, здесь начальник вменяемый очень. И у меня сменщик бомба, а не мужик. Я б подкатил, но у него девушка, все дела. Он часто на выручку приходит. Поэтому с этим проблем нет, вот только порой спать хочется больше, чем зубрить что-либо или делать очередной реферат.       — Жду не дождусь этой взрослой-студенческой жизни, — сказал Слава весёлым тоном. — Пойдём? Ты мне обещала показать граффити, между прочим, а мы ещё ни одного не увидели.       — Их недавно позакрашивали, — удручённо сказал Никита. — На работу, помню, шёл вчера, а два узбека стояли с ведром краски и валиками работу Негатива, робота того, помнишь? — обратился он к Алисе, та кивнула. — Вот его закрашивали. Оно на довольно людном месте было, удивлён, что так долго висело вообще. И на поезде недавно закрасили то существо забавное, которое Окси намалевал. Кто это там был? Не гном, вроде, а этот…       — Гремлин, в его понимании, — успехнулась Алиса. — По крайней мере так нам передал Ваня. У меня это лопоухое нечто на контакте моей начальницы стоит. Похожи очень.       — Блин, я на ректора поставлю!       Слава пропустил его озорной щелчок пальцами и во всю уставился на Алису, пытаясь выдавить вслух из себя желание посмотреть на этого самого гремлина. А Алиса его поняла без слов, стала шустро листать галерею и, найдя нужную фотку, протянула ему телефон. На Славу уставились собачьи глаза изуродованные морщинами. Лицо гремлина было притягательным и забавным одновременно, но смешным назвать его язык не поворачивался. Это был белый контур на чёрной стене. И уши этого неведомого создания действительно были большими и до кучи складчатыми, будто бы воротничок рептилии. Он стоял на двух коротеньких лапках, остальные свисали вдоль туловища, тонкая шея непосильным трудом сдерживала громадную голову.       — Забавная зверушка, скажи, — положив на Славино плечо подбородок, сказала Алиса и тоже уставилась в экран.       — Хорошие граффити он делает. А давно?       — Год точно, — непроизвольно пожала плечами Алиса и перекатила голову, устроившись на Славином плече уже щекой, а глаза уставила на него с озорным блеском. Славе казалось, что на него смотрели блюдца, наполненные горячим шоколадом, а зрачок казался сладкой присыпкой сверху, завлекающей к себе поближе. Слава хотел эти глаза, эту девушку, эти губы и вообще всё, что с ним сегодня происходило — всё это он бешено хотел. — Тебя прёт от уличной тематики, да? От хип-хопа, наверное, тоже? Или только по граффити тащишься?       — Рэп тоже слушаю, — ответил задумчиво Слава. — Танцевать не танцую, это всё же от меня подальше. Хотя весь движ этой культуры в целом забавный.       — Так, праведницы Марины здесь нет. Признавайся, как относишься к впискам? Бухал раньше по-жёсткому? Мож, курил что-нибудь весёлое?       — Только раз траву, — поморщился Слава, вспоминая. — Но мало, она была одна на семерых, да и я не уверен, что её правильно скатали и раскурили. А бухать-то бухал, куда без этого. Но в хлам не так уж и часто.       — Тааак, — елейно протянула Алиса и вцепилась в Славины плечи пальцами. — Радуй меня дальше. Беспорядочные связи? Ммм?       — Ты это у девственника спрашиваешь? — хмыкнул Слава.       — Ладно с этим мы разберёмся, — уверенно сказала Алиса и выпрямилась. — Значится, сейчас мы пиздуем от тебя, Никитос, в дорогу дальную, бродить, пока ещё светло, смотреть наши уличные достояния. А потом соберёмся нашей дружной компашкой торчков и алкашей, как говорят милостивые бабки у подъездов, и как дадим им всем жару!       — Хорошо провести вам время, — улыбнулся Никита. — Жду новых историй и внутрячков, — он подмигнул Алисе, та подошла к нему, чмокнула в щёку, обняв руками за голову чуть ниже затылка, и повернулась, сияя во всю яркость, к Славе.       Они вышли из бара и пошли бродить дальше по улицам. На этот раз путь целеноправленно пролегал через раскрашенные народным творчеством участки, так что Слава зависал с телефоном, выискивая удачный ракурс, и внимательно выслушивал, кто делал, когда и при каких обстоятельствах появлялись рисунки. Лично Алиса присутствовала не так часто, из райтеров она общалась только с Окси, а про других слышала от знакомых, их знакомых, и знакомых тех знакомых. Но она никогда не выдавала своего непонимания чем-либо, только смешно могла поморщиться на очередной вопрос, на который у неё не было ответа и сказать: «Ну, не знаю, честно, Славик. Могу спросить», а на Славино: «Да не, забей» лишь плечами пожимала и кивала, опять возвращая на лицо свою сияющую улыбку.       — Я тебя ещё по красивым местам вожу, — заискивающе сказала Алиса. — Знаешь, ведь показывать город — это, как на свидание водить. Хочется себя показать во всей красе, все свои недостатки скрыть и предстать чуть ли не другим человечком. Вот и город так же. Мы сейчас с ребятами пересечёмся и ты увидишь изнаночку этих прекрасных мест.       — Ты очень красиво говоришь, — улыбнулся Слава, рассматривая аккуратные постройки и выделяющиеся на их фоне оглобли общественного транспорта и переливающиеся огнями пошлые вывески разных магазинчиков. — Я знаю, что у медали две стороны, и что город на самом деле грязный, полный брошенными животными, пьяными и людьми с разбитыми душами, не то, что сердцами.       — И это я ещё красиво говорю? — вздохнула Алиса. — Нет, Славик, здесь самый романтичный это тот мальчик из Хабаровска! Кстати, как там? Ты мне толком ничего не рассказывал про свой родной город. Точнее, как-то очень мало что ли.       — Куцо? — риторически спросил Слава, окунаясь в воспоминания о старых потрёпанных домах, свободных горьких улиц и шикарных раскидыстых парках, которые слишком часто и быстро могли перетекать на пустыри и заполоняться всякими непорядочными личностями. И что-то в этом всём его привлекало, но теперь не хотелось вернуться туда, в тогда, к тем знакомым. Теперь хотелось двигаться дальше на новом месте, тем более этот город уже стал в его мозгах считать вторым родным городом. Он бросил взгляд на Алису и понял, что затянул с ответом, поэтому вымученно улыбнулся и сказал: — Понимаешь, тот город — одно большое воспоминание. Оно перемешалось в голове, создало какой-то один общий образ Хабаровска, но совсем стёрлись какие-то особые его отличия. Если приеду туда, то, конечно, сразу всё вспомню, буду бродить по улицам и настальгировать, но вот рассказать что-то оттуда… Ммм, это нужно предметно разговаривать. О заброшках? Там их было достаточно, я многие облазил, с ребятами один раз даже на нарколыгу нарвались. Весело было его дразнить, а потом убегать, сломя голову, лишь бы он своими отвратительными лапищами нас не поймал. Я ж тогда мелкий был, да и многие из нас, мы искренне верили, что это болячка, типа, наркомания, передаётся через касание. Во многое мы верили, если подумать. Но знаешь, дома там были приветливее. Ты на них смотрел и просто грустно улыбался, потому что, ну, это твой дом. Каждый из них, словно бы. А здесь, у тебя есть только одно маленькое место, где ты по-настоящему дома, а у улицы ты просто в гостях. Ты бродишь, любуешься, улучшаешь или портишь, но всё ещё не на полных правах. Скажем, это съёмная квартира, где тебе хозяин разрешил буквально всё, но в голове ты понимаешь, что квартирка-то не твоя, и тебе могут просто в один прекрасный день прийти и сказать: «выезжайте». Но так по-доброму что ли. Не думаю, что это злой город, что он выкидывает кого-то. Он как маленькая яхта, стоящая в тени огромного судна. Такая скрытая, на первый взгляд, но, если ты протиснулся на борт, то тебя не выгонят, просто скажут: «у нас тут свои тараканы, если принимаете, то оставайтесь». И вот, остаюсь. Я опять спича развёл, да? — виновато спросил он, поджав губы.       Алиса замотала головой, и лицо её выражало лишь восторг, так что Слава расслабленно выдохнул и кивнул, радуясь такой реакции девушки. Ему всегда казалось, что его мысли не особо интересны и по сути своей смешны, но когда на него смотрели так, он забывал о всех своих заморочках и принимал себя, показывая неотфотошопленную версию себя и своему собеседнику.       — Мы уже почти пришли. Потемнело, скажи!       — Да, хотя только октябрь, — согласился он и достал вибрирующий телефон. — Мне мама звонит, я отвечу, ничего?       — Да конечно-конечно! — замахала ладонями Алиса. — Слушай, это ж родаки, не нужно стесняться. Они у всех есть.       Слава отчего-то был безмерно ей благодарен и попытался выразить это в своей улыбке. Приняв вызов, он бодро отрапортовал матери:       — Привет, мам, как дела, я нормально, в школе тоже нормально, четыре по физике получил, я ел, буду не знаю когда, постараюсь не поздно, уроки сделал, еда со вчера осталась в холодильнике, нет не один, тебя люблю. Теперь можешь начинать, — выдохнул он и услышал её заливистый смех.       — Солнышко ты моё, — пророкотал динамик женским голосом, знакомым с самого детства, — Я рада, что у тебя всё хорошо. Хотела сказать, что на работе чуть задержусь и буду около десяти, но ты, видимо, будешь позднее меня, так что ладно. Не забывай, что завтра пятница и нужно ещё будет в школу идти. И осторожнее там гуляй, пожалуйста. Хорошо?       — Да, ты мне это каждый раз говоришь, стоит мне из дома выйти.       — И каждый раз всё равно жутко за тебя волнуюсь, — призналась мать голосом, запрещающим злиться на себя.       Слава только вымученно улыбнулся и попытался словами передать ей свою улыбку.       — Я знаю, мам, но со мной всё будет хорошо.       — Ну ладно, ладно, Слав, не буду тебя отвлекать. С девушкой гуляешь? Скажешь потом, как прошло?       — Мааааам.       — Пока-пока, люблю тебя, — исрпавилась со смешком женщина и отключилась.       Слава покачал головой и убрал телефон в карман, но был всё равно слишком умиротворён прошедшим диалогом. Разговоры с матерью были обыденность, но после того звонка от отца, к каждому звонку матери он стал относиться слишком серьёзно и ничего не мог с собой поделать. Он скидывал всё на то, что рана после смерти отца была всё ещё слишком свежей, несмотря на прошедших два года, но до конца сам себе никогда не верил.       — У тебя хорошие отношения с матерью? — мягко спросила Алиса.       В ответ Слава лишь кивнул головой, говоря этим простым жестом столько всего, что Алиса в раз поменялась в лице, приобретя несвойственные ей грустные и серьёзные черты.       — А у меня с матерью не особо, — поделилась она. — Ей вообще дела особого до нас с сетрой нет, она только отцу мозги пилит и всё. Так рада, что не живу больше с ними, а то голова каждый божий день болела. Малую больше меня всегда любили, на самом-то деле. И от меня этого даже не скрывали. А у тебя есть братья или сёстры?       Слава промычал, усваивая новую информацию в голове и возвращаясь к давно забытой теме с братьями и сёстрами. Он поджал губы, но в итоге ответил:       — Мне жаль, что у тебя так. Мы с тобой на разных берегах словно. У меня была сестра, но она не дожила и до года. Родители очень сильно переживали по этому поводу, насколько я знаю, это стало для них… кхм, темой крайне болезненной, потому что Лена была для них очень долгожданным ребёнком, отец так вообще девочку всю жизнь хотел, но с ней не повезло. И когда я родился, скажем так, меня по началу слишком сильно опекали и любили. Они оба. Я просто тонул в их заботе. Всегда так, когда что-то теряешь, начинаешь во много раз сильнее воспринимать вновь приобретённое или даже уже давно изученное старое. Поэтому, сестра у меня была-то, но я её не знал никогда, не видел, только на одной фотографии, где она в пленочках на руках отца, а рядом стоит мать её поддерживает. Но младенцы все друг на друга смахивают, как по мне. Так что по-настоящему сестры у меня не были. Я единственный ребёнок в семье.       — Не знаю даже, повезло тебе из-за этого или нет. В любом случае, мы имеем, что имеем, — сказала Алиса и улыбнулась.       Сперва улыбку она натянула, Слава заметил это сразу, но затем она изменилась из натянутой в искреннюю, стоило только ей впереди увидеть трёх ребят. Алиса к ним рванула с мышиным писком, обхватила шею каждого, подтянула к себе и расцеловала все их щёки. Самого выского с крашенными волосами так вообще задушила в объятиях.       — А это Славик, кстати, — выпрямившись, быстро сказала Алиса и кивнула в Славину сторону, демонстрируя свою находку друзьям. — Он забавный очень. Как пиздеть начнёт, так там что-то длинное получается, будто сочинение в школе пишет. Меня прикалывает. А ещё он книжки любит, Оксич, смотри какой парень, если свадьбу играть будете, меня обязательно с любой из сторон приглашайте, понятно? Вот, а чё мы стоять здесь будем? Или дальше пойдём? А и да, это — Ваня, это — Окси, это — Лёша.       — Ля, мелкая, ты как зажжужишь, — отшутился Ваня и отодвинул Алису жестом, чтобы протянуть Славе руку для приветствия. Тот сразу же ответил рукопожатием. — Я тебя как будто бы знаю, — протянул Ваня, недоверчиво щурясь.       Слава усмехнулся и, прежде чем Алиса успеет радостно подпрыгнуть и объяснить всё, достал из кармана пачку сигарет и потряс прямо у Вани под носом.       — Сигаретку? — спросил он задорно.       — А, бля! — ударил себя по лбу Ваня и растянул широко губы. — Я ж и забыл. Это тебе сигаретки вернуть надо?       — Да мне Алиса уже вернула в двойном объёме, так что не надо, спасибо.       — Ну и славненько, — облегчённо сказал Ваня и обернулся к своим друзьям.       Лёша с крашенными в зелёный цвет волосы (мода что ль на зелёный цвет пошла какая, о которой Слава не знал) стоял и залипал в телефоне, постоянно прыгая по экрану пальцами, а Окси, облачённый полностью в чёрную одежду с капюшоном, натянутым на глаза, и маской, закрывающей весь нос и ниже, смотрел на Славу (глаз видно не было, но приблизительное направление лица соответствовало), склонив голову к плечу, его руки в чёрных перчатках скрывались в карманах джинс, а локти сперва сводились назад.       С чего-то Славе показалось, что Окси его изучал, притом не бегло, а очень даже любопытно, словно картину в галерее, и от этого стало немного не по себе.       — А пошлите-ка к попугаю, — сказал, оторвавшись от экрана, Лёха и осмотрел всех вокруг себя, задерживаясь взглядом на каждом буквально на пару секунд.       — Нет там уже давно попугая, — сказал Ваня.       — Значит, Окси нового заделает! — радостно воскликнула Алиса. — Ты сегодня при параде? — спросила она у Окси.       Тот развернулся полубоком, демонстрируя чёрный, но серый от присохшей к нему грязи и пыли рюкзак, висящий у него на плече. От движения банки с краской внутри рюкзака ударились друг от друга и издали характерный звук, заставивший Алису плотоядно улыбнуться.       — Да начнётся веселье! — провозгласила она и уверенным шагом раньше всех направилась в сторону выхода из двора.       Компания двинулась за ней следом. Слава пошёл крайним, придерживаясь Вани, а тот бубнил под нос слова на английском языке, в которых узнавался старый хит Нирваны. Идущий по правую руку от Вани Окси кивал в такт словам, а Лёша наконец оторвался от телефона и потирал красные глаза, надеясь хоть немного ослабить их боль.       — Пиво пьёшь? — спросил тихо Ваня.       — Обижаешь, — ответил Слава.       Вечер во всю бродил по улицам, гнал домашних по квартирам, а уличным своим жителям демонстрировал себя во всей красе. И воздух оставался таким же приятным, и температура не опускалась слишком низко, и даже леденяющего кожу ветра в лицо не было. А потом они зашли в магазин за пивом и сделали первый глоток, как только отошли на пять метров от магазина.       На небе загорелись звёзды, вокруг витал дым от сигарет и пахло дешёвым пивом. Слава чувствовал себя так комфортно, будто бы вернулся спустя долгое путешествие домой, и мечтал, чтобы этот день запечатлелся в памяти во всей своей красе.       — Нам часок ещё идти, — осведомил Ваня. — Расскажешь о себе?       Готовая поддержать диалог своими фактами, которые успела уже выяснить, Алиса образовалась моментально рядом, перекинув левую руку через Славину шею, а правую через Ванину.       — Расскажет, — сказала она.       И как ей было отказать? Слава видел в ней ночную улицу, хотел гулять с ней, читать ей стихи и просто видеть её нескончаемое сияние. Как вообще люди могут быть такими потрясающими? А рядом шли Окси и Лёша, тоже навострившие уши и незаметно приблизившиеся к Ване, чтобы получше всё слышать.       — И что же мне рассказать?..