Мой город на горе руин

      Вокруг был лабиринт из гаражей, освещаемый только луной и звёздами с чистого ночного неба. Фонарных столбов в ближайшем радиусе не было, не проезжали мимо и редкие машины, людей не было вообще, словно весь город умер, оставив только их небольшую компашку из пятерых человек.       — Я недавно с челом одним законтачился, — закручивая третью самокрутку, говорил Лёша. Его пальцы двигались уверенными доведёнными до автоматизма движениями. Рядом с ним, чуть ли не на его коленях, сидела Алиса, закинув вверх голову. Она забрала самую первую самокрутку и теперь медленно затягивалась, и выдыхала густой дым, уплывая в свою собственную реальность. Её руки стали двигаться плавнее, а взгляд то и дело пропадал в небе, попадая если не сразу в космос, то в Рай, который её отчего-то веселил. — У него можно достать чего посерьёзнее за небольшие деньги.       Стоящий рядом со стенкой гаража Окси громко вздохнул и бросил на Лёшу короткий взгляд, сразу после этого отвернувшись обратно к своим разложенным балончикам с краской.       — Параша это всё, — сказал Ваня. — Я понимаю ещё: немного под травой почилить, но захуя переходить на что-то более тяжёлое? Тебе кайфа мало что ли?       — Ощущения другие, — пожал плечами Лёша. — Я не пробовал, но раз спрос есть, значит определённый кайф от этого получают.       — На что только спроса нет, ты всё планируешь попробовать? — спросил Слава, упав рядом с Алисой на лавку, а та сразу обвила вокруг его шеи руки и приставила к его губам самокрутку. Слава резко отвернул голову, ничего не сказав. Алиса продолжила курить.       — Всё, не всё — какая разница? Что само идёт в руки, грех не попробовать.       — И помрёшь ты к тридцати, Лёх, — сказал Ваня, принимая протянутую Лёшей самокрутку. — Если доживёшь вообще до этого возраста.       — А захуя мне жить, ты вот скажи? — флегматично поинтересовался Лёша, а говорил так, что сразу понятно: ответа он не ждал и ни к каким дельным аргументам не был готов. Все промолчали, а он и продолжил под звук распыляющейся из балончика краски. — Назло всем? Не хочу я из-за других жить. Ради Бога? Верил бы я в него. Из-за родственников? Не тебе говорить мне об этом, здесь ни у кого хороших отношений с предками нет, за новенького и Окси не говорю — не знаю ничего. А ради вас я жить тем более не собираюсь. Кто вы мне такие, как говорится? Себя только жалко, но и то — неохотно. Передознусь и будет мне счастье. Да, Лис?       — А что ты у меня спрашиваешь? Я совсем не хочу видеть чью-то смерть. К тому же, мы ведь с тобой друзья!       — Да какие мы друзья, — отмахнулся от неё, как от назойливых мошек, Лёша и глубоко затянулся. — Так, собираемся раз-два в недельку хуйнёй пострадать.       — Ты недооцениваешь нашу дружбу, — важно ответила ему Алиса и захихикала.       — А ты видишь то, чего нет. И в этом ты прелестна, Лис.       — Я прелестна просто потому что это — я! — воскликнула девушка и вскочила со скамьи. — Включите музыку! Хочу потанцевать! Вань! А, Вань! — она напрыгнула на Ваню, из-за чего тот чуть не подавился дымом, отмахнулся от неё и полез в телефон.       — Тебе какую?       — А похую! Славик! Расслабься! Не куришь травку, так покури сигареты. Умеешь танцевать? Ответ «нет» — не принимается!       — А какой тогда принимается? — спросил трагично Слава, поддаваясь Алисе, когда та встала прямо перед ним и начала тянуть его вверх за руки.       — Никакой не принимается, — отрезала Алиса. — Просто танцуй! Юху! Сердючка! Мне нравится, сделай громче, Вань! Лёш! Лёш! Лёша-а-а-а! Вставай, давай!       — Чё я-то сразу? Иди Ваню тормоши.       — И его тоже сейчас поднимем! Я только Оксича трогать не буду, а то он, как в прошлый раз, краской меня обольёт.       Ваня усмехнулся, за что сразу был поднят неугомонной Алисой на две ноги и закружен в каком-то совершенно безумном танце, который был скорее набором хаотичных движений, совсем не попадающими в такт музыки. Окси только повернул в их сторону голову и сразу же отвернулся обратно, выводя красной краской крыло птицы. Слава увидел в его действиях раздражение, но как только чёрная перчатка стала кружить по стене, вырисовывая очертания перьев, раздражение сменилось на явное умиротворение, да и следующим треком заиграл Лепс, он был тише и тягучее. Алиса не стала просить его сменить, только завыла, игнорируя голос артиста и не попадая ни в одну ноту, а порой и в слова.       — Лё-ё-ё-ёша! — протянула недовольно она.       Лёша лениво поднял вверх телефон и сказал:       — Я снимаю твой прекрасный танец.       Алиса потаяла, начала танцевать преимущественно перед ним, меняя движения то на что-то эротическое, то на подобие танго, а в один момент у неё получился русский народный, но он быстро закончился, так как она упала и поднялась только с помощью Вани под его чеширскую улыбку.       — Я вроде не курил этой вашей травы, но чувствую себя накуренным, — сказал Слава, размахивая перед носом получившийся смог.       — А ты подальше отойди, как Окс, там воздух посвежее, — пожал плечами Ваня.       — Куда?! Не-е-е-ет! Слав, пригласи меня на танец! Хочу вальс!       — Думаешь, я умею вальс танцевать? — Славины брови скептично взметнулись вверх, а сам он сложил на груди руки, в упор уставившись на девушку.       — А я что, умею думаешь? — ответила Алиса. Её детские интонации вызвали непроизвольную улыбку у Вани и у Славы. Они вздохнули и переглянулись, не представляя, что с ней делать и как не идти у неё на поводу, но стоило Алисе заглянуть Славе в глаза своими большими умоляющими шоколадными слитками, как всякие силы на сопротивление в миг испарялись из его тела. Он сдался в плен её очарования, расставил широко руки, приглашая в тёплые объятия для танца.       И они стали двигаться под музыку, вне её, в собственном мире, состоявшим только из них двоих. Славу отпустило намного быстрее Алисы, потому что в нём не было наркотиков, потому что он устал и не особо любил развлекаться танцами и потому что он изначально решил напроситься в их компанию не для плясок и курева, а для знакомства с райтером, для наблюдения за творческим процессом и для лучшего изучения улиц. В компании всегда было легче ходить по ночной городской пустыне, в компании можно было делиться мнением и узнавать новые интересные вещи.       Отцепившись от Алисы, Слава рухнул на скамью, вдохнул побольше отравленного воздуха, глупо надеясь им освежиться, и повернул голову в сторону Окси.       На стене уже красовалась яркая красная птица, желающая вылететь за пределы своей стены и взметнуться вверх, оживившись, превратившись из красивого рисунка в нечто настоящее. Это был вроде бы попугай, даже чем-то напоминал ару, но жёлтое и синие оперение были не на кончиках крыльев, а хаотично встречались в разных местах и развивались водопадом в хвосте. Сам Окси стоял перед своим артом, склонив к правому плечу голову, и с нерешительной заминкой держал балончик с краской напротив грудки.       Алиса упала на землю перед скамьёй и положила растрёпанную голову Славе на колени. Слава перевёл на неё взгляд и увидел в чертах её лица признаки первобытной дикости и будоражущую кровь истому. Сидящий рядом Лёша яростно набирал сообщение, по несколько раз его исправляя. Он выкурил больше всех и продолжал методично затягиваться оставшимся от Вани косяком, пока сам Ваня бродил неподалёку, делая фотографию за фотографией.       — Кис-кис-кис, — пророкотал сладко Ваня, запнувшись посередине, и присел на корточки. Перед ним в нескольких метрах стояла рыжая кошка, недобро щурясь в его сторону. — Не бойся меня, всё хорошо, — уговаривал он её, незаметно, как ему казалось, подбираясь ближе.       На очередное движение в свою сторону, кошка отреагировала остро и попросту сбежала, скрывшись среди спящих рядом с редкими деревьями машин. Ваня чертыхнулся, поднялся и пошёл фотографировать дальше.       — Простынешь, — сказал Слава, поглаживая Алису по волосам.       Алиса в ответ на ласку только улыбнулась и блаженно кивнула.       Окси вдруг отошёл от стены с собственным рисунком, но не чтобы посмотреть на него издалека, а чтобы сделать тише музыку. Когда он проходил мимо, Слава увидел отблеск его глаз, но не смог рассмотреть их цвет, форму, размер.       — Спасибо, — сказал он, неожиданно для себя осознав, как музыка давила на уши. В раз стало спокойнее и теплее на душе.       Окси повернул голову ровно в его сторону, задержал её секунды на две-три, кивнул и пошёл обратно к рисунку. Слава не отрывал от него глаз, следил за каждой наложенной новой краской и улыбался, когда на грудке птицы стал появляться жёлтый воротничок.       — Это ты из головы взял? — спросил Слава.       Окси сперва не дрогнул, не услышал как будто, потом повернулся к нему градусов на девяносто, подзавис на пару секунд и опять кивнул.       — А ты только кивками общаешься?       Послышался тихий смешок, Окси мотнул головой и отвернулся к стене.       — А из него хороший собеседник, — заметил Слава, но сам не понял, зачем сказал это вслух. Вани рядом не было, Лёша полностью абстрагировался от реальности, как и безумно улыбающаяся Алиса.       Но его услышал Окси и издал очередной тихий смешок.       Слава понял, к кому обращался.       — Ты здесь остался единственный вменяемый. С тобой можно поговорить?       Окси переместил балончик с краской в левую руку, а освободившуюся правую ладонь устроил горизонтально в воздухе, немного понаклонял в сторону, будто это лодка на волнах, и продолжил рисовать.       — Предположим, это значило: «попытайся». Буду пытаться.       Окси резко повернул к нему голову, затем и весь корпус, сложил на груди руки и покачал осуждающе головой.       — Сам посуди, если бы ответ был «нет», ты бы просто головой помотал, а ты вот так сделал, — Слава продемонстрировал недавний жест Окси, — то есть не послал, а сказал: «отвлекай, но в меру, я тут вообще-то творю, но если тебе так сильно скучно, могу временами и башкой покивать».       Голова Окси склонилась к правому плечу, через маску раздался очередной смешок, затем он пожал плечами, кивнул и отвернулся. Слава начал раззадориваться: все эти одинаковые жесты очаровывали, к тому же они были слишком характерными, слишком театральными и превосходно смотрелить в его чёрном облачении.       — И так, давай с простого. Ты учишься?       Кивок. Рука с балончиком скользила по воздуху, оставляя широкие мазки, делающие крылья птицы более пышными и по ощущениям нежно-воздушными.       — Давно рисуешь?       Окси пожал плечами.       — Год?       Отрицательный мотнул головой.       — Больше?       Кивнул.       — С детства?       Пожал плечами.       — Я имею в виду даже не граффити, а просто рисунки.       Окси вновь пожал плечами, но более неуверенно, будто разминал лопатки.       — М-м-м, лет с… десяти?       Окси коротко и часто закивал, и в этом тоже была видна неопределённость, в добавок он опять показал лодочку правой ладонью.       — Я короче близко. Ладно, то есть рисуешь давно. Граффити года два, как мне Лис говорила.       Кивок в подтверждение.       — А ты прям скрываешь свою личность?       Уверенный кивок без раздумий.       — Но не из-за граффити же, да?       Окси повернул на Славу голову, у него моментно блеснули глаза, некоторое время он смотрел прямо на него, слабо кивнул и приложил к губам указательный палец, будто призывая к тишине.       — Не поднимать эту тему, да? — догадался Слава, на что получил кивок. — Ясно, не буду. Пока что.       Окси не спешил вернуться к рисованию, он продолжал смотреть на Славу, силясь прочитать его истинные намерения, по итогу издал смешок и стал собирать в рюкзак балончики с краской.       — Красиво.       Окси остановился специально для того, чтобы сложить пальцами чёрное сердечко. Это улыбнуло Славу, он поднялся, завлекая с собой и Алису, взглянул на время в телефоне и поджал губы. Был первый час ночи.       Зашуршали кусты, из них, чертыхаясь, вышел Ваня, чуть не упав на ровном месте.       — Темень ужасная, — возмутился он. — Времени дохера уже, завтра на учёбу пилить. Вы как, расходиться планируете?       Окси моментально кивнул и демонстративно закинул рюкзак на плечо. На шум стукнувших красок повернулись Лёша с Алисой, они синхронно поморщились и посмотрели на Ваню, как на главного, ожидая его приказаний.       — Расходимся, говорю? — повторил он с насмешкой.       Лёша с Алисой уверенно кивнули.       — Я чёт совсем расквасился, — сказал Лёша. — Лис, к тебе ближе. Можно у тебя переночевать?       — Милости прошу. Моя соседка сегодня в ночную, так что вся хата в нашем распоряжении. Только без того-этого, я к Славику подкатываю.       Окси с Ваней хихикнули и стали со всеми последовательно прощаться, после чего вместе пошли в одну сторону. Слава смотрел им вслед, продолжая ощущать на ладони холодное прикосновение тканевых перчаток. У Окси было крепкое рукопожатие и пахло от него чем-то смутно знакомым с примесью краски. Лёша с Алисой в обнимку побрели в противоположную сторону, а Слава стал смотреть в телефоне, как быстрее всего добраться до дома.       Уходя, он сделал несколько фотографий высохшей птицы, а на результат посмотрел, всматриваясь в малейшие детали, уже дома, на часах было около трёх ночи, глаза слипались, тело неподъёмным грузом валялось на кровати, только в голове всё ещё проносился этот восхитительный день, этот «диалог» с Окси, укуренные Лёша с Алисей и Ваня с обиженным лицом из-за сбежавшей кошки.       Они толком ничего не делали, только беседовали на самые пустые темы, курили и бестолково двигались, но Слава хотел это всё повторить. И ещё больше он хотел посмотреть на следующие арты Окси. Он всё думал, пока засыпал, зачем Окси скрывать свою личность. Он хоть и рисовал граффити в запрещённых местах, не так уж сильно за это карали. Посадили бы его не несколько суток или штраф бы выписали — Слава проверил в интернете — в пятьсот рублей. Это же смешные деньги! А больше ему бы не дали — арты не были политическими, он не рисовал в каких-то священных местах, то есть никакого экстремизма натянуть на него не получилось бы.       Тогда зачем это всё?       Чернота поглотила, а утром Слава не думал об этом. Он с трудом поднялся на последнем будильнике, оделся в первое, что под руку попалось и потопал в школу, думая только об уроках.       Пятница — день простой и сложный. В пятницу у них были география, физика и химия. Этот день собирал комбинацию ненавистных уроков.       На первом уроке Слава заснул, не совладав с собственным организмом. Но в классе не только он клевал носом: Ваня развалился на парте и тихо посапывал, Лия устроила локти на стол и в подставку из ладошек положила подбородок, вместо её глаз были видны голубые тени не веках, Коля не стеснялся и храпел, чуть ли не лежа на Паше, и даже хорошист Мирон сидел безучастно, временами его голова тяжелела и падала, после чего, он как птичка, вздрагивал, выпрямлялся, мотал головой, вздыхал и вновь пробовал вернуться в урок.       Перемена была тише обычного, многие не бегали и не кричали, зашухарились по углам и уткнулись в телефоны, потирая слипшиеся глаза. Слава зевнул, а в этот раз как раз мимо него бодрой походкой, виляя бёдрами, прошла их классная руководительница. Тамара Евгеньевна остановилась, недовольно оглядела его растрёпанный внешний вид, затем ещё более придирчиво стоявших неподалёку Ваню с Андреем, и покачала головой.       — Играете небось до утра, а потом мучаетесь. Спать нужно ложиться вовремя, — изрекла она.       На ней было слишком много красного цвета, Слава поморщился и отвернулся от её нравоучений, а вот Ваня, наоборот, вступил с ней в перепалку и стал доказывать, что это их дело когда ложиться спать, ещё он апеллировал тем, что уроки делал до глубокой ночи, но Тамара Евгеньевна ему не поверила. Что уж там, Ваня сам в свою ложь не верил, но отступать не спешил. Ему на помощь даже девочки из класса пришли, и началась настоящая дискуссия, от которой Славе хотелось оказаться как можно дальше.       Вдруг к нему подошёл Мирон и ткнул в плечо. Вблизи его лицо было таким уставшим и печальным, что Слава проникся к нему жалостью, а себе выдал мысленный подзатыльник — он-то выглядел получше. В присутствии более несчастного человека свои проблемы он всегда старался запихнуть в себя поглубже — не всегда получалось, но он не оставлял попыток быть хорошим человеком с зачатками здравой эмпатии.       — Ты физику сделал? — спросил негромко Мирон.       Это было сказано так обречённо, будто он уже услышал отрицательный ответ и успел из-за этого расстроился, начав накидывать список возможных оправданий перед физичкой. Слава почесал шею и честно ответил:       — Хуй забил, — а потом подумал несколько секунд и добавил: — Ещё есть длинная перемена и русский. Можем сделать.       — На русском? — ощетинился Мирон, словно Слава предложил ему говно пожрать, не меньше.       Слава оскорбился и насмешливо ответил:       — Павел Алексеевич к нам лоялен, мы ж чуть ли не единственные, кто чё-то нормально без списываний может делать. Не думаю, что он будет ругаться. К тому же новой темы сегодня не должно быть.       Мирон подвис, взглядом остановившись на плинтусе, и вдруг поднял свои голубые с брюзовом оттенком глаза, мутненькие, с расширившимся, как у кота или наркомана, зрачком, но такие добродушно открытые для всего нового и по-детски игривые, несмотря на всю усталость вокруг них, что Слава подрастерялся и невольно свёл лопатки.       — Сядешь со мной на русском? — спросил Мирон.       Это было кинуто дежурно, будто бы не нуждалось в положительном ответе, но в то же время от Мирона исходило нечто затягивающее в себя. Он, как бомба, создающая после себя водоворот. До него вдруг дошло открытие — он его встретил удивлённо, но деловито принял к сведению и вывернул себе в выгоду, — и это самое открытие подожгло фетиль. Взорвавшись, оставив после себя марианскую впадину, Мирон расслабился и повеселел.       — Почему бы и нет? — согласился Слава.       Мирон улыбнулся обезоруживающе открыто, помолодев лет на пять, хлопнул по плечу и пошёл в кабинет, оставив после себя шлейф странности. Странность продолжала притягивать Славу, он себя с трудом убедил не плестись за Мироном хвостом, ведь это было как-то уж совсем странно.       Умели люди порой подкупать. Алиса своей лёгкостью в общении — с ней можно было поднять любую тему, хоть убийство, хоть общественный переворот, хоть секс, и не быть неправильно понятым или обсмеянным. Мирон своими оголёнными эмоциями, отображающимися у него на лице без секунды промедления. Ваня тоже подкупал своей непосредственностью — хочу сплю, хочу говорю, хочу ничего не понимаю, а хочу понимаю. Слава любил разных людей, он не умел нормально дружить, но коллекционировать знакомых очень даже научился.       Через урок был русский. Павел Алексеевич сидел у себя в кабинете и пил чай с печеньем, рядом с ним, оперевшись жопой на первую парту, стоял Мирон, о чём-то увлечённо беседуя, размахивая руками. У него тоже была и чашка чая, и печенье, и только каким-то чудом он ничего не расплескал и не потерял во время своей жестикуляции.       — Да, блин, Павел Алексеевич, я правда люблю Мастера и Маргариту, — продолжал упорствовать Мирон. — Но почему мы проходим только её? Если спросить у людей с улицы: «какая твоя любимая книга Булгакова»? Он ответит: «Мастер и Маргарита», потому что он о ней слышал в школе, и далеко не факт, что читал. Люди, делающие вид своей безмерной увлечённости литературой в целом на этот же вопрос без зазрения совести ответят: «Мастер и маргарита». Я у кого не спрошу, то все говорят: «Мастер и Маргарита», и в догонку про масло разлитое кидают. По-моему, дальше никто не читал, а это, если мне память не изменяет, первая глава. «Дни Турбиных», «Белая Гвардия», «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Зойкина квартира» — что? Кто? Нет, не слышали, но литературу обожаем, а особенно «Мастера и Маргариту». Откуда вокруг этой книги взялся такой по-истине мистический культ. Мистика притягивает мистику?       — Книга издана под протекцией Воланда, — усмехнулся Слава, останавливаясь рядом с Мироном.       Мирон удивлённо на него возрился, брови на подвижном лице взметнулись вверх, глаза стали размером с пятирублёвые монеты, затем он улыбнулся и, в раз успокоившись, мило пригубил чая.       — А курировал её Фагот и Бегемот? — тепло продолжил он шутку. — У тебя вот какая любимая книга у него?       — Прикалывет «Собачье сердце», грязная и честная, как по мне. А так, «Дни Турбиных», наверное. Ну и безусловно «Мастер и Маргарита», — добавил Слава со смешком.       — Хорошая книга, — сказал Павел Алексеевич. — Нет, на самом деле она довольно много значит для русской литерутары, прошла вместе с автором не самые лучшие времена.       — Вы про его зависимость от морфия или про запрет на издательство? — участливо спросил Мирон. — Насколько я помню, большинство рассказов Булгакова были опубликованы после его смерти.       Павел Алексеевич кивнул.       — Я в целом про его творчество, — сказал он. — И про запреты, и про жизненные трудности.       Зазвенел звонок, но никто из них не дёрнулся. Мирон и Павел Алексеевич продолжили мирно попивать чай, а Слава стоял рядом, сложив на груди руки, и вспоминал разные прочитанные моменты из книг Булгакова. Мысли путались, создавая в голове образ стреляющей из пистолета резиновыми пулями с люстры собаки с красным лучом на ней, а потом из-за угла появилась точно такая же собака, и спутала все мысли окончательно.       Класс лениво наполнялся учениками.       Павел Алексеевич потянулся, отложив недопитый чай, и спросил:       — Вы, значит, будете физику делать?       Слава удивлённо покосился на Мирона, а тот лишь пожал плечами и уверенно раз кивнул, потом сделал последний глоток и пошёл к шкафчикам убирать свою кружку.       — Мы недолго, — пообещал Слава. — А то Ирина Сергеевна нам головы откусит.       — Ну уж нет, вы вдвоём мне на олимпиаде по литературе и русскому нужны. Муниципальный этап начнётся в середине ноября, а мне к тому времени в вас нужно ещё что-то вложить. Без голов это сложно будет сделать, не находишь?       Слава улыбнулся и кивнул. Махнул зашедшим Андрею с Ваней и сел за парту рядом с Мироном. Не сговариваясь, они одновременно потянулись к рюкзакам и вытащили тетрадь и учебник по физике.       — Да начнутся голодные игры, — вздохнул Слава.       — Да поплавятся мои мозги, — согласился Мирон и стал листать учебник. — Какие там?..       Как только мучение со школой было закончено, а Слава пятничный день по-другому назвать не мог, все сразу же стали разбредаться по своим делам, да так спешно, словно каждый второй опаздывал на поезд или самолёт. Среди них выделялись все лениво идущие, например, Лия с Леной и ещё одной одноклассницей Машей или Слава с Ваней и Андреем.       Глядя на спешно на ходу натягивающего на себя ветровку и капюшон чуть ли не до носа Мирона в очереди на выход возле турникетов, Слава остановился со своей скромной компанией в углу, чтоб другим не мешать, и спросил:       — У кого какие планы?       Ваня поморщился, как от пощёчины, и поправил лямку полупустого рюкзака.       — Завалюсь домой, — стал перечислять он, загибая пальцы, — заварю дошик, включу компуктер, поругаюсь с мамой, включу игруху, посмотрю на время, пойму, что настало утро субботы, лягу спать.       Андрей присвистнул.       — У тебя про сейчас спросили, дурик, а ты планы на все выходные спалил, — сказал он насмешливо.       — А, да? — невозмутимо подхватил Ваня. — Тогда в серединке сказанного точечку поставь, и нормас будет.       — Я считаю, шикарные планы, — беззлобно сказал Слава. — Может, хотите погулять?       — Просто по району? — осведомился деловито Андрей, тем самым показывая своё желание поучаствовать в данной затеи.       Ваню прикусил изнутри щёку, надув губы, и вздохнул. Слава понял, что и тот сдался, согласившись на внеплановую прогулку.       — Как хотите в целом. Можем ещё пива прикупить, знаю место, где продают без паспорта. К тому же у меня сигареты закончились.       — Не вяжется у меня твой образ с курящим человеком, — недовольно сказал Ваня, направившись в раздевалку.       Слава не ожидал и не понял его замечания, он пожал плечами, понадеясь, что ответа вопрос не требует, но Ваня продолжил:       — Нет, я серьёзно. Ты же грёбаный отличник, хороший мамин мальчик, планируешь там поступить на своего администратора-хуевратора программиста безбожника, да хрен его знает, но стать нормальным человеком. Оно не сочетается с курением. Ты в плохую компанию что ли влип и отделаться от неё не можешь?       — С чего бы ты стал разбираться в человеческой психологии, мой гнилой мальчик? — спросил с лёгкой иронией Андрей, пока натягивал на себя куртку. Он в упор посмотрел на Ваню и с укоризною покачал головой.       — Твой гнилой мальчик, — ядовито зашипел Ваня, — нихера ни в чём не разбирается, мой дневник тебе в докозательство. Просто знаю я таких ребят, сам тусил в разных кругах, тебе ли не знать. Мать меня дома не ждёт, отец свинтил, когда мне тринадцать было, и сказал не звонить и не писать, а тётя Райя, м-м-м, постоянно со своим Богом лезет к нам с матерью, будто бы делать нам больше нечего. А она, представь себе, верить во всю эту чушь начинает! Совсем охерела женщина!       — Ты как про мать говоришь? — с неприкрытым наездом спросил Андрей, поймав за шкирку Ваню прямо рядом с турникетом.       Ваня резко дёрнулся, убирая с себя чужое прикосновение и гневно уставился в ответ на Андрея.       — Как хочу, так и говорю, сука, не твоё дело, — прорычал он.       Слава, будучи виновником конфликта, как он считал, решил осадить своих приятелей и потянул их скорее на выход, надеясь на целительный свежий воздух подальше от ворот школы.       — Ты же понимаешь, что нельзя так о родной матери говорить, да? — всё допытывался до Вани Андрей, жестикулируя для внушительности.       Слава почиркал колёсиком зажигалки — скорее для снятия стресса — и наконец зажёг кончик сигареты, моментально затягиваясь. Пока он медленно выдыхал дым, Ваня отвечал в агрессивной манере Андрею:       — Ты же понимаешь, что лезешь не в своё дело, да? Мои взаимоотношения с родителями — это мои взаимоотношения с родителями. Мне похер, что в тебе восточная кровь, киргиз ты наш, уважающий предков, я из другой плоти и крови, мне плевать на родаков так же, как им на меня.       — Да с чего ты вообще взял, что им плевать на тебя? Ладно отцу — с этим могу согласиться, в них ведь нет материнского инстинкта, но…       — Ой да не заливай ты мне, — сморщившись, как будто шкурку лимона в рот засунул, отмахнулся от слов Ваня и отвернулся в сторону, обращая своё внимание на тлеющую сигарету. — Дай сигарету.       — Ты ж бросил, — протянул Андрей, смотря с беспокойством на Ваню.       Ваня на него смотреть вообще не собирался, он принял молча протянутую ему сигарету, подождал, пока Слава подожжёт ей кончик, и очень глубоко затянулся, но, на Славино неподдельное удивление, не закашлялся.       — Бросал я из-за матери и из-за тёлки, и пошли они сейчас все нахер. Слав, ты там пиво предлагал? У меня с финансами не особо, баночкой угостишь? Я тебе потом отдам.       — Могу и двумя, из-за меня ж ругаться начали. Мне мама даёт карманные, — пожал тот плечами.       — Согласен на две, — подхватил жадно Ваня. — И да, начали из-за тебя! Вот какого хера ты куришь, а, Слав?       — Может, это его личное дело? — поинтересовался Андрей.       — Ой, да завали ебало, — поморщился Ваня, даже не взглянув в его сторону. — Я серьёзно спрашиваю. Человек начинает разрушать собственный организм и идти по пути сопротивления, когда его что-то не устраивает. Ты прекрасно общаешься с матерью, она, по твоим словам, просто ангельский человек. Понимающий, добрый и бла-бла-бла. Отец, как ты говорил, неплохим мужиком у тебя был, сдох только рано. От чего там? Бухой был?       — Отец пил, — неохотно подтвердил Слава, нахмурившись. В голову опять полезли воспоминания со стойким запахом водки и смешанного с блевотой вина, крики родных людей друг на друга — самое, наверное, болезненное для него, — осколки рюмки на полу, заплывшее морщинистое лицо отца с такими добрыми глазами, из-за них аж сердце разрывалось и на глаза наворачивались слёзы. Слава ни разу не плакал из-за ссор родителей, вообще он плакал только когда узнал о смерти отца, а до этого только в возрасте лет семи по какой-то ерунде. И теперь на его лице отразилась лишь грузь и рябь, скрывающая в себе боль с разочарованием и лёгким отвращением. Воспоминания продолжали делать больно, и он не знал, как с этим бороться.       — Из-за этого ты что ли курить начал? Он бил тебя?       Слава вздохнул и покачал головой.       — Ты правда не туда лезешь, Вань, — сказал он, попытавшись вложить в свои одновременно и мягкость, и холодность. Получилось не особо, как ему самому показалось, поэтому он всё же добавил: — Отец был хорошим человеком, он никогда не поднимал руку ни на меня, ни на мать. Но видеть, как близкий тебе человек спивается, очень больно.       — То есть всё же из-за этого, — кивнул Ваня.       Слава прикусил нижнюю губу в раздумьях, а через время всё же кивнул.       — Я хотел сбежать от домашних проблем. Родители ссорились, отец пил, в доме стоял неприятный запах. Я чувствовал, как разваливалась семья и не мог с этим ничего сделать. Вот и стал курить. Потом умер отец, я ещё больше в разнос пошёл. А теперь скорее привычка.       — Видишь, Андрей, — обратился с ёрнической интонацией Ваня, повернув наконец к тому голову, — а ты говоришь, что все сейчас курят, чтобы крутыми быть, взрослыми. А у всех просто свои проблемы. У тебя их нет, вот ты и нудишь постоянно.       — Проблемы есть у всех, если их нет сейчас, значит они либо недавно закончились, либо скоро начнутся, — глубокомысленно изрёк Андрей.       Ваня закатил глаза.       — Заебал ты, философ, — сказал он и вдруг остановился посреди дороги, выдохнул блаженно. — Хорошо всё-таки после сигареты. Легче становится. Дай ещё одну.       — Это в голове, — наставительно изрёк Андрей, но Ваня от него лишь отмахнулся, как от назойливой мухи, и принял у Славы вторую сигарету. — Не подсаживайся на это вновь. Это деньги на ветер. Лучше эти деньги на репетитора потратить. Поступишь в приличное место, выучишься на…       — На-а-а? — протянул сардонически Ваня. — Давай, договаривай, на кого мне там надо поступать. Тебе же лучше знать, да, что мне делать надо?       — Да похер на кого, отучишься, работу найдёшь, и будут у тебя деньги, на что бухать и курить, — договорил Андрей, найдя, по его мнению, достойный аргумент.       Слава хмыкнул.       — Он тебя подкупить хочет, — сказал, толкая Ваню локтем в бок, Слава и хитро кивая в сторону Андрея.       — Ты вот понимаешь, с кем я дружу? — посетовал Ваня, качая головой. — А он всегда так, — продолжил жаловаться, входя во вкус. — Строит из себя мамочку, когда мне плохо. Отговаривает меня курить и пить, пока сам в школу не приходит почему? А потому что кто-то бухал до самого утра! Но нет, Ванечка, это другое, ты не понимаешь! Лицемерит и не краснеет! А потом — уроки! «Ваня, харэ спать», «Ванёк, а чё домашку не сделал», «Ва-а-а-а-ань, почему так плохо контрольную написал»? А у самого что? Правильно, а у самого тройбаны по всем предметам. И это он будет меня жизни учить?       — Меня родители вытянут, — сказал Андрей осуждающе, как будто недовольный тем, что ему теперь ещё оправдываться надо. — Сам же знаешь, отец даст кому надо на лапу и попаду я в нормальное место. Зачем мне напрягаться? А вот ты так и останешься сидеть на шее у мамы.       — Да я прям завтра на работу устроюсь! — негодующе воскликнул Ваня.       — Да вы уже когда-нибудь помиритесь? — простонал, перебивая следующий ответ Андрея, Слава. — Нет, ну серьёзно, чего вы сегодня как в жопу ужаленные?       Ребята не обиделись. Замолчали только на секунды три.       — Да мы всегда такие, — пожав плечами, ответил Ваня и жестами попросил поджечь ему сигарету.       Слава вздохнул и помог ему огоньком.       — Не замечал это за вами в школе.       — Да то ж школа, — протянул Ваня. — Ты чё, серьёзно будешь с кем-то в школе на повышенных тонах внутряки перетирать? Да пошли они нахер, там сразу столько ушей любопытных появляется. Пойми просто, я его прибить желаю, а он меня. Так и дружим, — флегматично вывел он, даже не посмотрев в сторону Андрея, а тот и возражать не стал. Кивнул согласно и всё на этом. — Куда мы идём-то?       Слава коротко обрисовал свой план, сочиняя его ровно в момент озвучивания, но ребята восприняли его положительно. Они как раз за время перепалки дошли до нужного магазина, встретили в нём кучку одноклассников, гоготнули с этого, купили что надо и пошли дальше.       Особо долго таскать Ваню с Андреем за собой Слава не хотел. Он давно уже выучил местоположение детских площадок и их загруженность в разное время. Пиво пить им приходилось на улице, а чтобы в глаза с этим не бросаться прохожим, решили на одной самой непримечательной площадке и зашухориться. Людей там, как и всегда, не было, только одна владелица шпица прошла мимо, скосив на них глаза, на этом всё.       — Не знал, что здесь есть такое тихое непримечательное местечко, — сказал Андрей, любопытно оглядываясь.       Они уселись на покатую лавочку, окружённую шелухой от семечек, и наконец открыли банки. Ваня пил и курил с таким блаженством, что Слава начинал сомневаться в том, нужно ли ему самому травить собственный организм, ведь подобного кайфа он никогда не получал, но мысль решил не развивать. Всё же Ваня из-за финансов пил и курил не так часто, поэтому каждый раз делал это как в последний, а это сильно влияло на его восприятие.       — Да-к ты ж вообще район не знаешь, — протянул Ваня, а выглядел, как объясняющий в десятый раз семилетнему ребёнку правила перехода через дорогу. — Живёшь здесь пять лет уже как, а толку-то?       — А Слава даже года не живёт!       — Славик гулять любит, — незатейливо отбил Ваня, — если ты не заметил. Он же на все вопросы: «что делал», говорит либо: «уроки», либо «гулял». Вот тебе и досуг у человека. Я без наезда, — добавил для проформы Ваня, обращаясь к Славе. Тот кивнул, давая понять, что слова его не задели. — Много что интересного нагулял? Встретил, может, кого? Девочек там?       — Вот про девочек интересно, — вклинился Андрей.       — А тебя не приглашали, некрасивый ты для девочек, — ощетинился Ваня, впрочем, сделал это почти беззлобно, скорее шутливо.       Слава коротко пересказал места, в которых был, и новых знакомых, включая Марину, Алису и её компанию. На упоминание Алисы Андрей поморщился, и Слава понял по этому жесту, что те были знакомы.       — А чё ты к Маринке не подкатишь? — спросил Андрей. — Она лучше, чем Алиса.       — Это чем те Алиса не угодила? — вскинул брови Ваня, уставившись со скучающим интересом на друга.       — Я пересекался с ней раза два на вписках, — сказал Андрей. Слова прозвучали так, словно это были самые ужасные пересечения, точнее встречи, во всей его жизни. — Это огонь баба. Она вытащит со дна любую тухлятину. В ней энергии паровоз и маленькая тележка.       — Воз и маленькая тележка, — поправил Слава.       — Не нуди, — фыркнул Андрей и был поддержан Ваней. — Но от неё реально башка начинает раскалываться. Она, кажется, перепробовала всё, что только можно. И все хуйцы разных размерчиков. Шлюха обыкновенная, не люблю таких.       — Все бабы шлюхи, все мужики козлы, — пожал плечами Ваня.       — Да классная Алиса, — возмутился Слава. — Она реально энергией заряжает, так и хочется… не знаю, эксперементировать. Жизнь менять. Да и в целом жить.       — Не влюбись в неё, — предрёк Андрей. — Гиблое это дело. Такие девочки как она быстро уходят. Они играют с чувствами, а не отдаются им.       — Ооо, опять великий философ заговорил, — хихикнул Ваня. — Андрей Андреевич, в Вас проснулся романтик? Ты своим девочкам в любви часто признавался? А на гитаре под окном играл, может?       — Твоё понятие романтики очень однобоко, — изрёк нравоучительно Андрей, выпрямляясь. — Смотри, романтика, это не когда цветочки и поцелуйчики у подъезда. Это когда ты ей плов готовишь…       Ваня не сдержался и расхохотался, проливая немного пива на землю. Слава, глядя на него, просто не мог не улыбнуться.       — Не, ты слышал? — пытаясь отдышаться, сказал Ваня, пихаяя Славу локтем. — Плов готовишь! Господи, я уссусь сейчас! А потом чё? Крадёшь её перед собственной свадьбой? Такой ты романтик, конечно.       — Ну а если серьёзно, то от вкусной еды любая баба будет твоя, — всё же изрёк Андрей, решив проигнорировать Ванины выпады в свою сторону. — Это пиздят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Путь к любому человеку лежит через желудок!       Ваня, казалось бы, отсмеялся, но от такого резкого и очень откровенного высказывания захохотал вновь. Его пробило на смех и уже ничего не могло остановить.       — Насколько я знаю из биологии, желудок и сердце не соприкасаются, — подумав, сказал Слава. — Да и не думаю, что у каждого человека есть еда, за которую он сердце готов отдать.       — Вот угостит тебя девушка чем-нибудь таким, что сразу мои слова вспомнишь, — важно сказал Андрей и цокнул, не выдержав продолжающего содрогаться в смехе Ваню. — Вот ну и чего ты ржёшь? Ты ему точно сигареты давал? Его как-то не по-детски вштырило.       — Как вштырило, так и расштырит! — выкрикнул Ваня и засмеялся пуще прежнего.       Славе нравилось, как они сидели, какой лёгкой была атмосфера и как обыденно было переговариваться с ребятами, хотя по большей части он и молчал. Было в нём такое — не любил он встревать в чужой разговор, да и не знал, что сказать. Ваня с Андреем, как он знал, пять лет уже друзьями были, а это срок длинный, много чего вместе прошли, вот и переругивались между собой спокойно, прекрасно зная, что всё это несерьёзно и дружбы их не повредит. Сам Слава таких друзей ни разу не встречал. Может быть, в Хабаровске, но то было давно. Очень давно.       В какой-то момент, когда закончилось всё пиво, а Ваня без зазрения совести украл у Славы ещё одну сигарету, написала Марина с предложением прогуляться. Слава не горел желанием покидать компанию ребят, но и девушку обижать не хотел, поэтому придумал всё совместить. Марина от возможности познакомиться с его друзьями отказываться не стала, даже написала, что будет очень этому рада, а вот ребятам Слава про неё не сказал.       Потому для них было сюрпризом, когда на Славу со спины накинулась какая-то девушка, а спереди огромная собака. Ваня аж подпрыгнул на лавке от неожиданности.       — Привет, Марин, — улыбнулся Слава, обнимая девушку в ответ. — И тебе, Марс, — сказал он, параллельно поглаживая пса по голове.       — Долго вы здесь сидите? Божечки, от тебя пивом пахнет. Вы пили что ли? — начала щебетать Марина. Это было так привычно, что Слава расплылся в широкой улыбке и только бесхитростно кивнул. — Балбесина ты, Слав. Как так можно, средь бела дня? На детской площадке!       — Да мы немного, женщина, чего ты начинаешь, — Ваня будто бы обиделся и сделал своим долгом ощериться на её обвинения.       Андрей же, наоборот, весь расцвёл, прихорошился, выпрямился и как можно виноватее произнёс:       — Не слушай этого идиота. День просто сложный был, у Вани горе случилось, нужно было друга поддержать.       — А какое горе? — смягчилась Марина.       Слава и Ваня в ожидании подняли брови — им было очень интересно узнать, какое же горе привело их сюда. Андрей не растерялся, он сказал:       — Ужаснейшее. У него случился ПМС.       Слава прыснул со смеху первый, а за ним расслабленно заулыбалась Марина, к тому же Андрей выглядел таким очаровательно серьёзным, что сохранять невозмутимое лицо или злиться на него не получалось. Хотя у Вани получилось, он пихнул друга ногой по голени и демонстративно отвернулся, сложив на груди руки.       — Я ж говорю, — печально вздохнул Андрей, показывая в Ванину сторону. — Вот ну и что нам с ним делать оставалось?       — Какие ж вы дурачки, — кротко сказала Марина, в её глазах переливалось облегчение и в какой-то степени радость.       Слава подивился, как Андрей смог так легко улыбнуть Марину, даже не познакомившись с ней. Видимо, то было его природное обаяние, которое у самого Славы, по его скромному мнению, отсутствовало.       Они решили прогуляться до ближайшего парка. Впереди всех шла Марина, увлечённо рассказывающая о прошедшем дне. Слава её не слушал, только наслаждался её живыми эмоциями и красивым голосом, а вот Андрей, казалось, ловил каждое слово, постоянно участливо кивал и подкидывал столько вопросов, что Марина терялась, но быстро приходила в себя с ещё пущей увлечённостью продолжала свой рассказ. Слава не понимал, была ли это обыкновенная любезность со стороны Андрея, чтобы склеить его подругу, или ему действительно всё это было интересно, но останавливать того не стал. Всё же, а счастье девушки было его приоритетом, а когда Марина находила послушного слушателя, она была самой счастливой женщиной на свете.       Ваня только не был рад ни компанией Марины, ни прогулкой по парку. Он недовольно морщился на некоторые эмоциональные реплики девушки, шёл позади всех, горбясь, пропадал часто в телефоне и бормотал себе под нос: «лучше б дома в комп играл».       — Блин, Слав, я ж тебя так и не спросила! — воскликнула вдруг Марина, останавливаясь и поворачивая к нему. — Как ты вчера с Алисой погулял? Нормально? Она тебя ни в какие места плохие не водила? С Окси этим познакомила?       — С Окси? — хмыкнул Ваня. — Баба какая-то?       — Не выражайся, — цокнул на него Андрей.       Ваня насупился и отвернулся от него.       — Окси — это райтер местный, — сказал Слава, но быстро исправился, увидев непонимание на лицах ребят. — Чел, который граффити на стенах рисует. Да, я с ним познакомился. Прикольный чел, хоть и скрытный. И в «плохие места» меня не водили. Алиса город просто показывала.       — Не нравится мне, что ты с ней гуляешь, — сказала Марина таким разочарованно грустным голосом, что Слава почувствовал себя некомфортно, а Андрей её неожиданно поддержал:       — Да, она ему плохая компания. Испортит ведь. Он и так курит, а вдруг подсядет на что покрепче.       Марина закивала, соглашаясь с этими словами, а глаза стали не только жалостливыми, но теперь и испуганными, словно она уже напредставляла себе Славу в притоне с обколотыми руками.       Ваня закатил глаза, но встревать в разговор не стал.       — Не подсяду я ни на чего.       Защита себя провалилась, когда Андрей сказал:       — Так все сначала говорят. Вот вчера она ничего запрещённого не принимала?       Слава прикусил язык, помедлив с ответом, и Марина с Андреем тут же восприняли это как положительный ответ. Они обеспокоенно переглянулись между собой, пока Ваня только брови вверх поднял, ожидая продолжения.       — И тебя угощала? — спросил, прищурившись, Андрей.       — Я не взял! — резко ответил Слава, чувствуя себя задетым, будто бы ему полезли туда, куда он никого не хотел пускать. Ему неожиданно остро понадобилась защита от окружающего мира, а желание гулять и разговаривать пропали, словно их и не было.       — Сейчас не взял, во второй раз не возьмёшь, а в третий подумаешь: «а чего такого», — продолжал наседать Андрей, пока Марина кивала и внемлила каждому его слову.       — А, действительно, чего такого? — ощерился Слава. — Если я чего-то захочу принять, вас это ебать не должно.       — Даже до второго раза не дошло, — покачал головой Андрей. — Уже на всё согласен.       — Зря я его познакомила с Алисой, — вздохнула Марина, по её внешнему виду по правде казалось, что она сожалеет о совершённом всей душой.       Слава не понимал, из-за чего такой шум, почему к нему пристали с этой грёбаной запрещёнкой, да и вообще он бесился, что о нём так пеклись. Дома это делала мать, теперь к ней подключились ещё два человека, относительно близких человека. Это пугало, удручало и совсем не нравилось Славе, он оглядел их обоих предостерегающим взглядом и не знал бы, что сказал бы или сделал, но ситуацию спас Ваня.       — Славик не пятилетний ребёнок, а вас реально не ебёт, будет он чё принимать или нет. Его жизнь, отъебитесь и курлыкайте между собой дальше. И вообще, я домой.       Слава благодарно посмотрел на Ваню и, пока тот прощался, проверил телефон. Ему пришло сообщение от Алисы с предложением прогуляться.       — Я тоже пойду, — сказал Слава, не отрывая взгляда от экрана.       — Куда? — встревоженно воскликнула Марина.       — Алиса пригласила, — просто ответил Слава, прекрасно зная, как это выглядело в свете их недавнего разговора.       Марина с Андреем явно были недовольны, но промолчали, а Ваня ухмыльнулся.       Как оказалось, Ване со Славой идти было в одну сторону, они и пошли вместе. По дороге Ваня отстранённо стал рассказывать про какую-то игру, и на Славино удивление, он поддержал разговор и был ему невероятно рад. Успокоился даже после недавнего инцидента, а Ваня всё продолжал говорить о чём-то отстранённом.       На светофоре, когда им нужно было расходиться, Ваня сказал:       — Хорошо погулять.       И Слава с искренней улыбкой ответил на это:       — Хорошо поиграть.       Они пожали друг другу руки и разошлись. А через двадцать минут Слава уже шёл рядом с Алисой, выслушивая про «одну очень классную вечеринку одного очень классного чела». Он отзвонился матери, что придёт поздно, признал, чтобы избежать лишних расспросов, что идёт на свидание с девушкой, от чего Алиса засияла и запрыгала рядом в диком танце, едва не сбивая с ног прохожих.       Нет, всё же глядя на неё, Слава не мог не улыбаться. Какой бы не была Алиса, а ему с ней нравилось.